Ночи деревенские, ночи чарующие и страшные 

Бабушка моя, Царствие ей Небесное, с самого детства без одной ноги и одного глаза жила: глазик в младенчестве какая-то болезнь поразила. А когда ей было лет девять, пошла она на лыжах в лес кататься, разогналась и на скорости на корявый пень налетела, нога была страшно ударена, пошла гангрена, и ножку бабушкину ампутировали. И вот, такая молодая росла и расцветала она на одной ножке. И полюбил её один парень городской, поженились, родили восьмерых детей. 
Жили все вместе в доме моей прабабушки - матери бабушки. Поначалу даже электричества в селе не было, зажигали керосиновые лампы. И вот взялись власти Советские активно село благоустраивать: электричество провели, решили там участок Западно-Сибирской железной дороги провести. И как раз по тому месту, где дом прабабушкин стоял. Дом снесли, а семью переселили в дом, построенный на месте (или на краю) старинного кладбища - границ его точных никто не знал. Вообще, там давным-давно ни крестов, ни надгробий не было, только поле чистое, но старожилы знали, что там когда-то кладбище было. Вот и не селились там. А власти, видимо, решили, что такому «хорошему» месту пустовать? Начали активно участок разравнивать, построили администрацию сельскую, флаг повесили. Рядом - магазин смешанных товаров, школу, новую улицу, назвав её Школьной. Вот и дали дома тем семьям, чьи дома снесли при постройке железной дороги, на этой новой улице. Тем более детишек много в семье бабушки, а тут до школы как раз рукой подать. 
Ещё до того, как этот новый райончик построили, вспоминает моя родственница: 
«Ребёнком я тогда была, ходили мы на стройку эту, там всё перекопано было, а из земли кости торчали, зубы, черепа, много волос. То, что явно торчало и мешало стройке, выбросили куда-то, а остальное перекопали, зарыли, сровняли с землёй». 
Как только переехали в новый дом, неспокойно жилось там, особенно ночами. (Я уже писала несколько историй про это село). То шум и звон падающих предметов там, где никого не было из людей, звуки шагов, вздохи, ощущение, что кто-то смотрит. Когда из бани шли поздно вечером - видели кто голову на заборе, кто целую тучную женщину, которая нависает на забор, глазами так и пожирает. Было такое ощущение, что набросится, признаётся моя тётя. Можно было подумать, что это и правда женщина какая, но уж больно она неестественно выглядела, распухшая, вся какая-то увеличенная, больше обычного человека, неестественно искривлённая. 
Да и у соседей спокойствия не было. Родственницы мои - дети моей бабушки, в молодости подрабатывали в доме отдыха на кухне. Посуду перемыть, картофеля начистить на 800 человек, столики протереть... много обязанностей. Возвращались всегда очень поздно, после позднего ужина, когда всё уберут и перемоют. На этот раз решили у дяди Ливы переночевать, близкий родственник, и живёт недалеко от дома отдыха. Помимо основного дома у него была прекрасная, крепкая баня с большим предбанником, в котором стояла большая двуспальная кровать, стол. И решили три моих тёти переночевать (с согласия дяди) в этом предбаннике, чтобы рано утром опять на работу пойти. Дядя Лива ключ им дал, пожелал спокойной ночи, ушёл. 
Закрылись они, ключ в двери изнутри, дверь крепкая, окна закрыты. 
Лежат втроем на большой кровати, тепло, засыпать начали. Вдруг слышит тётя - шаги к предбаннику отчётливые, уверенные. Ну, думает, дядя Лива забыл что-то, вернуться решил. Ждут, пока в дверь постучит. Но стука не последовало. Затихло всё. А через мгновение уже в самом предбаннике шаги слышны стали, всё ближе к кровати, смотрит тётя - никого нет... А этот невидимка дошёл до кровати, прошёл мимо, стал туда-сюда расхаживать. Тётя жмётся к сёстрам, пихает их, мол, вы тоже слышите. Они потихоньку знаками, кивками ответили - да, слышим. А этот некто вдруг подошёл к изголовью кровати и стал по железной передней спинке, по верху, шарить руками (или что у него там). А ниже-то головы моих родственниц, ещё чуть-чуть - и дотянется. Они сжались, дрожат, а тот снова расхаживать начал, потом опять подошёл к изголовью, шарил-шарил...

Тёти знаками и кивками друг с другом договорились уже, когда этот некто отойдёт подальше, кинуться к окну, постараться выбраться, а этот как назло не отходит, словно понял. Опять шарит по кровати, но всё мимо. Дышит. Слышно было только, что точно он проводит словно мокрыми ладонями по железным частям кровати, плотно так, тщательно, аж железо еле слышно поскрипывало. 
Чего они натерпелись - жуть просто. И не сбежать, словно караулил их он. А как петухи первые запели, прекратилось всё. Они оттуда убежали сами не свои. 
Ещё случай: расставили мои родственники по весне банки для берёзового сока в ближайшем лесу, там, среди сосен, березняк был. И пошли ночью, после подработки, собирать уже полные сока банки. Идут, беседуют. Ночь, луна светит, проходят поле, видно всё вокруг далеко. И сзади никто не шёл. Как вдруг чувствуют: кто-то, словно в спину смотрит. Оборачиваются, а там старуха стоит. Старая, сгорбленная. Подходит и спрашивает: «Как пройти в Белоярск?» Странно-то как. Белоярск - это посёлок за лесом, недалеко от города. Идти туда примерно час по лесу быстрым шагом, зачем бабуле среди ночи туда именно лесом идти захотелось, есть ведь дорога. Но мало ли, может, заблудилась. Они ей подробно всё объяснили, показали, в какую строну идти. А она разворачивается точно в обратном направлении и идёт. Ну ладно, странная она. Пошли они дальше, и нескольких шагов не сделали, как тётя моя решила оглянуться. Смотрит, а бабули словно и не бывало, только по земле, по прошлогодней траве пожухлой огоньки какие-то пляшут, искорки, словно след. Поплясали и исчезли. Это явление видели четыре человека. 
Помимо школы, сельсовета и магазина, построили власти и клуб новый в селе. Раньше-то на село почитай один телевизор был, как только электричество провели. Такой ещё из первых - перед экраном линза, водой наполненная, чтобы изображение увеличивать, а сам экранчик маленький. Перед ним много стульев ставили и смотрели ТВ многочисленные гости семьи-владелицы сего чуда техники. 
Но вот достроили клуб новый, завезли туда аппаратуру для просмотра кино, и стала молодёжь ходить в местный кинотеатрик. Пошла бабушка моя, молодая ещё, в кино, провела время хорошо. А обратно идти - уже темень кругом, замешкалась где-то, и пришлось одной идти домой. Подходит к крыльцу дома, а там фигура знакомая. Всматривается… Баатюшки! Так это же соседка их, которую недавно похоронили, стоит как раз в том, в чем её в гроб положили. Стоит неподвижно и во все глаза смотрит на бабушку. Дыхание у неё перехватило, думает: «Как мне домой-то попасть, ведь она на проходе стоит, и что ей надо?» Медленно, медленно пятится она, молитвы вспоминает, обошла дом кругом, в окно постучала. А в доме её мать (прабабушка моя) ждала. Только дверь открывает прабабушка, как женщина эта мёртвая - уууухх! И резко вниз, сквозь крыльцо проваливается. Да... жуткое зрелище. 
А эту историю мне другой родственник рассказал, она уже ближе к 1990 -м годам произошла: остался он как-то один в доме, вся семья уехала куда-то в гости. Сам он дрова колол, ещё что-то по хозяйству делал. Настало время со двора в дом идти, спать ложиться. Входит он в комнату и глазам не верит: в промежутке между столом и кроватью стоит беленькое что-то, небольшое такое, вроде животного лохматого. Больше всего похоже на собачку-болонку, только крупнее чуть. И глазки светятся. Поворачивает это существо голову к нему медленно-медленно, а потом так - шшуух - и словно в воздухе тает. 
Я и сама там ночевала частенько, когда ещё маленькой была, с родственницей. Она мне потом рассказала, что тоже ночами слышала топот и шум на чердаке. Кто это мог быть? Коты? Но чердак закрыт, входов нет, да и шум слишком уж сильный, ни один кот такого не сделает. Именно кто-то тяжёлый там шумел. Сама я это смутно помню - мала ещё была, а дом вскоре продали.

