Павлов. "При открытых дверях".

И вот еще Павлов - это уже в своём фильме - "Псевдоним Албанец-2". Тоже на актёре-эпизоднике сэкономил.

Чтобы добрые твои дела помнил Господь, сам не помни их.
Сделай - и забудь.
И даже если тебе напоминают о них - не помни всё равно.
Ибо получив за дела свои награду на земле, не жди её в Жизни Вечной.
Прп. Лука (Войно-Ясенецкий).
Вчера был день его памяти.

19 марта — третья неделя Великого поста — Крестопоклонная. Она посвящена поклонению Кресту, которое было установлено в древности для поддержания в середине поста духовных сил верующих. Оно напоминает о том, что именно Крест является главным орудием нашего спасения, что он является символом не только искупительной смерти Христа, но также — и Его славного Воскресения, открывшего путь в рай всем, кто готов следовать за Христом.
Также образ креста говорит еще о том, что вся наша жизнь — это несение собственного креста и что впереди Страстная седмица, к которой и ведет пост.
Во время Всенощного бдения в субботу вечером на середину храма выносится украшенный цветами Крест, и люди поклоняются ему. Лейтмотив службы — Крест как древо спасения и как райское древо жизни.
На Литургии вместо Трисвятого поется гимн «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко...».
**************
Поёт братский хор Почаевской Лавры.
Один из самых прекрасных хоров на свете.
Православную Братию Лавры вскоре изгонят из родных стен.
Храни их Господь!
https://www.youtube.com/watch?v=v_JdFNa11rg

Поёт Братский хор Свято-Успенской Почаевской лавры.
Самый прекрасный хор на свете.
Православную Братию Лавры вскоре изгонят из родных стен, и этот великий хор прекратит своё существование...
Храни их Господь!
https://www.youtube.com/watch?v=wXiIzLwBbEI

Русский язык моего детства.
Читала у очень многих потомков "бывших" (дореволюционных бывших, а не советских), что их родители ругаться переходили на французский, немецкий или английский, чтоб дети не понимали.
Мои дед с бабой по отцу тоже были из "бывших", ругаться с бабкой дед не смел, был подкаблучник, но меня между собой они обсуждали по-польски (бабка неважно по-русски говорила, а дед очень хорошо, почти без акцента).
Мне так было интересно, что они про меня говорят между собой, что я мигом научилась понимать польский.
Ничего интересного, правда, я из их разговоров про себя не узнала, зато узнала, что соседские дети - bydło и хамское отродье, и не надо бы мне позволять с ними общаться.
При этом дед уговаривал бабушку слово bydło не произносить, потому что могут услышать.
А когда я плохо себя вела, бабушка говорила деду, поджав губы: "Z hama nie zrobisz pana!".
Это был упрек деду за его неправильное происхождение (ну и, соответственно, за то, что всё потомство получилось "порченное").
Дед оскорблялся, демонстративно брал меня за руку и уводил: "Пойдём, донечку, я тебе книжечку почитаю!".
Так у нас с дедом сложился "заговор" против бабушки: общаться по-русски.
И она этому ничего не могла противопоставить.

Конфликты Польши с Россией обычно заканчивались делением на три.
Народная мудрость.

Вспомнила свой давний разговор с Неей Зоркой.
Я только-только прочла «Низкие истины» Кончаловского, книга мне совершенно не понравилась, и я с Неей её обсуждала.
Не понравилась мне книжка вовсе не из-за описаний отношений АК с бабами (мне лично это было совершенно фиолетово, хотя, конечно, лучше бы он этого не делал), а из-за самолюбования, которое торчало даже из самобичевания.
Но в том разговоре мы с ней обе зацепились за его слова:
«Есть особая категория зрителей, которые не только не платят за то, что они зрители, но еще и требуют гонорар за высказывание своей точки зрения, сколь бы относительна ни была ее интеллектуальная ценность. Эта категория живет за счет художника. Это критики.
Разве это не так, уважаемые господа критики? Ведь если бы не было творца, не было бы и вас. Хотите вы или нет, но вы единственные, кто живет за счет художника. В определенном смысле вы паразиты – наберитесь мужества, признайтесь в этом!
Я убежден: никогда и никто не учил наших критиков уважению к личности. В известном смысле это понятно – такова традиция...».
Мы с Неей Марковной были дамы самодостаточные, потому слова эти нас совершенно не уязвили, а обсуждали мы другое: как у них, у творцов, странно распределяется их любовь и нелюбовь – что друг к другу, что к критикам.
Нея сказала:
«Понимаешь, он врёт, что мнение другого художника ему важнее, чем мнение любого критика. Мнение другого художника ничего в его судьбе не решает, слушать чужое мнение ему вообще не интересно, а уж если мнение не совпадает с его собственным – то и подавно. А критика худо-бедно создает имидж, и вот за не тот имидж её и не любят.
Если честно, творцы не любят вообще никого, кроме самих себя и своих холуев.
Некоторые из них живут с жёнами, которым (единственным!) дозволяется говорить правду, но большинство не хочет слышать правду даже от жён – им нужен только восторг.
Но если близким окружением они могут командовать и регулировать их мнение, то критики, твари такие, им неподвластны, и совершенно неизвестно, что они напишут завтра, после просмотра.
Это и обидно – что до них никак не добраться, и руки им не поотрубать!».
Разговор, повторяю, был давно.
С тех пор художники весьма преуспели в деле разведения холуёв вокруг себя, и в деле превращения критики в обслугу, ну и, в общем, в деле отрубания рук – тоже.
А имидж теперь создают совсем не критики, а пиар-менеджеры.
И все счастливы.
Кстати, и большинство критиков – в том числе.

