Совсем забыла сообщить, что у меня есть младшая сестра. Этот факт настолько ценен сам по себе, что я, пожалуй, не стану отплевываться здесь воспоминаниями о том, как била её в детстве учебником по башке и учила зажёвывать водку ириской. И как лет в 15 потащила её с собой автостопом в Крым смотреть первое в нашей жизни море. Рискуя не только своей, но и её маленькой глупой жизнью.
Говорят, что родственников не выбирают. Но младшая сестра всегда растёт с оглядкой на тебя, распустёху, поэтому ты некоторым образом участвуешь и некоторым образом даже отвечаешь за то, что получилось в итоге. Нормально получилось. Хорошо, что я участвовала не в полную мощь, а вовремя отошла со своими учебниками – и дала ребенку вырасти в красивую и мудрую бабу. Пост гордости и семьи, короче. Кто не поставит класс рассказать друзьям – тот михрютка бесполезная. И сердца у того нет.
На фотографии меня больше, потому что я старшая, а она - криворукая.
Говорят, что родственников не выбирают. Но младшая сестра всегда растёт с оглядкой на тебя, распустёху, поэтому ты некоторым образом участвуешь и некоторым образом даже отвечаешь за то, что получилось в итоге. Нормально получилось. Хорошо, что я участвовала не в полную мощь, а вовремя отошла со своими учебниками – и дала ребенку вырасти в красивую и мудрую бабу. Пост гордости и семьи, короче. Кто не поставит класс рассказать друзьям – тот михрютка бесполезная. И сердца у того нет.
На фотографии меня больше, потому что я старшая, а она - криворукая.
К осени в Петербурге готовятся серьезно. Это у вас она пушкинская. У вас болдинская. А нас еще неделька – и пиздец, извините за нежность фразы. Поэтому, перво-наперво, греем полы. Греем люто – чтобы жаром кота аж на метр подбрасывало. Если кот, к примеру, лысый и подбрасываться не хочет, потому что ему отлично вообще и обосрался весь от счастья – проверяем температуру иначе. Ставим на пол мусорный мешок. Закипел, воняя – вы у цели. Пророс и заколосился – притушите фетилёк, перестарались немного.
Теперь обои сраные. Дураку понятно, что они у вас сейчас серые в ёлочку - тут у всех в Питере такие. Купите ведро тикурилы зеленого цвета – и прямо сверху намажьте на стены лето тремя слоями. Иначе закипите к ноябрю. Или прорастёте.
Хорошо бы еще тещиных языков в горшки насадить. Но у некоторых в руках даже погребальные венки вянут – такая вот психика у людей урбанатская. Не волнуйтесь и доставайте новогоднюю елку. Пластмассовую, с антресолей. Ну и что, что первое сентября? Сейчас стемнеет и повалится, обволочёт кумачом и в трубах засвищет. Подует с болот гибельной сыростью, накроет мороком с Пряжки. А у вас – оппа, гирляндочка. И шарики, блядь, цветные. Ежели вы раньше всех в хоровод встанете, словно гоголевский Хома в чертов круг – то наверняка спасётесь.
Что ещё? Книжки из духовки достать. Не место им там – ни первому изданию Мисимы, ни последнему. Хотя ирония ваша злобная всем тут понятна. Однако, духовка зимой нужна для хлеба насущного. Непременно с корицей или другим признаком уютной жизни. Начинайте печь как неистовый, потому что запах питерской осени провоцирует неврозы. Нет корицы - купите ваниль. Приютите белый налив с барахолоки – его обычно в нагрузку к кабачкам раздают.
Если посреди вашей кухни с царских времен дожидается ванна – пора вспомнить, зачем она людям. Не для корюшки, это вам кто-то напрасно и подло внушил. Ванна нужна для принятия. Осени, в том числе. Закажите себе душистого мыла, заморских солей и полезайте в них голенький - до весны. Уже скоро весна-то. Через девять месяцев, как младенчик. Розовощекая, нелепая и дрожащая как лысый кот.
Теперь обои сраные. Дураку понятно, что они у вас сейчас серые в ёлочку - тут у всех в Питере такие. Купите ведро тикурилы зеленого цвета – и прямо сверху намажьте на стены лето тремя слоями. Иначе закипите к ноябрю. Или прорастёте.
Хорошо бы еще тещиных языков в горшки насадить. Но у некоторых в руках даже погребальные венки вянут – такая вот психика у людей урбанатская. Не волнуйтесь и доставайте новогоднюю елку. Пластмассовую, с антресолей. Ну и что, что первое сентября? Сейчас стемнеет и повалится, обволочёт кумачом и в трубах засвищет. Подует с болот гибельной сыростью, накроет мороком с Пряжки. А у вас – оппа, гирляндочка. И шарики, блядь, цветные. Ежели вы раньше всех в хоровод встанете, словно гоголевский Хома в чертов круг – то наверняка спасётесь.
Что ещё? Книжки из духовки достать. Не место им там – ни первому изданию Мисимы, ни последнему. Хотя ирония ваша злобная всем тут понятна. Однако, духовка зимой нужна для хлеба насущного. Непременно с корицей или другим признаком уютной жизни. Начинайте печь как неистовый, потому что запах питерской осени провоцирует неврозы. Нет корицы - купите ваниль. Приютите белый налив с барахолоки – его обычно в нагрузку к кабачкам раздают.
Если посреди вашей кухни с царских времен дожидается ванна – пора вспомнить, зачем она людям. Не для корюшки, это вам кто-то напрасно и подло внушил. Ванна нужна для принятия. Осени, в том числе. Закажите себе душистого мыла, заморских солей и полезайте в них голенький - до весны. Уже скоро весна-то. Через девять месяцев, как младенчик. Розовощекая, нелепая и дрожащая как лысый кот.
И нашла Алена кнопку "спам" в мессенджере фейсбука. И открылись ей хляби словесные. И составила она списочек, потому что у неё ангина и дедлайн. И доброе сердце. Вдруг вы тоже сдуру станете блогером, которого зачем-то читают 9 тысяч человек? А я вас упрежу. Отслюнявлю вам результатики. Разбирайте, клейте на могучие лбы. К чему готовиться, на что рассчитывать и куда, собственно, бежать. Итак.
Арабских скакунов – 74 экземпляра. Из них наизготовку – 13 штыков. Из них вялых – четыре фубли. Из них венерологических - двое.
Психологов – 21 особь. Из них экзистенциальных - 14. Из них расстановщиков – шестеро. Из них фатально безграмотных – каждая. Цитата из анналов:
– Вы типичный пример шозофреника, вам некто не говорил??? НО!!! Не растраивайтесь! Еще не поздно!!! Вы можите еще и мужа вернуть и деток родить, если мы отработаем с Вами защемления.
