Легкий декабрьский пост-анонс 💃

Весной я отучилась на курсе консультирования взрослых с СДВГ у Жени Дашковой в Чистых когнициях. Той же весной сходила к психиатру и получила бумажку, на которой написано, что с большой долей вероятности у меня СДВГ смешанного типа (со смещением по невнимательному типу).

Потом — писала магистерскую диссертацию и пыталась использовать все прихваты, которые я за последние годы обнаружила (методом проб, ошибок и перепотребления контента о жизни с СДВГ). Дописала. А потом очень долго откладывала этот пост, потому что ✨ причины✨

В общем, теперь я веду не только обычные коуч-сессии (как выбирать, планировать и сделывать всякие штуки в своей жизни), но и консультации с фокусом на специфику жизни с СДВ (как выбирать и сделывать всякие штуки в своей жизни, если дофамина нет, а исполнительная функция покинула чат). И это оказалось дико интересно делать.

Мне вообще кажется, что в разговоре о мотивациях, ценностях, преградах, убеждениях и, шире — любых разговорах о себе и о том, как себя готовить для удовлетворяющей жизни, важно помнить, что эти «я» могут быть по-разному устроены. И что порой понять, что именно с тобой происходит и почему (или быть с собой в этом честным) — чуть ли не важнее, чем впрягаться в работу с целеполаганием и изменениями любого толка.

Иными словами, если у вас есть проблемы с фокусом, вниманием, временем, концентрацией, всякие подозрения про себя или прямо-таки справка с СДВ-диагнозом, и есть запрос на то, чтобы с этим поработать — это можно сделать со мной. Обсудим, что конкретно прямо сейчас сильнее всего мешает жить и в каких сферах жизни наблюдаются самые сильные «провалы», подберем навыки, которые могут помочь, и попробуем внедрять их в жизнь. Внимание и маленькие шаги порой делают нереальные вещи (например, диссертации по политической философии. До сих пор в шоке). Можно приходить на обычные консультации, а можно попробовать вписаться в (экспериментальный для меня) формат из пяти встреч, где мы будем подбирать и внедрять навыки конкретно под ваш кейс. Обо всем этом есть рассказ по ссылке, а писать — в личку @humanaviator.

Без мема куда? Никуда.

how it started: ни одного даже горшочного растения
how it is going: в 2024 году буду выращивать помидоры в своей теплице

Планирую написать десять тысяч знаков о том, как у меня в ЧЕТВЕРТЫЙ раз не получается вырастить базилик (советы от всех: да просто семена в землю бросаешь и базилик растет сам, в чем проблема).

Напишите и вы что-нибудь.

Люк Дженкинс, оказывается, пишет продолжение Killing Eve. В своей колонке он довольно подробно описывает, почему — потому что фанаты остались дико разочарованы концовкой сериала (где в рамках тропа Bury Your Gays Вилланель умирает идиотской, сюжетно никак неоправданной и попросту бессмысленной смертью). В оригинале книжки заканчивались тем, что Ева и Вилланель прячутся ото всех в Санкт-Петербурге (судьба, возможно, не слишком завидная, но более, так сказать, предпочтительная).

Но еще он там пишет про два интересных, на мой взгляд, процесса, которые происходят в сфере творческого производства в широком смысле — не только литературы.

Во-первых, он описывает долгий путь от задумки (написать еще одну книжку по вселенной, чтобы минимизировать эмоциональный урон от концовки сериала и порадовать фанатов) до, собственно, её конечной цели: сначала закрыть свои прошлые проекты; переехать; переболеть ковидом, потерять память (what); написать; найти издательство, продать книгу; подождать год до твердой обложки, которую не будут читать, и восемнадцать месяцев — до мягкой, которую наконец прочитают. Он этого не пишет, но мысль его понятна: да всем уже будет пофиг, момент будет упущен, эмоциональная потребность аудитории есть сейчас. Но со временем она спадет, и у людей будет новый контент, по которому они будут страдать. Традиционные темпы производства контента внутри одной вселенной уже слишком медленные — людям нужно вот прямо сейчас. Хорошо это или нет — вопрос другой; но так есть.