Я так не хочу писать про всё, что думаю о сегодняшней ситуации, в которой находятся и страна, и каждый её житель, что порой даже в собственных глазах выгляжу совершенно глухонемой.
Как будто что-то говорю-говорю, а это всё значит не больше, чем шуршание сухих веток...
Я всё время думаю про ту ямку, в которую брадобрей, не выдержавший собственного молчания, прокричал свою страшную тайну: «У царя Мидаса ослиные уши!».
Но на этом месте вырос тростник и начал повторять слова брадобрея: «У царя Мидаса ослиные уши».
Так и тут: я шкурой чувствую общее беспокойство.
Нет, не тех, кто плавится от собственной злобы, а тех, кто, как я, уже не понимает, во что верить и чему не верить, где правда, а где ложь...
Я смотрела на трагические фото «стояния украинских православных иерархов на Банковой», не понимала, чем оно могло закончиться, но понимала, что ничем хорошим.
Так оно и вышло, и у меня сердце просто рвётся из-за этого на куски...
То, что сегодня происходит с каждым, буквально с каждым, — я всё время хочу назвать словом «внутреннее брожение».
Это когда все шепчутся по закоулкам, хотят надеяться на лучшее, но оснований для таких надежд всё меньше, и у всех накапливается раздражение.
И вдруг вспомнила, что сама же когда-то давно постила
прекрасный текст историка Льва Лурье — который как раз и был про такое вот брожение.
И еще про то, что это «брожение» не может продолжаться бесконечно...
*************
БРОЖЕНИЕ СЛИВОК
28 июня 1914 года в Сараево членом террористической группы "Млада Босна" Гаврилой Принципом были убиты наследник австро-венгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд и его жена. Это покушение привело к началу Первой мировой войны, которая для России завершилась крахом империи. Но 100 лет назад в столице империи предугадать такой исход никто не мог
Два с половиной года большой войны, и императорская Россия закончилась. Чтобы понять, как это могло случиться, надо ответить на вопрос: почему правящая элита империи в критический момент изменила государю?
К августу 1914 года Россией правят несколько сотен людей, определявшихся понятием "большой свет". Конечно, есть политические партии, Дума, Совет министров, владельцы огромных имений, шахт и заводов, известные всей стране писатели, профессура, публицисты... Есть митрополиты и епископы... Царю служат тысячи офицеров, столичных и провинциальных чиновников... Ну и, наконец, многомиллионный простой народ — крестьяне, рабочие, ремесленники, лавочники... Но правила, по которым живут эти миллионы людей, определяют не законодательные учреждения, а придворные. Со времен, описанных в "Анне Карениной", немногое изменилось: "Петербургский высший круг, собственно, один; все знают друг друга, даже ездят друг к другу".
Дума до 1915 года, по существу, штампует законы, внесенные правительством.
Россия — государство самодержавное. На государя влияют только те, кто входит в замкнутое общество, связанное родственными и служебными отношениями. Великие князья, титулованное дворянство, выпускники Пажеского корпуса, Императорского лицея, Училища правоведения, Николаевского кавалерийского училища.
"Звяк шпор"
Обиход столицы, словами Осипа Мандельштама: "Ежедневно часам к пяти происходило гулянье на Большой Морской — от Гороховой до арки Генерального штаба. Все, что было в городе праздного и вылощенного, медленно двигалось туда и обратно по тротуарам, раскланиваясь: звяк шпор, французская и английская речь, живая выставка английского магазина и жокей-клуба".
После императорской четы, главное место в светской иерархии занимают вдовствующая императрица и "малые дворы" — сыновья и внуки императоров со своими семьями. У каждого "малого двора" — городская и загородная резиденция, полное государственное содержание.

