Допрежь всего - сдайте статью, пишет редактор. Допрежь. Аж монокль в пиво выпал.
Помню, нравился мне один болван. Сильно нравился, до припадков. Это когда он тебя в баре рукавом задел – а ты аж пятнами пошла: вернулось детское заикание, энурез и эпилепсия. Или это оргазм уже – до сих пор путаю.
Нажравшись с посторонними бабами, болван скучал и писал мне сообщения о предвыспренном. В таком же вот высоколобом стиле, которым все они заражаются, впервые встретившись с КНИГОЙ. Иммунитета-то нет. Никогда не вакцинировались. И начинается:
– Трубку не брал, ибо был не обедавши.
– На чествование не приду, ибо выжравши уже зело.
Зело, сука. Ты на чело свое, покрестясь погляди. На нём зело – как пипидастр в попердополе.
И ведь они только со мной так общаются, понимаете? В коллективе себе подобных – нормальные же люди наверняка. И зело у них светлое, и онучи по последней моде.
Вот вам, к слову, еще один настойчивый кавалер. Этот даже меня – видавшую многократ паче сего – ввел в каталепсию. В связи с чем вопрос: не знаете, что такое маруха?
Помню, нравился мне один болван. Сильно нравился, до припадков. Это когда он тебя в баре рукавом задел – а ты аж пятнами пошла: вернулось детское заикание, энурез и эпилепсия. Или это оргазм уже – до сих пор путаю.
Нажравшись с посторонними бабами, болван скучал и писал мне сообщения о предвыспренном. В таком же вот высоколобом стиле, которым все они заражаются, впервые встретившись с КНИГОЙ. Иммунитета-то нет. Никогда не вакцинировались. И начинается:
– Трубку не брал, ибо был не обедавши.
– На чествование не приду, ибо выжравши уже зело.
Зело, сука. Ты на чело свое, покрестясь погляди. На нём зело – как пипидастр в попердополе.
И ведь они только со мной так общаются, понимаете? В коллективе себе подобных – нормальные же люди наверняка. И зело у них светлое, и онучи по последней моде.
Вот вам, к слову, еще один настойчивый кавалер. Этот даже меня – видавшую многократ паче сего – ввел в каталепсию. В связи с чем вопрос: не знаете, что такое маруха?
Я из тех замшелых динозавров, которые по привычке считают пиво быдлянским напитком. И пока космические пивные кеги бороздят просторы мирового океана, изрыгаясь то авторским, то крафтовым, то экспериментальным пивом для посетителей барбершопов, я вспоминаю своего папашу в растянутых трениках, который впервые нацедил мне “Жигулей” из трехлитровой банки. Я понюхала.
– Фу. Мочой отдает. И прокисшим чем-то.
– Пей, сказал. Лучше ты со мной тут попробуешь, чем с Волковым за гаражами.
Волков был, кажется, блондином. Старше меня лет на 10. И попробовали мы с ним за гаражами почти всё, кроме пива. Какое еще пиво в 14 лет, когда такие интересные занятия наметились? Но папаша сказал пить – и я выпила. Залпом, как микстуру. По телу разлилась отупляющая тяжесть, изо рта завоняло сантехникой. Батя достал из пакета сушеную воблу – и по кухне разлился смрад преисподней.
– Пей еще.
Он вмазал в кусок черной горбушки стратегический запас сливочного масла, которого бы хватило на обжарку сезонного урожая картошки – и вдавил в него ошметки рыбьей икры.
– Жри. Первое дело, когда с мужиками пьешь – масло. Без масла тебя саму размажет. А так – хотя бы башкой думать будешь. И в подоле не принесешь.
Я откусила кусок масла с икрой и чуть не исполнила “водолаза”. Пиво после икры показалось мне даже спасением. Батя смачно выдернул рыбий пузырь, поджег его зажигалкой и с нескрываемым удовольствием засунул в рот. В свой, слава богу.
– Копчёный. Ммм.
– Меня ждут там. На улице. Пойду, можно?
– Смотри у меня – блаженно сощурился батя. Поднакидавшись, он добрел – и терял весь свой педагогический запал.
Я вышла из подъезда. У гаражей ждал Волков. В этот день мы дважды попробовали что-то вложить в мой подол – но в самый ответственный момент меня, все-таки, стошнило. Сработало, стало быть, батино учение. Предотвратило.
– Фу. Мочой отдает. И прокисшим чем-то.
– Пей, сказал. Лучше ты со мной тут попробуешь, чем с Волковым за гаражами.
Волков был, кажется, блондином. Старше меня лет на 10. И попробовали мы с ним за гаражами почти всё, кроме пива. Какое еще пиво в 14 лет, когда такие интересные занятия наметились? Но папаша сказал пить – и я выпила. Залпом, как микстуру. По телу разлилась отупляющая тяжесть, изо рта завоняло сантехникой. Батя достал из пакета сушеную воблу – и по кухне разлился смрад преисподней.
– Пей еще.
Он вмазал в кусок черной горбушки стратегический запас сливочного масла, которого бы хватило на обжарку сезонного урожая картошки – и вдавил в него ошметки рыбьей икры.
– Жри. Первое дело, когда с мужиками пьешь – масло. Без масла тебя саму размажет. А так – хотя бы башкой думать будешь. И в подоле не принесешь.
Я откусила кусок масла с икрой и чуть не исполнила “водолаза”. Пиво после икры показалось мне даже спасением. Батя смачно выдернул рыбий пузырь, поджег его зажигалкой и с нескрываемым удовольствием засунул в рот. В свой, слава богу.
– Копчёный. Ммм.
– Меня ждут там. На улице. Пойду, можно?
– Смотри у меня – блаженно сощурился батя. Поднакидавшись, он добрел – и терял весь свой педагогический запал.
Я вышла из подъезда. У гаражей ждал Волков. В этот день мы дважды попробовали что-то вложить в мой подол – но в самый ответственный момент меня, все-таки, стошнило. Сработало, стало быть, батино учение. Предотвратило.
Со мной вчера страшное произошло – мне мечту изгадили. Звонит товарищ – а он человек знающий, широких таких взглядов. И сообщает мне на чистом глазу, что солнце нашей с вами эстрады – Алла Борисовна Пугачева – живет, как бы это сказать, не с окончательным принцем всей своей жизни, а с собеседником. Соседом. Товарищем по оружию. Она по клинкам, и он - по клинкам. А ножны пылятся.
Я чего-то как сидела – так и рухнула в слезах. Это что же получается? Нет справедливого мира? Нет воздаяния за калечную жизнь, переполненную мудаками? Ведь на каждом своем вираже, уходящем колечком прямо в дыру деревенского сортира, я представляла себе сияющий лик Примадонны, которая говорила мне, хитро сощурившись:
– Погоди, деточка, не реви. Просто твой принц еще не родился.
Я утирала сопли и – годила. Чай, не семьдесят. Чай, впереди еще всё. И принцы, и замки, и детишки-близнецы. Сашенька и Машенька. В кудряшках такие. Коленки в синяках. Клинок в ножнах. Потому что когда у тебя вся половая жизнь – сплошной компромисс, уж к семидесяти-то хочется стать бескомпромиссной.
Выглядеть моложе своего возраста я начала куда раньше Аллы Борисовны. Мне это продавцы алкоголя каждый день подтверждают. Ты к ним заходишь в 11 утра – а они уже насупились. Мол, паспорт, девушка, показывайте. А то ходят тут всякие. И показываешь гордо. Выкусите, мол.
Петь я, правда, не пробовала, врать не буду. Но ведь не это главное? Главное – фактурность в себе держать. И силу голоса. А моим голосом – только реки вспять поворачивать. Убеждая их по дороге, что они - ручьи. Я же всю свою жизнь, сколько себя помню, шла по этой дороге, задрав голову и веруя в принца в конце пути. Пахала, сеяла, лепила с себя золотое чучелко, к которому и подойти-то страшно, если ты не принц. И чего? Чтобы какой-то пипидастр в попоне мне всю мечту извратил? Пусть вернет взад. Пусть вот прямо сейчас придет – да и напишет, что лично подкатывал к уважаемому отцу семейства, а тот ему на всякий случай все нутро кочергой размешал.