Сарай 

История эта произошла со мной лично. Я был тогда мелким шестилетним пацаном, рос во дворе среди своих более взрослых друзей и подруг, а также бабушек и дедушек, коих в нашем провинциальном дворике был целый взвод. 
Двор наш представлял из себя два двухэтажных двухподъездных сталинских дома, стоявших друг к другу буквой «Г», а также блок сараев по одному на каждую квартиру из двух домов — в результате получалась неслитная буква «П». Идиллия девяностых. Вокруг гаражи, заводы, центральная улица города, небольшой лесопарк, заброшенные гаражные кооперативы, наркоманские анклавы брежневских пятиэтажек и элитные высотки современного толка. В общем, мне и моим друзьям там было где развернуться в поисках приключений на свою голову. 
Но одно место было для нас священным — огромный тополь, стоящий в конце блока сараев, в общем-то, завершающий наш двор. Тихое уютное место. К стволу тополя издавна была приделана лавочка, а рядом болталась тарзанка, на которой при должной доле сноровки можно было рвануть прямо с рядом стоящих сараек, что вызывало массу эмоций как у деятеля, так и у наблюдателей сего трюка. В общем и целом почти каждый вечер мы собирались там — пацаны от 14 до 16 лет и девчонки примерно такого же разброса в возрасте, и проводили там время, как только могли. 
Тут важно заметить — сарайки эти всего некоторое время назад имели огромную ценность — каждая квартира имела собственный отдел и хранила там всё! Абсолютно всё. В общем-то, чтобы было понятно — это некая уменьшенная версия деревянного гаражного кооператива, только и всего. Но в наше время, под конец девяностых, в этих сараях только самые упорные старожилы умудрялись ещё что-то активно хранить. В остальном же доверять хоть какой-то ценный хабар деревянным стенам при живых-то наркоманах и алкашах никто не собирался, и сараи так и были вечно закрытыми, храня в себе горы мебели и всяких ненужных вещей. Это легко улавливалось через щели деревянных стен, и никого потому не интересовало. Ржавые амбарные замки как бы намекали всем, что там никто ничего не держит, и ничего вы там ценного не найдете. 

И вот играли мы как-то вечером под тополем. Я точно помню эту картину — Дашка, старшая девчонка, люто крутит «Гагарина» (местный термин трюка на тарзанке), и мы все, ещё человек 6-7, о чём-то говорим и над чем-то параллельно дико смеемся. А в этот момент внутри одного из сараев кто-то стучится, пытается выломать дверь. Настроение эйфории и соль интересного рассказа вперемешку с выкрутасами Дашки вводят нас в небывалый транс адового кутежа, насколько это только возможно у школьников. И вдруг все замолкли. Звук стука изнутри сарая при накинутом снаружи навесном замке никто не замечал, все расценивали это как норму, но внезапно все обратили на это внимание. Дашка невероятно ловко перестала качаться на тарзанке и остановилась. Я помню отчётливо — все, замолчав, уставились на замок на двери. Кто-то ломится из сарая! Молча! Что это такое? 

Ступор продолжался, наверное, секунды три, затем все, как и заведено у порядочных школьников, разбежались с дикой скоростью по домам. Я отличался от всех только тем, что ничем не отличался, и через секунду тоже разувался в прихожей. Бабушка, повстречав меня и не проморгав мой неадекват, тут же спросила, в чём дело. Получив мой сбивчивый ответ, она быстро накинула галоши и пальтишко и метнулась к соседу, живущему на нашем же этаже, дяде Серёже, мир праху его. 
Даже тогда, будучи шестилетней личинкой того красавца, коим я являюсь сейчас, я почему-то подумал, что как-то очень странно они к этому относятся — такое ощущение, что там не алкаш какой-нибудь случайно оказался заперт, не баба, запертая мужем в результате бытовой ссоры, а агент Малдер пытается там найти ядерную бомбу. Выбежав во двор вслед за бабулей и дядей Серёжей, который вообще побежал как на пожар, как был, в штанах и майке, босиком, но прихватив монтировку, я немножно прифигел — население всего нашего двора вывалило наружу.

В том числе и алкашня, дети, новенькие и старенькие соседи и, конечно же, старые перечницы, которым не было числа (хотя всего в нашем дворе на два дома было, если не ошибаюсь, 32 квартиры). 

Взрослые мужики, коих на наш недодвор набралось всего-то пятеро человек, включая дядю Сережу, ломали замок сарая, из-за двери которого разадавался стук. Так решительно и быстро, что я сравнивал это только с тем, как спасатели ломали дверь в избу, которая пылала в частном секторе годами тремя позднее, а там, по чьему-то свидетельству, могли быть люди — пьяные, но люди. Выломав дверь, мужики ввалились в сарай. Обычный такой сарай. Куча хлама, рама от велосипеда, корзины, крышка погреба... Моя позиция — перпендикулярная входной двери в десяти метрах на крыше «УАЗика» — позволяла просматривать всё внутри сарая. И знаете — в сарае никого не было. Мужики встали возле крышки погреба, двое хорошенько долбанули по ней досками. Вскоре она поддалась и была безжалостно открыта. После десятисекундного обсуждения неизвестных мне вещей вниз полез дядя Коля, примерный семьянин из соседнего мне дома. Вылез он секунд через тридцать. Бабушка хватанула меня домой, переполох слегка угасал, однако до самого вечера двор ходил ходуном, проводились какие-то работы, к бабушке заходили то попить, то спросить что-то, то за топором... 

На следующий день, получив строгий, граничащий со звездюлями, указ не подходить к сараю, я отправился на приключения. Двор отлично просматривался, шансов проникнуть в сарай незамеченным у меня не было, но уже через двадцать минут, собрав двух своих старших приятелей, я осматривал сарай, положив на все запреты свой огромный пофигизм. Сарай как сарай, абсолютно ничего примечательного, новый замок. Заглянуть внутрь не получилось — к двери с внутренней стороны прибили фанеру. В общем, услышав зов бегущей ко мне бабули и помчавшись навстречу обещанным звездюлям, я и завершил исследование сарая, на два дня лишившись законных способов покидать дом. А освободившись по УДО, я уже и не намеревался туда лезть, слишком многое ещё было не изведано для моего пытливого ума. 

Прошло, наверное, лет шесть-семь, не меньше. Двор со всеми домами был снесён, на его месте красуются и поныне красно-кирпичные высотки. Мы с семьёй жили уже на другом конце города порядка двух лет, и мой пытливый ум исследовал местные лесные массивы и школьную грамоту. Брат мой, старше меня на 15 лет, обзавёлся семьёй и жил отдельно, ожидая уже второго ребёнка. Приезжал к нам раз в неделю, да и всё. Ничего интересного, кроме одного — как-то раз он разговаривал со мной на балконе, покуривая сигарету, и беседа наша зашла за тему маньяков. Брат (отсутствовавший на момент вышеописанных событий) поведал мне интересную, как оказалось, историю: 

— Был у нас двор этот как двор. До твоего рождения в совковые времена всё было более благополучно, бабульки были ещё женщинами в возрасте, мужики — молодыми людьми, я ходил в школу, а нынешние алкаши ещё были порядочными семьянинами. И вот как-то раз заселился на место опустевшей, не помню, по каким причинам, квартиры мужик лет сорока от роду. Постоянно ходил в тельняшке, сам по себе был не огромного телосложения, но как-то раз я видел его в драке с какими-то залётными алкашами — он просто зверь. Бил с холодным расчётом, сильно, метко и… короче, не суть. Так вот, как-то раз пропала у нас девочка, ты её не знаешь, они всей семьёй после этого случая переехали. Было ей тогда лет семь, я был постарше её, быть может, на год-полтора. Искали её все, естественно, в первые пару дней двор был проверен полностью. Милиция начала искать уже и по району, а затем и по городу. И вот через четыре, по-моему, дня, мы, играя у тополя... помнишь, у сараек стоял? 

— Конечно. 

— Так вот, играли мы там и услышали, как стучит дверь, изнутри кто-то ломится. Мы перепугались, позвали родителей. Открыли дверь, а там она, девочка пропавшая. В общем, сарай был того мужика, ну и что рассказывать, сам всё понимаешь, чай не маленький, зачем он её там держал. Он погреб в сарае забыл закрыть, где её держал, девчонка и выбралась, да давай стучать.