Принцев Египта - один.
Цыганских баронов - двое.
Подростков в поиске строгой госпожи - семеро.
Трехглазых – 11. Из них с магиофреническим синдромом – 11. Из них из Индии – 4. Из Убуда - 1. Из Пая - 2. И с Суматры вот ещё пассажирка:
– Здравствуйте, Алла. Я психолог и эзотерический практик с Суматры, временно проживаю и практикую в Москве, район Отрадное. Готова взять вас на трехнедельный курс семейной травмы. Меня в серьез беспокоит ваш пост, вы несете на себе карму отца и можете погибнуть в раннем возрасте, если не начнете работу с травмой и натиски по судьбе. Сьездийте ко мне на практику, или позвоните чтобы, узнать подробности.
Одноклассниц, которые не ожидали от меня - 4.
Родственниц, которые не ожидали от меня - 3.
Героев, упомянутых в моих рассказах, которые не ожидали от меня - 9.
Тех, кто так и знал, что я такая - один Валера. Точит вялый штык.
Мужиков, спрашивающих куда мне прислать Зинфандель – 7. Реально приславших - 2.
Мужиков, спрашивающих, присылают ли мне Зинфандель - 3. Из них не поверивших, что присылают - 3.
Мужиков, уверенных, что я мужик - 4. Из них с лепрозория – 2. С двача - 1. И еще один, кажется, с удаффкома, судя по лексике. Этот думает, что я пожилой и несимпатичный мужик, иначе уже хлебала бы с ним пивчанский в Рыбацком.
Байкеров – 4. Уверенных, что я все вру насчет своих мотоциклов - 4.
Редакторов уважаемых изданий - 6. Редакторов уважаемых изданий, названия которых мне хоть о чем-то говорят - 0.
Верующих и предающих меня анафеме - 1.
Проклинающих меня за всю русскую идиоматику - 8.
Издателей книг - трое.
Обиженных мною поэтов – 21. Из них ждущих моих рецензий на их затрапезную лирику - 20.
Поэтов, желающих мне сдохнуть за рецензию - 1.
Незнакомых женщин, желающих мне сдохнуть без видимых на то причин - 12. Пример депеши:
Чего ты выебываешься, пейсательница говённая?)))) Таких как ты надо стерилизовать, чтобы зараза дальше не распространялась. Ебанашка))))) Жалко тебя)) Сдохнешь - люди полайкают. Ты же за этим живешь-то, за лайки свои поганые. Вот и получишь себе на могилку. Я первая лайкну, так и быть))))
За последние дни вас пришло достаточно, поэтому я должна предупредить о том, что здесь происходит. Я использую обсценную лексику. И высмеиваю всё, что плохо лежит. Почти все мои рассказы - автобиографические. И адресуя свои проклятья моему лирическому герою, вы рикошетите в меня. Не надо так. У меня температура поднимается и голос пропадает. А вы же, кажется, послушать пришли?
Арабских скакунов – 74 экземпляра. Из них наизготовку – 13 штыков. Из них вялых – четыре фубли. Из них венерологических - двое.
Психологов – 21 особь. Из них экзистенциальных - 14. Из них расстановщиков – шестеро. Из них фатально безграмотных – каждая. Цитата из анналов:
– Вы типичный пример шозофреника, вам некто не говорил??? НО!!! Не растраивайтесь! Еще не поздно!!! Вы можите еще и мужа вернуть и деток родить, если мы отработаем с Вами защемления.
Принцев Египта - один.
Цыганских баронов - двое.
Подростков в поиске строгой госпожи - семеро.
Трехглазых – 11. Из них с магиофреническим синдромом – 11. Из них из Индии – 4. Из Убуда - 1. Из Пая - 2. И с Суматры вот ещё пассажирка:
– Здравствуйте, Алла. Я психолог и эзотерический практик с Суматры, временно проживаю и практикую в Москве, район Отрадное. Готова взять вас на трехнедельный курс семейной травмы. Меня в серьез беспокоит ваш пост, вы несете на себе карму отца и можете погибнуть в раннем возрасте, если не начнете работу с травмой и натиски по судьбе. Сьездийте ко мне на практику, или позвоните чтобы, узнать подробности.
Одноклассниц, которые не ожидали от меня - 4.
Родственниц, которые не ожидали от меня - 3.
Героев, упомянутых в моих рассказах, которые не ожидали от меня - 9.
Тех, кто так и знал, что я такая - один Валера. Точит вялый штык.
Мужиков, спрашивающих куда мне прислать Зинфандель – 7. Реально приславших - 2.
Мужиков, спрашивающих, присылают ли мне Зинфандель - 3. Из них не поверивших, что присылают - 3.
Мужиков, уверенных, что я мужик - 4. Из них с лепрозория – 2. С двача - 1. И еще один, кажется, с удаффкома, судя по лексике. Этот думает, что я пожилой и несимпатичный мужик, иначе уже хлебала бы с ним пивчанский в Рыбацком.
Байкеров – 4. Уверенных, что я все вру насчет своих мотоциклов - 4.
Редакторов уважаемых изданий - 6. Редакторов уважаемых изданий, названия которых мне хоть о чем-то говорят - 0.
Верующих и предающих меня анафеме - 1.
Проклинающих меня за всю русскую идиоматику - 8.
Издателей книг - трое.
Обиженных мною поэтов – 21. Из них ждущих моих рецензий на их затрапезную лирику - 20.
Поэтов, желающих мне сдохнуть за рецензию - 1.
Незнакомых женщин, желающих мне сдохнуть без видимых на то причин - 12. Пример депеши:
Чего ты выебываешься, пейсательница говённая?)))) Таких как ты надо стерилизовать, чтобы зараза дальше не распространялась. Ебанашка))))) Жалко тебя)) Сдохнешь - люди полайкают. Ты же за этим живешь-то, за лайки свои поганые. Вот и получишь себе на могилку. Я первая лайкну, так и быть))))
За последние дни вас пришло достаточно, поэтому я должна предупредить о том, что здесь происходит. Я использую обсценную лексику. И высмеиваю всё, что плохо лежит. Почти все мои рассказы - автобиографические. И адресуя свои проклятья моему лирическому герою, вы рикошетите в меня. Не надо так. У меня температура поднимается и голос пропадает. А вы же, кажется, послушать пришли?
