“It is no coincidence that the wealthiest countries in the world today, almost without exception, are both democratic and capitalist.”
«Не является совпадением тот факт, что богатейшие страны земного шара на сегодняшний день почти без исключения являются капиталистическими демократиями».
Внутри капиталистических демократий существует неотъемлемая борьба за власть. С одной стороны, перед нами политическая система, основанная на принципах всеобщего избирательного права и равенства. С другой стороны, налицо экономическая система, противоречащая этим принципам и сосредотачивающая власть среди немногих и стимулирующая экономическое неравенство. Таким парадоксальным образом становится неясно, как такая модель существует и используется в мировом масштабе развитыми государствами. Идея о соотношении между социальным капиталом и институциональными показателями утверждается R. Putnam. Данная концепция – результат экономических и политических сил, сдерживающих друг друга.
В первую очередь, некоторые ученые считают, что демократия рано или поздно сведет на нет или существенно снизит преимущества экономического роста при капитализме. К примеру, M. Olson утверждает, что «страны, обладавшие демократической свободой управления без потрясений или вторжений в течение наиболее продолжительного времени, пострадают в наиболее высокой степени от явлений, вызывающих деградацию роста». Его утверждение подразумевает, что группы интересов и организации, стремящиеся предоставить общественные блага совершенно не заинтересованы в повышении продуктивности. Более того, они мотивированы лишь в получении большей доли в перераспределении национального дохода. Частью их рационального интереса является манипулирование экономическими или законодательными условиями, «погоня за рентным доходом» вместо повышения продуктивности. Стало быть, при демократических установках с множеством профсоюзов рабочих и другими агентами, представляющими интересы коллективов, капитализм не может достигнуть своих максимальных показателей эффективности. В этом смысле, страны, применяющие режим капиталистической демократии, не должны повышать уровень благосостояния, или, как минимум, не должны демонстрировать экономический рост. В результате, по мнению M. Olson, это действительно совпадение – применение успешными странами режима капиталистической демократии.
Альтернативный вариант – R. Putnam утверждает, что «особенности общественной организации, такие как доверие, нормы и сети могут улучшить эффективность общества, упрощая координацию деятельности». Высокий социальный капитал, измеряемый межличностным доверием, нормы и сети социального взамодействий упрощают и стимулируют показатели демократических и экономических институтов внутри капиталистических демократий. Его аргумент убедителен на примере анализа Северной и Южной Италии, где он находит два демократических региона, которые имели одинаковый уровень экономического развития, но разные уровни социального капитала, сформировавшие разный уровень экономического роста. Регион, имевший более высокий уровень взаимодействия, имел более высокий уровень экономического развития. Впоследствии его сравнительный анализ опровергает тезис M. Olson о том, что демократия оказывает отрицательное влияние на капитализм по причине отстаивания интересов общества и гражданских организаций. Более того, можно утверждать, что связи внутри общества, а также между группами интересов, приводят к лучшим экономическим результатам. Это, в свою очередь, подразумевает, что демократия и взаимодействие населения вкупе с демократическим образом жизни ведет к лучшим экономическим показателям. Таким образом, не является совпадением факт того, что самые развитые страны в мире – страны демократические и капиталистические.
«Не является совпадением тот факт, что богатейшие страны земного шара на сегодняшний день почти без исключения являются капиталистическими демократиями».
Внутри капиталистических демократий существует неотъемлемая борьба за власть. С одной стороны, перед нами политическая система, основанная на принципах всеобщего избирательного права и равенства. С другой стороны, налицо экономическая система, противоречащая этим принципам и сосредотачивающая власть среди немногих и стимулирующая экономическое неравенство. Таким парадоксальным образом становится неясно, как такая модель существует и используется в мировом масштабе развитыми государствами. Идея о соотношении между социальным капиталом и институциональными показателями утверждается R. Putnam. Данная концепция – результат экономических и политических сил, сдерживающих друг друга.
В первую очередь, некоторые ученые считают, что демократия рано или поздно сведет на нет или существенно снизит преимущества экономического роста при капитализме. К примеру, M. Olson утверждает, что «страны, обладавшие демократической свободой управления без потрясений или вторжений в течение наиболее продолжительного времени, пострадают в наиболее высокой степени от явлений, вызывающих деградацию роста». Его утверждение подразумевает, что группы интересов и организации, стремящиеся предоставить общественные блага совершенно не заинтересованы в повышении продуктивности. Более того, они мотивированы лишь в получении большей доли в перераспределении национального дохода. Частью их рационального интереса является манипулирование экономическими или законодательными условиями, «погоня за рентным доходом» вместо повышения продуктивности. Стало быть, при демократических установках с множеством профсоюзов рабочих и другими агентами, представляющими интересы коллективов, капитализм не может достигнуть своих максимальных показателей эффективности. В этом смысле, страны, применяющие режим капиталистической демократии, не должны повышать уровень благосостояния, или, как минимум, не должны демонстрировать экономический рост. В результате, по мнению M. Olson, это действительно совпадение – применение успешными странами режима капиталистической демократии.