Петербург — город казарм, военная столица. Гвардия — сливки петербургского большого света. Великие князья, как правило, занимают в ней высшие посты: Николай Николаевич командует Петербургским военным округом, Сергей Михайлович — генерал-инспектор артиллерии, Константин Константинович — генерал-инспектор военно-учебных заведений, Борис Владимирович командует лейб-гвардии Атаманским полком, Дмитрий Константинович — Конно-гренадерским, Андрей Владимирович — 6-й Донской казачьей артиллерийской батареей, Александр Михайлович — шеф Императорского военно-воздушного флота.
В последнее столетие существования императорской России статус гвардейцев значительно эволюционировал, а точнее, деградировал.
В пушкинское время гвардия — интеллектуальная элита русского общества (Чаадаев, Лермонтов, декабристы); но в 1910-е трудно представить себе Блока или Ахматову в обществе гвардейских офицеров. Уже Вронский у Толстого — скорее физкультурник, чем интеллектуал.
Жизнь гвардейского офицера времен последнего царствования подчинялась множеству неписаных правил. Сословное общество вообще, а гвардия в особенности жили не по законам, а по понятиям, сводившимся в итоге к системе запретов. Гвардейскому офицеру нельзя было жениться, не покинув полк, ни на крестьянке, ни на мещанке, ни даже на богатой купеческой дочке, а только на женщине дворянского происхождения.
Прежде, нежели разрешить товарищу вступить в законный брак, общество офицеров полка и полковые дамы наводили справки как о самой невесте, так и о ее родне.
Гвардеец не мог тратить мало, жить на Песках, носить мундир и фуражку не от портного Фокина, допивать бутылку шампанского до конца, сидеть в театре дальше седьмого ряда, плохо говорить по-французски. Он платил извозчику не меньше рубля там, где штатский отделывался пятиалтынным. Цветы покупали только у Эйлерса, вино и сыр — у Елисеева, драгоценности — у Фаберже, меха — у Мертенса, часы — у Бурэ. Если ресторан — то "Кюба", "Донон", "Медведь". Кондитерские "Верен", "Рабон", Иванов на площади Мариинского театра со своими клубничными тортами. Пить пиво надо было у Лейнера, на углу Невского и Мойки.
Как вспоминал кавалергард Алексей Игнатьев, "выходя в полк, все мы прекрасно знали, что жалованья никогда не увидим: оно пойдет целиком на букеты императрице и полковым дамам, на венки бывшим кавалергардским офицерам, на подарки и жетоны уходящим из полка, на сверхсрочных трубачей, на постройку церкви, на юбилей полка и связанное с ним роскошное издание его истории".
Зато служба становилась пропуском для дальнейшей карьеры. Здесь приобретались важнейшие знакомства. Именно в собраниях лучших полков — Преображенского, Семеновского, Кавалергардского, Конного, Гусарского — решали, кому из офицеров составить протекцию. И сослуживцы становились командующими полками, дивизиями, округами, губернаторами, товарищами министров.
К 1914 году главным местом, где ковалась элита, считался Яхт-клуб на Большой Морской. Количество членов было ограниченно. Они избирались строжайшей баллотировкой: один черный шар уничтожал пять белых. По воспоминаниям баронессы Марии Клейнмихель: "Постоянное присутствие в клубе великих князей, в особенности всесильного Николая Николаевича, и общение с ними остальных членов послужило поводом для частого посещения многими министрами и другими влиятельными лицами этих собраний. Оттуда именно в течение многих лет выбирались кандидаты на высокий административный или дипломатический пост, а также начальники гвардейских дивизий и корпусов. За членами Яхт-клуба ухаживали, заискивали, так как они могли легко оказать протекцию".
Царскосельские анахореты

