Пир князя тьмы
В черном каменном замке,
На стыке границ двух миров
Царит боль,зло в стеклянной банке,
Грязь,кровь и слезы вдов
Пропитаны болью чёрные стены,
В них крики душ, заблудших сюда.
Толпами валят,через мост дубовый
И этот поток не пройдёт никогда
Трон золотой,углем очернённый,
Пес на цепи,зубами скрипит,
А на троне своем восседает
Знаменитый жесткой властитель Тьмы
Он душ человеческих сам не считает,
Говорит на умершем давно языке
И его бормотание: «амелэ герет...
Иссадэ лан..» звучит в диком сне
На пиру восседают его подведомые,
Чахнут от сытости,денег,достатка...
Кожей стулья обили-новые
Сверкает у Князя на пальце печатка
На столах у правителя обычные головы,
Бормочут,смеются, будто не знают,
Что за мгновение,в миг княжеской пробы
Оборвутся мечты,желания...
Князь Тьмы поднимается... Страх.
Голод. Смерть. Ожидания.
Наперсток судьбы в костлявых руках.
И головам,каждой, свои обещания...
Князь Тьмы не борец,он-разрушитель,
Экстерминус мира, жёсткий властитель,
Что под пиром людским зло заложил
И грудь свою пальцами не окрестил...
«Ешьте, кричите,смейтесь,любите,
Пойте,танцуйте,пишите статьи.
Головы, друг с другом дружите,
В миллионах голов утонуть веселей...»
В черном каменном замке,
На стыке границ двух миров
Царит боль,зло в стеклянной банке,
Грязь,кровь и слезы вдов
Пропитаны болью чёрные стены,
В них крики душ, заблудших сюда.
Толпами валят,через мост дубовый
И этот поток не пройдёт никогда
Трон золотой,углем очернённый,
Пес на цепи,зубами скрипит,
А на троне своем восседает
Знаменитый жесткой властитель Тьмы
Он душ человеческих сам не считает,
Говорит на умершем давно языке
И его бормотание: «амелэ герет...
Иссадэ лан..» звучит в диком сне
На пиру восседают его подведомые,
Чахнут от сытости,денег,достатка...
Кожей стулья обили-новые
Сверкает у Князя на пальце печатка
На столах у правителя обычные головы,
Бормочут,смеются, будто не знают,
Что за мгновение,в миг княжеской пробы
Оборвутся мечты,желания...
Князь Тьмы поднимается... Страх.
Голод. Смерть. Ожидания.
Наперсток судьбы в костлявых руках.
И головам,каждой, свои обещания...
Князь Тьмы не борец,он-разрушитель,
Экстерминус мира, жёсткий властитель,
Что под пиром людским зло заложил
И грудь свою пальцами не окрестил...
«Ешьте, кричите,смейтесь,любите,
Пойте,танцуйте,пишите статьи.
Головы, друг с другом дружите,
В миллионах голов утонуть веселей...»
Окна
Среди городских переплетений,
Пыльных улиц,вывесок,заголовков газет,
Среди черных крылатых теней,
В море,где воды нет.
От столбов, до развалин,
Муравейник один за одним.
Напротив «хрущевок» и «сталинок»
Дорога лежит молодым.
И за каждой оконной рамой,
Что запачкана сажей от угля,
Который греет и жжется
В огромной чугунной ванной
Стоит цветок одинокий,
Не колышется и не пахнет
За рамой оконной пустой,
Перебитой пластиком накрест.
На крест этот молятся,
Грехи и пороки отводят.
И все проблемы к «нему» сходятся
Мол: «Ты виноват», повинную вводят
И в каждой такой комнате,
Где крест на окна прибит,
Вянет человек в беспечном омуте
И «культуру» для всех творит
Пусты небольшие комнаты,
Полны смоли своды несущих стен.
Зато ходят по полу роботы
Выдирая остатки вен.
Прогнивают от тиши и грязи ,
Падают вниз этажи,
Летят за ними и пясти,
С надеждой обрести «лучшую жизнь»
Муравейник угас в ожидании,
Что ночь всем покой принесет.
Но... в окнах «хрущевок» и «сталинок»
Тепло и ночью идет...
Среди городских переплетений,
Пыльных улиц,вывесок,заголовков газет,
Среди черных крылатых теней,
В море,где воды нет.
От столбов, до развалин,
Муравейник один за одним.
Напротив «хрущевок» и «сталинок»
Дорога лежит молодым.
И за каждой оконной рамой,
Что запачкана сажей от угля,
Который греет и жжется
В огромной чугунной ванной
Стоит цветок одинокий,
Не колышется и не пахнет
За рамой оконной пустой,
Перебитой пластиком накрест.
На крест этот молятся,
Грехи и пороки отводят.
И все проблемы к «нему» сходятся
Мол: «Ты виноват», повинную вводят
И в каждой такой комнате,
Где крест на окна прибит,
Вянет человек в беспечном омуте
И «культуру» для всех творит
Пусты небольшие комнаты,
Полны смоли своды несущих стен.
Зато ходят по полу роботы
Выдирая остатки вен.
Прогнивают от тиши и грязи ,
Падают вниз этажи,
Летят за ними и пясти,
С надеждой обрести «лучшую жизнь»
Муравейник угас в ожидании,
Что ночь всем покой принесет.
Но... в окнах «хрущевок» и «сталинок»
Тепло и ночью идет...
Путь
А снег все не кончается,
Заполняя даль,
И в свету теряется,
Унося печаль.
Вместе за печалью,
Уйдет и слез поток
Снег, замещаясь пылью
Бьет под потолок
В нем теряют мысли,
Настрой,дела и ум,
Письмена о жизни,
Строки мудрых дум
В нем терялись люди
Каждый за одним,
Все ушли за сутью,
Стоя перед ним.
Снег все шёл и шёл,
Не смотря назад,
В закуток забрёл
Вдали от автострад
И унес с собой
Мысли,грусть печаль,
Суть,суету,людей ,
Заполняя даль.
В путь зовет Харон
И тычем наугад.
Для кого-то друг он,
Для кого-то враг...
А снег все не кончается,
Заполняя даль,
И в свету теряется,
Унося печаль.
Вместе за печалью,
Уйдет и слез поток
Снег, замещаясь пылью
Бьет под потолок
В нем теряют мысли,
Настрой,дела и ум,
Письмена о жизни,
Строки мудрых дум
В нем терялись люди
Каждый за одним,
Все ушли за сутью,
Стоя перед ним.
Снег все шёл и шёл,
Не смотря назад,
В закуток забрёл
Вдали от автострад
И унес с собой
Мысли,грусть печаль,
Суть,суету,людей ,
Заполняя даль.
В путь зовет Харон
И тычем наугад.
Для кого-то друг он,
Для кого-то враг...