У меня в ленте – лысая псина цвета вишневой пенки. Со съехавшим влево мордоворотом. И гигантским языком, свисающим из пасти, как мошонка дьявола. Я зову её "Питер–Москва". Потому что один глаз туда, а другой, стало быть, обратно. Чуткое зрелище, честно говоря. А ещё есть кот. Которому в харю въехал троллейбус. Или не въехал, просто харя такая неудобосказуемая. Обморок небесный! Нижняя челюсть глаза загораживает. Усы вразнопиздицу. Ни на кого я так не любуюсь, как на этих двоих. Часами разглядываю, умиляюсь, кричу "ептваюмать" в ночи и припускаю в трусы от восторга. Что же это получается? А то, что с недавнего времени мне стали нравится Уёбища.
Раньше как было? Самый красивый в помёте кот – твой. Прям который мамку пушистыми лапищами распахнул с усилием – и выпрыгнул дерзко на белый снег. И пошагал, пофыркивая. И посмотрел, как на говно. И собаке в жопу вцепился зубами. Альфач! Самец! Извольте пойти со мной в уютную переноску. А сейчас что? А сейчас дайте мне вон тот гибрид слоновьего пениса и черепашьей башки. С ушами вовнутрь. И усами из жопы. Перемена волнительная – вот, что я думаю. И, возможно, когда-нибудь, хотя и нельзя сказать наверняка – она будет работать и с мужиками. Позвонит мне ночью из калдырной очередной ценитель моего творчества. Глазки-бусинки, в усах капуста. А я и подорвусь спасать, теряя тапочки. Мол, утибоземой. Кто это у нас тут такой кривенький? Кто чесночным сухариком подавился? Лезь в декольте, котик, я тебе сейчас всю твою судьбу сермяжную изменять буду.
Так что вы не оставляйте попыток, конечно. Мне в ночи покричать – как нехуй делать же.
Раньше как было? Самый красивый в помёте кот – твой. Прям который мамку пушистыми лапищами распахнул с усилием – и выпрыгнул дерзко на белый снег. И пошагал, пофыркивая. И посмотрел, как на говно. И собаке в жопу вцепился зубами. Альфач! Самец! Извольте пойти со мной в уютную переноску. А сейчас что? А сейчас дайте мне вон тот гибрид слоновьего пениса и черепашьей башки. С ушами вовнутрь. И усами из жопы. Перемена волнительная – вот, что я думаю. И, возможно, когда-нибудь, хотя и нельзя сказать наверняка – она будет работать и с мужиками. Позвонит мне ночью из калдырной очередной ценитель моего творчества. Глазки-бусинки, в усах капуста. А я и подорвусь спасать, теряя тапочки. Мол, утибоземой. Кто это у нас тут такой кривенький? Кто чесночным сухариком подавился? Лезь в декольте, котик, я тебе сейчас всю твою судьбу сермяжную изменять буду.
Так что вы не оставляйте попыток, конечно. Мне в ночи покричать – как нехуй делать же.
Звонит подруга, жалуется на осень.
– А поехали – говорит – в Крым.
Ну, я задумалась на минуточку, потому что если бы она меня заранее позвала - я бы еще подумала. А тут думать некогда, надо ехать.
– А куда? - спрашиваю. Она говорит - ну, в Алупку. То есть, не в саму Алупку, а за неё.
И аж завтраком подавилась от глубочайшей символической коннотации, накрывшей меня с головой. Действительно, куда еще ехать в 2020 году? В Заалупье!
Весь 2020 год - какое-то невероятное Заалупье. И надо хоть напоследок накрыться им по собственному желанию, а не по чьей-то указке. Есть у меня тут кто из Заалупья? Расскажите ваши преимущества.
– А поехали – говорит – в Крым.
Ну, я задумалась на минуточку, потому что если бы она меня заранее позвала - я бы еще подумала. А тут думать некогда, надо ехать.
– А куда? - спрашиваю. Она говорит - ну, в Алупку. То есть, не в саму Алупку, а за неё.
И аж завтраком подавилась от глубочайшей символической коннотации, накрывшей меня с головой. Действительно, куда еще ехать в 2020 году? В Заалупье!
Весь 2020 год - какое-то невероятное Заалупье. И надо хоть напоследок накрыться им по собственному желанию, а не по чьей-то указке. Есть у меня тут кто из Заалупья? Расскажите ваши преимущества.
С наступающим, друзья! Я уже нарядила ёлку. А это значит, что тут должен появиться первый пост итогов 2020. Потому что если этот сраный год не проводить никакими итогами – он так и останется тут упавшим бревном. Как заноза в глазу – только очень большая.
Это был первый год, встреченный по-христиански. Вместо праздничной Волкинг-стрит – пенсионерский Районг. Вместо вёдер с коктейлями – детское шампанское со вкусом дынного мыла. А вместо развратного сёрфера, не бельмеса не понимающего в сакральной идее бани на Новый год – личинка Самсоновой в отельных одеялах, перемазанная по случаю остатками карри. Ничто не предвещало. Занимался кровавый рассвет.
Это был первый февраль, когда я почувствовала себя настоящим писателем. Мой старинный рассказ, наконец, украли – и рассказали по телевизору. Но предварительно лайкнули его в фейсбуке в качестве оплаты за участие.
Это был первый март, когда меня бросило сразу три мужика. С каждым из них я знакома лет по 15, но тут выяснилось, что общение со мной не освещает их путь. Не горит на карте жизни теплым огонёчком, как горят другие важные люди. И если я и хотела когда-нибудь стать на минуточку мужиком – то именно в тот момент. Чтобы достать член – и обоссать остывающие угли.
Это был первый апрель, когда меня сделали кротом в собственном доме. Я строила шалаши из коробок от пиццы, рисовала бабочек на обоях и стонала в окно от тоски неизблёванности. Мой дом стал тюрьмой, а новостная лента – черной проказой, заставляющей глаза вытекать из глазниц.
Это был май, когда я начала писать в столбик – но вовремя опомнилась и наняла психиатра, с которым мы долго обсуждали поэзию, вино и нейролингвистику. Он выпросил себе на память мою картину с пьющей Фридой Кало и прислал в ответ банку зеленой краски для кухни.
Это был июнь, когда я купила первое в своей жизни белое платье. И вышла в нём на улицу, пугая прохожих. Я в белом – как пантера в розовом. Зрелище комичное и напрасное.
Это был июль, когда я сильно и обидно заболела. И валялась в больнице с видом на дряхлеющую Неву. И потратила все деньги, собранные на черный день. Который всё никак не хотел заканчиваться.
