В рубрике "Юмор каждый день" сегодня мы презентуем самые актуальные шутки последнего времени. Смотрим, улыбаемся... 😜
И самый актуальный на сегодня анекдот.
- Ну надо же до чего дошли технологии. Раньше это называлось запой, а сейчас САМОИЗОЛЯЦИЯ
- Ну надо же до чего дошли технологии. Раньше это называлось запой, а сейчас САМОИЗОЛЯЦИЯ
Рубрика "Вспомнить все". В ней мы сегодня вспоминаем два материала, посвященные празднику 100-летия Российского цирка.
Forwarded from Катарсис
Вот таблица, которая ясно дает понять, почему вчера в Москве был введен жесткий карантин. По темпам роста зараженных мы вырвались практически в лидеры. Темпы, например, в 4 раза выше итальянских и вдвое выше испанских. Сидите дома, даже если вы не из Москвы. Выбирайте дом, а не болезнь🏠
P.S. Как верно отмечают коллеги, эпидемия во всех странах на разных этапах, и в той же Италии начала торможение. При анализе данных это надо иметь ввиду.
P.S. Как верно отмечают коллеги, эпидемия во всех странах на разных этапах, и в той же Италии начала торможение. При анализе данных это надо иметь ввиду.
Заглянули мы тут в закупки Росгосцирка и обнаружили весьма забавные вещи. В конце прошлой недели руководство цирковой компании отменило закупку на «Оказание услуг по строительному контролю за капитальным ремонтом, осуществляемым Генеральным подрядчиком по объекту: "Капитальный ремонт здания филиала ФКП «Росгосцирк» «Красноярский государственный цирк» и разместило уже заключенный контракт на «Оказание услуг по изготовлению и размещению рекламно-информационных материалов в салонах и на бортах городского пассажирского транспорта для нужд филиала ФКП «Росгосцирк» «Ярославский государственный цирк». И дело здесь, на наш взгляд, не в суммах контрактов. Получается, что на строительный контроль в Красноярске у Шемякина денег нет, а вот на рекламу в Ярославском цирке очень даже есть. Это, извините, что за пир во время чумы? Шемякину денег на самоизоляцию (запой) не хватает? Откуда же взялись 5 миллионов на ремонт для Людмилы Болдарук из Иркутского цирка? И почему для нее деньги есть, а на оплату коммунальных услуг за январь-февраль нет?
Владимир Леонилович, вы думаете, что коронавирус все спишет? Напрасно вы себя тешите этими надеждами. Все вспомнится…
Владимир Леонилович, вы думаете, что коронавирус все спишет? Напрасно вы себя тешите этими надеждами. Все вспомнится…
И специально для Владимира Леонидовича в нашей рубрике "Юмор каждый день" передаем замечательную, очень актуальную сегодня песню...
https://youtu.be/MDE1DEFKS1s
https://youtu.be/MDE1DEFKS1s
YouTube
Мы все участники регаты-Остров сокровищ
На сайте http://pesnifilm.ru/ песни из отечественных кинофильмов и мультфильмов
А чтобы Владимир Леонидович не сомневался, в рубрике "Вспомнить все" мы публикуем очередную порцию статей о Росгосцирке.
А в Литературной страничке мы вспоминаем гениального артиста цирка, Клоуна с осенью в сердце Леонида Енгибарова. Какие бы слова в его адрес не придумывать, лучше, чем еще один гений Владимир Высоцкий о нем сказал, не скажешь.
ЕНГИБАРОВУ - ОТ ЗРИТЕЛЕЙ
Шут был вор: он воровал минуты —
Грустные минуты, тут и там, —
Грим, парик, другие атрибуты
Этот шут дарил другим шутам.
В светлом цирке между номерами
Незаметно, тихо, налегке
Появлялся клоун между нами
Иногда в дурацком колпаке.
Зритель наш шутами избалован —
Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
И кричит: “Да разве это клоун!
Если клоун — должен быть смешной!”
Вот и мы... Пока мы вслух ворчали:
“Вышел на арену, так смеши!” —
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души.
Мы опять в сомненье — век двадцатый:
Цирк у нас, конечно, мировой, —
Клоун, правда, слишком мрачноватый —
Невеселый клоун, не живой.
Ну а он, как будто в воду канув,
Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых в пиджаки.
Мы потом смеялись обалдело,
Хлопали, ладони раздробя.
Он смешного ничего не делал —
Горе наше брал он на себя.
Только — балагуря, тараторя, —
Все грустнее становился мим:
Потому что груз чужого горя
По привычке он считал своим.