Потому что нечего в наше светлое завтра в грязных сапогах врываться. Лет через 20 я еще краше стану. В самый сок войду. К тому моменту у Галкина сын, кстати, подрастёт. Потому что жизнь – она справедливая очень. Особенно, если ты в ней Примадонна, а не добрая баба без особых запросов.
Я чего-то как сидела – так и рухнула в слезах. Это что же получается? Нет справедливого мира? Нет воздаяния за калечную жизнь, переполненную мудаками? Ведь на каждом своем вираже, уходящем колечком прямо в дыру деревенского сортира, я представляла себе сияющий лик Примадонны, которая говорила мне, хитро сощурившись:
– Погоди, деточка, не реви. Просто твой принц еще не родился.
Я утирала сопли и – годила. Чай, не семьдесят. Чай, впереди еще всё. И принцы, и замки, и детишки-близнецы. Сашенька и Машенька. В кудряшках такие. Коленки в синяках. Клинок в ножнах. Потому что когда у тебя вся половая жизнь – сплошной компромисс, уж к семидесяти-то хочется стать бескомпромиссной.
Выглядеть моложе своего возраста я начала куда раньше Аллы Борисовны. Мне это продавцы алкоголя каждый день подтверждают. Ты к ним заходишь в 11 утра – а они уже насупились. Мол, паспорт, девушка, показывайте. А то ходят тут всякие. И показываешь гордо. Выкусите, мол.
Петь я, правда, не пробовала, врать не буду. Но ведь не это главное? Главное – фактурность в себе держать. И силу голоса. А моим голосом – только реки вспять поворачивать. Убеждая их по дороге, что они - ручьи. Я же всю свою жизнь, сколько себя помню, шла по этой дороге, задрав голову и веруя в принца в конце пути. Пахала, сеяла, лепила с себя золотое чучелко, к которому и подойти-то страшно, если ты не принц. И чего? Чтобы какой-то пипидастр в попоне мне всю мечту извратил? Пусть вернет взад. Пусть вот прямо сейчас придет – да и напишет, что лично подкатывал к уважаемому отцу семейства, а тот ему на всякий случай все нутро кочергой размешал.
Потому что нечего в наше светлое завтра в грязных сапогах врываться. Лет через 20 я еще краше стану. В самый сок войду. К тому моменту у Галкина сын, кстати, подрастёт. Потому что жизнь – она справедливая очень. Особенно, если ты в ней Примадонна, а не добрая баба без особых запросов.
Напиши книгу, да напиши книгу... Сальтуху вам не ебануть, перекрестясь? Мне кажется, что все, кто пишет книгу в 2020 году – немножечко мазохисты. Сальтухоёбы со сбитым прицелом. Потому что "написать" что-то в моем возрасте – это просто собрать по сусекам написанное. Подобно тому, как стареющие спринтеры собирают весь накопленный за жизнь запас подвижности. И вбухивают его в красивую пробежку до финишной ленточки.
Ну, добежали. Дальше что? А дальше, дорогие мои бермяты, перелом шейки бедра, два растяжения и понос. Потому что ленточка вместе с медалькой – всего лишь начало твоего унижения.
Твой понос на финише обязательно увидят те, кто учил тебя ходить. А те, кто уговаривал бежать, внезапно ослепнут от стоимости финального мероприятия. Давайте-ка, я расскажу вам, что значит "написать книгу" в наше скорбное время? А то количество "советчиков" перевалило уже за границы терпимости.
Если издавать что-то в крупном и нестыдном издательстве, будучи популярным среди своей мамы писателем, нужно настроиться получить за работу гонорар в размере... тысяч 30 рублей. Нет, вы не ослышались. Тридцати. Три месяца ты собираешь по фрагментам ту самую свою "книгу", которую пишешь лет с 14 (и раз она до сих пор не устарела, что-то не так либо с тобой, либо с читателем), месяц бегаешь за редакторами, корректорами и издателями – и вуаля. Заработала себе на 5 сеансов у психолога и три курса прозака.
Можно удовлетворить в рот крупное издательство и издаться в мелком. Тогда все еще проще: придется вложить примерно 300 тысяч собственных средств и отложить еще стольник на психолога. Потому что сбыт тиражей в этом случае ляжет непосредственно на твою хрупкую шею. Вот прямо здесь, на этом канале, раз в неделю будут появляться посты про продажу книжечки. Сперва за 700. Потому что бумага очень дорогая, а картиночки рисовал известный художник. Потом со скидкой по акции. Кто возьмет романов пачку - тот получит хуй в придачку. Потом хоть даром уже возьмите, потому что они пыльные все и картиночки известного художника в них выгорели. Зато уж с книжечкой-то я писатель. Уж с книжечкой-то меня можно уважать и разрешать мне писать "нахуй" слитно. У писателей же не бывает ошибок, у них – окказиональная лексика.
Я долго думала над возможностью собрать новые "Легенды Невского проспекта" во что-то бумажное, но, хорошенько раскинув мослами, решила: я напишу книжечку только в одном случае. Если ко мне придет сам Сотона и, глумливо сощурившись, прикажет: "Либо одну книжечку, либо две". Тогда да. Тогда одну. Одна дешевле, чем две. Для одной всего и надо: 300 тысяч на тираж, 100 на реабилитацию, ну - и душу еще заложить, видимо. Этого добра, как раз, не жалко. Это добро я давно перед вами наизнанку вывернула – хоть сморкайся в нее, хоть на площади вывешивай. Зачем вам от меня еще и книжечка – этого я совсем уже не понимаю. В туалете класть?
Ну, добежали. Дальше что? А дальше, дорогие мои бермяты, перелом шейки бедра, два растяжения и понос. Потому что ленточка вместе с медалькой – всего лишь начало твоего унижения.
Твой понос на финише обязательно увидят те, кто учил тебя ходить. А те, кто уговаривал бежать, внезапно ослепнут от стоимости финального мероприятия. Давайте-ка, я расскажу вам, что значит "написать книгу" в наше скорбное время? А то количество "советчиков" перевалило уже за границы терпимости.
Если издавать что-то в крупном и нестыдном издательстве, будучи популярным среди своей мамы писателем, нужно настроиться получить за работу гонорар в размере... тысяч 30 рублей. Нет, вы не ослышались. Тридцати. Три месяца ты собираешь по фрагментам ту самую свою "книгу", которую пишешь лет с 14 (и раз она до сих пор не устарела, что-то не так либо с тобой, либо с читателем), месяц бегаешь за редакторами, корректорами и издателями – и вуаля. Заработала себе на 5 сеансов у психолога и три курса прозака.
Можно удовлетворить в рот крупное издательство и издаться в мелком. Тогда все еще проще: придется вложить примерно 300 тысяч собственных средств и отложить еще стольник на психолога. Потому что сбыт тиражей в этом случае ляжет непосредственно на твою хрупкую шею. Вот прямо здесь, на этом канале, раз в неделю будут появляться посты про продажу книжечки. Сперва за 700. Потому что бумага очень дорогая, а картиночки рисовал известный художник. Потом со скидкой по акции. Кто возьмет романов пачку - тот получит хуй в придачку. Потом хоть даром уже возьмите, потому что они пыльные все и картиночки известного художника в них выгорели. Зато уж с книжечкой-то я писатель. Уж с книжечкой-то меня можно уважать и разрешать мне писать "нахуй" слитно. У писателей же не бывает ошибок, у них – окказиональная лексика.
Я долго думала над возможностью собрать новые "Легенды Невского проспекта" во что-то бумажное, но, хорошенько раскинув мослами, решила: я напишу книжечку только в одном случае. Если ко мне придет сам Сотона и, глумливо сощурившись, прикажет: "Либо одну книжечку, либо две". Тогда да. Тогда одну. Одна дешевле, чем две. Для одной всего и надо: 300 тысяч на тираж, 100 на реабилитацию, ну - и душу еще заложить, видимо. Этого добра, как раз, не жалко. Это добро я давно перед вами наизнанку вывернула – хоть сморкайся в нее, хоть на площади вывешивай. Зачем вам от меня еще и книжечка – этого я совсем уже не понимаю. В туалете класть?