Дальше сход всем двором, он в квартире запереться попытался. Пока дверь ломали, приехала милиция — до сих пор не знаем, кто её вызвал, бежать надо было с квартал. Кое-как менты этого мужика в «бобик» вволокли, отбивая от толпы, и к себе увезли. 
Наш самый гуманный суд в мире, разобравшись в ситуации, и будучи, видимо, подкупленным кем-то из заинтересованных лиц, предписал тому мужичку подписку о невыезде и привёз его обратно во двор через пару дней весёлого изолятора. Повесили на него, как мне помнится, кражу. Была ли тогда подписка о невыезде, не знаю, маленький был, но суть по факту — встречали всем двором. Я помню его тогда, спокойный, мрачный даже, отбиваться не пытался. Его мужики уволокли в сарай, а меня домой сразу погнали, как и всех нас, детишек. 
Через три дня соседи в розыск подали, милиция приехала, увидела взломанный замок сарая (сломали, грубо говоря, за час до приезда ментов), ну и якобы нашла в погребе труп того мужика. Все это, конечно же, фарс, все знали, где он, кто он, в том числе и менты. Всё было очень хорошо разыграно, и добрый насильник не сопротивлялся. Оформили потом по бытовухе, проводили розыск убийцы, опрашивали соседей, но тоже как бы для формальности, все это чувствовали и говорили о том, что его повесили в низком погребе, переломав ему ноги, чуть ли не в открытую при милиции. Никто никого не выдал, виновных, если так можно выразиться, не нашли. Вот такие нравы в нашем дворе были, братишка, а сейчас сигарету стрельнуть — соседи не откроют, какой уж там самосуд. 

Слушая эту историю, я бледнел, наверное, всё сильнее и сильнее. Кто тогда стучал и почему, можно только догадываться. Я проворачивал в голове сотни вариантов, мотивы и предпосылки, а потом мне исполнилось 14 лет, и прыщи заволновали меня куда больше.

Кто со мной говорил? 

Здравствуйте, я тоже хочу рассказать свою историю, которая случилась со мной в Московском метро. Я читал много историй, которые произошли с разными людьми в этом интересном и подчас загадочном месте, а вот что произошло со мной. 

Было это около восьми лет назад. Надо сказать, что тогда у меня были большие семейные проблемы, моя семья была на грани распада. В подробности углубляться не стану, это не столь важно. Поэтому мое состояние было не из лучших: жуткая депрессия плюс физическое и нервное истощение делали свое дело и постепенно толкали меня в ту яму, из которой можно и не выбраться. 

В общем, еду я в вагоне метро, уже не помню, откуда и куда ехал, еду стоя, погруженный в свои проблемы, на следующей станции мне выходить. И вдруг я слышу громкий голос, почти крик! Естественно, я стараюсь понять кто, что и кому так может говорить. И тут я понимаю, что этот голос обращается КО МНЕ. Я вижу рядом с собой женщину средних лет, ничем внешне не примечательную, одетую тоже вполне обычно, лица я ее не запомнил, и обращается она именно ко мне. И говорила она очень громко, как я говорю, почти кричала, так что многие люди в вагоне обернулись в нашу с ней сторону и с изумлением наблюдали эту странную сцену. 

Но самое интересное, что та фраза или мантра, не знаю как назвать то, что я от нее услышал, отпечаталась в моей памяти навсегда, как будто кто-то нажал кнопку "запись" в моей голове. Вот что я услышал дословно: "ЕСЛИ МЕРТВОЕ ПРОСТРАНСТВО ВНУТРИ ВАС СТАНОВИТСЯ БОЛЬШЕ ЖИЗНЕННОГО ПРОСТРАНСТВА ВНУТРИ ЖИВОГО ОРГАНИЗМА - ВЫ САМИ СТАНОВИТЕСЬ МЕРТВЫ". Изрекла она это и отвернулась, то есть перестала смотреть в мою сторону, ехала дальше как ни в чем не бывало. И тут мне реально стало плохо, мне страшно было смотреть в ее сторону, окружающие тоже были в шоке. Они переводили взгляд с выражения на моем лице, на котором была смесь всего самого жуткого и плохого. Наверное, они не понимали, что происходит: розыгрыш это или реальная ситуация. Мне показалось, что до остановки прошла целая вечность, но все же я дождался своей остановки и вышел на полусогнутых ногах. 

Кто она такая? Ведьма? Может быть, она психолог? Может, просто сумасшедшая? Если она хотела завладеть моим вниманием и загипнотизировать меня, как это делают цыгане, то почему она сразу после того, что сказала, перестала обращать на меня внимание и вела себя, как будто ничего не произошло? Что значит эта фраза? Это приговор или руководство к действию? Почему она сказала это именно мне? Что она во мне увидела? Может быть, просто не надо думать об этом и все забыть? Но я не мог не думать. Долго я не мог прийти в себя, а потом я понял, что этот случай мне помог. Нет, не сразу, а постепенно. Это было как развилка, как будто в тот день жизнь моя пошла по другому пути: не по плохому или хорошему, просто по другому. И эта фраза и что-то страшное, обрекающее, и что-то спасительное одновременно. Она как инструмент, который можно использовать и как оружие тоже. Она дала мне понять, что все в наших руках, и мы сами можем все исправить, только нужно бороться и вкладывать силы. И действительно, постепенно наша семейная жизнь наладилась, плохое забылось, сын поступил в кадетский корпус и учится на "отлично". Думаю, эту фразу можно применять ко многим областям жизни, как выражение о том, что в одну реку не войти дважды: вроде простые слова, но мудрость в них огромная. 

Кто со мной говорил тогда? Женщина, стоявшая рядом со мной, по своей воле или сама Жизнь, которая устала делать мне прозрачные намеки и решила обратиться ко мне через человека, просто находящегося рядом и даже ничего не подозревающего? В любом случае, спасибо. Быть может, услышанное мной в тот день поможет кому-то еще? Также надеюсь, что не навредит.

Непутёвая жена 

А вот какую историю недавно поведал мне приятель. Ему она «досталась» от родственницы, та услышала ее от своей матери, которая, в свою очередь, узнала об этом случае от непосредственной участницы событий – своей (когда-то) соседки. Вот такая непростая цепочка. Уж извиняйте, ребятки, истории из первых уст давненько в моей копилке закончились. 

Итак, жила-была семья Ерохиных – Люда, Николай и двое их детишек. Коля-то мужик что надо: домовитый, работящий, в ребятишках души не чаял. А вот Людка… Одно слово – непутевая баба. Погулять любила, да и выпить была не дура - не то чтобы сильно пила, но под хмельком ее видели частенько. 

Николай работал водителем грузовика и часто бывал в длительных рейсах. И это ситуацию только усложняло. Если при муже Людмила так-сяк держала себя в руках, то стоило ему выйти за порог, тут же бежала к своим развеселым подружкам, забыв о детях. Пятилетний сын и дочка восьми лет частенько подолгу оставались одни в квартире. 

Возвращаясь и видя дома голодных немытых детишек, Колька приходил в бешенство. Ругал жену на чем свет стоит, весь дом слышал. Иногда в ход шло и «орудие воспитания» - увесистая деревянная клюка с металлическим набалдашником, оставшаяся от умершей Колиной бабушки. Впрочем, справедливости ради, надо сказать, что агрессором Николай отродясь не был и по большей части пугал жену-гулёну этой самой клюшкой, размахивая ею у нее перед носом. Если и доставалось Людке, то в основном несильно и по мягкому месту… 

Собираясь в очередной рейс, Коля понял, что супруга вновь ждет не дождется, когда он уедет, и, кажется, в очередной раз навострила лыжи на гулянку. Мужчина не сдержался: 
- Что, опять шляться собралась? Снова ребятишек одних оставишь? 

Вместо ответа Людмила лишь издевательски рассмеялась. 

- Ох, Людка, Людка… - горько вздохнул Николай. – Случись что со мной, совсем ведь скурвишься. 
- Конечно. Некому ж передо мной вон этой хреновиной, - Людка кивнула на бабушкину клюку, - махать будет. 
- Зря ты, мать, так думаешь, – сам не понимая, для чего, брякнул Коля. – Я при жизни-то тебя ею несильно бил, а вот после смерти совсем убью, так и знай. 

То ли совпало так, то ли было у Кольки предчувствие какое – в общем, из рейса того он живым не вернулся. Погиб в аварии, вроде как по вине нетрезвого напарника. Организовали похороны, простились, как полагается, честь честью. Людмила горевала, конечно, но как-то так вышло, что поминки по безвременно ушедшему мужу переросли в посиделки все с теми же непутевыми подругами, и женщина сама уже с трудом понимала, что делает – не то оплакивает супруга, не то празднует долгожданную свободу… 

Шли дни, недели, но ничего не менялось. Людка, окрыленная отсутствием контроля, все чаще и чаще проводила время в гостях. О детях, как могли, заботились мать и старшая сестра Николая. Они бы и к себе ребят взяли, но, увы: мать в годах да здоровьем слаба, а у сестры у самой трое детишек и муж-инвалид… Родственники в один голос упрашивали Люду остановиться, но та как с цепи сорвалась и пропускала все их уговоры мимо ушей. 