Тяжелы печали, ощутимы —
Шут сгибался в световом кольце, —
Делались все горше пантомимы,
И морщины глубже на лице.
Но тревоги наши и невзгоды
Он горстями выгребал из нас —
Будто обезболивал нам роды, —
А себе - защиты не припас.
Мы теперь без боли хохотали,
Весело по нашим временам:
Ах, как нас прекрасно обокрали —
Взяли то, что так мешало нам!
Время! И, разбив себе колени,
Уходил он, думая свое.
Рыжий воцарился на арене,
Да и за пределами ее.
Злое наше вынес добрый гений
За кулисы — вот нам и смешно.
Вдруг — весь рой украденных мгновений
В нем сосредоточился в одно.
В сотнях тысяч ламп погасли свечи.
Барабана дробь — и тишина...
Слишком много он взвалил на плечи
Нашего — и сломана спина.
Зрители — и люди между ними —
Думали: вот пьяница упал...
Шут в своей последней пантомиме
Заигрался — и переиграл.
Он застыл — не где-то, не за морем —
Возле нас, как бы прилег, устав, —
Первый клоун захлебнулся горем,
Просто сил своих не рассчитав.
Я шагал вперед неукротимо,
Но успев склониться перед ним.
Этот трюк — уже не пантомима:
Смерть была — царица пантомим!
Этот вор, с коленей срезав путы,
По ночам не угонял коней.
Умер шут. Он воровал минуты —
Грустные минуты у людей.
Многие из нас бахвальства ради
Не давались: проживем и так!
Шут тогда подкрадывался сзади
Тихо и бесшумно — на руках...
Сгинул, канул он — как ветер сдунул!
Или это шутка чудака?..
Только я колпак ему — придумал, —
Этот клоун был без колпака.
Шут был вор: он воровал минуты —
Грустные минуты, тут и там, —
Грим, парик, другие атрибуты
Этот шут дарил другим шутам.
В светлом цирке между номерами
Незаметно, тихо, налегке
Появлялся клоун между нами
Иногда в дурацком колпаке.
Зритель наш шутами избалован —
Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
И кричит: “Да разве это клоун!
Если клоун — должен быть смешной!”
Вот и мы... Пока мы вслух ворчали:
“Вышел на арену, так смеши!” —
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души.
Мы опять в сомненье — век двадцатый:
Цирк у нас, конечно, мировой, —
Клоун, правда, слишком мрачноватый —
Невеселый клоун, не живой.
Ну а он, как будто в воду канув,
Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых в пиджаки.
Мы потом смеялись обалдело,
Хлопали, ладони раздробя.
Он смешного ничего не делал —
Горе наше брал он на себя.
Только — балагуря, тараторя, —
Все грустнее становился мим:
Потому что груз чужого горя
По привычке он считал своим.
Тяжелы печали, ощутимы —
Шут сгибался в световом кольце, —
Делались все горше пантомимы,
И морщины глубже на лице.
Но тревоги наши и невзгоды
Он горстями выгребал из нас —
Будто обезболивал нам роды, —
А себе - защиты не припас.
Мы теперь без боли хохотали,
Весело по нашим временам:
Ах, как нас прекрасно обокрали —
Взяли то, что так мешало нам!
Время! И, разбив себе колени,
Уходил он, думая свое.
Рыжий воцарился на арене,
Да и за пределами ее.
Злое наше вынес добрый гений
За кулисы — вот нам и смешно.
Вдруг — весь рой украденных мгновений
В нем сосредоточился в одно.
В сотнях тысяч ламп погасли свечи.
Барабана дробь — и тишина...
Слишком много он взвалил на плечи
Нашего — и сломана спина.
Зрители — и люди между ними —
Думали: вот пьяница упал...
Шут в своей последней пантомиме
Заигрался — и переиграл.
Он застыл — не где-то, не за морем —
Возле нас, как бы прилег, устав, —
Первый клоун захлебнулся горем,
Просто сил своих не рассчитав.
Я шагал вперед неукротимо,
Но успев склониться перед ним.
Этот трюк — уже не пантомима:
Смерть была — царица пантомим!
Этот вор, с коленей срезав путы,
По ночам не угонял коней.
Умер шут. Он воровал минуты —
Грустные минуты у людей.
Многие из нас бахвальства ради
Не давались: проживем и так!
Шут тогда подкрадывался сзади
Тихо и бесшумно — на руках...
Сгинул, канул он — как ветер сдунул!
Или это шутка чудака?..
Только я колпак ему — придумал, —
Этот клоун был без колпака.