Лучшие времена большого света (как раз эпоха Алексея Вронского и Бетси Тверской) закончились на царствовании Александра II. Немыслимо богатый, самый блестящий двор Европы. Государь в царской ложе на балетах Петипа в Мариинском театре и опереттах Оффенбаха в Михайловском. Великолепные балы в Зимнем дворце, где блистают молодые великие князья Владимир, Алексей и Сергей Александровичи. Гвардия, вернувшаяся в столицу после побед на Балканах. Время ротонд, турнюров и фру-фру (нижних юбок), "Прекрасной Елены", кафешантанных див и циркачек.
Государь при живой жене селит фаворитку в Зимнем дворце, великие князья живут с балеринами...
Александр III был другим: следил за нравственностью своего окружения, светские развлечения не любил, предпочитая им рыбалку. Число балов в Зимнем дворце ограничено четырьмя в год. Но приемы и выходы в Зимнем дворце, представления у императора по-прежнему поражали Европу пышностью. Суровый царь опирался на давних приятелей из гвардейской среды — Иллариона Воронцова-Дашкова, Сергея Шереметева, Петра Черевина. Впрочем, нелюбовь Александра III к многолюдным собраниям не отрывала царскую чету от большого света. Все обожали веселую и тактичную императрицу Марию Федоровну, веселились во дворце Владимира Александровича и лицезрели императорскую чету на 300-м представлении "Конька-Горбунка": царь и царица слыли балетоманами...
Все изменилось в начале царствования Николая II.
Новая императрица Александра Федоровна пренебрегала светом, встречи с людьми ее откровенно раздражали. Император ей подчинялся и все больше времени проводил в семье. С 1904 года государь и государыня в Петербурге почти не появлялись, постоянно обитали в Александровском дворце Царского Села.
Почему так случилось? Может быть, оттого что именно кружок великосветских приятелей царской молодости вверг Россию в несчастную войну с Японией?
Пренебрегая мнением министров, государь послушал своих друзей — великого князя Александра Михайловича, Александра Безобразова, Алексея Абазу и Владимира Вонлярлярского: результатом стали Цусима и революция.
Возможно, значение имело и то, что великие князья не боялись и не слушались молодого государя (в возрасте 26 лет никто из Романовых императором не становился). Родной брат, Михаил Александрович, соединил свою жизнь с разведенкой Натальей Вульферт. Дядя — Павел Александрович — увел жену командира кавалергардов — мадам Пистелькорс. Кирилл Владимирович без спроса женился на Виктории Мелите, разведенной с родным братом российской императрицы. Такого массового пренебрежения долгом в прежние царствования произойти просто не могло.
Конечно, имели значения и семейные тайны, которыми не делились ни с кем, даже с ближним кругом.
Алиса Гессенская была носителем гена гемофилии, как, позже, и все четыре ее дочери. Женщины сами не болеют этой страшной болезнью, но могут передать ее мужскому потомству. О болезни царевича Алексея открыто не говорили. Непонятно было, почему у цесаревен нет женихов. Эта семейная тайна сплачивала супругов, наверное, самую любящую пару за всю историю семьи Романовых. Но она же изолировала императорскую чету от великих князей и знати.
Вдовствующая императрица считала царствующую — невоспитанной букой, испортившей жизнь сыну. Великие князья обижались на пренебрежение родственными отношениями. Искренняя, даже фанатическая вера императрицы рассматривалась как проявление юродства: большой свет исполнял религиозные обряды как необходимую формальность, часть обихода. Александра Федоровна чувствовала, что ее не любят, и еще больше замыкалась в семейном кругу.
Необходимы были конфиденты, преданные люди.
Вначале таким человеком стал французский шарлатан, выдававший себя за врача, доктор Филипп, потом Григорий Распутин и Анна Вырубова (в девичестве Танеева). Скрыть близость к ним было невозможно. А ревнивый бомонд недоумевал и ревновал.
Охота на царицу