Однажды женщина вернулась домой с очередного праздника. Ну, не совсем, конечно, с праздника… Ей, Людке, в который раз на работе пригрозили, что уволят за опоздания и прогулы, вот и зашла она к подружке поплакаться. Посидели, выпили. Потом ребята знакомые на огонек заглянули, выпили еще… Одним словом, домой пришла уже ближе к ночи и снова навеселе. Дети спали, накормленные теткиным ужином. Перед тем, как лечь, Людмила оглядела комнату. Бардак, конечно, порядочный, ну да ничего, на днях она обязательно все приберет. Такими обещаниями женщина тешила себя уже которую неделю… 

Взгляд упал на бабкину клюку, стоящую в дальнем углу. Вот ведь, был бы Николай, так уж непременно бегал бы за ней сейчас с этой палкой… Зачем-то подмигнув фотографии мужа, что стояла на серванте, Люда улеглась спать. 

Разбудил ее громкий и сердитый голос супруга: 
- Людка, такая ты ж растакая, а ну вставай! 

Людмила, до конца не проснувшаяся и, к тому же, все еще находящаяся немного под воздействием хмельного напитка, всю странность происходящего сразу осознать не смогла, а потому на автомате ответила голосу: 
- Коооль… Не кипятись, утром поговорим. 
- Нет уж, курва ты треклятая, вставай! Убивать тебя буду! 

Эти слова заставили Людку открыть глаза и резко повернуться на спину. В эту самую секунду она увидела знакомую деревянную клюку… зависшую над ней в воздухе. Да-да, именно в воздухе. Комнату отлично освещал лунный свет, сочащийся из незанавешенного окна, и было прекрасно видно, что рядом с кроватью нет никого, кто мог бы держать «воспитательное орудие» Николая в руках. Оно как бы само по себе зависло над испуганной женщиной, готовое в любой момент с силой опуститься ей на голову. 

- Коооль… - снова протянула Люда, глотая слезы, которые вдруг в одно мгновение хлынули из глаз. – Ты прости меня, Коль… Не буду я больше, честное слово. Никуда теперь не пойду и капли в рот не возьму. Правда, Коль… Ты только не убивай меня, ладно? 

Только она договорила, как клюшка, до этого продолжавшая висеть в воздухе, резко дернулась и с грохотом упала на пол возле кровати. А через секунду в глазах у Людки потемнело… 

Очнулась она уже утром, полностью разбитая. Благо был выходной и спешить на работу было не нужно. «Приснится же такое, - пронеслось в голове, - и что за гадость мне вчера наливали!»… В этот момент в комнату вбежала дочка. Поглядела на мать, затем перевела взгляд куда-то в сторону и вдруг спросила: 
- Мам, а ты зачем палку бабулину брала? 

Людка повернула голову и опешила: на полу, рядом с ее кроватью, валялась клюка, которая этой ночью висела над ней в воздухе… 

С тех пор Людмила (а в дальнейшем и Людмила Васильевна) сильно изменилась. Отказалась от разбитных подружек, перестала искать себе компании, занялась домом и детьми. Теперь она наверняка нянчит внуков, а возможно, уже и правнуков. А историю эту она только через несколько лет смогла рассказать соседкам за чашкой чая – ибо ничего крепче она с того времени не пила…

- Думаешь, там кто-нибудь есть? - спросила Алька, водя по запотевшему оконному стеклу худеньким бледным пальчиком. 
- Где там? - переспросила Маришка, выглядывая в окно через Алькино плечо. - Вон Рекс по двору какую-то тряпку таскает, да дворник возле беседки курит, больше никого не вижу. Кто ж в такую погоду будет по улице мотаться?.. 
Маришка залезла на скрипучую кровать и по самый подбородок закуталась в одеяло. 
- Думаешь, на небе кто-нибудь есть? - снова спросила Алька, все так же задумчиво водя пальцем по стеклу. 
- А... Ты опять про это... Нет там никого, не нужны мы никому ни там, ни тут... 
- Не может быть такого! Наверняка, там ждет мама! - Алька прижалась лбом к стеклу, тихонько всхлипывая. 
- Вот снова ты начинаешь! Только не плачь, пожалуйста! Смотри, какая ты маленькая, хорошенькая, - Маришка обняла ее сзади за плечи и поцеловала в лысую макушку. - Вот увидишь, Алечка, совсем скоро ты поправишься, у тебя вырастут прекрасные светлые кудряшки, тебя обязательно полюбит добрая и заботливая женщина и заберет к себе домой. Будет заплетать тебе косички и покупать красивые платья... Ложись давай. 
Марина уложила Алю в кровать и укутала теплым одеялом. 
- Расскажи еще про эту добрую тётю, - прошептала девочка, закрывая глазки и устраиваясь поудобнее. 
- Она будет покупать тебе сладости, всегда, а не только на праздники и дни рождения, по выходным будет водить тебя в зоопарк и цирк, читать тебе перед сном сказки и целовать в лобик. А еще она обязательно разрешит тебе завести кота или даже собаку... 
Марина поцеловала в лоб улыбающуюся во сне Альку и отправилась в свою кровать. 
*** 
На следующий день, после завтрака, приема кучи лекарств и капельниц , в палату к девочкам прибежала пожилая санитарка и кинула на Маринкину кровать несколько платьев. 
- Одень мелкую и сама оденься, гости приедут, - буркнула она и, скрывшись за дверью, зашаркала по коридору куда-то по своим делам. 
- Алька! Смотри, какая прелесть! Конечно, не новые, зато какие красивые! - Маринка вертелась перед старым полированным шифоньером, прижимая к себе бордовое фланелевое платьице, покрытое смешным рисунком из мультяшных щенят, котят и цыплят. "Я же всю жизнь о таком мечтала!" - думала она, рассматривая свое отражение в полированной дверце. Алька натянула прямо поверх больничной пижамы голубой сарафан, который ей принесла санитарка, и принялась расчесывать ярко-рыжую шевелюру старой одноглазой кукле. 
- Аля, так не пойдет, почему ты пижаму не сняла? - Марина подошла к девочке и принялась переодевать ее. 
- Не надо! Вдруг к нам в гости придет та самая тетя, о которой ты вчера рассказывала, а у меня все руки в синяках от уколов. Она увидит, какая я страшненькая, и не захочет меня к себе забрать. 
- Не переживай, Алечка, если придет та самая тетя, она тебя полюбит и с синяками на руках, и с лысенькой макушкой, - Марина сглотнула подступивший к горлу ком и поправила воротничок на Алькином сарафане. 
Спустя несколько часов всех детей собрали в общем зале. Бледные исхудавшие тельца в нарядных платьях и костюмах выглядели как-то несуразно, будто разукрашенные черно-белые картинки. Но глаза большинства детей все еще светились лучиками надежды и жаждой жизни. В зал начали заходить люди с видеокамерами и прочей аппаратурой, заносили какие-то мешки и коробки, суетились и шумели. Наконец, в зал вошла красивая молодая женщина с большой куклой в руках. Женщина улыбалась и приятно пахла духами, что-то говорила в камеру, то и дело тыкая наманикюренным пальчиком в сторону заворожено смотрящих на нее детишек. Дяденька с камерой по очереди подходил к детям и снимал их крупным планом. 
- Как ты себя чувствуешь, малышка? - гостья подошла к Але и, улыбаясь, протянула ей куклу. - Это тебе, дорогая, надеюсь, у тебя всё будет хорошо. 
Алька засияла и протянула к женщине тоненькие ручки. 

Гостья отвернулась от Альки и вопросительно уставилась на высокого грузного мужчину в костюме и галстуке, тот закивал головой, приговаривая непонятное слово "рейтинги". Женщина натянуто заулыбалась и подняла Альку на руки. Как вкусно пахло от этой тетеньки... Душистым шампунем, дорогими духами, элитной косметикой... От восторга и нахлынувших эмоций у Альки закружилась голова и защекотало в области желудка, она закашлялась, обрызгав кровью напудренную щеку женщины. 
Гостья взвизгнула, опустила Алю на пол и выскочила из зала, громко хлопнув дверью. 
Алька застыла, не в силах что-либо сказать или хотя бы пошевелиться. Голоса доносились до нее будто бы издалека, сливались в однотипный гул, слов разобрать девочка не могла. Машинально подняв ладонь, она вытерла губы. «Все пропало», - пронеслась болезненная мысль, - все». Она почему-то не сомневалась, что женщина и была той самой доброй тетенькой, о которой ей рассказывала Маринка. И оказалась совсем не такой хорошей, как девочка ожидала. Потом хлынули запоздалые слезы. Алька опустилась на колени, закрыв руками лицо. Сквозь рыдания она не слышала, как кто-то подошел к ней и помог подняться, после чего взял за ручку и вывел из зала. 