Это был всё тот же июль, когда я не смогла заплатить за арендную квартиру. И впервые за 13 лет залезла в кредиты, чтобы плыть на своей утлой лодочке хоть в какое-нибудь "далёко". Рассекая волну, как водится.
Это был август, когда я достала с антресолей красное платье, уцелевшее с каких-то особенно древних времен – и оно оказалось мне впору. А это значит, что если я больше и не поплаваю, то точно взлечу.
А сегодня у меня сентябрь. И я нарядила ёлку. Потому что хватит с меня, бога ради. Не надо все яйца совать в один единственный рот – или как там, в поговорке? Давайте как-то дозировать. Как-то распределять.
Двадцатый год был со мной груб и неистов. Пусть уходит, бревно сучковатое. А я в баню пойду. И упьюсь там по случаю. С Новым годом! С легким паром! Всем, кто был со мной в это черное безвременье – белых полос до самой жопочки. Люблю вас!
Это был первый год, встреченный по-христиански. Вместо праздничной Волкинг-стрит – пенсионерский Районг. Вместо вёдер с коктейлями – детское шампанское со вкусом дынного мыла. А вместо развратного сёрфера, не бельмеса не понимающего в сакральной идее бани на Новый год – личинка Самсоновой в отельных одеялах, перемазанная по случаю остатками карри. Ничто не предвещало. Занимался кровавый рассвет.
Это был первый февраль, когда я почувствовала себя настоящим писателем. Мой старинный рассказ, наконец, украли – и рассказали по телевизору. Но предварительно лайкнули его в фейсбуке в качестве оплаты за участие.
Это был первый март, когда меня бросило сразу три мужика. С каждым из них я знакома лет по 15, но тут выяснилось, что общение со мной не освещает их путь. Не горит на карте жизни теплым огонёчком, как горят другие важные люди. И если я и хотела когда-нибудь стать на минуточку мужиком – то именно в тот момент. Чтобы достать член – и обоссать остывающие угли.
Это был первый апрель, когда меня сделали кротом в собственном доме. Я строила шалаши из коробок от пиццы, рисовала бабочек на обоях и стонала в окно от тоски неизблёванности. Мой дом стал тюрьмой, а новостная лента – черной проказой, заставляющей глаза вытекать из глазниц.
Это был май, когда я начала писать в столбик – но вовремя опомнилась и наняла психиатра, с которым мы долго обсуждали поэзию, вино и нейролингвистику. Он выпросил себе на память мою картину с пьющей Фридой Кало и прислал в ответ банку зеленой краски для кухни.
Это был июнь, когда я купила первое в своей жизни белое платье. И вышла в нём на улицу, пугая прохожих. Я в белом – как пантера в розовом. Зрелище комичное и напрасное.
Это был июль, когда я сильно и обидно заболела. И валялась в больнице с видом на дряхлеющую Неву. И потратила все деньги, собранные на черный день. Который всё никак не хотел заканчиваться.
Это был всё тот же июль, когда я не смогла заплатить за арендную квартиру. И впервые за 13 лет залезла в кредиты, чтобы плыть на своей утлой лодочке хоть в какое-нибудь "далёко". Рассекая волну, как водится.
Это был август, когда я достала с антресолей красное платье, уцелевшее с каких-то особенно древних времен – и оно оказалось мне впору. А это значит, что если я больше и не поплаваю, то точно взлечу.
А сегодня у меня сентябрь. И я нарядила ёлку. Потому что хватит с меня, бога ради. Не надо все яйца совать в один единственный рот – или как там, в поговорке? Давайте как-то дозировать. Как-то распределять.
Двадцатый год был со мной груб и неистов. Пусть уходит, бревно сучковатое. А я в баню пойду. И упьюсь там по случаю. С Новым годом! С легким паром! Всем, кто был со мной в это черное безвременье – белых полос до самой жопочки. Люблю вас!
– Вы не хотите взять кота в аренду? – спрашивает меня подписчица с улицы Седова.
– В смысле. Как это?
– Ну вот у вас пост за 2017 год, где вы пишете, что хотите потискать чьего-нибудь кота. У вас что-то изменилось за это время?
– Эээ. Адрес. Семейное положение. Зарплата. Вес. А что значит "кота в аренду"?
– У меня есть кот. Я могу вам его отдать на неделю.
– Вы куда-то уезжаете, или что?
– Нет, просто заебал. Извините за мой французский.
– Это русский. Ничего страшного. И как же вы чужому человеку своего личного кота отдадите? Может, я ему пальцы в рот буду совать, когда он зевает. Или за жопу кусать. Или яйца ему того... отчекрыжу. Из ненависти к мужскому полу и любви к контролируемому размножению.
– Он кастрированный у меня вообще-то. Так вам надо кота, или нет? Горшок привезу. Корм ваш. Пятьсот рублей в сутки.
– Я подумаю, спасибо. Как зовут животное?
– Алла.
– Так это кошка?
– Кот. Васька. Алла - это я. В фейсбуке Света.
– Оригинально.
– Ничего оригинального, просто Алла заебало.
Знаете, вот осень ещё даже не началась толком. А у меня уже коты по пятьсот и Светы по рублю. Которые Аллы. Взять, чтоли, у нее Ваську? Интересно, почём, если навсегда.
– В смысле. Как это?
– Ну вот у вас пост за 2017 год, где вы пишете, что хотите потискать чьего-нибудь кота. У вас что-то изменилось за это время?
– Эээ. Адрес. Семейное положение. Зарплата. Вес. А что значит "кота в аренду"?
– У меня есть кот. Я могу вам его отдать на неделю.
– Вы куда-то уезжаете, или что?
– Нет, просто заебал. Извините за мой французский.
– Это русский. Ничего страшного. И как же вы чужому человеку своего личного кота отдадите? Может, я ему пальцы в рот буду совать, когда он зевает. Или за жопу кусать. Или яйца ему того... отчекрыжу. Из ненависти к мужскому полу и любви к контролируемому размножению.
– Он кастрированный у меня вообще-то. Так вам надо кота, или нет? Горшок привезу. Корм ваш. Пятьсот рублей в сутки.
– Я подумаю, спасибо. Как зовут животное?
– Алла.
– Так это кошка?
– Кот. Васька. Алла - это я. В фейсбуке Света.
– Оригинально.
– Ничего оригинального, просто Алла заебало.
Знаете, вот осень ещё даже не началась толком. А у меня уже коты по пятьсот и Светы по рублю. Которые Аллы. Взять, чтоли, у нее Ваську? Интересно, почём, если навсегда.
Встречи с родственниками ничего хорошего не сулят. Ну, сядем рядком. Выпьем. И начинается.