В тиндер я хожу трижды в год. В день филолога, в день психического здоровья и в день всех влюбленных. Это не специально. Что-то в воздухе. Легкая амбра, быть может. Седая потрескивающая грусть. К каждому заходу, конечно, готовлюсь. Снимаю с себя трусы с орфографией, облачаюсь в лихой и дурковатый вид. Два фотографии в фас. Три в профиль – он у меня примиряющий. В полный рост, подбоченившись. И немного обмазав себя каким-нибудь говном, вроде описания того, чего я в мужчине не потерплю. За два с половиной года вычеркнула тридцать два пункта. Остались четыре, но самые важные.
Во-первых, чтоб не баба. В наше время борода вообще не показатель, у меня у трех подруг, например, борода.
Во-вторых, чтобы не женат. Потому что характер у меня окончательно шутливый – и ничего с этим не поделаешь. В 20 я засовывала вам в карманы свои трусы, а 30 - списки продуктов на трех листах, а в 70 стану пихать для смеха вставную челюсть. Пусть жена там гадает сидит, зачем я ее снимала.
В-третьих, чтоб русский. Как-то в ранней юности мы с одним барабанщиком перестарались – и порвали ему уздечку. Немец бы в такой ситуации метался по квартире и орал дурным голосом "шайсе". Француз бы изогнулся в три погибели и начал некрасиво зализывать себе рану. А мой русский ритмичный паренёк, увидев мою перепуганную рожу, запел дурным голосом песню про мушкетеров. Когда твой друг в крови - будь рядом до конца. Веселый, пьяный – всё как в женских романах, которые девки друг другу в бане пересказывают.
Ну, и в четвертых, чтобы не дурак. Этот пункт, конечно, надо бы вычеркнуть, но, к счастью, он ни на что не влияет. Вы когда-нибудь встречали дурака, который, прочтя, что его здесь не ждали, говорил бы: "А, ну ладно тогда" и шел дальше фотографировать свои яйца на фоне заката? Я не встречала. В этом месте надо предупредить, чтобы вы не гуглили "яйца на фоне заката", если рядом дети или начальники. Предупреждаю.
До праздника психического здоровья еще два дня. Но что-то в воздухе. Амбра, быть может. Седая потрескивающая грусть. Зашла посмотреть на поклонников. Семь человек! Вообще-то, это много, учитывая, какие фотографии я туда леплю.
– Милая сказочная девушка что же ты не пишишь первая? С такими данными надо перестать стеснятся)))) Поезд может и удти!
На молодом претенденте – футболка с надписью "Россия", кепка, прикрывающая "озеро в лесу", и дивного фасона "лисапедки", подчеркивающие что он, во-первых, мужчина, во-вторых, не женат - потому что ни одна баба в таком виде его на улицу бы не выпустила, а в-третьих – без сомнения, русский. Вон же, написано. Осталось проверить на дурака.
– Милый сказочный Олег! Пишу вам вторая. Расскажите коротко о себе. Что, по вашему, у нас общего?
– А пишишь что два высших ахахаха))))) Вы пишится с большой буквы на всякий случий. Все понятно с тобой))) Пока.
Второй похож на бабу и слишком красив для натурала. Возможно, выщипывает брови. Вероятно, знаком с ботексом. Похож на изрядно потасканного кота со слегка скрученным за счет автозагара пробегом.
– Как насчет развлечься сегодня? Готов приехать и сделать тебе приятно.
– Приезжай. Захвати две бутылки Зинфанделя, кусок. твердого сыра и презервативы. Адрес сейчас оправлю в ватсап.
– Хм. Это твой адрес?
– Это мой адрес.
– А если приеду и проверю?
– Вино, сыр, презервативы. В 21:30. Код арки еще послала.
– Давай может в выходные? В следующие, на этих мне на кладбище надо. А ты серьезно это все? Насчет приезжай?
– А ты серьезно насчет кладбища?
– Понял. Ну нет, так нет.
Во-первых, чтоб не баба. В наше время борода вообще не показатель, у меня у трех подруг, например, борода.
Во-вторых, чтобы не женат. Потому что характер у меня окончательно шутливый – и ничего с этим не поделаешь. В 20 я засовывала вам в карманы свои трусы, а 30 - списки продуктов на трех листах, а в 70 стану пихать для смеха вставную челюсть. Пусть жена там гадает сидит, зачем я ее снимала.
В-третьих, чтоб русский. Как-то в ранней юности мы с одним барабанщиком перестарались – и порвали ему уздечку. Немец бы в такой ситуации метался по квартире и орал дурным голосом "шайсе". Француз бы изогнулся в три погибели и начал некрасиво зализывать себе рану. А мой русский ритмичный паренёк, увидев мою перепуганную рожу, запел дурным голосом песню про мушкетеров. Когда твой друг в крови - будь рядом до конца. Веселый, пьяный – всё как в женских романах, которые девки друг другу в бане пересказывают.
Ну, и в четвертых, чтобы не дурак. Этот пункт, конечно, надо бы вычеркнуть, но, к счастью, он ни на что не влияет. Вы когда-нибудь встречали дурака, который, прочтя, что его здесь не ждали, говорил бы: "А, ну ладно тогда" и шел дальше фотографировать свои яйца на фоне заката? Я не встречала. В этом месте надо предупредить, чтобы вы не гуглили "яйца на фоне заката", если рядом дети или начальники. Предупреждаю.
До праздника психического здоровья еще два дня. Но что-то в воздухе. Амбра, быть может. Седая потрескивающая грусть. Зашла посмотреть на поклонников. Семь человек! Вообще-то, это много, учитывая, какие фотографии я туда леплю.
– Милая сказочная девушка что же ты не пишишь первая? С такими данными надо перестать стеснятся)))) Поезд может и удти!
На молодом претенденте – футболка с надписью "Россия", кепка, прикрывающая "озеро в лесу", и дивного фасона "лисапедки", подчеркивающие что он, во-первых, мужчина, во-вторых, не женат - потому что ни одна баба в таком виде его на улицу бы не выпустила, а в-третьих – без сомнения, русский. Вон же, написано. Осталось проверить на дурака.
– Милый сказочный Олег! Пишу вам вторая. Расскажите коротко о себе. Что, по вашему, у нас общего?
– А пишишь что два высших ахахаха))))) Вы пишится с большой буквы на всякий случий. Все понятно с тобой))) Пока.
Второй похож на бабу и слишком красив для натурала. Возможно, выщипывает брови. Вероятно, знаком с ботексом. Похож на изрядно потасканного кота со слегка скрученным за счет автозагара пробегом.
– Как насчет развлечься сегодня? Готов приехать и сделать тебе приятно.
– Приезжай. Захвати две бутылки Зинфанделя, кусок. твердого сыра и презервативы. Адрес сейчас оправлю в ватсап.
– Хм. Это твой адрес?
– Это мой адрес.
– А если приеду и проверю?
– Вино, сыр, презервативы. В 21:30. Код арки еще послала.
– Давай может в выходные? В следующие, на этих мне на кладбище надо. А ты серьезно это все? Насчет приезжай?
– А ты серьезно насчет кладбища?
– Понял. Ну нет, так нет.
Хилый подросток в тоннелях хочет "женщину постарше" и пишет, что я похожа на его мать. Студент с восточного отделения СПБГУ интересуется, сколько я вешу, потому что любит баб потолше. Человек с ником "Царь Асгарда" спрашивает, нравится ли мне, когда у меня сидят на лице. Попросила показать седалище - слился. Очень импозантный житель Петрозаводска спрашивает, был ли у меня опыт в БДСМ. И присылает фотку в кожаных трусах, которых почти не видно под нависшей над ними импозантностью. И только один из списка похож на психически здорового человека. Гладко выбрит, чисто одет, смешно шутит и "пишит без ошыбок". Два часа на него потратила. И - вуаля!
– А фоточки точно актуальные? Извини, что уточняю, Калиюга же на дворе. Кто без наёбки – тот проклятый шпион.
– Можем по видеосвязи созвониться, проверишь. Инстаграм еще есть - там последняя селфяха буквально вчерашняя.