*** 
- Расскажите нам, пожалуйста, о своем заведении, - репортер удобно раскинулась в мягком кресле, расслабившись. Позади нее стоял оператор, неподвижно, будто статуя, сжимая в руках камеру. – Как вы относитесь к детям? Как часто их навещают родители? 
Главврач, немолодая женщина лет пятидесяти, сидела за столом, перебирая пальцами по его поверхности. На журналистов она не смотрела, предпочитая глядеть либо в стол, либо в стену. В ее сознании отпечаталось бледное лицо девочки, ее окровавленные губы и взгляд… Взгляд, полный отчаяния и разбитых надежд. Репортер, которая сейчас вальяжно расселась в кресле, вызывала у Галины Владимировной отвращение, смешанное с презрением. Ведь та знала, куда ехала, знала, чего можно ожидать. Но, судя по всему, забота о собственной чистоте разукрашенного лица ее волновала куда больше, чем чувства маленькой девочки, которой осталось совсем немного. 
Неожиданно главврач резко поднялась, заставив репортера от неожиданности отпрянуть. 
- Так, собирай свое чертово оборудование и пошла вон отсюда! – крикнула женщина, стиснув ладони в кулаки. И не дав посетительнице возможности как-нибудь возразить, добавила: – И чтоб я вас тут больше не видела, вам ясно? 
Репортер, отчетливо поняв, во что может вылиться подобная ситуация, быстренько сделала себе в блокнот какую-то пометку, после чего кивнула оператору, и они покинули кабинет. 
Валентина Владимировна устало опустилась обратно на стул. Все мысли в ее голове перемешались. Проклятые сволочи. Решили сделать себе рейтинги за счет маленьких больных детей. Это можно было бы понять, если бы не совершенно неприемлемое поведение репортера. Женщина подобного простить не могла. 

*** 
- Не плачь, Алечка, не надо, - Марина прижала к себе все еще рыдающую подругу, гладя ее по голове и как могла пыталась успокоить. - Это была плохая женщина, очень плохая. Поверь мне, она не та, о ком я тебе рассказывала и не стоит слез. Ничьих, особенно твоих. Ну же, родненькая, поверь мне. 
Аля не могла успокоиться. Ее мир в одно мгновение разрушился, оставив лишь островок горького осознания – никто ее отсюда не заберет, никому она не нужна. Права была Маринка, конечно же, права. Она пыталась раскрыть глаза Альке, а та все не могла принять правду. Эти мысли били больнее самого сильного кулака, самой крепкой палки. 
Маринка не выпускала подругу из объятий, продолжая шептать ей на ухо успокаивающие слова. Почувствовав боль в груди и подступившую к горлу тошноту, она отвернула голову. В глазах на несколько секунд потемнело, голова закружилась. С трудом подавив слабость, она вновь посмотрела на Альку. Та уже успела уснуть и теперь тихонько посапывала, прижавшись к Маринке. 
Она осторожно уложила подругу на кровать и погладила ее по лишенной волос головке. 
- Нельзя, чтобы она увидела меня в таком состоянии, - Марина направилась к своему месту, чувствуя, как начинают слабеть ноги. – Нельзя, нельзя… 

*** 
Аля проснулась. Она больше не плакала. Ее мысли, наконец, пришли в относительный порядок, и ей удалось успокоиться. Она приняла тот факт, что жизнь, как ни крути, продолжается, да и надежда умирает последней. 
Ее взгляд упал на соседнюю кровать, но та оказалась пустой. Наверное, Маринка просто вышла погулять, решив дать подруге хорошенько отдохнуть после вчерашнего. Алька подошла к окну, рассматривая так надоевший ей вид больничного двора. Несколько деревьев, названия которых девочка не знала, местами залитая частично покрошившимся асфальтом земля. Несколько детей играют друг с другом, веселятся, но Алька могла поклясться, что веселье это было маской. 
Маринки среди играющихся не было. 

За дверью послышался топот ног. Но девочка не обратила на это внимания. Она упала на пол. Грудь отозвалась болью, изо рта показалась струйка крови. В последний миг девочка увидела, как распахнулась дверь в палату. 
*** 
Алька лежала на койке в реанимации. Из ее руки торчала трубка капельницы, рядом одиноко попискивал монитор. Девочка молчала, просто глядя в потолок. Она ждала, что Марина придет навестить ее, но почему-то безрезультатно. 
Тихонько скрипнула дверь реанимации, и Алька с надеждой повернула голову в ту сторону. Однако вошла незнакомая женщина, одетая в белый больничный халат. Не говоря ни слова, она села на край койки, не сводя ласкового взгляда с девочки. Алька ощутила какое-то тепло, исходящее от этой женщины. Она излучала собой доброту и заботу, именно то, что Алька видела в своей подруге и именно то, что так хотела увидеть девочка хоть в ком-то еще за все время, проведенное в больнице. 
- Привет, - заговорила незнакомка. – Как ты тут, Алечка? 
- Откуда Вы знаете мое имя? – девочка не хотела говорить , но слова будто сами слетели с ее губ. 
- Врачи сказали, - женщина улыбнулась. 
Они сидели долго, разговаривая на самые различные темы. Женщине удалось то, чего не могли никак добиться врачи – разговорить девочку, добиться от нее откровений. Алька рассказала ей все – и то, что родители, отправив ее в больницу, ни разу после этого не навестили, даже посылки не передавали. И то, что единственной ее подругой стала Маринка, заменив ей старшую сестру и, в определенном смысле, мать. И то, что единственное, чего хотела девочка – это вернуться домой. Нет, нельзя сказать, что в отделении было как-то плохо, или с ней ужасно обращались – вовсе нет. Но разве бывает на свете место лучше, чем родной дом и любящие мама с папой, которые всегда выслушают, поймут и помогут? 
В конце концов женщина ушла, обещав завтра вернуться. 
И она сдержала слово. Она приходила каждый день, приносила различные гостинцы, и Алька наконец-то почувствовала себя кому-то нужной. Даже тот факт, что Маринка ни разу не проведала ее, больше не заботил девочку. Она даже ощущала, будто болезнь отступает – приступы повторялись все реже, кашель будто приглушился. Однако, вполне возможно, что девочке это только казалось. 
В один день женщина пришла в совсем другом настроении. Она будто волновалась, но это волнение не казалось чем-то плохим. 
– Слушай, ты бы хотела покинуть это заведение? – заговорила она. 
От неожиданности Алька едва не подскочила на койке. 
- Куда? 
- Куда тебе все время хотелось. В лучшее место. 
- А Маринка? Я не хочу уходить без нее, – крикнула Алька, не веря внезапно свалившемуся счастью. 
- Она уже ждет нас там. И ей не терпится поскорее увидеть тебя. 

Трубка капельницы исчезла, но девочка не обратила на это внимания. Она не сводила глаз с незнакомки, и у нее в душе разливалась радость. Вот та самая женщина, о которой говорила подруга! Она заберет ее в лучшее место на свете – домой. 
Женщина взяла Альку за руку, и они вышли за дверь. Никто не слышал шагов в пустом коридоре, в конце которого мягко разливался спокойный белый свет. 

Монитор показывал прямую линию

Собака 

Светлана Александровна Озёрская отложила маятник в сторону и обреченно посмотрела на мирно спящего в кресле пациента. Уже пятый сеанс гипноза срывался самым постыдным образом. И это была не методическая ошибка, а отдельная, трудно решаемая проблема. Остальные клиенты, впадая в транс, вели себя «как положено», как дедушка Фрейд завещал. Вернее, как прадедушка Шарко, но это уже детали. 

Озёрская редко, крайне редко использовала гипноз. «Любое внушение невольно блокирует некоторые стороны Вашей личности, краткий период облегчения может смениться неделями депрессии», — так она говорила и своим клиентам, и своим ученикам. Но это была только половина правды. Любое погружение в транс оставляет нас наедине с нашим бессознательным. И никто не может поручиться, что за следующим поворотом лабиринта из самых невинных ассоциаций не притаилась лохматая и зубастая... 

— ... Собака... 

Психотерапевт прервала поток своих неуместных философских рассуждений и прислушалась. Ей не показалось: пациент сквозь сон что-то бормотал. Но это не был связный рассказ или даже поток сознания. Многие во сне разговаривают. Ну как разговаривают? Так, издают какие-то звуки, иногда произносят отдельные слова или даже фразы. Но осмысленной речи там нет. Не было осмысленности и в словах пациента. 

— Какая пушистая собака! — настойчивее произнёс спящий в кресле мужчина и погрузился в ещё более глубокий сон. На губах играла блаженная улыбка, дыхание было ровным и спокойным. 

Светлана не собиралась его будить. Во-первых, клиент был состоятельным и обязался честно оплачивать каждый час консультаций — даже если большую часть времени он спал. Во-вторых, в книге записей этот «соня» теперь всегда был последним: когда он уснул так в первый раз, пришлось следующего пациента принимать в другом кабинете. В-третьих, хотя никакого прогресса не было, Света не сдавалась. Ей нужно было разгадать эту загадку. Кроме того, постоянные бессонницы никому не идут на пользу, и надо использовать каждую возможность смягчить симптоматику невроза. 