– А Анька-то, Анька! Которая у тебя Володьку увела, помнишь? За четвертым поехала!
– Куда поехала, зачем поехала. Закусывай, может?
– Да ты не понимаешь, чтоль? Беременяха она. Четвертый раз!
– А, понятно. Володька и носки-то никогда не носил. Хотел, чтобы ноги дышали.
– Ты про что?
– Про гандоны.
– Про какие еще гандоны?
Дальше общаемся. Титька помер. Семенов с башенного крана упал – и выжил. Но кривой теперь. У Костомаровой сын в тюрьме. А красивый мальчик Сережа Комчев спит с котихой Горышиной. Она, помню, говно в аптеку носила. Ей сказали три литра насрать – и в аптеке на спирт поменяешь. Быстро справилась. За сутки буквально. Хотя, честно говоря, в те годы даже мне срать было нечем.
Дальше сидим. Тетя Лида совсем плоха. Полный шкаф таблеток. Нет, не прописывали. Просто таблетки любит. Дядя Рафик свиней завел. Где, где. В палисаднике. А у мамы георгины. Ты маме когда последний раз звонила? Она все переживает, что ты с Валерой рассталась. Такой хороший парень был. Скромный. Вежливый. Последний, возможно, такой. Сама ты психопат! Соления есть у тебя? А чего не крутишь?
Я выпускаю тонкие декадентские кольца дыма в расхристанное окно колодца - и думы мои тяжелеют. Чего это я, действительно, не кручу? И Валера был не так плох, как выглядел. Ну, а Анька-то, Анька, ты подумай. Значит, с 98 года у нее, как минимум, четыре раза было с Володькой. А, может, и с Комчевым. Живёт-то жирно. И срёт поди не хуже.
Тетя Катя спрашивает, чего ты не приезжаешь – вырывает меня из наркоза голос.
А, это мы тут с родственницей. Общаемся. Про гандоны вроде. Или про что?
Говорят, несколько жизней за одну проживают только актеры. И простым гагарам оно недоступно – ты эту-то по-человечьи проживи. Актриса из меня, надо сказать, никакая. Я однажды оргазм имитировала - так мне бригаду вызвали. Но стоит встретиться с кем-то из прошлой жизни – и понимаешь, что жизнь не одна. Кто-то тут безвозвратно помер – и не может войти в ту же реку. Разговор с родственницей поддержать.
Впрочем, можно выйти под дождь. И встряхнуться, как кошке. У которой этих жизней – как говна у Горышиной.
И рассмеяться. И кинуть нищему тыщу.
Потому что хороший ты парень, Валера. Скромный. Вежливый. Последний, возможно, такой. А тыща у меня не последняя. У меня этих тыщ...
– А Анька-то, Анька! Которая у тебя Володьку увела, помнишь? За четвертым поехала!
– Куда поехала, зачем поехала. Закусывай, может?
– Да ты не понимаешь, чтоль? Беременяха она. Четвертый раз!
– А, понятно. Володька и носки-то никогда не носил. Хотел, чтобы ноги дышали.
– Ты про что?
– Про гандоны.
– Про какие еще гандоны?
Дальше общаемся. Титька помер. Семенов с башенного крана упал – и выжил. Но кривой теперь. У Костомаровой сын в тюрьме. А красивый мальчик Сережа Комчев спит с котихой Горышиной. Она, помню, говно в аптеку носила. Ей сказали три литра насрать – и в аптеке на спирт поменяешь. Быстро справилась. За сутки буквально. Хотя, честно говоря, в те годы даже мне срать было нечем.
Дальше сидим. Тетя Лида совсем плоха. Полный шкаф таблеток. Нет, не прописывали. Просто таблетки любит. Дядя Рафик свиней завел. Где, где. В палисаднике. А у мамы георгины. Ты маме когда последний раз звонила? Она все переживает, что ты с Валерой рассталась. Такой хороший парень был. Скромный. Вежливый. Последний, возможно, такой. Сама ты психопат! Соления есть у тебя? А чего не крутишь?
Я выпускаю тонкие декадентские кольца дыма в расхристанное окно колодца - и думы мои тяжелеют. Чего это я, действительно, не кручу? И Валера был не так плох, как выглядел. Ну, а Анька-то, Анька, ты подумай. Значит, с 98 года у нее, как минимум, четыре раза было с Володькой. А, может, и с Комчевым. Живёт-то жирно. И срёт поди не хуже.
Тетя Катя спрашивает, чего ты не приезжаешь – вырывает меня из наркоза голос.
А, это мы тут с родственницей. Общаемся. Про гандоны вроде. Или про что?
Говорят, несколько жизней за одну проживают только актеры. И простым гагарам оно недоступно – ты эту-то по-человечьи проживи. Актриса из меня, надо сказать, никакая. Я однажды оргазм имитировала - так мне бригаду вызвали. Но стоит встретиться с кем-то из прошлой жизни – и понимаешь, что жизнь не одна. Кто-то тут безвозвратно помер – и не может войти в ту же реку. Разговор с родственницей поддержать.
Впрочем, можно выйти под дождь. И встряхнуться, как кошке. У которой этих жизней – как говна у Горышиной.
И рассмеяться. И кинуть нищему тыщу.
Потому что хороший ты парень, Валера. Скромный. Вежливый. Последний, возможно, такой. А тыща у меня не последняя. У меня этих тыщ...
В Питере осенью бесприютно. Ни один дурак по нему осенью не ходит: такое страшное сквозит из наших дворов–колодцев, такой несет замогильной стужей с Невы — отшельницы, что хоть садись себе саван ткать.
К осени питерские мужики заводят себе Бабу, к которой бегут из офисов по стылым улицам с колкой моросью и ветром. Затемно бегут. От нее — затемно, к ней — затемно. Ночь жизни, сомнамбулическое забытьё.
У других, одиноких, обостряются риновирусы и прочая психосоматика, а в глотке поселяется какая–то неизблеванность, словно перележало там что–то, а выхода не находит. Тоска звериная, лютая обездоленность. Вот горе–то.
И бежать таким некуда, дома тоже все простыло, потому что топить начнут в ноябре, а к ноябрю тебя, прозрачного, хоть коли на запчасти — да и пускай по ветру злобными осколками: сами собой сложатся если не в "вечность", то в "безысходность".
Хороший напиток водка, если под горячий борщ. Чай котируется, если с лимоном и медом. Хреновуха хороша, если самому готовить. Чтоб аж глаза вылетали и жопа потела.
А вот перцовка - бесполезная штука, бездушная. Ею только москвичей и поить, если они ненормальные и приперлись к вам из Москвы своей тёпленькой. Где и насухую можно переломаться, потому что - то солнышко у них, то капель.