Альтернативный вариант – R. Putnam утверждает, что «особенности общественной организации, такие как доверие, нормы и сети могут улучшить эффективность общества, упрощая координацию деятельности». Высокий социальный капитал, измеряемый межличностным доверием, нормы и сети социального взамодействий упрощают и стимулируют показатели демократических и экономических институтов внутри капиталистических демократий. Его аргумент убедителен на примере анализа Северной и Южной Италии, где он находит два демократических региона, которые имели одинаковый уровень экономического развития, но разные уровни социального капитала, сформировавшие разный уровень экономического роста. Регион, имевший более высокий уровень взаимодействия, имел более высокий уровень экономического развития. Впоследствии его сравнительный анализ опровергает тезис M. Olson о том, что демократия оказывает отрицательное влияние на капитализм по причине отстаивания интересов общества и гражданских организаций. Более того, можно утверждать, что связи внутри общества, а также между группами интересов, приводят к лучшим экономическим результатам. Это, в свою очередь, подразумевает, что демократия и взаимодействие населения вкупе с демократическим образом жизни ведет к лучшим экономическим показателям. Таким образом, не является совпадением факт того, что самые развитые страны в мире – страны демократические и капиталистические.
Действительно ли политические и экономические силы ограничивают друг друга в капиталистических демократиях? Если мы применим модель Meltzer-Richard к демократиям, мы должны ожидать, что общество с более высоким уровнем неравенства будет сильнее подпадать под риск «большого» правительства. Распределение доходов в капиталистическом обществе клонится вправо, что означает что медианный доход ниже среднего. Чем выше неравенство внутри государства, тем больше разница между медианным и средним доходом. Таким образом, если мы применим теорему медианного избирателя к капиталистическим демократиям, мы должны предвосхищать, что большинство населения проголосует за более высокий уровень перераспределения доходов путем увеличения налогов. Для медианного избирателя рациональное поведение состоит в том, чтобы голосовать за перераспределение благ, потому что избиратель при среднем доходе заплатит столько же налогов, сколько он получает из них благ, таким образом медианный избиратель получает выгоду от высокого уровня перераспределения. Тем не менее, если мы обратим внимание на страны с высоким уровнем неравенства доходов, то мы заметим так называемый «Парадокс Робин Гуда» о том, что они перераспределяют меньше, чем страны с меньшим уровнем неравенства, что противоречит модели MR. Таким образом, давление, побуждающее к более высокому уровню перераспределения внутри капиталистической демократии ограничено.
Это ограничение может быть объяснено связью между демократией и капитализмом. Если точнее, то нужно посмотреть на структурное и определяющую роль бизнеса в капиталистической демократии. Интересы бизнеса и их власть в капиталистических демократиях определяют результаты формирования политики. По модели Meltzer-Richard для более высокого перераспределения среди демократических режимов правительство ожидает запрос среди населения на более высокое налогообложение. Тем не менее правительство должно принимать во внимание интересы бизнесов. Одно лишь повышение налогов по требованию широких масс приведет к меньшей продуктивности и потенциальному перемещению капиталов бизнесов в другие страны, что в свою очередь приведет к снижению уровня экономического развития. Тезис T. Fairfield о том, что «капитал голосует дважды: первый раз через организованное давление на политический процесс, второй через принятие инвестиционных решений». Второй путь голосования относится к инструментальной роли бизнеса. Бизнес может использовать стратегии лоббизма для влияния на политические решения (инструментальная сила) и также бизнес может сигнализировать правительству о том, что при применении определенной политики, капитал бизнеса будет перемещен в другую страну (структурная сила). Такое отношение между демократическим правительством и бизнесом ведет к взаимному ограничению. С одной стороны на правительство оказывает давление население, с другой стороны – бизнес, таким образом, учитываются интересы обеих групп. M. Friedman считает, что экономическая свобода, как определяющее свойство капитализма, является сдерживающим фактором политической силы «устраняя организацию экономической деятельности из поля контроля политической власти, рынок уничтожает источник силы принуждения. Это позволяет экономике быть сдерживающим фактором политической власти». Такое отделение экономической активности от политики возможно только при демократическом капитализме; таким образом, ограничивающая сила бизнеса возможна лишь при демократии, и позволяет бизнесу сопротивляться потенциальному принуждению демократического большинства. Аргументы, приведенные T. Fairfield и M. Friedman демонстрируют, что политические и экономические ограничения делают демократический капитализм привлекательной формой правления. С одной стороны, перед нами политическая система, основанная на равенстве и с другой стороны, экономическая система, защищающая интересы бизнеса и стимулирующая экономический рост. Именно по этой причине наиболее преуспевающие страны в мире являются капиталистическими демократиями.
