"Вечер, определенно, будет ужасным"

Первое, что проносится у тебя в голове, когда ты видишь на пороге своего дома семейство Тсукишима.
Их небольшое шествие начинает сама госпожа Тсукишима — такая же ухоженная и утонченная, как и в детстве. Словно сошедшая с картинки воспоминаний, когда твоя мама еще тесно с ней общалась, а дни в компании Кея были нормой.
Следом идет Акитеру — такой же улыбчивый и теплый, как и несколько лет назад. Ты до дрожи в разбитых коленках обожала, когда он катал тебя на спине — тогда казалось, что ничего круче и быть не может. А еще думала, что так останется навсегда — общие прогулки с Акитеру и Азэми и ворчащий — уже в раннем возрасте — Кей под боком.

Но, рано или поздно, всему приходит конец.

Верно?

— Т/и! — женщина склоняется и аккуратно приобнимает тебя, немного неловко и неуклюже, но от этого не менее искренне, — Ты так выросла, моя хорошая! Рада видеть тебя.

Ты натягиваешь приветливую улыбку, отвечая на короткие объятия, из которых осободиться получается буквально через пару секунд.
— Взаимно, госпожа Тсукишима. Рада видеть Вас.

— Хей, ты осталась такой же малюткой, как и была, — Акитеру, которого ты встречаешь после того, как госпожа Тсукишима удаляется вглубь дома, следуя по заученным дорожкам прямиком на кухню, опускает широкую ладонь тебе на голову и мягко треплет волосы, — Мало кушаешь, крошка?

— Есть, как не в себя. Только и успевай смотреть, как еда пропадает в безднах её желудка.

Ну конечно, как же же вишенки на торте — сам Кей собственной персоной. Стоит на пороге высокой колонной и смотрит отстранено, будто его тут и не должно быть.

— Кей, — Акитеру поворачивается к брату, напуская на себя самый строгий вид, — Не красиво говорить такое девушке.

— А ты видел здесь девушку? — он обходит вас стороной, направляясь вслед за матерью.

Вы провожаете его взглядами: Акитеру — слегка удивленным и недовольным, а ты — стремительно темнеющим и раздраженным.

— Прости его, — молодой мужчина вновь оборачивается к тебе, извиняясь за резкость младшего, — Знаешь же, он не плохой, просто иногда..

— Ведет себя, как последний мудак, да? Не волнуйся, Теру-чан, я уже привыкла, — ты одариваешь опешившего Акитеру самой милой улыбкой, которая только есть в твоем арсенале, и указываешь раскрытой ладонью на коридор, приглашая его идти дальше, — Идём. Наверное, все уже нас заждались.

Вечер, определенно, будет ужасным.

А если нет — ты обязательно сделаешь так, чтобы он стал таким.

Мерный стук вилок о тарелки отдает в голову, задерживаясь там на несколько бесконечно долгих секунд. Ты без особого энтузиазма водишь столовым прибором в кашице того, что раньше можно было назвать фирменным маминым рагу. Молчание действует усыпляющие — никто, даже незатыкаемая Азэми — виновница всего этого маскарада — не решается нарушить тишину небольшой кухоньки.

Глаза, кажется, закрываются сами собой, пока голос госпожи Тсукишимы не выводит тебя из сонного оцепенения.
— Азэми, дорогая, — она откладывает вилку, осторожно промакивая уголки губ салфеткой. Какая аккуратная, — По какому поводу ты вернулась? Перевели по работе? Или решила навестить род..

— Я уволилась, — незаинтересованно кидает сестра, точно также, как и ты, ковыряясь в своей тарелке, — Да, приехала навестить родню.

Она даже глаз не поднимает на женщину — то ли не хочет встречаться взглядами со взрослой, то ли опасается взглянуть на сидящего рядом с матерью Акитеру.

Госпожа Тсукишима неуверенно поджимает губы и переводит вопрошающий взгляд на твою мать, мол, видишь? Спасай положение, подруга, так мы далеко не уедем.

— Эми, — мама не находит ничего лучше, чем пожурить дочь за подобное пренебрежение чужой заинтересованностью, — Не хочешь рассказать, как там Казу?

— Нет, — уверенно обрубает Азэми, — Не хочу.

Вот на этом весь разговор и заканчивается.

Видимо, теперь твой черед. Эта недовечеринка в честь приезда одной несговорчивой особы уж слишком напоминает поминки.