То на Никольской фонарей повесили бюджетом с полпитера. И музыка играет. И пьяные снеговики в пушистых варежках по пять тыщ милостыню просят себе на икру.
К осени питерские мужики заводят себе Бабу, к которой бегут из офисов по стылым улицам с колкой моросью и ветром. Затемно бегут. От нее — затемно, к ней — затемно. Ночь жизни, сомнамбулическое забытьё.
У других, одиноких, обостряются риновирусы и прочая психосоматика, а в глотке поселяется какая–то неизблеванность, словно перележало там что–то, а выхода не находит. Тоска звериная, лютая обездоленность. Вот горе–то.
И бежать таким некуда, дома тоже все простыло, потому что топить начнут в ноябре, а к ноябрю тебя, прозрачного, хоть коли на запчасти — да и пускай по ветру злобными осколками: сами собой сложатся если не в "вечность", то в "безысходность".
Хороший напиток водка, если под горячий борщ. Чай котируется, если с лимоном и медом. Хреновуха хороша, если самому готовить. Чтоб аж глаза вылетали и жопа потела.
А вот перцовка - бесполезная штука, бездушная. Ею только москвичей и поить, если они ненормальные и приперлись к вам из Москвы своей тёпленькой. Где и насухую можно переломаться, потому что - то солнышко у них, то капель.
То на Никольской фонарей повесили бюджетом с полпитера. И музыка играет. И пьяные снеговики в пушистых варежках по пять тыщ милостыню просят себе на икру.
Только что постирала пластиковый пакет. Не понимаю, как это произошло. Мы же с психиатром два года над этим работали. Вытесняли из жизни все триггеры. Выращивание лука в граненых стаканах. Покупку пищевой соды. Ношение фланелевых халатов. Хранение в чулках чеснока. И на тебе, выкуси. Взяла со стола пакет, понюхала (пахнет арбузом) – и шлёп его в раковину. И руками как енот-полоскун ляп-ляп-ляп. Опомнилась – уже на батарею вешаю. Сохнуть.
А дальше что? Вот за этой чертой? Угги по акции? Трусы из магазина fix price? Любовник на 10 лет старше? Иконки на приборной панели? Гобелены с лосями? Хрустальный салатник? Швабра? Золотые серьги? Кофейный сервиз? Огородик? Дарья Донцова? Домашние соления? Палки для скандинавской ходьбы? Электрофорез? Турция все включено? Климакс?
Однажды я сидела на строгой диете. Нельзя было жрать еду, смотреть на еду и думать про еду. Очень модная диета, помогала гарантированно. И вот, пятница, тринадцатое, ничто не предвещает. Я хожу по торговому центру и награждаю себя за голод: то стрингов прикуплю, то шпилек, то жопой покручу возле барбершопа.
И хватает меня за руку дивной красоты девица – прям мармеладный загар в декабре, прям грация юной нимфетки.
У нас, говорит, дегустация натуральной косметики. Хотите, мы вас с ног до головы нахаляву обмажем? Я на нимфетку смотрю – и хочу. Потому что чего она аж светится-то. Зашли в корнер, стоим мажемся. И так она эти свои кремы/скрабы нахваливает. Натуральный продукт! Никаких консервантов! Нашу продукцию даже жрать можно! И жрет. Прям рукой что-то там зацепила себе в рот и жуёт довольная. Демонстрирует. Вы, мол, тоже попробуйте. Тут кедровые орешки, мед, шоколад натуральный, масло кокосовое.
И я как в трансе каком-то: палец обмакиваю - и в рот. Потом два. Потом ладонью гребу. Нимфетка за банку схватилась – а я не отдаю. Как кот в сосиску вцепилась.
Вот это - тот же случай. Но только с шоколадом и орехами я потом кое-как завязала. А пакеты в моей жизни только начались. Переживаю очень. Как назад-то откатить? Самокат купить? Тикток завести? Назначить себя небинароной гендерной персоной?
А дальше что? Вот за этой чертой? Угги по акции? Трусы из магазина fix price? Любовник на 10 лет старше? Иконки на приборной панели? Гобелены с лосями? Хрустальный салатник? Швабра? Золотые серьги? Кофейный сервиз? Огородик? Дарья Донцова? Домашние соления? Палки для скандинавской ходьбы? Электрофорез? Турция все включено? Климакс?
Однажды я сидела на строгой диете. Нельзя было жрать еду, смотреть на еду и думать про еду. Очень модная диета, помогала гарантированно. И вот, пятница, тринадцатое, ничто не предвещает. Я хожу по торговому центру и награждаю себя за голод: то стрингов прикуплю, то шпилек, то жопой покручу возле барбершопа.
И хватает меня за руку дивной красоты девица – прям мармеладный загар в декабре, прям грация юной нимфетки.
У нас, говорит, дегустация натуральной косметики. Хотите, мы вас с ног до головы нахаляву обмажем? Я на нимфетку смотрю – и хочу. Потому что чего она аж светится-то. Зашли в корнер, стоим мажемся. И так она эти свои кремы/скрабы нахваливает. Натуральный продукт! Никаких консервантов! Нашу продукцию даже жрать можно! И жрет. Прям рукой что-то там зацепила себе в рот и жуёт довольная. Демонстрирует. Вы, мол, тоже попробуйте. Тут кедровые орешки, мед, шоколад натуральный, масло кокосовое.
И я как в трансе каком-то: палец обмакиваю - и в рот. Потом два. Потом ладонью гребу. Нимфетка за банку схватилась – а я не отдаю. Как кот в сосиску вцепилась.
Вот это - тот же случай. Но только с шоколадом и орехами я потом кое-как завязала. А пакеты в моей жизни только начались. Переживаю очень. Как назад-то откатить? Самокат купить? Тикток завести? Назначить себя небинароной гендерной персоной?
Сосед сверху отчаялся обзавестись осенней бабой и припёр себе кота. Драного, хриплого и ебливого, как мартовский кролик. Прихожу к нему с переноской, стучу ногой в дверь.
– Игоря не дам – отвечает мне дверной глазок.
– Серега, мать твою, он весь двор переебёт, давай отнесу к яйцерезу. Оплачу сама, слышишь? Чик – и пополам.
– Игорь мужчина – хрипит глазок. И где-то из недр ему вторит душераздирающий мяв.
– Серега, под кетамином сделаем, клянусь. Ты представь: полет, диссоциация. Игорь лично посмотрит небеса и расскажет, какая там погода и условия.