На Исаакиевской площади рядом с Яхт-клубом, министерствами, Сенатом, Государственным советом находится старинный особняк. Со времен Александра II его хозяевами оставались почтенный старец Евгений Богданович, генерал от инфантерии в отставке, староста Исаакиевского собора, и его жена, генеральша Александра Богданович. У них нет детей, они держат открытый дом, к ним заезжают запросто министры, сенаторы, гвардейские генералы.
В отличие от клубов здесь светские дамы. Сюда заходят журналисты правых газет, дипломаты, депутаты Думы. Словом, все те, кто прогуливался по Большой Морской, — звезды столичного света. Не бывать у Богдановичей означило выпасть из круга.
Генеральша Александра Викторовна вела дневник, куда 33 года, с 1879-го по 1912-й, записывала политические сплетни, услышанные от гостей. Посетители этого гостеприимного салона — ближайшие слуги государевы,— не стесняясь, ругали императрицу, произносили речи подсудные. Ведь в тогдашней России словесное оскорбление царствующего императора, императрицы или наследника престола по закону влекло за собой каторгу.
Вот что говорил о царице начальник Главного морского штаба Сергей Зилотти: "В свою каюту царица взяла Вырубову, спала с ней в одной постели". Дарья Кочубей (урожденная герцогиня Лейтенбергская): "Неестественная дружба существует между царицей и Вырубовой". Николай Шалберов, камердинер Николая II: "Такую мерзавку, как Вырубова, царица так любит, что она у царицы и днюет и ночует". Генерал-майор свиты Николай Княжевич: "Вот какую царицу получила Россия, и как лечить эту женщину, которая себе расстраивает нервы сожительством со "стервой" Вырубовой". Гвардейский полковник Шевич: "Придворный доктор, лечивший царицу, прямо письменно заявил царю, что царицу вылечить не могут, пока ее не разлучат с Вырубовой". Мария Щегловитова, жена министра юстиции: "Царь всегда один, а царица всегда с Вырубовой, с которой запирается в спальне".
Раздражение, вызываемое царицей, постепенно переносилось и на царя.
Его обвиняли в атрофии воли, в неумении разбираться в людях, в том, что он подкаблучник.
Наибольший гнев семьи и большого света вызывало растущее влияние Григория Распутина. В приближении мужика к трону видели не только блажь царицы, но и прямое оскорбление династии. Не заслуженные генералы, не ближайшие родственники, не опытные бюрократы дают советы, к которым прислушиваются, а этот грязный и развратный проходимец из села Покровского. Не без основания верхушке правящего слоя казалось: император всех их считает "средостением" между собой и русским народом. И хочет общаться со своими подданными пусть не прямо, а опосредованно — через "представителя" крестьянства — старца Григория.
А ведь, между прочим, если приглядеться, Распутин был поумнее большинства мудрецов Яхт-клуба.
Негодовали Мария Федоровна, сестра императрицы Елизавета Федоровна, великие князья. Гвардейцы готовили политический переворот. Нараставшее отчуждение между светом и императорской четой привело к тому, что в феврале 1917 года никто из его родственников (кроме Бориса Владимировича) не выступил в защиту государя и государыни.
Большой свет смирился с революцией как с меньшим злом.
Зло, однако, меньшим не оказалось: без царя эпоха гуляний по Большой Морской закончилась, петербургская элита была уничтожена или оказалась в изгнании.
Монархия не может существовать без придворных, придворные — без монархии.

ШЕКСПИР

Извозчичий двор и встающий из вод
В уступах – преступный и пасмурный Тауэр,
И звонкость подков и простуженный звон
Вестминстера, глыбы, закутанной в траур.

И тесные улицы; стены, как хмель,
Копящие сырость в разросшихся бревнах,
Угрюмых, как копоть, и бражных, как эль,
Как Лондон, холодных, как поступь, неровных.

Спиралями, мешкотно падает снег.
Уже запирали, когда он, обрюзгший,
Как сползший набрюшник, пошел в полусне
Валить, засыпая уснувшую пустошь.

Оконце и зерна лиловой слюды
В свинцовых ободьях. - «Смотря по погоде.
А впрочем... А впрочем, соснем на свободе.
А впрочем – на бочку! Цирюльник, воды!»

И, бреясь, гогочет, держась за бока,
Словам остряка, не уставшего с пира
Цедить сквозь приросший мундштук чубука
Убийственный вздор.
А меж тем у Шекспира

Острить пропадает охота. Сонет,
Написанный ночью с огнем, без помарок,
За дальним столом, где подкисший ранет
Ныряет, обнявшись с клешнею омара,

Сонет говорит ему:
«Я признаю
Способности ваши, но, гений и мастер,
Сдается ль, как вам, и тому, на краю
Бочонка, с намыленной мордой, что мастью
Весь в молнию я, то есть выше по касте,
Чем люди, – короче, что я обдаю
Огнем, как на нюх мой, зловоньем ваш кнастер?
Простите, отец мой, за мой скептицизм
Сыновний, но сэр, но милорд, мы – в трактире.
Что мне в вашем круге? Что ваши птенцы
Пред плещущей чернью? Мне хочется шири!
Прочтите вот этому. Сэр, почему?
Во имя всех гильдий и биллей! Пять ярдов -
И вы с ним в бильярдной, и там – не пойму,
Чем вам не успех популярность в бильярдной?»