И, как обычно, неврозы не ходят поодиночке... 

Вообще, в чём заключается миссия психотерапевта? Не в лечении, как думают многие. Если уж психика дала трещину, то можно только замедлить или сгладить распад личности. Это в лучшем случае. Как правило, врачам остаётся только наблюдать, изучать, писать статьи, делиться опытом. Тяжкое зрелище... от которого зачастую свободны психотерапевты. Всё-таки психиатрия и психотерапия — это совершенно разные области. Такие, как Светлана, помогают психически здоровым (формально) людям почти самостоятельно найти дорожку к темным закоулкам собственной души и провести там генеральную уборку. А при необходимости разогнать затаившуюся в углах мелкую шушеру. 

* * * 

Станислав Янковский был вполне успешным здоровым человеком. Он возглавлял небольшую фирму по производству эхолокационного оборудования. «Небольшую», в смысле числа работников и состава акционеров, разумеется. Откровенно говоря, фирма занимала большую часть рынка, а её совет директоров имел прямой выход на самого Верховного. Ещё откровеннее, Янковский заменил собой рынок. Возможные конкуренты либо были надежно рассажены по российским тюрьмам, либо не менее надежно уложены по российским же канавам. Что делать? Эти дельцы не могли не обворовывать собственную страну, даже накануне возможной войны. А Станислав происходил из старинного рода польских промышленников, и посему щепетильно относился к финансам: как своим, так и чужим. Он свято верил, что кроме него никто не способен организовать производство пьезокерамических элементов, и эта вера заставляла его фанатично вгрызаться в ВПК своей новой Родины. 

Что же произошло с психикой этого польско-российского гусара? Светлана стала мысленно листать историю болезни. «Никаких записей о клиентах» — золотое правило психотерапевта, консультирующего российскую элиту. Память у Озёрской была отменная, закалённая в боях за международное признание. Никаких «дворцов воспоминаний», цепочек ассоциацией или мнемотехник. Она просто всё помнила. 

Примерно месяц назад у Станислава резко ухудшился сон. Он мог до рассвета лежать с закрытыми глазами и даже чувствовать себя отдохнувшим, но упорно не засыпал. Мозг словно отказывался ослаблять хватку рациональной активности. Потом появилась тревожность, которая стремительно переросла в беспричинный страх. Янковский боялся тёмных углов, старух, узких улиц и собак... 

— Собака. Она опять пришла. Можно её погладить? — опять пробормотал он сквозь сон. 

Странно. В его текущем состоянии Станислав близко бы не подошёл даже к таксе. Ему пришлось отправить к тётушке в Польшу своего терьера. Разлука далась тяжело, но ещё тяжелее было находиться в одной квартире с собакой, пусть и преданной. Один вид лохматого существа внушал бизнесмену суеверный ужас. 

— Ну почему? — резко поднялся с кушетки Янковский, по щекам его текли слезы. — Почему меня не пускают... 

Светлана склонила голову и, успокаивающе улыбаясь, жестом предложила клиенту пересесть на стул. Янковский охотно покинул кушетку и, пытаясь отдышаться, торопливо достал бумажник. На стол легли несколько сотен евро. 

— Светлана Александровна, я не знаю, как Вам это удалось, но я всё вспомнил. Но ещё одного такого экскурса в прошлое, боюсь, я не выдержу. Лучше сидеть на таблетках, чем заново испытывать такую тоску. 

Когда Озёрская тщательно подбирала слова, она издавала звук, похожий на смесь утробного кошачьего урчания и тибеткой мантры. Сейчас же психотерапевт напоминала небольших габаритов белорусский трактор. Янковский насторожился. Может, он что-то пропустил, и часть безумия должна передаваться лечащему врачу? 

— Станислав, сейчас услышьте и поймите меня правильно, — медленно проговорила Озёрская, слегка подавшись вперёд и тут же отодвигаясь. — Тоска — это всего лишь одна из форм страха. То, что Ваши эмоции стали менять форму, означает лишь одно: мы близки к их подлинному содержанию. У каждого страха есть свои корни, которые уводят нас в наше детство. Если Вы видели что-то из своего далекого прошлого, то я могу быть спокойной. 

— Уж куда дальше. Мне было не больше четырех лет, когда я жил с дедом в деревне. Этот период я почти не помню. Но этот сон. Чёрт возьми, я же видел его однажды. Где-то месяц назад... 

— Когда всё и началось? 

— Да! Я вспомнил, вспомнил, — клиент спешил всё высказать, его взгляд блуждал, превращая интерьер кабинета в декорации памяти. — Мы жили на краю леса, на отдалении от остальных изб. Но каждый вечер к нам приходил пёс: большой, чёрный и лохматый. Довольно дружелюбный. Он гулял по двору, иногда просто сидел и смотрел в окно. Я очень хотел выйти и погладить его, ведь он так приветливо вилял хвостом... Но дед всегда мрачнел при появлении пса и запирал дверь на засов. Я просил впустить зверя, но дед лишь качал головой. 

— Может, это был волк? Только чёрный. Приходил из леса... 

— Нет. Он приходил со стороны деревни и к лесу даже не приближался. 

— А уходил куда? 

— Не могу сказать. Быстро темнело, и я шёл спать. Мне было очень грустно тогда... Всё. Не могу больше. Спасибо Вам огромное, Светлана Александровна! — Янковский встал и направился к выходу. 

— Последний вопрос. К другим жителям он тоже приходил? 

Станислав замер и втянул голову в плечи, словно контрабандист, которого резко окрикнули уже после перехода границы. Он стоял так около минуты, потом вернулся, сел обратно на стул, обхватив голову. 

— Там не было других жителей... — тихо пробормотал он. — Вернее, я их не помню. Нет. Не так. Их точно не было. Я вижу брошенные дома, поросшие сорняком дворы, засыпанный колодец. Запустение и разруха. И оттуда, из этой покинутой всеми территории приходил ухоженный приветливый пёс, с лоснящейся великолепной шерстью. 

— Приходил и просто приветливо смотрел в окно? 

— Приветливо? Не знаю, возможно. Он был очень лохматый, я не видел его глаз, не видел выражения его... лица... морды... нет, всё-таки лица. Да что ж такое! У собак ведь морда? 

— У собак — морда, — с самым серьёзным видом подтвердила Светлана Александровна. — А у каждого воспоминания раннего детства — лицо, или даже лик. Пожалуй, нет ничего страшнее безликих воспоминаний. 

— Безликий ужас, приветливо виляющий пушистым хвостом! — с каким-то мрачным торжеством изрёк Станислав. 

— Почему же ужас? Вполне обычная собака, просто лохматая. 

— Вот именно, что лохматая. Доктор, ну представьте себе гуляющую по траве лохматую псину. Неужели к шерсти ничего не прицепится? А этот пёс мог похвастаться идеальным состоянием своей чёрной шубы. 

* * * 

Улыбка Светланы стала ещё шире, глаза буквально заблестели. Как всегда, она нашла и решение, и способ указать клиенту на это решение. Психотерапевт не всегда имеет право выдавать пациенту ни диагноза, ни причины его страхов, иначе невротик уйдёт в такую глухую оборону, что никакой гипноз не спасёт. А уж тем более специалист, использующий ряд методик из психоанализа! Фрейд даже называл повышенную честность в лечении не иначе, как вульгарным, варварским психоанализом. 

Светлана Александровна Озёрская была кем угодно, но только не дилетантом и уж тем более не вульгарной особой. И теперь она шла от обратного, ведя своего клиента в стремительную и отчаянную атаку на бастионы памяти. Единственное чувство не давало ей покоя. Первый раз в жизни ей стало самой страшно открывать подвалы бессознательного. Что-то древнее и безымянное дремало там. Но отступать было нельзя. 

— Вполне возможно, что Вы просто не разглядели репейников в собачьей шерсти. Или Вам просто было не до этого. 

— Нет, я точно помню идеальную блестящую шерсть. И ещё такая тоска... 

— Какая? Договаривайте! Вы же сами нашли нужное слово. 

— Смертная тоска! — поднял тяжёлый взгляд Станислав. 

— И вряд ли она связана с собакой. Тоска появляется, когда после вытеснения памяти не наступает замещения. Это не страх. Это именно тоска. Если маленький ребёнок видит большого мохнатого зверя, то страх просто не может возникнуть. 

— Почему же? 

— Очень просто! — Озёрская виновато улыбнулась, безмолвно извиняясь за предстоящую лекцию. — Все наши рефлексы формируются на протяжении жизни. Но есть безусловные рефлексы, которые даны нам с рождения. Безусловных у человека выявлено довольно немного. Например, здоровые маленькие дети, все без исключения, крайне положительно реагируют на две вещи: на еду и на пушистые объекты. 