— Кей, — нарочито тянешь имя младшего Тсукишимы, заведомо зная, что это подействует с точностью гранатного снаряда. Парень тут же поворачивается к тебе, силясь прожечь глазами дыру в твоем лбу, — Как тебе рагу? Кажется, в тот раз ты приготовил не хуже.

Напоминаешь недавние посиделки у него дома. Наверное, он никому и не рассказал об этом, испугавший своей же заботы по отношению к тебе.

— Тот раз? — госпожа Тсукишима тут же подхватывает волну, поглядывая то на тебя, то на своего сына. Остальные подключаются к переглядкам, заинтересованные новой темой - Азэми даже отрывается от своей безумно интересной тарелки, осматривая вас с едва заметным вниманием, — У вас что-то случилось? Мы чего-то не знаем?

— Нет, — Кей отвечает мгновенно, перекрывая тебе возможность сказать хоть что-то, — Ничего не случилось.

— Как это не случилось? — ты откладываешь вилку, предвкушая свой дебют на этом вечере, — Очень даже случилось. Вы знали, что Кей просто превосходно готов..

— Ничего не случилось, — повторяет волейболист, вновь прерывая тебя.

— Кей, — тут уже встревает Акитеру, — Будь мужчиной, дай девушке досказать.

— Разве ты видел здесь мужчину помимо себя, Теру-чан? — возвращаешь слова Кея, беззастенчиво веселясь со всего этого, — Вижу тут только недовольных динозавров. Но спасибо, что дал мне слово. Так вот..

На этот раз тебя прерывает сдавленный смех Азэми.
— Господи, вы собачитесь, совсем как в детстве. Неужели ещё не переросли тот период, когда надо сравнивать, у кого мозгов больше и язык острее?

— Эми!

Натянутая атмосфера плавно перетекает в более расслабленную, стоит только другим словить смешинку от небольшой перепалки и комментария Азэми.

Госпожа Тсукишима ударяется в воспоминания, принимаясь рассказывать, как вы абсолютно также переговаривались за играми. Твоя мама временами вставляет свои пять копеек, посмеиваясь с того, что ничего так и не изменилось.
Даже Эми и Теру встречаются смешливыми взглядами, но тут же расходятся, обращая глаза к своим матерям.

Только Кей хмурится уж как-то слишком недовольно и что-то перебирает в руках, спрятанных за скатертью стола.

я же просил вести себя нормально.

могла просто молчать, я то ведёшь себя, как ребёнок. это общение с Кагеямой и Хинатой так на тебя действует?

господи, с кем я разговариваю.. просто посиди спокойно, ладно? мне не нужны лишние вопросы.

и не зови меня больше по имени. мы не настолько близки.

🦎от автора: Символ для его имени (蛍) означает Светлячок и может быть прочитан как Хотару или Кей.

Сообщение от: Теру-чан🧍

Я очень извиняюсь, что прерываю вас, но мы уже минут десять смотрим за тем, как вы чатитесь, сидя в метре друг от друга (^^;)

Видимо, не только тебе приходит сообщение от Акитеру — Кей не спеша убирает телефон в карман пиджака и выпрямляется, всем своим видом показывая, что он тут не при делах. Его руки чисты, а мысли - невинны.

— Что-то интересное обсуждали, голубки? — Азэми тянет издевательскую улыбку на губы и растекается по своему стулу, полностью расслабляясь. Ну конечно, ей легче поговорить о чужих секретах, чем раскрывать свои.

— Нет, — ты укладываешь телефон прямо на стол, давая понять, что дальше ваша переписка с младшим Тсукишимой развиваться не будет. Немного неловко вот так попадаться с поличным, но твоей вины здесь нет, верно? Кей сам начал этот текстовый разговор.

На кухне вновь повисает тишина, но уже не такая давящая, как до этого. Скорее, чутка стыдливая и сконфуженная. Благо, госпожа Тсукишима находит, как разбавить её — женщина принимается рассказывать твоей матери о всякой чепухе, увлекая её в дискуссию. Святая, не иначе.

Время идет вперед, занятое щебетанием двух взрослых и твоим ковырянием в тарелке. Есть совсем расхотелось. Акитеру пару раз порывается разговорить твою сестру, но терпит неудачу, натыкаясь на её незаинтересованный взгляд и сухие ответы. Раньше они могли разговаривать часами напролет, увлеченные друг другом, но сейчас девушка уверенно обрубает любые попытки парня, оставаясь в своем коконе молчания.