– Ты просто мужиков ненавидишь. Тебе дай волю – ты бы и меня пополам. Дура.
– Тогда не выпускай его хотя бы, слышишь? Кто ночью выл как потерпевший и пытался трахнуть голубя Олега?
Осень входит в силу. В нашем странноприимном дворе увеличивается поголовье скота. Жирный диабетик Оскар с глаукомой и колокольчиком – отельный, черепаховый, кастрированный. Приличный серый Барсик с полоумной хозяйкой Петровной. Дрожащая хтонь в попоне – покемон проститутки Наташки и её молодого мужа. Голубь Олег. И теперь вот еще половой террорист Игорь с бобылём Серегой, который тоже животное, если уж рассудить.
Грехи мои тяжкие. Весь этот зверинец по очереди орет и срёт в благоустроенном дворе-колодце, возбуждая во мне ненависть к скотине и любовь к человечеству. Мужика себе, что ли, завести? Рукастого чтобы. Пусть мне тройной стеклопакет впендюрит, двойные уже не справляются.
– Игоря не дам – отвечает мне дверной глазок.
– Серега, мать твою, он весь двор переебёт, давай отнесу к яйцерезу. Оплачу сама, слышишь? Чик – и пополам.
– Игорь мужчина – хрипит глазок. И где-то из недр ему вторит душераздирающий мяв.
– Серега, под кетамином сделаем, клянусь. Ты представь: полет, диссоциация. Игорь лично посмотрит небеса и расскажет, какая там погода и условия.
– Ты просто мужиков ненавидишь. Тебе дай волю – ты бы и меня пополам. Дура.
– Тогда не выпускай его хотя бы, слышишь? Кто ночью выл как потерпевший и пытался трахнуть голубя Олега?
Осень входит в силу. В нашем странноприимном дворе увеличивается поголовье скота. Жирный диабетик Оскар с глаукомой и колокольчиком – отельный, черепаховый, кастрированный. Приличный серый Барсик с полоумной хозяйкой Петровной. Дрожащая хтонь в попоне – покемон проститутки Наташки и её молодого мужа. Голубь Олег. И теперь вот еще половой террорист Игорь с бобылём Серегой, который тоже животное, если уж рассудить.
Грехи мои тяжкие. Весь этот зверинец по очереди орет и срёт в благоустроенном дворе-колодце, возбуждая во мне ненависть к скотине и любовь к человечеству. Мужика себе, что ли, завести? Рукастого чтобы. Пусть мне тройной стеклопакет впендюрит, двойные уже не справляются.
Допрежь всего - сдайте статью, пишет редактор. Допрежь. Аж монокль в пиво выпал.
Помню, нравился мне один болван. Сильно нравился, до припадков. Это когда он тебя в баре рукавом задел – а ты аж пятнами пошла: вернулось детское заикание, энурез и эпилепсия. Или это оргазм уже – до сих пор путаю.
Нажравшись с посторонними бабами, болван скучал и писал мне сообщения о предвыспренном. В таком же вот высоколобом стиле, которым все они заражаются, впервые встретившись с КНИГОЙ. Иммунитета-то нет. Никогда не вакцинировались. И начинается:
– Трубку не брал, ибо был не обедавши.
– На чествование не приду, ибо выжравши уже зело.
Зело, сука. Ты на чело свое, покрестясь погляди. На нём зело – как пипидастр в попердополе.
И ведь они только со мной так общаются, понимаете? В коллективе себе подобных – нормальные же люди наверняка. И зело у них светлое, и онучи по последней моде.
Вот вам, к слову, еще один настойчивый кавалер. Этот даже меня – видавшую многократ паче сего – ввел в каталепсию. В связи с чем вопрос: не знаете, что такое маруха?
Помню, нравился мне один болван. Сильно нравился, до припадков. Это когда он тебя в баре рукавом задел – а ты аж пятнами пошла: вернулось детское заикание, энурез и эпилепсия. Или это оргазм уже – до сих пор путаю.
Нажравшись с посторонними бабами, болван скучал и писал мне сообщения о предвыспренном. В таком же вот высоколобом стиле, которым все они заражаются, впервые встретившись с КНИГОЙ. Иммунитета-то нет. Никогда не вакцинировались. И начинается:
– Трубку не брал, ибо был не обедавши.
– На чествование не приду, ибо выжравши уже зело.
Зело, сука. Ты на чело свое, покрестясь погляди. На нём зело – как пипидастр в попердополе.
И ведь они только со мной так общаются, понимаете? В коллективе себе подобных – нормальные же люди наверняка. И зело у них светлое, и онучи по последней моде.
Вот вам, к слову, еще один настойчивый кавалер. Этот даже меня – видавшую многократ паче сего – ввел в каталепсию. В связи с чем вопрос: не знаете, что такое маруха?
Я из тех замшелых динозавров, которые по привычке считают пиво быдлянским напитком. И пока космические пивные кеги бороздят просторы мирового океана, изрыгаясь то авторским, то крафтовым, то экспериментальным пивом для посетителей барбершопов, я вспоминаю своего папашу в растянутых трениках, который впервые нацедил мне “Жигулей” из трехлитровой банки. Я понюхала.
– Фу. Мочой отдает. И прокисшим чем-то.
– Пей, сказал. Лучше ты со мной тут попробуешь, чем с Волковым за гаражами.
Волков был, кажется, блондином. Старше меня лет на 10. И попробовали мы с ним за гаражами почти всё, кроме пива. Какое еще пиво в 14 лет, когда такие интересные занятия наметились? Но папаша сказал пить – и я выпила. Залпом, как микстуру. По телу разлилась отупляющая тяжесть, изо рта завоняло сантехникой. Батя достал из пакета сушеную воблу – и по кухне разлился смрад преисподней.
– Пей еще.
Он вмазал в кусок черной горбушки стратегический запас сливочного масла, которого бы хватило на обжарку сезонного урожая картошки – и вдавил в него ошметки рыбьей икры.
– Жри. Первое дело, когда с мужиками пьешь – масло. Без масла тебя саму размажет. А так – хотя бы башкой думать будешь. И в подоле не принесешь.
Я откусила кусок масла с икрой и чуть не исполнила “водолаза”. Пиво после икры показалось мне даже спасением. Батя смачно выдернул рыбий пузырь, поджег его зажигалкой и с нескрываемым удовольствием засунул в рот. В свой, слава богу.
– Копчёный. Ммм.
– Меня ждут там. На улице. Пойду, можно?
– Смотри у меня – блаженно сощурился батя. Поднакидавшись, он добрел – и терял весь свой педагогический запал.
