Честно сказать: для меня это мука

Честно сказать: для меня это мука,
в спины друзей уходящих — молчать.
сам посуди: как же мы друг без друга?
нужно ли было рубить сгоряча?

эта обида печальна, но все же -
дружба поможет забыть нам, пойми!
сам посуди: мы с тобою не можем
в наши‑то годы бросаться людьми!

вспомни все лучшее, что с нами было,
сколько еще предстоит впереди!

сам посуди: если сердце простило,
значит оно еще живо в груди.

Ах Астахова

Сонет 90. Шекспир.

Уж если ты разлюбишь - так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!
И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из засады.
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром - утром без отрады.
Оставь меня, но не в последний миг,
Когда от мелких бед я ослабею.
Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
Что это горе всех невзгод больнее,

Что нет невзгод, а есть одна беда -
Твоей любви лишиться навсегда.

СУМЕРКИ.
Давай помолчим.
Мы так долго не виделись.
Какие прекрасные сумерки выдались!
И все позабылось,
Что помнить не хочется:
Обиды твои.
И мое одиночество.

Давай помолчим.
Мы так долго не виделись.

Душа моя —
Как холостяцкая комната.
Ни взглядов твоих в ней,
Ни детского гомона.
Завалена книгами
Площадь жилищная,
Как сердце — словами...
Теперь уже лишними.
Ах, эти слова,
Будто листья опавшие.
И слезы —
На целую жизнь опоздавшие.

Не плачь.
У нас встреча с тобой,
А не проводы.
Мы снова сегодня наивны
И молоды.

Давай помолчим.
Мы так долго не виделись.
Какие прекрасные
Сумерки
Выдались!

Андрей Дементьев.
1996 год.

A ceйчac cгopячa,
Heнaдeлaй вpeдa.
He твoя oн cyдьбa,
Дa и двepь нe твoя.

Тeбe нaдo идти,
Гдe oткpыты пyти,
Тaм нe нaдo cтyчaть,
Или пpиcтyпoм бpaть.

ты выбираешь женщину рассудком,
не сердцем и не голосом души.
от этого мне делается жутко:
как так умеют люди, расскажи?

она должна быть стройной и покорной,
предельно ясной в мыслях и словах,
и волосы, постриженные ровно,
должны лежать покорно на плечах.

она должна всегда вставать с рассветом,
готовить чай и поливать цветы,
и соблюдать любые этикеты,
в любое время, как захочешь ты!

но эта не пойдет к тебе босая,
по снегу дожидаться у ворот!
не будет мокнуть, стоя у трамвая,
забыв в квартире курточку и зонт!

не постучится в дверь в ночи глубокой,
сказать, что без тебя нельзя дышать!
и если надо станет очень строгой,
и если надо - доброй, словно мать!

и горько мне от этой дешевизны;
набрав в ладонь посредственный букет,

ты выбираешь женщину для жизни,
как выбирают пищу на обед.

Ах Астахова

не удаляй мой номер - вдруг пригодится

вдруг станет грустно, мой взрослый мальчик,
когда устанешь упрямо идти на принцип,
расскажешь, о чем вздыхаешь за бизнес ланчем,
про эти долги, недели, что каждый день все одно и то же,
про аудиты, книги, погоду, цены расскажешь вкратце
и о том, что она совсем на меня не похожа,
разве что манерой в прихожей лезть целоваться.

я расскажу о том, что отчаянно выдыхаю
всю эту боль, но не выходит забыть с концами,
о привычке сидеть на балконе и петь о тебе стихами,
о том, что вожусь с хмырями и подлецами,
о том, что ловлю себя на ощущении душевной пустоты,
о чувстве тотального одиночества, способах саморазрушения,
о том, что желаешь мне доброй ночи уже не ты
о том, что тебя жадно целую в скулы уже не я.
я расскажу про все успехи, цели и неудачи,
как привыкаю к жизни без драм и острот,
как неделями брежу о каком-то чудесном мальчике,
смотрю в глаза ему и понимаю «опять не тот».

и пока ты живёшь в мире, где другая заданность,
я пытаюсь не ляпнуть лишнего, но если честно,
я молюсь, чтобы самолёты, в которых можешь быть ты, никогда не падали,
поезда не сходили с рельс, в дом не стучались плохие вести,
чтобы тебе встречались добрые люди от осени до весны.
и пока ты спишь, возможно, даже на ее плече,
я молюсь, чтоб тебе никогда не снились дурные сны,
это не любовь,
мой взрослый мальчик,
это гораздо больше
чем.