Азэми, если хорошенько подумать, никогда и не была примером для подражания — грубая, несдержанная и неоправданно холодная. С самого детства она научила тебя одной-единственной истине: сколько бы вокруг тебя не было людей — ты всегда в итоге останешься один. Друзья уйдут, знакомые забудут про тебя, а любовь — иссякнет. Сестра всегда учила полагаться только на свои силы, пусть и делала это своим своеобразным способом — через молчание и отказы. Но ты, почему-то, всегда знала — если случится что-то плохое, то она всегда окажется рядом.

Но, в конечном итоге, Азэми уехала. Оставила вас с матерью вдвоем и не вспоминала о вас добрых пять лет.

А сейчас объявилась: повзрослевшая, с багажом своего дерьма позади и с погасшим блеском в глазах.

А ещё с бумагой о разводе, которую она мельком показала матери, как только вернулась; сыном, который остался заграницей; и тихими рыданиями по ночам, которые ты невольно подслушиваешь, считая рваные всхлипы через тонкую стенку.

И молчанием. Нежеланием рассказывать, что же на самом деле произошло. Куда делась та Азэми, яркая и бойкая, желавшая покорить весь белый свет. И почему её место заняла разбитая копия.

— О, сколько время! — приятный голос госпожи Тсукишимы вырывает тебя и раздумий, заставляя обратить на неё внимание, — Нам уже пора.

После этих слов следуют торопливые сборы, обрывочные прощания и обещания заглянуть к вам еще раз. Ты очухиваешься лишь у двери, стоя между сестрой и мамой и провожая взглядом три удаляющиеся фигуры. Кей даже не оборачивается, чтобы ответить на твоё тихое "пока-пока, динозаврик", продолжая игнорировать факт твоего существования.

Дурак он.

Глупый-преглупый дурак.

Сообщение от: подрабатывает приманкой🍊

Т/иииии-чан! Я жду тебя уже целый час!! Если ты не придешь сейчас я начну пробежку без тебя!!!!😤😤😤😤😤😤

Сообщение от: подрабатывает приманкой🍊

Ладно не начну.... Но тебе стоит поторопиться!!!!!

Сообщение от: подрабатывает приманкой🍊

😤😤😤😤😤😤😤

— Нарушаешь свои же обещания, Т/и-чан?

Хината расплывается в своей привычной яркой улыбке, которая, кажется, слепит глаза похуже солнца.

— Приманками слова не давали~, — дразнишься ты добродушно, замечая, как уголки губ против воли ползут вверх.

С Хинатой всегда так — просто и легко. Просто дразнить его и получать в ответ такую же дразнилку; легко говорить с ним обо всем на свете, зная наверняка, — он никогда и никому ничего не расскажет. Просто-напросто не сможет. Не позволит себе открыть кому-то другому твой секрет, храня его глубоко в себе.

Наверное, именно поэтому рядом с ним — мерещится — становится легче дышать.

— Мы договаривались побегать вместе еще на прошлой неделе! — Шоё натягивает на себя напускное возмущение, для наглядности упирая руки в бока. Будто он и вправду расстроен твоей обострившейся забывчивостью, — А ты опаздываешь на целый час!

— Ладно, прости, Хина-чан, — ты коротко смеешься с вида такого недовольного Хинаты и потуже завязываешь волосы в хвост, готовясь к очередному марафону от парня: сколько бы вы не пытались подстроиться под один темп, волейболист всегда вырывался вперед, подначивая тебе еще и за медлительность, — Сегодня дорогу выбираю я!

Он и не успевает сообразить, занятый своей актерской игрой, как ты срываешься с места, оставляя его позади.

— Не честно! — несмотря на свои слова, Хината нагоняет тебя за несколько секунд, ровняясь по узкой дорожке, — Ты выбирала в прошлый раз! И мы забрели в какой-то неблагополучный райончик, — вы плавно переходите на более медленный бег, чтобы продолжить спокойно разговаривать, — И тогда пришлось бежать еще быстрее, но уже от злых собак!

— Это было всего один раз, Хината! — парируешь ты, не отрывая взгляда от дороги перед собой, — Мы же убежали, верно? Так что, это не считается.

Первогодка отвечает что-то по типу "если это было один раз — не значит, что этого совсем не было!", вовлекая тебя в шуточную перепалку по поводу того случая.

За такими непринужденными разговорами и проходит ваша пробежка, растуманивая мысли в твоей голове. Забывается и вчерашний ужин, и холодность Кея, и рыдания Азэми, которые этой ночью стали только громче.