Bibliography
Это ограничение может быть объяснено связью между демократией и капитализмом. Если точнее, то нужно посмотреть на структурное и определяющую роль бизнеса в капиталистической демократии. Интересы бизнеса и их власть в капиталистических демократиях определяют результаты формирования политики. По модели Meltzer-Richard для более высокого перераспределения среди демократических режимов правительство ожидает запрос среди населения на более высокое налогообложение. Тем не менее правительство должно принимать во внимание интересы бизнесов. Одно лишь повышение налогов по требованию широких масс приведет к меньшей продуктивности и потенциальному перемещению капиталов бизнесов в другие страны, что в свою очередь приведет к снижению уровня экономического развития. Тезис T. Fairfield о том, что «капитал голосует дважды: первый раз через организованное давление на политический процесс, второй через принятие инвестиционных решений». Второй путь голосования относится к инструментальной роли бизнеса. Бизнес может использовать стратегии лоббизма для влияния на политические решения (инструментальная сила) и также бизнес может сигнализировать правительству о том, что при применении определенной политики, капитал бизнеса будет перемещен в другую страну (структурная сила). Такое отношение между демократическим правительством и бизнесом ведет к взаимному ограничению. С одной стороны на правительство оказывает давление население, с другой стороны – бизнес, таким образом, учитываются интересы обеих групп. M. Friedman считает, что экономическая свобода, как определяющее свойство капитализма, является сдерживающим фактором политической силы «устраняя организацию экономической деятельности из поля контроля политической власти, рынок уничтожает источник силы принуждения. Это позволяет экономике быть сдерживающим фактором политической власти». Такое отделение экономической активности от политики возможно только при демократическом капитализме; таким образом, ограничивающая сила бизнеса возможна лишь при демократии, и позволяет бизнесу сопротивляться потенциальному принуждению демократического большинства. Аргументы, приведенные T. Fairfield и M. Friedman демонстрируют, что политические и экономические ограничения делают демократический капитализм привлекательной формой правления. С одной стороны, перед нами политическая система, основанная на равенстве и с другой стороны, экономическая система, защищающая интересы бизнеса и стимулирующая экономический рост. Именно по этой причине наиболее преуспевающие страны в мире являются капиталистическими демократиями.
Bibliography
Fairfield, T. (2015). Structural power in comparative political economy: perspectives from policy formulation in Latin America. Business and Politics, 17(3), pp.411–441.
Friedman, M. and Friedman, R.D. (1970). Capitalism and Freedom. Chicago, Ill.: Univ. Of Chicago Press.
Iversen T. (2011). Capitalism and Democracy. The Oxford Handbook of Political Science.
Meltzer, A.H. and Richard, S.F. (1983). Tests of a rational theory of the size of government. Public Choice, 41(3), pp.403–418.
Olson, M. (1992). The rise and decline of nations : economic growth, stagflation, and social rigidities. New Haven ; London: Yale University Press.
Putnam, R. (1992). Making democracy work : Civic traditions in modern Italy. Usa: Princeton Univ. Press.
Friedman, M. and Friedman, R.D. (1970). Capitalism and Freedom. Chicago, Ill.: Univ. Of Chicago Press.
Iversen T. (2011). Capitalism and Democracy. The Oxford Handbook of Political Science.
Meltzer, A.H. and Richard, S.F. (1983). Tests of a rational theory of the size of government. Public Choice, 41(3), pp.403–418.
Olson, M. (1992). The rise and decline of nations : economic growth, stagflation, and social rigidities. New Haven ; London: Yale University Press.
Putnam, R. (1992). Making democracy work : Civic traditions in modern Italy. Usa: Princeton Univ. Press.
Причины подъема партий Евроскептицизма
Некоторые ученые в начале XXI века утверждали, что система национальных партий в Европе не была затронута Европеизацией. Тем не менее, цель этого эссе – доказать, что эта точка зрения утратила актуальность в современной европейской политике.
Это эссе приходит к выводу о том, что разделение участников Евроинтеграции на «победителей» и «проигравших» объясняет подъем партий Евроскептицизма. Ситуацию усугубляют внешние факторы в виде кризисов еврозоны и миграционного кризиса. Этот раскол создал потребность в политическом представлении посредством партий Евроскептицизма. Подъем таких партий характеризуется в основном подъемом партий-претендентов с программой жесткого Евроскептицизма. Тем не менее, даже мэйнстримные политические партии демонстрируют в некоторой степени мягкий Евроскептицизм. Разница между подъемом идей евроскептицизма в новых партиях-претендентах и мэйнстримных партиях заключается в основном в идеологии и политической системе государства.