Во-вторых, он очень четко понимает, что сама творческая реальность изменилась, и что публиковать книжку бесплатно, на открытой платформе, где люди могут обсуждать и комментировать каждую главу, куда более релевантно этой изменившейся реальности. Фанаты, читатели и зрители — такие же участники процесса создания мира; и единолично автор уже никогда не удержит в своих руках власть над своим творением — а не можешь, как известно, победить — возглавь.

«Один из уроков, который преподал мне более широкий проект "Убивая Еву", заключается в том, насколько сильно изменились отношения между писателем и читателем (или зрителем) за последнее десятилетие. Создавать запоминающихся персонажей сегодня — значит предлагать совместное участие, потому что рост власти фанатов — фан-фиков, фан-арта, мнений в социальных сетях — гарантирует, что эти персонажи проживут множество жизней в разных измерениях».

И это, как мне кажется, верная интуиция, и она дает много свободы — авторам и читателям, зрителям, фанатам, вселенным в целом. Никакой «конец» не является финальным, никакая интерпретация — единственно верной. И в этом смысле платформы — площадки и форматы для публикации и потребления контента, будь то книги или сериалы, издательства и стриминг-платформы, киностудии и кинотеатры, все-все-все, — сейчас, похоже, начинают отставать со своими коммерческими политиками и длинными циклами продакшена. Люк Дженкинс идет даже не на Амазон, а на Substack. Это будет не мега-событие, а фанатский сабантуйчик. Да, ностальгия по «старому интернету», но еще — вполне современный тренд на локальные, нишевые пространства без ока больших корпораций и кучи требований, которые никому не хочется соблюдать.

Вот кстати щас обсуждают, что на прямых линиях и выступлениях звучит пацанская дворовая риторика (знаменитое "если драка неизбежна..." и т.д.) и Россия типа страна-гопник, ну так государства между собой примерно так и взаимодействует. Кто сильнее, тот и прав. У кого ресурсов больше, тот и отжимает деньги/артефакты/людей/технологии, забивает стрелки, решает кого надо наказывать, а кого нет. Международное право не менее лицемерно чем пацанские понятия лол

Не думала, что однажды моя жизнь превратится в сидение в гугл-картинках по запросу realism in international relations meme, но вот она я, и вот мем, который я выбрала (их было Очень. Много).

Прочитала «Протагониста» Аси Володиной. Большая радость для меня, потому что в последнее время с художественной литературой у меня Не Очень — читаю знакомых (знакомые уже издают книжки, dear god), или любимых, или чисто поорать. Но тут я решила: раз я пишу книгу (а я пишу), нужно погружаться в художественный вайб (а это помогает писать).

Сюжет университетский: студент лучшего вуза страны (некоей Академии) выходит из окна. Девять глав — девять историй от лица его родственников, преподов, сокурсников, соседей по общаге. У каждого болит свое, и каждый вроде имел отношение к смерти студента — а вроде как и…не особо?

Понравился закос под Фолкнера (полифонический рассказ разными голосами из своего угла в истории Другого, который так и остается упрятан под толщей поглощенности людьми собой). Цепанули студенческие воспоминания (в десятых молились на Вышку, дрочили на рейтинг, выходили из окна из-за сессий — ну и что? ну и ради чего?). Не вызвали желания кринжануть бандитские истории мрачнявых девяностых. Почти сразу стало понятно, что это — ложный детектив, и душу из напряжения никто не отпустит, удовлетворительного ответа не будет. Последний пункт — интересный.

Жанровая литература (которая держит читателя в первую очередь крепким, плотным сюжетом и обещанием того, что в конце все сойдется) в современном литпроцессе считается массовым, низковатым жанром. А вот эмоциональная трушность, психологическая глубина, сложность бессмертной человеческой души и прочая травмированность и богооставленность — признак литературы более возвышенной и сложной, «заставляющей задуматься» (ну а ты попробуй вовлекись в книжку без сюжета, тут работа некоторая нужна).

В итоге, как мне кажется, произошло ненужное разделение, которое само себя воспроизводит: вот тут у нас книги с сюжетом, вот тут — про сложное и задумчивое, смотрите не перепутайте.

В «Протагонисте» сюжет вроде есть, точнее — есть все основные составляющие. Видит бог, эта книга даже называется так, как будто вот она история, вот он, протагонист…но он выходит из окна на первой странице. Дальше — интеллектуальная задумка: девять масок (в греческих трагедиях три актера на сцене играли всех персонажей, меняя маски. Плюс ковидная масочная тема), девять историй, девять разных Я; каждое Я — протагонист своей истории, но, погружаясь в неё, они не видят, что толкают к краю подоконника другого человека. Но работает ли эта интеллектуальная идея на литературном уровне? Вот тут — не уверена.