Забывается абсолютно всё, оставляя лишь размеренную болтовню Хинаты, твое, тщательно контролируемое, дыхание, и мельтешащие на фоне дома, мимо которых вы бежите.

Сообщение от: подрабатывает приманкой🍊

Я рад что мы хотя бы в этот раз не попали в неприятности……. И спасибо за пробежку, Т/иии-чан!! Пиши если что-то случится, ладно??!

Комната Азэми — ровно по соседству с твоей — кладезь детских воспоминаний и не до конца распакованный коробок с вещами.

Она оставалась пустой все пять лет, пока её хозяйка жила заграницей, а стоило Эми вернуться — приняла молодую женщину обратно в свои объятья. Со всеми многочисленными сумками — которых, определенно, было намного больше, чем для обычного "погостить", — со всеми истериками и слезами, с огрызаниями и злостью, словно ей вновь семнадцать.

Словно она и не уезжала.

— Эми, — первый стук в дверь перекликается с твоим голосом, зовущим сестру по имени, — Азэми, можно войти?

По ту сторону слышится возня, недовольное бурчание и что-то, очень напоминающее "катись к черту, мелкая, я сплю", но ты не обращаешь на это внимания, дергая дверную ручку.

Да, комната осталась точно такой же: с парочкой плакатов на стене, с кучей разбросанных листов на рабочем столе, с висящим неаккуратным покрывалом вещами на стуле и с вечно расправленной постелью.

Словно она и не уезжала.

Только несколько не распакованных коробок не вписываются сюда, оставаясь чужеродным пятном посреди комнаты.

— Чо тебе надо? — источник недовольного бурчания находит себя на кровати: в куче подушек и одеял. Азэми приподнимается на локтях и сонно щурит воспаленные глаза, различая силуэт младшей в дверном проеме, — Сказала же, проваливай, — валится обратно, утыкаясь в подушку. Так, чтобы не видеть нарушительницу своего покоя.

Или не показывать опухшее от слез лицо.

— Я.. — ты пару секунд мнешься на месте, не решаясь подойти дальше, но потом всё-таки делашь шаг вперед, подумав, что раз уж начала, то отступать не стоит, — Я поговорить с тобой хотела.

— А? — Эми поворачивается на бок, осматривая тебя с ног до головы, — Вчера не наговорилась? Вы с тем очкариком, вроде, прилично успели языками почесать. И не только языками, — вновь отворачивается, намекая, что разговаривать она больше не намерена, — Иди с матерью поболтай. А меня оставь в покое.

Ты только собираешься сказать что-нибудь еще, вытянуть из сестры хотя бы словечко, как взгляд натыкается на парочку фотографий воле кровати, в кучке измятых салфеток.

Первое фото ты узнаешь сразу — снимок пятилетней давности, слегка потрепанный, подклеенный с уголков и чутка размытый в некоторых местах.

Будто кто-то плакал над ним, оглаживая застывшие лица.

Это был день выпуска старшей школы. Ровно за неделю до того, как Эми укатила заграницу, не поставив никого в известность. Оставляя вас с матерью в неизвестности и одиночестве.
На фото изображена сама Азэми — с улыбкой до ушей, в выглаженной форме старшей Карасуно и в обнимку с Акитеру. Не менее счастливым и улыбчивым. Сбоку примостилась твоя небольшая фигурка — закончившая первый класс средней школы, в глупом сарафане и с большим букетом, который тебе вручила сестра перед снимком. С другой стороны Кей - такой же среднеклассник, с привычными очками на пол лица и недовольной гримасой.

Да, тот день остался в воспоминаниях, как последний день, когда всё было хорошо.

Когда Эми и Теру смотрели друг на друга влюбленными глазами, ты с Кеем оставались лучшими друзьями, а никакого переезда и не существовало.

Второй снимок тебе уже не знаком: на нем снова изображена Эми — уже повзрослевшая, в дорогом платье и без намека на улыбку.
И с ребенком на руках — пухлощеким Казу. Родным сыном.
В компании высокого мужчины, который смотрит как-то болезненно-разбито и аккуратно приобнимает женщину за талию.

Кажется, эта фотография совсем свежая — с ровными краями и насыщенными красками.

Но с такими же разводами от слез.

От этой находки что-то в груди неприятно ворочается и тоненько воет, будто это твоя личная боль запечатлена на двух снимках.
— Чего стоишь? — Эми не замечает, как ты гулко сглатываешь так и невысказанные слова, не в силах сказать что-то ещё, — Иди давай.