— Какие объекты? — не понял Янковский. Его психика была готова выкашивать всё, что хотя бы отдалённо могло напомнить о той собаке. Но терапевтическая атмосфера, с таким трудом созданная Светланой, сводила на нет практически любое сопротивление «заградительных отрядов» души. 

— На пушистые. Это и плюшевые игрушки, и даже шерстяные вещи. Но особенно хорошо дети относятся к кошкам и лохматым собакам. Более того. Часто это взаимно. Сейчас я найду материалы. 

Светлана «разбудила» миниатюрный малиновый нетбук и сделала несколько поисковых запросов. Клиент всё это время внимательно смотрел на зимний пейзаж за окном. 

— Я Вас понимаю. Поэтому мне и было грустно, что дед не пускал меня поиграть с собакой. Конечно, он боялся за меня, это очевидно. Сейчас очевидно. Но тогда-то я этого не понимал и вряд ли мог понимать. Так почему же сейчас я стал бояться собак? И почему этот пёс вызывает во мне такой ужас? 

— Что, и сейчас вызывает? 

— Да. Кажется, что стоит подойти к окну, и я вновь увижу его там, на снегу. Дело-то зимой было. 

— Так может, поэтому и не было народу-то? Зима, все разъехались... — Светлана ощущала явный азарт, подталкивая пациента встать лицом к лицу со своим подсознанием. 

— Ну это же не дачный посёлок, а самая настоящая деревня. Я ведь и летом там был. 

— Пёс приходил только зимой? 

— Да, после первых больших снегопадов. Вот как сейчас... — Станислав встал и подошёл к окну, из которого открывался чудесный вид на заснеженные кусты и заметённые тропинки. Офис Светланы располагался на первом этаже небольшого жилого дома. 

— У Вас хорошее воображение. Как думаете, если бы сейчас собака и в самом деле подошла к окошку, Вы бы вышли к ней? А я пока пойду и открою для Вас дверь... — с этими словами Светлана демонстративно поднялась из-за стола и пошла к выходу. 

* * * 

Секунда напряжённого молчания. Янковский что-то нарисовал перед мысленным взором и как ошпаренный отскочил от окна. 

— Нет! Нет! Не открывай дверь. Не надо! — чтобы не упасть, он прислонился к стене, где был буквально пойман врасплох психотерапевтом. Врач развернула нетбук экраном к пациенту и тот, как загипнотизированный, стал смотреть на фотографии. 

Материалы, которые искала Озёрская, оказались обычными снимками детей и собак. Вот две маленькие девочки уткнулись в густую шерсть сенбернара. Вот мальчик обнимает лохматого колли. Вот лабрадор охраняет сон ещё одного ребёнка... Полтора десятка фото — и пациент явно успокоился. 

— Какая прелесть! — наконец сказал он. 

— Вот. И собак Вы не боитесь. Никаких. И значит, не можете бояться и того лохматого визитёра. Ведь он ничем не отличается от остальных собак, не так ли? 

На мониторе во весь экран развернулась последняя фотография: большой чёрный ньюфаундленд сидел на снегу и смотрел на окна хозяйского дома. 

— Ничем. Хотя подождите! Не убирайте картину. 

Светлана и не собиралась. Её пульс слегка участился, пока она наблюдала за реакцией пациента. Вот сейчас мозаика собирается воедино, последний осколок встаёт на место. Ещё чуть-чуть и... 

— Вопрос! — Станислав был как никогда сосредоточен. Даже во время президентских приёмов его чувства не были так обострены. — Светлана Александровна, а у собак ведь колени назад сгибаются? 

К этому вопросу психотерапевт была не совсем готова. Она посмотрела на передние лапы ньюфаундленда, по которым аккуратно провёл пальцем клиент. Житейский опыт почему-то мгновенно уступил место сравнительной анатомии, которую она благополучно сдала на втором курсе. Надо заметить, единственная на потоке, кому это удалось с первого раза. Поэтому о строении собачьего скелета она могла рассказать многое. «Digitigrada... Деление плотоядных, предложенное Кювье. Неточное, так как большинство плотоядных занимает промежуточное положение... Истинные digitigrada: собаки, кошки...» 

Перевести бы ещё это с латыни на человеческий язык! Впрочем, «дурында ты старая» (так часто называла себя Озёрская), тебя ведь не о том спросили! Отвечай просто, по-житейски, без премудростей. И плевать, что это не совсем коленки. 

— Да. Точнее нет. Это не колени вовсе. 

— А что?! — удивился Янковский. 

Озёрская зажмурилась, проклиная собственную точность. Но пришлось объяснить. 

— Это соединение голени и скакательного сустава. Забавное название, я понимаю, но посмотрите сами... — еще несколько поисковых запросов, и на экране возникла подробная схема костей задней собачьей лапы. — Коленный сустав гораздо выше, мы его редко видим. Собаки касаются земли только пальцами, и вот этот вот изгиб (Озёрская постучала ногтем по монитору) люди обычно называют коленкой. Но с настоящими коленями там всё в порядке: сгибаются вперед, как и наши. Так что до кузнечиков и нам, и собакам явно далеко. 

Последней фразой Светлана хотела разрядить обстановку, но свести лекцию по анатомии к шутке не получилось. По спине терапевта пробежал холодок. Озёрская внимательно наблюдала за клиентом, чьё лицо вдруг приобрело крайне отрешённое выражение. 

— А вот у моей собаки, — с мечтательным ужасом произнёс пациент. — У моей собаки такого изгиба не было. И когда она гуляла по нашему дворику, и когда сидела и смотрела в окно. 

— Как это не было? 

— Да просто! Никаких этих ваших скакательных суставов, хождения на цыпочках. А обычные колени. Прямо как у нас. И ходила моя собака, опираясь на всю стопу. Прямо как мы. 

В кабинете повисла непроницаемая тишина.

Ведьмина могила

Однажды ночью, в небольшом американском городке, девушка устроила вечеринку и пригласила всех своих друзей из школы. Было много мальчиков и девочек и в конце вечеринки, уже глубокой ночью, они стали рассказывать друг другу страшные истории. 

Один парень сказал, что слышал городскую легенду о старом кладбище, которое было расположено около дома девушки. Согласно легенде, в середине кладбища похоронили старуху, которой ходили слухи, что она ведьма. Говорили, что, если в полночь встать на её могилу, то она утащит вас в ад. 

“Я никогда не приближался к кладбищу после наступления темноты”,- сказал другой мальчик. 

“Вы все, сборище дурачков”,- засмеялась девушка, которая устроила вечеринку. “Это – просто глупое суеверие. Я не могу поверить, что вы серьёзно отнеслись к этому”. 

Мальчик, который рассказал историю, повернулся к ней, и скривился: “Легко быть храброй, сидя в безопасности, у себя дома, и совсем другое дело, когда ты окажешься на кладбище”. 

“Ничего бы не изменилось”,- немедленно сказала девушка. 

“Хорошо, тогда докажи это”,- сказал мальчик. “Мы все пойдём на кладбище и подождём снаружи, а ты войдёшь на кладбище и встанешь на могилу ведьмы”. 

“Могила меня не страшит”,- сказала девушка. “Я прямо сейчас это сделаю”. 

“Вы должны будете доказать, что действительно сделали его,” сказал мальчик. “Иначе Вы могли бы пойти на попятный.” 

Парень взял нож с кухонного стола и передал ей. 

“Воткни это нож в могилу”,- сказал он. “Тогда мы точно поймём, что ты там была”. 

Подростки отправилась на кладбище, и когда они достигли Железных ворот кладбища, они встали полукругом. Все они уставились на девушку. Она попыталась притвориться, что ей не страшно, и надеялась, что они не увидят, как она дрожит от страха. 

С ножом, плотно сжатым в ее руке, девушка прошла через старые железные ворота и вошла в темноту кладбища. В лунном свете надгробные плиты и деревья бросали странные и тревожные тени. В конце концов, она нашла могилу старухи. 

“Тут нечего бояться”,- повторяла девушка сама себе. “Это – просто глупая история.” 

Присев перед надгробным камнем, она прошептала: “Я не боюсь тебя”. 

Потом она подняла нож выше головы и с силой воткнула его в землю. 

“Вот тебе, старая ведьма”,- хихикнула она. 

Девушка уже собиралась повернуться и идти назад, когда почувствовала, что кто-то держит её сзади. Она не могла сдвинуться. Что-то держало подол её юбки и тянуло назад. 

Её наполнил ужас. “Помогите!”,- закричала она. “Она держит меня” Она держит меня!” 