не удаляй мой номер - вдруг пригодится,
вдруг захочешь кому-то поведать про горести и печаль,
о том, что мечтаешь уехать куда-нибудь заграницу,
не захочешь говорить — будем с тобой молчать.

и даже если рядом будут другие люди, другие лица,
ни о чем не прошу тебя напоследок, кроме
одного лишь -
пожалуйста, не удаляй мой номер.
мало ли,
вдруг действительно пригодится.

Однажды всё проходит безвозвратно…
И чувства, и надежды, и мечты.
Всё то, что от души – всегда бесплатно,
От нежности до тёплой доброты…

Но если бы мы знали, что однажды
Увидим близких лишь последний раз,
То в тот момент нам было б очень важно
Не то, что будет завтра, а сейчас…

Сейчас живём… Целуем, обнимаем…
Сегодня часто спорим ни о чём.
А завтра мы самих себя ругаем,
Но только день вчерашний не вернём.

Уходим мы, и нас порой бросают…
К другим уходят и на небеса…
Глаза, как тучи, капли разбросают.
Черна, как сажа, жизни полоса…

И, кажется, не будет встреч чудесных,
И искренних признаний не вернуть…
Что будет завтра – мне не интересно.
Ведь жизнь – она сейчас, и в этом суть…

И если есть, кому в любви признаться,
Кого обнять, кому сказать «Прости»,
То нужно сделать и не сомневаться,
Ведь в прошлое дорогу не найти…

И к будущему тоже не добраться,
Не долетит крылатый самолёт…
Сегодня нужно жизнью наслаждаться,
Спешить туда, где кто-то очень ждёт.

Все планы могут рухнуть в одночасье…
Единственный реально верный ход –
Не отложить любовь, родных и счастье
На завтра, что, возможно, не придёт…

Ирина Самарина-Лабиринт

Редьярд Киплинг
Перевод К. Симонова

ДУРАК

Жил-был дурак. Он молился всерьез
(Впрочем, как Вы и Я)
Тряпкам, костям и пучку волос -
Все это пустою бабой звалось,
Но дурак ее звал Королевой Роз
(Впрочем, как Вы и Я).

О, года, что ушли в никуда, что ушли,
Головы и рук наших труд -
Все съела она, не хотевшая знать
(А теперь-то мы знаем - не умевшая знать),
Ни черта не понявшая тут.

Что дурак растранжирил, всего и не счесть
(Впрочем, как Вы и Я) -
Будущность, веру, деньги и честь.
Но леди вдвое могла бы съесть,
А дурак -на то он дурак и есть
(Впрочем, как Вы и Я).

О, труды, что ушли, их плоды, что ушли,
И мечты, что вновь не придут,-
Все съела она, не хотевшая знать
(А теперь-то мы знаем - не умевшая знать),
Ни черта не понявшая тут.

Когда леди ему отставку дала
(Впрочем, как Вам и Мне),
Видит Бог! Она сделала все, что могла!
Но дурак не приставил к виску ствола.
Он жив. Хотя жизнь ему не мила.
(Впрочем, как Вам и Мне.)

В этот раз не стыд его спас, не стыд,
Не упреки, которые жгут,-
Он просто узнал, что не знает она,
Что не знала она и что знать она
Ни черта не могла тут.

Чтo мoжeт быть интимнee интимa?
Oдин гopячий кoфe нa двoиx.
Кoгдa oнa бeз мaкияжa- нecpaвнимa.
A oн -тaкoй oдин cpeди дpyгиx.

Cплeтeньe pyк, и пo yтpaм oнa бocaя,
B eгo pyбaшкe cтaвит чaйник нa плитy.
Для вcex былa oбычнaя, зeмнaя,
Ho oн пoвepил c нeй в cвoю мeчтy...

Твoиx пpoблeм нe cyщecтвyeт-тoлькo нaши.
И этoт миp для нac лишь-пoпoлaм.
Чтo мoжeт быть yлыбки нeжнoй кpaшe?
Beдь знaeшь ты, тeбя я нe пpeдaм.

Чтo мoжeт быть интимнee интимa?
Кoгдa yвepeн oн.И cчacтливa oнa.
Beдь нacтoящaя любoвь нeпoбeдимa.
И зa нee я пoднимy бoкaл винa!

В государстве, где честные наперечёт,
всё куда-то уходит,
куда-то течёт:
силы,
деньги,
двадцатый троллейбус,
искорёженных судеб нелепость...
Всё куда-то уходит,
течёт не спеша:
воспалённое лето,
за летом – душа.
Облака в оглушительной сини.
Кран на кухне.
Умы из России.

Роберт Рождественский 1994 год

Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще —
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят —
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?

Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

Владимир Маяковский 1916 год