Ахматова (читала стихи, уже волнуя меня; стихи чем дальше, тем лучше).

7 ноября 1911

Воздух эти дни, как вода: безмолвное дно морское – город. Что-то творится в нем. Безумие, безумие и восторг. Но я сегодня спокойно лягу спать. Сберегу…

8 ноября 1911

На Стрелке днем: голубое и розовое, яркий месяц справа, снежок лежит.

9 ноября 1914

Ночь глухая, около 12-ти я вышел. Ресторан и вино...Лихач. Варьетэ. Акробатка выходит, я умоляю ее ехать. Летим, ночь зияет. Я совершенно вне себя. Тот ли лихач – первый, или уже второй, – не знаю, ни разу не видал лица, все голоса из ночи. Она закрывает рот рукой – всю ночь. Я рву ее кружева и батист, в этих грубых руках и острых каблуках – какая-то сила и тайна. Часы с нею – мучительно, бесплодно. Я отвожу ее назад. Что-то священное, точно дочь, ребенок. Она скрывается в переулке – известном и неизвестном, глухая ночь, я расплачиваюсь с лихачом. Холодно, резко, все рукава Невы полные, всюду ночь, как в 6 часов вечера, так в 6 часов утра, когда я возвращаюсь домой.

10 ноября 1911

Весело, — Ландыши и письмо от незнакомой барышни, — Ночью — цирк и милая девушка.

11 ноября 1914

В Средние века церковь запрещала делать изображения. Я родился в Средние века. Оттого Возрождение для меня — красное, страшное.

Ноябрь — декабрь 1910

Два дня рассылаю книги, отвечаю на письма, держу корректуры, «ликвидирую» «дела», которые возникли от трех вечеров, проведенных среди десятков и сотен литераторов. Мечтаю писать свое и читать книги.

13 ноября 1911

Поздней осенью из гавани
От заметённой снегом земли
В предназначенное плаванье
Идут тяжелые корабли.

В чёрном небе означается
Над водой подъемный кран,
И один фонарь качается
На оснежённом берегу.

И матрос, на борт не принятый,
Идёт, шатаясь, сквозь буран.
Всё потеряно, всё выпито!
Довольно — больше не могу…

А берег опустелой гавани
Уж первый лёгкий снег занёс…
В самом чистом, в самом нежном саване
Сладко ли спать тебе, матрос?

14 ноября 1909

Знаю, что я перестаю быть человеком бездны и быстро превращаюсь в сочинителя. Знаю, что ломаюсь ежедневно. Знаю, что из картона... Зато со мной – моя погибель, и я несколько ей горжусь и кокетничаю.

15 ноября 1906

Унижения не может быть. Влюбленность не унижает, но может уничтожить.
Любовь не унижает, а освобождает.

16 ноября 1911

Полное отчаянье, не знаю, как выпутаться из грязи председательствования.

17 ноября 1918

*Блок был председателем Петроградского Союза поэтов

Заседаю, сцепив зубы.

18 ноября 1918

...подбегала какая-то барышня на улице: «Извините, это не вы — поэт Александр Блок?».

19 ноября 1914

Своими горькими слезами
Над нами плакала весна.
Огонь мерцал за камышами,
Дразня лихого скакуна...

Опять звала бесчеловечным,
Ты, отданная мне давно!..
Но ветром буйным, ветром встречным
Твое лицо опалено...

Опять - бессильно и напрасно -
Ты отстранялась от огня...
Но даже небо было страстно,
И небо было за меня!..

И стало все равно, какие
Лобзать уста, ласкать плеча,
В какие улицы глухие
Гнать удалого лихача...

И все равно, чей вздох, чей шепот,-
Быть может, здесь уже не ты...
Лишь скакуна неровный топот
Как бы с далекой высоты...

Так - сведены с ума мгновеньем -
Мы отдавались вновь и вновь,
Гордясь своим уничтоженьем
Твоим превратностям, любовь!

Теперь, когда мне звезды ближе,
Чем та неистовая ночь,
Когда еще безмерно ниже
Ты пала, униженья дочь,

Когда один с самим собою
Я проклинаю каждый день,-
Теперь проходит предо мною
Твоя развенчанная тень...

С благоволеньем? Иль с укором?
Иль ненавидя, мстя, скорбя?
Иль хочешь быть мне приговором? -
Не знаю: я забыл тебя.

20 ноября 1908

Ужас! Неужели я не имею простого права писательского?

21 ноября 1918

На островах

Вновь оснеженные колонны,
Елагин мост и два огня.
И голос женщины влюбленный.
И хруст песка и храп коня.

Две тени, слитых в поцелуе,
Летят у полости саней.
Но не таясь и не ревнуя,
Я с этой новой — с пленной — с ней.

Да, есть печальная услада
В том, что любовь пройдет, как снег.
О, разве, разве клясться надо
В старинной верности навек?

Нет, я не первую ласкаю
И в строгой четкости моей
Уже в покорность не играю
И царств не требую у ней.

Нет, с постоянством геометра
Я числю каждый раз без слов
Мосты, часовню, резкость ветра,
Безлюдность низких островов.

Я чту обряд: легко заправить
Медвежью полость на лету,
И, тонкий стан обняв, лукавить,
И мчаться в снег и в темноту,

И помнить узкие ботинки,
Влюбляясь в хладные меха...
Ведь грудь моя на поединке
Не встретит шпаги жениха...

Ведь со свечой в тревоге давней
Ее не ждет у двери мать...
Ведь бедный муж за плотной ставней
Ее не станет ревновать...

Чем ночь прошедшая сияла,
Чем настоящая зовет,
Все только — продолженье бала,
Из света в сумрак переход...

22 ноября 1909

Прескверно мне. Мокрый снег.

22 ноября 1918

М. А. Олениной д'Альгейм

Темная, бледно-зеленая
Детская комнатка.
Нянюшка бродит сонная.
"Спи, мое дитятко".

В углу - лампадка зеленая.
От нее - золотые лучики.
Нянюшка над постелькой склоненная...
"Дай заверну твои ноженьки и рученьки".

Нянюшка села и задумалась.
Лучики побежали - три лучика.
"Нянюшка, о чем ты задумалась?
Расскажи про святого мученика".

Три лучика. Один тоненький...
"Святой мученик, дитятко, преставился...
Закрой глазки, мой мальчик сонненький.
Святой мученик от мученья избавился".

23 ноября 1903

У милой – опять жар, простудилась. Купил ей пирожных у Кестнера и фруктов у Квинта-Сенкевича. Уют городского мрака.

24 ноября 1912

Вчера весь день дома, картинки, боль горла, нервы, уют

25 ноября 1911

Балаган

Ну, старая кляча, пойдем
ломать своего Шекспира!
Кин

Над черной слякотью дороги
Не поднимается туман.
Везут, покряхтывая, дроги
Мой полинялый балаган.

Лицо дневное Арлекина
Еще бледней, чем лик Пьеро.
И в угол прячет Коломбина
Лохмотья, сшитые пестро...

Тащитесь, траурные клячи!
Актеры, правьте ремесло,
Чтобы от истины ходячей
Всем стало больно и светло!

В тайник души проникла плесень,
Но надо плакать, петь, идти,
Чтоб в рай моих заморских песен
Открылись торные пути.

Ноябрь 1906