- Ну, ок. Вина? В пределах центра что-то выбирай, а то у меня руки устали уже. Печатать 😉
– Я не пью вино. И не курю. И не ем животные продукты. Думаешь, почему я так выгляжу?
– Что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр и общества прелестных женщин.
– Булгаков. В курсе :)) Я прост фанат биохакинга и веду курсы на эту тему. Может, тебе интересно будет. Я приобретаю у рожавших женщин их плаценту и лично у себя дома изготавливаю различные биодобавки из нее. Ты же знаешь про плаценту? В принципе, ее достаточно измельчить и добавить в еду, но я в капсулы пакую на продажу, чтобы не выглядело как наркота в пакетах. Может, ко мне? Покажу производство, пообщаемся. У тебя классные фотки, но отеки серьезные на лице. Это все можно быстро исправить 🙂
Что тут скажешь? С наступающим днем психического здоровья! Постарайтесь держаться в границах Гауссианы. В этом году это особенно сложно, но вы не сдавайтесь.
– А фоточки точно актуальные? Извини, что уточняю, Калиюга же на дворе. Кто без наёбки – тот проклятый шпион.
– Можем по видеосвязи созвониться, проверишь. Инстаграм еще есть - там последняя селфяха буквально вчерашняя.
- Ну, ок. Вина? В пределах центра что-то выбирай, а то у меня руки устали уже. Печатать 😉
– Я не пью вино. И не курю. И не ем животные продукты. Думаешь, почему я так выгляжу?
– Что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр и общества прелестных женщин.
– Булгаков. В курсе :)) Я прост фанат биохакинга и веду курсы на эту тему. Может, тебе интересно будет. Я приобретаю у рожавших женщин их плаценту и лично у себя дома изготавливаю различные биодобавки из нее. Ты же знаешь про плаценту? В принципе, ее достаточно измельчить и добавить в еду, но я в капсулы пакую на продажу, чтобы не выглядело как наркота в пакетах. Может, ко мне? Покажу производство, пообщаемся. У тебя классные фотки, но отеки серьезные на лице. Это все можно быстро исправить 🙂
Что тут скажешь? С наступающим днем психического здоровья! Постарайтесь держаться в границах Гауссианы. В этом году это особенно сложно, но вы не сдавайтесь.
К осени питерские начинают истово уютить жилища. В Икеи не проклюнешься: хендристали и сморбольстуны, гвноёрки и лилогены, офьердены и ебававроты соседствуют в тележках с узнаваемыми чеснокодавилками, собачьими покрывалами и вантузами для говна. Говна в Питере осенью много. Грузная девушка со стёкшим в декольте багровым лицом объясняет своему очкастому мужу: мы пододеяльник купили, понимаешь? Читай по слогам: под! одеяльник! А это - наматрасник! На! Матрасник. Очкарик трет переносицу, продолжает не понимать. Зачем на матрас что-то еще покупать?
Каждый раз я думаю, что было бы здорово поставить в Икее ЗАГС. Чтобы удобнее было как-то сразу после наматрасника развестись – да и решить побыстрее, кому достанется скидочная карта. Понятно кому – той, багровой. Очкастому вообще ничего не нужно в этой юдоли всей скорби мужской.
Самые опытные – со списочком. Только он не помогает, потому что любой женский список всегда содержит в конце "вкусняшку". Да, слово мерзкое, извините. Но где вы видели список без вкусняшек? Так и написано: два кило картошки, курица бескостн. бедро, пучок укропа, туалет. бумага 12 уп. и... вкусняшка. Потому что эти дни, вот почему.
Питерская осень – это около пяти месяцев "этих дней" подряд. Крепитесь мужики. В икеевский список ваша баба обязательно внесёт вкусняшку. Что-нибудь милое. Пахнущее. Или ПЛЕДИК. Который в итоге выродится в перекраску всех стен в вашей спальне, потому что ну вот же! Изумрудно зеленый! И бельишко какое, ты посмотри! Креп-сатин! Как в гостинице в наш медовый месяц, помнишь? Только стены у нас бежевые. Вот горе-то. Что же делать, малыш?
Что делать, что делать. НЕ ВСПОМИНАЙ МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ, ЧУВАК! Иначе как чучело будешь красить ей спальню в изумрудный, четыре раза промазав с оттенком. Потому что это не зеленый, блядь!
Еще нужны ароматические горелки, прыскалки и торчалки. С запахом венского штруделя, арабских сладостей и стареющей артистки кабаре. Что-нибудь тоже съедобное. Это чтоб ты домой заходил – а тебя аж сносило этой кондитерской. А не пельмени.
Так что, будьте-выньте четыре изумрудные свечки для ванной, два аромата с ротонгами для прихожей, думочку с опилками для спальни, ароматизатор белья и эти, как их. Саше!
Осень близко. Изумрудное белье расстелено и пахнет картоном. В соседней гостинице добрая хозяйка влепила ротонговый ароматизатор от Zara Home "Соленая карамель". Влепила так, что прошибает сквозь двери. Через несколько часов вернется из своего Мордора блогер Вика Самсонова и с ужасом узнает, что этой самой соленой карамели тут не осталось ни в одной Заре. Я проверила. Будет рыдать, мазать соплями дверь, пытаться ограбить отельную полку. Вот горе-то. Не у кого не завалялось ненужной? Может, ваша баба весь дом уже ими заставила, и вы вусмерть задолбались капать слюной на жабо? Подарите двум сироткам. У ваших баб хоть мужик есть, а у нас – никого. Вся жизнь отдельно от карамели.
Каждый раз я думаю, что было бы здорово поставить в Икее ЗАГС. Чтобы удобнее было как-то сразу после наматрасника развестись – да и решить побыстрее, кому достанется скидочная карта. Понятно кому – той, багровой. Очкастому вообще ничего не нужно в этой юдоли всей скорби мужской.
Самые опытные – со списочком. Только он не помогает, потому что любой женский список всегда содержит в конце "вкусняшку". Да, слово мерзкое, извините. Но где вы видели список без вкусняшек? Так и написано: два кило картошки, курица бескостн. бедро, пучок укропа, туалет. бумага 12 уп. и... вкусняшка. Потому что эти дни, вот почему.
Питерская осень – это около пяти месяцев "этих дней" подряд. Крепитесь мужики. В икеевский список ваша баба обязательно внесёт вкусняшку. Что-нибудь милое. Пахнущее. Или ПЛЕДИК. Который в итоге выродится в перекраску всех стен в вашей спальне, потому что ну вот же! Изумрудно зеленый! И бельишко какое, ты посмотри! Креп-сатин! Как в гостинице в наш медовый месяц, помнишь? Только стены у нас бежевые. Вот горе-то. Что же делать, малыш?
Что делать, что делать. НЕ ВСПОМИНАЙ МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ, ЧУВАК! Иначе как чучело будешь красить ей спальню в изумрудный, четыре раза промазав с оттенком. Потому что это не зеленый, блядь!
Еще нужны ароматические горелки, прыскалки и торчалки. С запахом венского штруделя, арабских сладостей и стареющей артистки кабаре. Что-нибудь тоже съедобное. Это чтоб ты домой заходил – а тебя аж сносило этой кондитерской. А не пельмени.
Так что, будьте-выньте четыре изумрудные свечки для ванной, два аромата с ротонгами для прихожей, думочку с опилками для спальни, ароматизатор белья и эти, как их. Саше!
Осень близко. Изумрудное белье расстелено и пахнет картоном. В соседней гостинице добрая хозяйка влепила ротонговый ароматизатор от Zara Home "Соленая карамель". Влепила так, что прошибает сквозь двери. Через несколько часов вернется из своего Мордора блогер Вика Самсонова и с ужасом узнает, что этой самой соленой карамели тут не осталось ни в одной Заре. Я проверила. Будет рыдать, мазать соплями дверь, пытаться ограбить отельную полку. Вот горе-то. Не у кого не завалялось ненужной? Может, ваша баба весь дом уже ими заставила, и вы вусмерть задолбались капать слюной на жабо? Подарите двум сироткам. У ваших баб хоть мужик есть, а у нас – никого. Вся жизнь отдельно от карамели.