Она вновь надевает на себя маску безразличия, делая вид, что с ней всё в порядке — это не она доводит себя до истерики каждую ночь. Не она баюкает фото сына в руках, представляя, что обнимает его настоящего, теплого и реального. Не она хранит фото своей первой любви рядом с фотографией мужа.

Азэми делает вид, что это не она, а кто-то другой медленно умирает изнутри.

— Я бы хотела поговорить именно с тобой, Зэм-зэм.

Ты делаешь еще несколько шагов вперед, понимая, что отступать после того, как половина пути уже поедена, как минимум, глупо. Ты и шла сюда с целью поговорить с сестрой, поэтому надо закончить начатое, а не бежать прочь, наткнувшись на её стену молчания. Пусть она и упертая до невозможности, но ты тоже не промах.

— Завязывай с этим цирком, соплячка, — Азэми, видимо, твоя настырность не впечатляет, — Я хочу сейчас побыть одна, ладно? Так что, будь добра, ноги в руки и вали из моей комнаты, — она вновь ворочается на постели, кутая себя в одеяло, словно в оберегающий кокон, и поднимает на тебя взгляд раскрасневшихся глаз, — И не называй меня так. Бесит.

— Бесит, потому что тебя так называл Теру-чан?

Твой вопрос действует моментально – Эми резко садится на кровати, цепляясь за край сползающего одеяла. Смотрит на тебя как-то болезненно-остро, будто пытается понять: ты вправду сказала это или ей послышалось?
— Издеваешься? — ровная линия тонких женских губ изгибается в уродливой ломанной, пока Азэми пытается взять себя в руки. Ей не послышалось, ты на самом деле решила действовать самым худшим образом из возможных – надавить на открытую рану, чтобы до конца выпустить гниющую кровь. Разозлить её окончательно – так, чтобы вся боль вылилась через несдержанные слова. — Если ты собралась строить из себя взрослую и понимающую, то спешу огорчить – нихуя ты не понимаешь, Т/и! Слышишь?! Мне плевать, что ты там себе напридумывала, но со мной всё нормально! Я, блять, просто хочу побыть одна!

— Раз с тобой всё нормально, так почему я каждую ночь слышу, как ты рыдаешь в подушку? — тебя начинает мелко потряхивать от нарастающей злости. Злости на сестру, на себя, на всю эту ситуацию, — Почему ты вернулась сюда? Почему не взяла с собой Казу? Почему ничего не рассказываешь про него? А, Зэм-зэм? У тебя же всё нормально, так давай, расскажи мне, где сейчас твой сын? Со своим отцом? Или нет? Я его только по фотографиям и знаю, ни разу в жизни не видела своего же племянника. Сколько ему там? Пять уже? Как же интересно, что ты сообщила нам с мамой о своей беременности только через месяц после уезда! — ты собираешь остатки сил, стараясь не зареветь на месте. Оказывается, воспоминания о всём том времени, что Азэми не было рядом, всё ещё отзываются болью внутри. Тогда тебе казалось, что она передала тебя. Уехала и забыла попрощаться, оставив после себя только пустую комнату и тяжелое осознание, что ничего уже не будет, как прежде. Ни отношения с мамой, ни дружба с Кеем, ни собственная жизнь не остались прежними после всего этого.

— Замолчи! — крупные капли слез катятся по щекам молодой женщины, срываясь на её дрожащие руки, крепко сжимающие одеяло, — Заткнись! Ты ничего не понимаешь! Ничего! Я должна была вернуться! Я должна была оставить его там! — она срывается на крик, но тут же затихает, захлёбываясь в рыданиях, — Я должна была сделать, как лучше… Я не хочу, чтобы он страдал из-за меня..

Горло сжимает спазм, а собственная грубость и жестокость теперь кажутся отвратительными. Видеть сестру такой — ревущей и шепчущей неразборчивые слова, понимая, что именно ты сейчас довела её — невыносимо. Но ты убеждаешь себя, что так нужно. Азэми необходимо хоть немного выпустить это из себя, чтобы не погрязнуть в самобичевании без шанса выбраться.

— Эми, — ты опускаешься на кровать рядом с ней, протягивая руку к её побелевшим костяшкам, и мягко накрываешь ладонью стиснутые кулаки, — Я знаю, что ты видишь во мне только глупую младшую сестру, но я хочу помочь. Мне не всё равно, понимаешь? — неожиданная злость отступает, оставляя место только для жгучего сожаления и желания поддержать сестру, — Давай поговорим? Я уверенна, тебе сразу станет легче.