Когда она не вернулась, её друзья стали беспокоиться. Через какое-то время, они направились на кладбище, искать её. Они нашли её, лежащей на могиле ведьмы, на её лице застыл крик ужаса. 

Она не заметила, как воткнула нож в подол своей юбки и пригвоздила себя к могиле. Вот, что держало её. 

Бедная девушка была так напугана, что её сердце не выдержало, и она умерла от страха.

На посошок 

На часах было 22.58. Мария занервничала: стол накрыт, все расставлено, а гостей всё нет и нет... Подвыпившие соседи гудели уже битый час, на улицах то и дело взрывалась китайская пиротехника, но ей было не до веселья. Одной, понимаете ли, совсем невозможно веселиться. Уже который раз набрала маринкин номер: недоступна и недоступна. А кто говорил, что они будут к десяти вечера? После Маринки набрала и всех остальных — тоже недоступны. Списав это на операторов связи, Мария открыла бутылку вина и налила себе бокал. Не успела она выпить и глотка, как зазвонили в дверь. Радостно улыбаясь, она открыла дверь своим гостям. 

Начался обычный веселый шум и гам, который присущ русскому Новому году. Маше тут же подарили огромную красивую открытку, но прочитать поздравление не дали. Все уже были порядком подвыпивши, кроме водителя Алексея. Маринка уже успела поцапаться со своим мужем Николаем (для них это было привычным делом, и как только они живут вместе). Катя еле держала своего неугомонного мужа Михаила, который то и дело пытался поджечь из ниоткуда взявшийся бенгальский огонь. 

Наконец, Марии удалось всех успокоить и усадить за стол. Она посмотрела на часы: 23.18. Первой подняла свой бокал: «Давайте уже поскорее старый год проводим, до нового сорок минут осталось». Тост был принят на ура, и скоро был сказан и второй, и третий, и четвертый. Не успели и оглянуться, как было уже 23.56. Сразу же резко начали искать пульт: все верещали про поздравление президента. Отговорив свою короткую речь, президент поднял бокал шампанского. На телевизоре появились куранты. Вся компания дружно подняла бокалы и начала скандировать: «С Новым годом!». Когда куранты пробили двенадцать раз, Мария кричала одна. Остальные с улыбкой на лице замолчали. 

— Ребята, вы чего? — удивлённо спросила Мария. 

После недолгого молчания ответил Николай: 

— На посошок! 

— На какой еще посошок? Ребята, вы что, Новый год же! — улыбнувшись, ответила Маша. 

— На посошок! — вторили Николаю все остальные. 

Мария изумлённо смотрела на своих друзей: 

— Это что, розыгрыш какой-то? 

— Знаешь, Машка, — сказал трезвый водитель Алексей. — Нам пора уже. Извини. Потому на посошок и пили. 

— Да-да! Нам пора уже! — поддержали остальные. 

Мария лишь удивлённо захлопала глазами. Подумала: «Сюрприз, что ли, какой-то приготовили?». Все пожелали ей счастья, удачи и любви в Новом году и удалились. Она ждала десять минут. Двадцать. Тридцать. Никто так и не вернулся. Взяв бутылку шампанского, Мария села на диван и стала её потихоньку распивать в компании с телевизором. Когда она допила ее, на глазах выступили слёзы; «За что они меня...так?». 

Вдруг зазвонил телефон. Она улыбнулась: все-таки меня не бросили. Но нет, на экранчике высветилось: «Аня». 

— Алло? 

— Машка! Это просто кошмар какой-то! До тебя уже второй час дозвониться не могу! Ты почему мне не позвонила и не сказала? 

— Что позвонила? Что сказала? — изумлённо спросила Мария. 

— Ты что, с ума сошла?! Нет больше ни Марины, ни Коли, ни Кати, ни Миши, ни Леши! 

— Как нет? Они от меня полчаса назад ушли... 

В трубке начали плакать. 

— Маш, что с тобой? Зачем издеваешься? Они же в двадцать минут двенадцатого разбились, машину в кювет кинуло, загорелась, никого спасти не смогли... А ты говоришь... — захлебнувшись рыданиями, Аня бросила трубку. 

Ничего не понимающая Маша отправилась на кухню за бутылкой водки и, проходя по коридору, она заметила на столике открытку. Ах да, ей же так и не дали её прочитать. Теперь ей это удалось. Закрыв открытку, на ватных ногах она прошла на кухню, налила себе рюмку и тут же её выпила. В открытке, кроме банального напечатанного поздравления, значилось: 

«Извини, что так получилось, это не наша вина. Но не волнуйся. Скоро увидимся, ведь ты забыла закрыть дверь. С Новым годом!». 

Около входной двери послышались какие то странные звуки, одновременно похожие и непохожие на звук шагов в привычном понимании. Это было больше похоже на шаги сломанного манекена. Дверь открылась. В квартиру проник запах паленого мяса. Маша отвернулась от двери, наполнила рюмку. «Шаги» приближались.

Маша закрыла глаза и подняла рюмку. 

«Шаги» остановились у неё за спиной. 

— На посошок! — одними лишь губами успела прошептать она.

Ужасы в съёмной квартире 

Татьяна Горюнова со своим гражданским мужем Антоном и полугодовалой дочкой Верочкой устали скитаться по съёмным квартирам, но выбирать было не из чего. Нашли очередной тихий район, доступную цену благополучно переехали на новую квартиру. 
На протяжении месяца всё было совершенно спокойно, Антон работал, Таня занималась дочерью и бытовыми делами дома. Квартира только была на удивление холодной, несмотря на прекрасное отопление во всём доме. 
Был обычный день, Таня поиграла с Верочкой, а когда увидела, что ребёнок самостоятельно изучает погремушки, отправилась в ванную стирать бельё. Оставила небольшую щёлку, чтобы приглядывать за ребёнком, и периодически подглядывала, всё ли в порядке. Достирав очередную простынь, Таня заглянула в щёлочку и встретилась с чьим-то взглядом. На Таню смотрели чужие, холодные глаза. В ужасе девушка выскочила из ванной, но в квартире кроме неё и ребёнка никого не было. Конечно же, спустя пару часов, беспокойство улеглось. Таня решила, что просто переутомилась, вот и мерещится всякая ерунда. 
Вечером Антон пришёл с работы, Таня уложила Верочку спать, легла сама. Антон в это время сидел за компьютером, играл в компьютерные стрелялки. Разбудил девушку женским скрипучий голос. «Уходи» - потребовал голос. Таня резко подняла голову с подушки, в лицо ей дунул сильный холодный ветер. «Ложись спать, - попросила Таня Антона. – Мне от твоих стрелялок уже какая-то ерунда снится». 
Следующий день прошёл спокойно, без странностей и голосов. Вечером Антон пришел с цветами и мы занялись сексом. Вечером вся семья легла спать. Проснулась Татьяна от, как ей показалось, глупой шутки Антона – одеяло над ними медленно поднималось. Таня толкнула мужа в бок, попросила перестать. Спросонья Антон и сам не понял, что происходит. Несколько секунд одеяло просто парило в воздухе, затем со свистом рухнуло вниз. Остаток ночи они уже не спали. 
Весь день Таня ходила сама не своя. Она звонила мужу каждые 10 минут, просила его поторопиться. К счастью, Антон вернулся ещё до наступления темноты. Ложиться спать никто не торопился. Даже Верочка как будто чувствовала страхи родителей, но всё же уснула. Таня и Антон немного задремали, но ненадолго. Разбудил их жуткий крик дочери, девочка сидела на кровати и кричала, уставившись взглядом в угол. С большим трудом и применением успокоительного средства (девочка гипер-активная и успокоительное выписывал педиатр), девочка снова уснула. Таня вышла на кухню, попить воды, а возвращаясь, встретилась в коридоре с прозрачным силуэтом женщины, на руках у которой был младенец. Образ младенца перепугал Татьяну, она подумала, что призрак забирает душу её дочери. Забежав в комнату, девушка стала трясти ребёнка, девочка проснулась. 
О сне уже не было и речи. Таня и Антон расставили свечи по квартире, но свечи периодически гасли, приходилось зажигать их вновь. С квартиры решено было съехать. Наутро, собирая вещи, Таня ненавязчиво (чтобы не показаться сумасшедшей) спрашивала у соседей, не было ли убийств в этом доме. Соседи заверяли, что убийств не было, но одна из старушек вспомнила, что пять лет назад во дворе этого дома была убита женщина с маленьким ребёнком. Как выяснилось, в этой квартире никто надолго не остаётся. Хозяин и сам не может там долго находится. Приедет, напьётся и уезжает. 
Эта история произошла на самом деле с сестрой моего мужа. С Антоном Таня давно уже не живёт, но продолжает скитаться по съёмным квартирам. Подобных ужасов в её жизни больше не встречалось.