Любовь к человечеству у меня заканчивается всегда резко и неожиданно – как последняя сигарета в шесть утра. Вот была целая пачка – и нету. И вроде бы хрен с ним с человечеством – можно же лечь спать. Или разогреть в микроволновке пару запселых сосисок. Или ответить, наконец, редактору, который еще вчера что-то писал мне капслоком – наверняка, очень срочное. Но никаких других дел, кроме ненависти и отчаянья, у меня в шесть утра не бывает.
Ребенком я подолгу засиживалась под столом за чтением каких-нибудь никому кроме меня не всравшихся книжек. Вроде "Очерков гнойной хирургии" или мемуаров императрицы Екатерины II. А в шесть утра вылезала из-под стола, забиралась на подоконник, засовывала аудиокассету в магнитофон "Весна" и громко включала песню Майка Науменко "Шесть утра". В песне шел дождь, светало и звезды рок-н-ролла ложились спать. А я – я представляла, как перееду жить в Петербург и начну любить вот эти периоды черной меланхолии задушенной своей мазохистской любовью.
Переехала, но любить не начала. В шесть утра человек максимально нежен и уязвим, у него кончились силы и сигареты, а тут – этот просыпающийся мокрый город с его коммунальными службами, офисными грузовиками и криками автолюбителей, которые пытаются запарковать три машины на двухметровой клумбе. Высунешься из окна безо всякой песни – а там дворик Али причитает по-таджикски. То ли умер у него кто, то ли, наоборот, родился. То ли те интеллигентные петербуржцы в пятом колене, что всю ночь били бутылки о мусорные баки, напоследок оставили автограф на стене. И сейчас появятся еще шесть таджиков, чтобы обсудить, как новые жанры искусства влияют на историческое наследие города. Человечество вообще по утрам очень активное: носит квитанции, громыхает дверьми, принимает у себя курьеров кофеен и выгуливает мелких визгливых собак.
Когда я умру в своей этой арендной квартире в самом сердце культурной столицы – меня найдут очень быстро. Даже отлежаться не дадут как следует. Сперва начнет звонить почтальон, который за два года так и не обзавелся ключами от домофона, потом дворник, потом заблудившийся курьер, а уж потом – нелепая тетка, которая пришла снять показания счетчиков прямо в шесть утра - чтобы застать меня, наконец, дома. Именно она, в конечном итоге, вынесет мою дверь с ноги и, пуская из ноздрей огонь адского пламени, обнаружит, что я окончательно устала от человечества и сменила место жительства. И принесет мне стакан воды – тот самый, с которым все так нервически носятся в течение жизни. Никому, в общем-то, не всравшийся.
Ребенком я подолгу засиживалась под столом за чтением каких-нибудь никому кроме меня не всравшихся книжек. Вроде "Очерков гнойной хирургии" или мемуаров императрицы Екатерины II. А в шесть утра вылезала из-под стола, забиралась на подоконник, засовывала аудиокассету в магнитофон "Весна" и громко включала песню Майка Науменко "Шесть утра". В песне шел дождь, светало и звезды рок-н-ролла ложились спать. А я – я представляла, как перееду жить в Петербург и начну любить вот эти периоды черной меланхолии задушенной своей мазохистской любовью.
Переехала, но любить не начала. В шесть утра человек максимально нежен и уязвим, у него кончились силы и сигареты, а тут – этот просыпающийся мокрый город с его коммунальными службами, офисными грузовиками и криками автолюбителей, которые пытаются запарковать три машины на двухметровой клумбе. Высунешься из окна безо всякой песни – а там дворик Али причитает по-таджикски. То ли умер у него кто, то ли, наоборот, родился. То ли те интеллигентные петербуржцы в пятом колене, что всю ночь били бутылки о мусорные баки, напоследок оставили автограф на стене. И сейчас появятся еще шесть таджиков, чтобы обсудить, как новые жанры искусства влияют на историческое наследие города. Человечество вообще по утрам очень активное: носит квитанции, громыхает дверьми, принимает у себя курьеров кофеен и выгуливает мелких визгливых собак.
Когда я умру в своей этой арендной квартире в самом сердце культурной столицы – меня найдут очень быстро. Даже отлежаться не дадут как следует. Сперва начнет звонить почтальон, который за два года так и не обзавелся ключами от домофона, потом дворник, потом заблудившийся курьер, а уж потом – нелепая тетка, которая пришла снять показания счетчиков прямо в шесть утра - чтобы застать меня, наконец, дома. Именно она, в конечном итоге, вынесет мою дверь с ноги и, пуская из ноздрей огонь адского пламени, обнаружит, что я окончательно устала от человечества и сменила место жительства. И принесет мне стакан воды – тот самый, с которым все так нервически носятся в течение жизни. Никому, в общем-то, не всравшийся.
Потрясающий птичий язык выработали себе люди, сдающие квартирки в больших городах. Читаешь – и роняешь глаза в пиалу с пустырником. Давайте-ка, я переведу вам несколько устойчивых выражений – и посмотрим, как глубока кроличья нора в домах высокой культуры быта.
Студия: до революции это помещение было дворницкой. В нем хранились мётлы, ведра и ссаные тулупы. Но мы надстроили сверху дополнительный этаж для матраца, а внизу применили смекалку: над раковиной повесили полку и шкап, в прихожей пристроили унитаз, а возле окна соорудили авторский столик из табурета. Одна побелка! Купорос!
Лофт: мы покрасили красной краской винтажный холодильник "Витязь" и ободрали со стен штукатурку. А еще подвесили к потолку несколько лампочек на оголенных проводах и бросили на пол матрац. Славься дизайнер, давший модное название квартирам без ремонта!
Дизайнерский ремонт: мы купили эту квартиру вместе с мебелью у какого-то бандита из девяностых. Поэтому на стенах у нас шелкография с золотыми розами, в кухне – глянцевые шкафчики в стразах, а на потолке – лепнина с балясинами и люстра из хруфсталя.
Веган-френдли: все вещи в нашей квартире со свалок, потому что мы радеем за вторичную переработку сырья. Газовой и других плит в доме нет, потому что мы экономим природные ресурсы и не нашли на свалке толковых кастрюль. Зато есть приличные ящики для рассады и большой плакат с Буддой Шакьямуни на стене. И сандаловые палочки. И мандала из собачьей шерсти.
Пет-френдли: вообще-то, это квартира нашей троюродной бабушки, которая держала у себя 17 котиков и двух ежей. Мы, конечно, застелили диваны верблюжьими пледами и помыли клеенки с уксусом, но запашок все равно есть. Так что смело селитесь тут со своим бенгалом за 5000$ - не возбраняется. А квартиру мы через полгодика продадим – вы же обойчики переклеите?
Уютная квартира от хозяина: уют – понятие субъективное, а мне, как субъекту, нравятся эти оленьи рога. И поющая рыба. И сервант. И трельяж. И швейная машинка в углу. И золотые настенные часы в виде ручных. И ковер. И коллекция магнитов на холодильнике. И сто томов пыльных книг. И торшер. И хрусталь с фаянсом.
Квартира для одинокой, порядочной и чистоплотной девушки: вообще-то, я психопатка с манией преследования, которой совершенно нечем заняться. Поэтому раз в месяц я буду приходить к вам с ультрафиолетом и инспектировать вашу кровать на предмет одиночества. И искать пальчиком пыль на плинтусе.
Солнечная просторная квартира с прекрасным видом: ну да, штор нет. И гардин - тоже. Да и мебели почти нет, честно говоря. Зато сколько света и простора!
Свежая квартира в новом доме: плинтусов тоже нет. И техники. Ничего. Но надо платить ипотеку и копить на новую квартиру, потому что эта в каком-то гетто, если честно. Зато недорого и к "национальности" вообще никаких вопросов.
Студия: до революции это помещение было дворницкой. В нем хранились мётлы, ведра и ссаные тулупы. Но мы надстроили сверху дополнительный этаж для матраца, а внизу применили смекалку: над раковиной повесили полку и шкап, в прихожей пристроили унитаз, а возле окна соорудили авторский столик из табурета. Одна побелка! Купорос!
Лофт: мы покрасили красной краской винтажный холодильник "Витязь" и ободрали со стен штукатурку. А еще подвесили к потолку несколько лампочек на оголенных проводах и бросили на пол матрац. Славься дизайнер, давший модное название квартирам без ремонта!