Теория политического раскола:
Политический раскол может быть определен как культурное и политическое разделение между гражданами внутри общества, проявляющееся в социальном и политическом конфликте среди этих граждан. S Lipset и S. Rokkan утверждают, что эти разделения порождают Европейскую партийную систему, при которой партиям удается капитализировать эти разделения в своих собственных целях. Они выделяют четыре основных традиционных раскола по границам которых располагаются политические партии – собственник бизнеса vs. рабочий, церковь vs. государство, город vs сельская местность and центр vs. периферия. К примеру, условно говоря, Британская партия Лейбористов представляет рабочих, а Консервативная партия представляет собственников бизнесов. Более того, они утверждают, что Европейская партийная система в 1920 была практически идентичной образцу системы 1960х, что указывает на то, что партийные системы были заморожены в ходе всех четырех вышеуказанных политических расколов. В результате, историческое разделение и конфликт интересов лежат в основе традиционных партийных систем в Европе, и определяют их повестку и идеологию. Таким образом, политические партии прилегают к этим исторически обусловленным конфликтам внутри общества, и при любом внешнем политическом или культурном конфликте повлечет изменения в партийной системе, например, создание новых политических партий, совпадающих с новым конфликтом или изменением статуса кво между существующими политическими партиями. Тот факт, что партийные системы были заморожены, означает, что имело место пространство для новых политических сил и место для нового политического раскола. Так как расколы формируются на основе разночтений в политических и культурных интересах, то новый конфликт интересов внутри общества возник бы в результате утраты избирателями партийной лояльности и формированию новых расколов. Новые расколы неминуемо возникнут в обществе, и это уже произошло в Европе, так как традиционные четыре раскола более не определяют выбор избирателя.
Европейская интеграция и новый раскол
Некоторые ученые в начале XXI века утверждали, что система национальных партий в Европе не была затронута Европеизацией. Тем не менее, цель этого эссе – доказать, что эта точка зрения утратила актуальность в современной европейской политике.
Это эссе приходит к выводу о том, что разделение участников Евроинтеграции на «победителей» и «проигравших» объясняет подъем партий Евроскептицизма. Ситуацию усугубляют внешние факторы в виде кризисов еврозоны и миграционного кризиса. Этот раскол создал потребность в политическом представлении посредством партий Евроскептицизма. Подъем таких партий характеризуется в основном подъемом партий-претендентов с программой жесткого Евроскептицизма. Тем не менее, даже мэйнстримные политические партии демонстрируют в некоторой степени мягкий Евроскептицизм. Разница между подъемом идей евроскептицизма в новых партиях-претендентах и мэйнстримных партиях заключается в основном в идеологии и политической системе государства.
Теория политического раскола:
Политический раскол может быть определен как культурное и политическое разделение между гражданами внутри общества, проявляющееся в социальном и политическом конфликте среди этих граждан. S Lipset и S. Rokkan утверждают, что эти разделения порождают Европейскую партийную систему, при которой партиям удается капитализировать эти разделения в своих собственных целях. Они выделяют четыре основных традиционных раскола по границам которых располагаются политические партии – собственник бизнеса vs. рабочий, церковь vs. государство, город vs сельская местность and центр vs. периферия. К примеру, условно говоря, Британская партия Лейбористов представляет рабочих, а Консервативная партия представляет собственников бизнесов. Более того, они утверждают, что Европейская партийная система в 1920 была практически идентичной образцу системы 1960х, что указывает на то, что партийные системы были заморожены в ходе всех четырех вышеуказанных политических расколов. В результате, историческое разделение и конфликт интересов лежат в основе традиционных партийных систем в Европе, и определяют их повестку и идеологию. Таким образом, политические партии прилегают к этим исторически обусловленным конфликтам внутри общества, и при любом внешнем политическом или культурном конфликте повлечет изменения в партийной системе, например, создание новых политических партий, совпадающих с новым конфликтом или изменением статуса кво между существующими политическими партиями. Тот факт, что партийные системы были заморожены, означает, что имело место пространство для новых политических сил и место для нового политического раскола. Так как расколы формируются на основе разночтений в политических и культурных интересах, то новый конфликт интересов внутри общества возник бы в результате утраты избирателями партийной лояльности и формированию новых расколов. Новые расколы неминуемо возникнут в обществе, и это уже произошло в Европе, так как традиционные четыре раскола более не определяют выбор избирателя.
Европейская интеграция и новый раскол