И я думаю, что честный детективный сюжет эту проблему бы решил. В детективах жертва редко бывает главным героем: сама авторка в интервью говорит, что её беспокоит, когда читатели считают протагонистом истории самоубившегося студента (а они и правда считают), который существует только как повод или второстепенный персонаж историй других людей, тот, об кого они чувствуют штуки, но который не чувствует и делает ничего сам. Истории других людей — внешнее объяснение, но не эмоциональная правда студента: её мы так и не узнаем. История «Протагониста» начинается во мраке и во мраке заканчивается, разменявшись с читателем намеками и идеей, что нет никаких нормальных людей и семей, надо держаться и постараться научиться вывозить.

Детективный сюжет предполагает другое движение: прояснение тьмы, его финальный аккорд — раскрытие всех карт, действительное упорядочивание мира, ответ на вопрос «почему». Автор с самого начала должен знать ответ на этот вопрос, чтобы все детали истории работали на главное «почему». И у меня есть ощущение, что в «Протагонисте» этого нет: никто на самом деле не знает, чего такое студент удумал, и человек, который его создал, в том числе. Вдвойне обидно: ладно, близкие забросили студента, но автор, автор-то чего? Казалось бы, единственный человек, заинтересованный в том, чтобы жертва получила resolution — но этого не происходит. Нужно просто пожалеть студента и подумать о тщетности человеческой близости. А вот настолько общая мораль — уже, как мне кажется, для книжки проблема.

Короче, давайте не забрасывать сюжет (это я и себе в том числе говорю).

(1/2) Я тут посмотрела спин-офф величайшего сериала Orphan Black — Orphan Black: Echoes. Как и оригинальный Orphan Black, этот сериал — про женщин, клонов и борьбу со злодейскими корпорациями за право на собственную биологию. Сериал — не очень (плохой райтинг; персонажи болтаются в воздухе; отвратительный грим; будущее не такое уж и будущее; много странных решений; etc). Но есть там одна вещь, из-за которой он запал мне в сердечко, и это, конечно, лесбийская драма. Я проспойлерю весь сериал к чертям, так и знайте.

Но сначала я все-таки поною. Оригинальный OB в первой серии задал высочайшую планку. У пилота невероятный сценарий: мощный, сложный замут, который они умудрились развернуть быстро и ритмично, вообще ни волоска не торчало. Первая же сцена — измученная Бет Чайлдс выходит на железнодорожную платформу, делает шаг перед мчащимся поездом, и последнее, что она видит в своей жизни — свое собственное лицо, то самое лицо, которое довело её до этого шага, очередного клона. Chills, literal chills. Они поддерживали этот темп два сезона — дальше сценарий стал расползаться, но навык наносить удары поддых у создателей никуда не делся. Этот сериал держит тебя на краешке дивана.

Спин-офф не держит тебя на краешке дивана. Он с трудом держит тебя на диване вообще — то и дело кажется, что пока герои что-то там решают не очень интересное, можно отскочить помыть посуду.

Вторая сильная вещь в оригинальном OB — персонажи. Это персонажная драма, чье величие определяется не только сценарием, но и тем, что большинство персонажей играет одна актриса, и она умудряется с с самой собой иметь чертову ХИМИЮ. Она делает это настолько убедительно, что порой ты забываешь, что на экране один и тот же человек. Это работает на мета-уровне: в сериале о том, что биология тебя не определяет, мы буквально учимся думать, что все люди — разные, и даже то, что они биологически идентичны, еще ничего не значит. В спин-оффе обратная идея: одного и того же человека играют разные люди (в разных возрастах). Нам предлагается обратный ход: могут ли разные люди, с разным опытом и памятью, но биологически идентичные, считаться одним и тем же человеком?