Дизайнерский ремонт: мы купили эту квартиру вместе с мебелью у какого-то бандита из девяностых. Поэтому на стенах у нас шелкография с золотыми розами, в кухне – глянцевые шкафчики в стразах, а на потолке – лепнина с балясинами и люстра из хруфсталя.
Веган-френдли: все вещи в нашей квартире со свалок, потому что мы радеем за вторичную переработку сырья. Газовой и других плит в доме нет, потому что мы экономим природные ресурсы и не нашли на свалке толковых кастрюль. Зато есть приличные ящики для рассады и большой плакат с Буддой Шакьямуни на стене. И сандаловые палочки. И мандала из собачьей шерсти.
Пет-френдли: вообще-то, это квартира нашей троюродной бабушки, которая держала у себя 17 котиков и двух ежей. Мы, конечно, застелили диваны верблюжьими пледами и помыли клеенки с уксусом, но запашок все равно есть. Так что смело селитесь тут со своим бенгалом за 5000$ - не возбраняется. А квартиру мы через полгодика продадим – вы же обойчики переклеите?
Уютная квартира от хозяина: уют – понятие субъективное, а мне, как субъекту, нравятся эти оленьи рога. И поющая рыба. И сервант. И трельяж. И швейная машинка в углу. И золотые настенные часы в виде ручных. И ковер. И коллекция магнитов на холодильнике. И сто томов пыльных книг. И торшер. И хрусталь с фаянсом.
Квартира для одинокой, порядочной и чистоплотной девушки: вообще-то, я психопатка с манией преследования, которой совершенно нечем заняться. Поэтому раз в месяц я буду приходить к вам с ультрафиолетом и инспектировать вашу кровать на предмет одиночества. И искать пальчиком пыль на плинтусе.
Солнечная просторная квартира с прекрасным видом: ну да, штор нет. И гардин - тоже. Да и мебели почти нет, честно говоря. Зато сколько света и простора!
Свежая квартира в новом доме: плинтусов тоже нет. И техники. Ничего. Но надо платить ипотеку и копить на новую квартиру, потому что эта в каком-то гетто, если честно. Зато недорого и к "национальности" вообще никаких вопросов.
К приходу уборщицы я готовлюсь, как приезду матери.
Сперва надо перебить наклеечки на лубрикантах – варенье садовое, джем ягодный, мазь тигровая для спины. В этом доме всегда некоторый профицит лубрикантов и наклеечек. Последние, кстати, свободно продаются оптом на полдороги в Карелию в каком-то ларьке с дарами леса. Очень удобно маскируют суть.
Потом нужно собрать взрослые игрушки, раскиданные вокруг кровати – и распихать по непрозрачным пакетам. Имели куртизанку – получите пуританку.
Полдела сделано, позор приглушен. Остаётся прочая грязь, сопровождающая мои будни и праздники. В первую очередь, стыдно за холодильник – в нем, разумеется, расплодилась жизнь: пустила побеги картошка, зацвела чем-то синим диетическая индейка. И во что-то совсем уж зубастое переродился надрезанный кем-то лимон. Нельзя, чтобы посторонняя узбекская женщина Лиана видела это буйство ботаники. Что она подумает о хозяйке?
Еще стыдно за вечеринку, которая два дня назад встала мне в 4 икеевских длинных фужера и одни винтажные духи, которыми какой-то наглый гость мужского, надо сказать, полу решил оросить в темноте свои натруженные подмышки. Духи упали и разбились, распространяя на километры окрест аромат арабского уда и витивера. Умели вот раньше делать. Не чета нынешним. Нынешние оставляют за собой тонкий шлейф тулуанского бальзама и меда, виски и табака, сосны и кожаной сбруи. Винтажные тупо и цинично сбивали с ног, ссали на голову и отбирали способность дышать.
Еще нужно выбросить мусор, потому что Лиана - женщина степенная, а у меня шесть пакетов бутылок. Что мои соседи подумают о несчастной Лиане, когда она попрет это на помойку? Сама попру. Сама пила - сама и попру.
Надо посуду еще перемыть. Потому что в раковину, наверняка, курили и хабарили. Люди-то творческие, музыканты. С альтернативным представлением о мире, быте и природе вещей. И немного прибраться еще. Потому что Лиана - женщина пожилая, я в отзывах прочитала. Я немного, только веником пройдусь. Потому что ну стыдно, понимаете?
Вообще, у меня теперь две проблемы. Не хватает денег на новые духи и не хватает совести признаться, что я так и не выбила из себя оглоблей идиотскую привычку стесняться уборщиц. Пока они ко мне едут – я успеваю наканифолить всю квартиру, оставив, для приличия, немного пыли на плинтусах. Вот что с этим делать?
Сперва надо перебить наклеечки на лубрикантах – варенье садовое, джем ягодный, мазь тигровая для спины. В этом доме всегда некоторый профицит лубрикантов и наклеечек. Последние, кстати, свободно продаются оптом на полдороги в Карелию в каком-то ларьке с дарами леса. Очень удобно маскируют суть.
Потом нужно собрать взрослые игрушки, раскиданные вокруг кровати – и распихать по непрозрачным пакетам. Имели куртизанку – получите пуританку.
Полдела сделано, позор приглушен. Остаётся прочая грязь, сопровождающая мои будни и праздники. В первую очередь, стыдно за холодильник – в нем, разумеется, расплодилась жизнь: пустила побеги картошка, зацвела чем-то синим диетическая индейка. И во что-то совсем уж зубастое переродился надрезанный кем-то лимон. Нельзя, чтобы посторонняя узбекская женщина Лиана видела это буйство ботаники. Что она подумает о хозяйке?
Еще стыдно за вечеринку, которая два дня назад встала мне в 4 икеевских длинных фужера и одни винтажные духи, которыми какой-то наглый гость мужского, надо сказать, полу решил оросить в темноте свои натруженные подмышки. Духи упали и разбились, распространяя на километры окрест аромат арабского уда и витивера. Умели вот раньше делать. Не чета нынешним. Нынешние оставляют за собой тонкий шлейф тулуанского бальзама и меда, виски и табака, сосны и кожаной сбруи. Винтажные тупо и цинично сбивали с ног, ссали на голову и отбирали способность дышать.
Еще нужно выбросить мусор, потому что Лиана - женщина степенная, а у меня шесть пакетов бутылок. Что мои соседи подумают о несчастной Лиане, когда она попрет это на помойку? Сама попру. Сама пила - сама и попру.
Надо посуду еще перемыть. Потому что в раковину, наверняка, курили и хабарили. Люди-то творческие, музыканты. С альтернативным представлением о мире, быте и природе вещей. И немного прибраться еще. Потому что Лиана - женщина пожилая, я в отзывах прочитала. Я немного, только веником пройдусь. Потому что ну стыдно, понимаете?
Вообще, у меня теперь две проблемы. Не хватает денег на новые духи и не хватает совести признаться, что я так и не выбила из себя оглоблей идиотскую привычку стесняться уборщиц. Пока они ко мне едут – я успеваю наканифолить всю квартиру, оставив, для приличия, немного пыли на плинтусах. Вот что с этим делать?
Меня снова унизил незнакомый мужчина. Что самое обидное – красивый. На пирата похож. Сережка в ухе. Под глазами сурьма. И лицо вроде как слегка напудрено, понимаете? Раньше такой эффект получался при использовании высушенного дерьма крокодила. С другой стороны, надо понимать, что красивых мужиков я вижу чем попало, но только не глазами. Непосредственно амигдалой, скорее всего. Но задача моя сейчас вовсе не в том, чтобы объяснить вам всю естественно-научную красоту этой тупой метафоры, а в том, чтобы поплакаться кому-то в подол. Или чего там у вас? В ширинку. В общем, пишет:
- У тебя есть вообще хобби?
Серьезно так пишет, не до шуток ему. Я напряглась. Хобби у меня вообще нет. Я даже не уверена, что знаю, что это такое. Бабочек сушить? Марки слюнявить? Мастерить шторы из старых открыток? Выращивать на подоконнике растение Рододендрон? Нырять зимой в прорубь? Надувать через жопу жаб? Наряжаться в пиратку и пудрить лицо крокодилом?