Я вышла из подъезда. У гаражей ждал Волков. В этот день мы дважды попробовали что-то вложить в мой подол – но в самый ответственный момент меня, все-таки, стошнило. Сработало, стало быть, батино учение. Предотвратило.
– Фу. Мочой отдает. И прокисшим чем-то.
– Пей, сказал. Лучше ты со мной тут попробуешь, чем с Волковым за гаражами.
Волков был, кажется, блондином. Старше меня лет на 10. И попробовали мы с ним за гаражами почти всё, кроме пива. Какое еще пиво в 14 лет, когда такие интересные занятия наметились? Но папаша сказал пить – и я выпила. Залпом, как микстуру. По телу разлилась отупляющая тяжесть, изо рта завоняло сантехникой. Батя достал из пакета сушеную воблу – и по кухне разлился смрад преисподней.
– Пей еще.
Он вмазал в кусок черной горбушки стратегический запас сливочного масла, которого бы хватило на обжарку сезонного урожая картошки – и вдавил в него ошметки рыбьей икры.
– Жри. Первое дело, когда с мужиками пьешь – масло. Без масла тебя саму размажет. А так – хотя бы башкой думать будешь. И в подоле не принесешь.
Я откусила кусок масла с икрой и чуть не исполнила “водолаза”. Пиво после икры показалось мне даже спасением. Батя смачно выдернул рыбий пузырь, поджег его зажигалкой и с нескрываемым удовольствием засунул в рот. В свой, слава богу.
– Копчёный. Ммм.
– Меня ждут там. На улице. Пойду, можно?
– Смотри у меня – блаженно сощурился батя. Поднакидавшись, он добрел – и терял весь свой педагогический запал.
Я вышла из подъезда. У гаражей ждал Волков. В этот день мы дважды попробовали что-то вложить в мой подол – но в самый ответственный момент меня, все-таки, стошнило. Сработало, стало быть, батино учение. Предотвратило.
Со мной вчера страшное произошло – мне мечту изгадили. Звонит товарищ – а он человек знающий, широких таких взглядов. И сообщает мне на чистом глазу, что солнце нашей с вами эстрады – Алла Борисовна Пугачева – живет, как бы это сказать, не с окончательным принцем всей своей жизни, а с собеседником. Соседом. Товарищем по оружию. Она по клинкам, и он - по клинкам. А ножны пылятся.
Я чего-то как сидела – так и рухнула в слезах. Это что же получается? Нет справедливого мира? Нет воздаяния за калечную жизнь, переполненную мудаками? Ведь на каждом своем вираже, уходящем колечком прямо в дыру деревенского сортира, я представляла себе сияющий лик Примадонны, которая говорила мне, хитро сощурившись:
– Погоди, деточка, не реви. Просто твой принц еще не родился.
Я утирала сопли и – годила. Чай, не семьдесят. Чай, впереди еще всё. И принцы, и замки, и детишки-близнецы. Сашенька и Машенька. В кудряшках такие. Коленки в синяках. Клинок в ножнах. Потому что когда у тебя вся половая жизнь – сплошной компромисс, уж к семидесяти-то хочется стать бескомпромиссной.
Выглядеть моложе своего возраста я начала куда раньше Аллы Борисовны. Мне это продавцы алкоголя каждый день подтверждают. Ты к ним заходишь в 11 утра – а они уже насупились. Мол, паспорт, девушка, показывайте. А то ходят тут всякие. И показываешь гордо. Выкусите, мол.
Петь я, правда, не пробовала, врать не буду. Но ведь не это главное? Главное – фактурность в себе держать. И силу голоса. А моим голосом – только реки вспять поворачивать. Убеждая их по дороге, что они - ручьи. Я же всю свою жизнь, сколько себя помню, шла по этой дороге, задрав голову и веруя в принца в конце пути. Пахала, сеяла, лепила с себя золотое чучелко, к которому и подойти-то страшно, если ты не принц. И чего? Чтобы какой-то пипидастр в попоне мне всю мечту извратил? Пусть вернет взад. Пусть вот прямо сейчас придет – да и напишет, что лично подкатывал к уважаемому отцу семейства, а тот ему на всякий случай все нутро кочергой размешал.
Потому что нечего в наше светлое завтра в грязных сапогах врываться. Лет через 20 я еще краше стану. В самый сок войду. К тому моменту у Галкина сын, кстати, подрастёт. Потому что жизнь – она справедливая очень. Особенно, если ты в ней Примадонна, а не добрая баба без особых запросов.
Я чего-то как сидела – так и рухнула в слезах. Это что же получается? Нет справедливого мира? Нет воздаяния за калечную жизнь, переполненную мудаками? Ведь на каждом своем вираже, уходящем колечком прямо в дыру деревенского сортира, я представляла себе сияющий лик Примадонны, которая говорила мне, хитро сощурившись:
– Погоди, деточка, не реви. Просто твой принц еще не родился.
Я утирала сопли и – годила. Чай, не семьдесят. Чай, впереди еще всё. И принцы, и замки, и детишки-близнецы. Сашенька и Машенька. В кудряшках такие. Коленки в синяках. Клинок в ножнах. Потому что когда у тебя вся половая жизнь – сплошной компромисс, уж к семидесяти-то хочется стать бескомпромиссной.
Выглядеть моложе своего возраста я начала куда раньше Аллы Борисовны. Мне это продавцы алкоголя каждый день подтверждают. Ты к ним заходишь в 11 утра – а они уже насупились. Мол, паспорт, девушка, показывайте. А то ходят тут всякие. И показываешь гордо. Выкусите, мол.
Петь я, правда, не пробовала, врать не буду. Но ведь не это главное? Главное – фактурность в себе держать. И силу голоса. А моим голосом – только реки вспять поворачивать. Убеждая их по дороге, что они - ручьи. Я же всю свою жизнь, сколько себя помню, шла по этой дороге, задрав голову и веруя в принца в конце пути. Пахала, сеяла, лепила с себя золотое чучелко, к которому и подойти-то страшно, если ты не принц. И чего? Чтобы какой-то пипидастр в попоне мне всю мечту извратил? Пусть вернет взад. Пусть вот прямо сейчас придет – да и напишет, что лично подкатывал к уважаемому отцу семейства, а тот ему на всякий случай все нутро кочергой размешал.
Потому что нечего в наше светлое завтра в грязных сапогах врываться. Лет через 20 я еще краше стану. В самый сок войду. К тому моменту у Галкина сын, кстати, подрастёт. Потому что жизнь – она справедливая очень. Особенно, если ты в ней Примадонна, а не добрая баба без особых запросов.