(2/2) И тут к нам подкатывает лесбийская драма. Сюжет спин-оффа закручивается вокруг взрослой Киры Мэннинг — дочери главной героини OB Сары, дочери клона, чудо-ребенка, который должен был быть биологически невозможен. Сначала мы узнаем, что она зачем-то «напечатала» людей — Кира Мэннинг, дочь клона, после всего, что было с ней и её семьей, делает клонов? Безумие. Постепенно мы понимаем, что это её сомнительный способ справиться с утратой жены — более молодые версии «не сработали», а вот более «старая» (но, значит, обреченная скоро умереть от той же болезни, что «оригинал») — да. И в этот момент мы понимаем: ну ничего себе, Кира Мэннинг живет с клоном своей мертвой жены. Deep shit.

Пятая серия в сезоне — флэшбек в юность Киры, её знакомство с Элеанор (эту версию Элеанор играет Кристен Риттер) и, знаете, вот-это-от-все: университеты, исследовательские проекты, переглядывания в лифтах, флирт с профессоркой, а потом хоп — и вы двадцать лет женаты и отправляете сына в колледж. Это отличная серия, и Кира из флэшбека выглядит куда более похожей на ту Киру, которой девочка из оригинального сериала могла бы стать: мрачноватый, немного социально и эмоционально ушибленный дайк со всякими странностями. Но вне флэшбека мы получаем совсем другую Киру: женственную, невротичную, избегающую ответственности, во всем виноватую и совершенно, трагически серьезную. Она очень боится потерять людей, но при этом не может достичь с ними истинной близости, воротит какую-то мало убедительную чушь и потом долго, мучительно все это разгребает ценой невероятных усилий. Показательно и то, что у неё нет хороших отношений с матерью — человеком, который столько раз её бросал или затаскивал в дикие дебри пиздеца, но которого мы-то, зрители, знаем совсем с другой стороны, как протагониста, героя, человека, который рискует всем.

Это звучит как плохая персонажная работа — но еще это звучит подозрительно похоже на простого человека с расшатанной психикой и ветвистым моральным стержнем. Должна ли Кира была быть странненькой, упорной, деятельной и четко различающей добро и зло? Наверное. Но реально ли обстоятельства её жизни способствовали формированию здоровой кукушечки? Сильно не уверена. И это тоже интересно, конечно: люди далеко не всегда получаются такими, как мы ожидаем. Прошлое не определяет будущее.

В результате именно центральная драма-то мне и показалась убедительной: вот это медленное расползание людей из-за недоговоренностей и страха (ну да, одна женщина напечатала другую в принтере, ДЕТАЛИ), странная измена просто ради того, чтобы развести партнера на эмоции, эгоистичная тру лав сквозь смерть и этику, согнем правила реальности ради женщины, невротизм…что-то в этом есть такое сермяжное, неприятное, возможно, но что уж тут. Я, конечно, необъективна, но гетеро-роман это бы не продал (честно говоря, в этом сериале единственный гетеро-роман не продал бы за бесплатно бутылку воды умирающему в пустыне, такая это шляпа). Все остальное в этом сериале — not so much.

(Ну и да, совершенно понятно, что тетушка Косима — какая научная этика, мне тут женщину очаровывать надо, — любимая тетушка Киры Мэннинг. Наша тоже).

Ладно, Orphan Black это слегка любовь до гроба, что я могу поделать. Они могут палку вместо сериала выпустить и я все равно найду там, за что зацепиться.

«Обратимся за тем же к Аристотелю. Он пишет: "...достойный малого благоразумен, но не величав, ведь величавость состоит в величии...", а величавый — это тот, "кто считает себя достойным великого, будучи этого достойным". Но осознание своей соизмеримости великому ведет к тому, что величавый "ничего не признает великим". Ему мало что важно, и он предпочитает владеть прекрасными и невыгодными вещами, будучи самодостаточным, ведь праздность не нуждается в выгодном и полезном, но тяготеет к прекрасному. Даже честь — величайшее из внешних благ — не воспринимается величавым как нечто величайшее». (О.П. Зубец, Праздность и лень, Этическая мысль | Ethical Thought: № 3 (2002)).

Так-то вот! Не лень, а vita contemplativa (единственная форма истинной свободы по Аристотелю — свобода ничего не делать, не приносить пользы, никак не зависеть от внешнего мира, и особенно никак от него не зависеть в определении собственной ценности). Я — не есть нечто внешнее, чем нужно «правильно распорядиться», чем нужно нанести пользу, чье время нужно правильно заполнить. Свободный человек стремится в первую очередь к покою души, подлинному умиротворению, отсутствию тщеславия и тяги к любой форме власти.

Короче, мы или мы?