Имейте в виду, что когда баба вот эдак теряется, она делает один и тот же древнейший отскок, который вполне можно назвать "женским хобби": живо интересуется вашей персоной.
– А ты как думаешь? А ты бы что сделал?
Вообще=то, вы ей неинтересны. Просто она перебирает в башке красивые варианты ответа. Но пока не находит. Вот сейчас вы что-нибудь ляпнете, вроде "играю в танчики", а она вам - "ну, а я перевожу с суахили". И хрен вы проверите. В общем, отвечаю ему по-древнему. Мол, сперва ты скажи.
– Яйца режу.
– Эм. Ветеринар?
– Нет, обычные яйца. Куриные. Вырезаю узоры на скорлупе.
– На продажу?
– Нет, для себя.
И показывает. Там, действительно, яйца. С узорами. Чем-то похожим моя бабушка накрывала телевизор – только вязала крючком, как нормальная бабушка, не куриная. Смотрю его яйца, короче. Молчу. Суахили свое себе в гузку засунула.
– Так как? Какое твое хобби?
Какое, какое. Находить себе странных мужиков - вот такое. И сидеть по уши в этих их яйцах в полтретьего ночи – восхищаться. Мол, надо же, какая тонкая работа. Наверное, зрение хорошее? И моторика очень мелкая. И вообще всё мелкое. Иначе я бы уже какие-нибудь другие яйца разглядывала, понимаешь? Не понимает.
Извините, плохой пост. Удалю утром. Человек без хобби – говорит мне этот бывший пират с куриными кружевами – личность неинтересная. О чем с ним говорить – непонятно. Вот его бывшая – та из бисера плела. Фенечки, сережки, сидение для унитаза. А на день рождения жилеточку ему справила. До сих пор носит. Бисерную.
- У тебя есть вообще хобби?
Серьезно так пишет, не до шуток ему. Я напряглась. Хобби у меня вообще нет. Я даже не уверена, что знаю, что это такое. Бабочек сушить? Марки слюнявить? Мастерить шторы из старых открыток? Выращивать на подоконнике растение Рододендрон? Нырять зимой в прорубь? Надувать через жопу жаб? Наряжаться в пиратку и пудрить лицо крокодилом?
Имейте в виду, что когда баба вот эдак теряется, она делает один и тот же древнейший отскок, который вполне можно назвать "женским хобби": живо интересуется вашей персоной.
– А ты как думаешь? А ты бы что сделал?
Вообще=то, вы ей неинтересны. Просто она перебирает в башке красивые варианты ответа. Но пока не находит. Вот сейчас вы что-нибудь ляпнете, вроде "играю в танчики", а она вам - "ну, а я перевожу с суахили". И хрен вы проверите. В общем, отвечаю ему по-древнему. Мол, сперва ты скажи.
– Яйца режу.
– Эм. Ветеринар?
– Нет, обычные яйца. Куриные. Вырезаю узоры на скорлупе.
– На продажу?
– Нет, для себя.
И показывает. Там, действительно, яйца. С узорами. Чем-то похожим моя бабушка накрывала телевизор – только вязала крючком, как нормальная бабушка, не куриная. Смотрю его яйца, короче. Молчу. Суахили свое себе в гузку засунула.
– Так как? Какое твое хобби?
Какое, какое. Находить себе странных мужиков - вот такое. И сидеть по уши в этих их яйцах в полтретьего ночи – восхищаться. Мол, надо же, какая тонкая работа. Наверное, зрение хорошее? И моторика очень мелкая. И вообще всё мелкое. Иначе я бы уже какие-нибудь другие яйца разглядывала, понимаешь? Не понимает.
Извините, плохой пост. Удалю утром. Человек без хобби – говорит мне этот бывший пират с куриными кружевами – личность неинтересная. О чем с ним говорить – непонятно. Вот его бывшая – та из бисера плела. Фенечки, сережки, сидение для унитаза. А на день рождения жилеточку ему справила. До сих пор носит. Бисерную.
Вот уж не знаю, зачем студентку филфака рисуют тургеневской бабой в белом блузоне и туфлях-лодчонках. Всю из себя пасторальную. В буклях, быть может, или с косой. С томиком Бродского, французским прононсом и непременным желанием съебать на метле к средней руки прозаику с жилплощадью в центре Москвы.
Вы студенток филфака-то видели? Вот, посмотрите. Первый курс, как с куста бересклета. На будущем светоче русской словесности – красный комбидресс с замочком на тайном внедрилище, кожаные говнодавы с платформой девять и три четверти и макияж альтернативной духовности. Пятый этаж общежития, 26 девочек и четыре мальчика. Трое - с экономического. Страшные, как сыновья ноги Панина, но популярные, потому что без вариантов. Четвертый – в очочках и с диссертацией по Баратынскому. «Приму» курит. Плакат Бритни Спирс на стене.
А в паре километров по железной дороге – институт физкультуры и спорта, где картина обратная. Значит, где-то надо брать все эти комбидрессы и говнодавы, помады «снежная вишня» и шампуни «спасительный огурец». Вон он, на полке. Телесного цвета, как все нормальные огурцы.
А где брать-то? Девяностые на дворе. Мы со Светкой торговали по подъездам китайскими утюгами, наследница меценатов Демидовых - дешевой косметикой, а будущая специалистка по Шекспиру - бухлом в ночном караоке. Остальные ничего не делали и приходили к нам за бельем и брильянтами по случаю внеурочных чтений Пушкина в общаге физкультурников. Такая жизнь.
Любимой книжкой на первом курсе был «Жихарь» Успенского и «Вальпургиева ночь» Ерофеева. Первая читалась в истерике, вторая - в запое. Весь филфак – это два положения тумблера: от истерики – до запоя с перерывами на выгул красных кружев по обиталищам пролетариата.
Тургеневские давно бы в мармеладовские скатились, а мы - ничего. Выжили. И даже полюбили в итоге сраного Шекспира - но это секрет такой тайный в секретной тайной железе. До сих пор с красным кружевом не гармонирует: ты либо в Шекспира облачайся, либо застежку в трусах тереби. Потому что если одновременно – то не заметишь, как из тургеневских переродилась в бальзаковскую, а бежевый огурец – он и ныне там. Вон, на полке. Стоит, олицетворяет.
Вы студенток филфака-то видели? Вот, посмотрите. Первый курс, как с куста бересклета. На будущем светоче русской словесности – красный комбидресс с замочком на тайном внедрилище, кожаные говнодавы с платформой девять и три четверти и макияж альтернативной духовности. Пятый этаж общежития, 26 девочек и четыре мальчика. Трое - с экономического. Страшные, как сыновья ноги Панина, но популярные, потому что без вариантов. Четвертый – в очочках и с диссертацией по Баратынскому. «Приму» курит. Плакат Бритни Спирс на стене.
А в паре километров по железной дороге – институт физкультуры и спорта, где картина обратная. Значит, где-то надо брать все эти комбидрессы и говнодавы, помады «снежная вишня» и шампуни «спасительный огурец». Вон он, на полке. Телесного цвета, как все нормальные огурцы.
А где брать-то? Девяностые на дворе. Мы со Светкой торговали по подъездам китайскими утюгами, наследница меценатов Демидовых - дешевой косметикой, а будущая специалистка по Шекспиру - бухлом в ночном караоке. Остальные ничего не делали и приходили к нам за бельем и брильянтами по случаю внеурочных чтений Пушкина в общаге физкультурников. Такая жизнь.
Любимой книжкой на первом курсе был «Жихарь» Успенского и «Вальпургиева ночь» Ерофеева. Первая читалась в истерике, вторая - в запое. Весь филфак – это два положения тумблера: от истерики – до запоя с перерывами на выгул красных кружев по обиталищам пролетариата.
Тургеневские давно бы в мармеладовские скатились, а мы - ничего. Выжили. И даже полюбили в итоге сраного Шекспира - но это секрет такой тайный в секретной тайной железе. До сих пор с красным кружевом не гармонирует: ты либо в Шекспира облачайся, либо застежку в трусах тереби. Потому что если одновременно – то не заметишь, как из тургеневских переродилась в бальзаковскую, а бежевый огурец – он и ныне там. Вон, на полке. Стоит, олицетворяет.
Когда мне исполнилось шесть лет, бабушка купила мне книгу сказок. На обложке был нарисован карлик верхом на петухе, а внутри всем героям почему-то отрезали ручки и ножки. Сказки назывались волшебными. Потому что в них фигурировали великаны, русалки, козлоподобные братцы и прочая невидаль, которая никак не влияла на сюжет. Торчала из болота. Пила из ручья. Загадывала тупые загадки.
Главными же подателями кошмаров были в той книге молодой хан и старая вдова, перетекающие со своими приколами из былины в былину. Хан все время хотел кого-нибудь изувечить. Вырвать язык, отрезать часть тела, колесовать, четвертовать или обрить наголо, клеймя железом. Это был не какой-то злой хан типа Кощея – а обычный красивый мужик восточной наружности, которому, к примеру, приспичило жениться на сестрице козленка, а самим козленком накормить на свадьбе гостей. Или подарить молодой жене выдранный с корнем язык сельской певуньи. Или отрубить невесте ножки, чтоб не ходила она ночью к ручью.
Вдова же все время хотела трахаться. Мне было шесть, но я смутно догадывалась, о чем сей сказ. Как появится в книжке какой добрый молодец – так она его тут же то грудью душит, то соком мажет, то заставляет куда-то ей влезть целиком, чтоб красавцем обратно вылезти. Вылезали, надо сказать, немногие. Леший - вообще задохнулся.
Каждый раз, когда темной ночью в глухом переулке за мною увязывается чья-то цокающая тень, я представляю себе карлика на петухе. Того, с обложки. И привычный холодок простреливает мне спину. Не гнутся ручки, не слушаются ножки. Ужас нечеловеческий.
Никто не помнит, что это за книга такая диковинная? Надо бы перечитать её уже, чтоб кошмары-то отпустили. Перетолковать по-пропповски, переобъяснить. Мол, и вдова-то – не психопатка с района, а первопредок какой-нибудь на границе добра и зла. И хан-то не хан, а простой переход из лета в зиму. Не хочешь, мол, отморозить культяпки – женись на бабе потолше и жри с ней тушонку под козлиным одеялом.
Столько лет прошло – а я не просто те сказки помню, а еще и леденящий душу образовательный эффект на себе ощущаю. Подробный такой, преобразующий. Такой же будет, если в следующей серии кто-то зарежет свинку Пеппу, наденет на себя её шкурку и в таком виде выебет хана в болотную нечисть с криками "Мутабор". А вокруг - земляничная поляна. И карлики на петухах.
Главными же подателями кошмаров были в той книге молодой хан и старая вдова, перетекающие со своими приколами из былины в былину. Хан все время хотел кого-нибудь изувечить. Вырвать язык, отрезать часть тела, колесовать, четвертовать или обрить наголо, клеймя железом. Это был не какой-то злой хан типа Кощея – а обычный красивый мужик восточной наружности, которому, к примеру, приспичило жениться на сестрице козленка, а самим козленком накормить на свадьбе гостей. Или подарить молодой жене выдранный с корнем язык сельской певуньи. Или отрубить невесте ножки, чтоб не ходила она ночью к ручью.
Вдова же все время хотела трахаться. Мне было шесть, но я смутно догадывалась, о чем сей сказ. Как появится в книжке какой добрый молодец – так она его тут же то грудью душит, то соком мажет, то заставляет куда-то ей влезть целиком, чтоб красавцем обратно вылезти. Вылезали, надо сказать, немногие. Леший - вообще задохнулся.
Каждый раз, когда темной ночью в глухом переулке за мною увязывается чья-то цокающая тень, я представляю себе карлика на петухе. Того, с обложки. И привычный холодок простреливает мне спину. Не гнутся ручки, не слушаются ножки. Ужас нечеловеческий.
Никто не помнит, что это за книга такая диковинная? Надо бы перечитать её уже, чтоб кошмары-то отпустили. Перетолковать по-пропповски, переобъяснить. Мол, и вдова-то – не психопатка с района, а первопредок какой-нибудь на границе добра и зла. И хан-то не хан, а простой переход из лета в зиму. Не хочешь, мол, отморозить культяпки – женись на бабе потолше и жри с ней тушонку под козлиным одеялом.
Столько лет прошло – а я не просто те сказки помню, а еще и леденящий душу образовательный эффект на себе ощущаю. Подробный такой, преобразующий. Такой же будет, если в следующей серии кто-то зарежет свинку Пеппу, наденет на себя её шкурку и в таком виде выебет хана в болотную нечисть с криками "Мутабор". А вокруг - земляничная поляна. И карлики на петухах.
Сосед мой сверху, еблан Серёга, завел себе огромную бабу. Помните Серёгу? Это который от дамы в шляпке среди ночи сбежал. И притащил с улицы уродливого кота Игоря, который теперь донимает во дворе голубя Олега. Ну вот, ну вот.
Баба породистая очень. Килограммов 200 обаяния. Фланелевый халат, тапочки. И тапочками этими топает она по моей голове как отбойный молот. Кроме прочего, новая серёгина баба круглосуточно носит на себе целлофановую пленку для похудения. Честное слово: я один раз увидела – и теперь все время слышу, как она ей шуршит. Я так лыжными штанами в детстве шуршала на морозе тридцатиградусном, когда они друг о друга шваркали.
Утро у меня теперь одинаковое всегда: сперва отбойником по башке - бам, бам. Это она с кровати встала. Бам, бам - это пошла в кухню. Иииижжжжууууух - это яйца в блендере в омлет колотит. Бам, бам – в туалет пошла. Потом хихи-хаха, чавканье какое-то. Это она Серёгу разбудила. Потом снова бам, бам - это Серёга после побудки опять захрапел, а ей, стало быть, скучно. Дальше дверью хлоп. Шварк-шварк пакетами на ляжках - это она охуевшего от счастья Игоря мимо меня гулять понесла. С улицы тут же кошачий ор, бег, падающие стремянки – и апофеоз: мне в окно всем туловищем бьется голубь Олег, врезаясь в него с разбега, как в столетней книге Маркеса.
Что мне остается в этой юдоли всех людских скорбей, расположенной ровно на пересечении Манежного переулка и площади Восстания? Начать жрать побелку со стен, вот что. И пускать из подмышек желтых осенних бабочек. Будете проходить мимо - занесите на второй этаж стакан кофе, пожалуйста. Или к Олегу привинтите проволокой - он забросит, ему не привыкать.
Баба породистая очень. Килограммов 200 обаяния. Фланелевый халат, тапочки. И тапочками этими топает она по моей голове как отбойный молот. Кроме прочего, новая серёгина баба круглосуточно носит на себе целлофановую пленку для похудения. Честное слово: я один раз увидела – и теперь все время слышу, как она ей шуршит. Я так лыжными штанами в детстве шуршала на морозе тридцатиградусном, когда они друг о друга шваркали.
Утро у меня теперь одинаковое всегда: сперва отбойником по башке - бам, бам. Это она с кровати встала. Бам, бам - это пошла в кухню. Иииижжжжууууух - это яйца в блендере в омлет колотит. Бам, бам – в туалет пошла. Потом хихи-хаха, чавканье какое-то. Это она Серёгу разбудила. Потом снова бам, бам - это Серёга после побудки опять захрапел, а ей, стало быть, скучно. Дальше дверью хлоп. Шварк-шварк пакетами на ляжках - это она охуевшего от счастья Игоря мимо меня гулять понесла. С улицы тут же кошачий ор, бег, падающие стремянки – и апофеоз: мне в окно всем туловищем бьется голубь Олег, врезаясь в него с разбега, как в столетней книге Маркеса.
Что мне остается в этой юдоли всех людских скорбей, расположенной ровно на пересечении Манежного переулка и площади Восстания? Начать жрать побелку со стен, вот что. И пускать из подмышек желтых осенних бабочек. Будете проходить мимо - занесите на второй этаж стакан кофе, пожалуйста. Или к Олегу привинтите проволокой - он забросит, ему не привыкать.