– Ему? Ты сбесился? – И кличет слугу,
И, нервно играя малаговой веткой,
Считает: полпинты, французский рагу -
И в дверь, запустя в привиденье салфеткой.

Борис Пастернак,
1919.

Чатлане, Елена сейчас тестирует платформу, и скоро мы вновь сможем продолжить наши занятия. Верно ли я понимаю, что большинство высказалось не за лекцию, а за семинар, и что для разбора утвердили фильм "Мой друг Иван Лапшин"?

Поэт

Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.

Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.
Тоскует он в забавах мира,
Людской чуждается молвы,
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы;
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья полн,
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубровы…

Александр Пушкин

Я часто думаю о том, почему у нас такое странное кино...
Вот, смотрите: американцы, допустим, или латиноамериканцы снимают кино, которое нравится американцам или латиноамериканцам.
Индийцы и китайцы снимают кино, которое нравится индийцам и китайцам.
Самым обычным, тем, какие есть.
Ну да, есть и особый сегмент: везде снимают какое-то количество картин, нравящихся интеллектуалам. Не в смысле - особо умным, а в смысле - образованным, начитанным и насмотренным, эстетически оснащенным.
Но это - отдельная и совсем небольшая часть общего кинематографа.
У них и фильмы, снятые за гроши и на коленке, бывает, взрывают кассу, потому что сделаны людьми, понимающими, что может понравиться своим.
А фильмы, снятые за громадные деньги, так и непременно должны нравиться сперва своим, а потом уже всем остальным.
У нас - громадная страна и всё еще большой и ёмкий рынок.
Казалось бы: снимайте кино, какое снимали Меньшов, Гайдай или Рязанов - и будет вам счастье. И народ вам денежку в кассу-то потащит, не будете успевать отбиваться от их денег.
Так нет же.
Я вообще никого не вижу в современном российском кино, кто умел бы нравиться массовому зрителю.
Да, честно говоря, никого не вижу, кто хотел бы.
Кажется, для этого всего-то и нужно - хоть что-то понимать про свою страну и свой народ.
Ну, как-то же ведь умели прежде снимать кино, которое нравится и профессору, и эстету, и "тёте Мане".
Умел Панфилов, умела Лиознова, умел Ростоцкий...
Да, не были чемпионами кассы Тарковский, скажем, или Авербах. У них всё же, слишком напряжённая внутренняя жизнь была в фильмах, требовала слишком больших эмоциональных и интеллектуальных затрат при смотрении этих фильмов.
Но покажите мне сегодня такого интеллектуала-режиссера?
Да ёлки, этой режиссерской породы уже и в природе-то не существует.
Но ведь про губенковских "Подранков" или про "И жизнь, и слёзы, и любовь" не скажешь, что это шибко интеллектуальный кинематограф. Но, тем не менее, над ними и продавщицы рыдали, и интеллектуалу было в них над чем поразмыслить.
Почему-то Данелия мог и "Осенний марафон" снимать, и "Я шагаю по Москве", и "Мимино" с "Афоней" - когда первый нравился интеллигенции, а вторые - обожали все страной.
Если о современных режиссерах говорить, то я, пожалуй, кроме Урсуляка никого и назвать не могу, кто совершенно спокойно может и "кассу подломить" - когда его "Ликвидация" становится абсолютным хитом, и серьезное глубокое кино снять - и тогда у него получаются "Летние люди" или "Праведник".
Я сейчас говорю даже не о таланте, а о владении профессией, когда режиссер точно понимает: вот тут у меня в зале должны заплакать, а тут - засмеяться, а тут вот могут заскучать, но я им не дам.
И в самом деле - заплачут, засмеются, а когда начнут скучать, он их найдет чем взбодрить.
А так-то снимают либо пиф-паф, и вся армия 1941-го у них в кудрях и в маникюре, в свеженьких ватниках и новеньких гимнастерках. А им - хоп што, как будто так и надо.
Либо - для интеллектуалов - чтобы мат-перемат, и всё в говне, а что не в говне - то в штанах с лампасами.
А чтобы насмешить публику - им непременно надо с героя штаны снять: то-то смеху будет. И по-другому смешить не умеют.
Ну, допустим, этому сегодня не учат: некому.
Но свои-то мозги где?
А нигде.
"Народом" они считают своих одноклассников или однокурсников, им и хотят нравиться. Ну, или прессе. Да и этим нравиться тоже не очень умеют, не говоря уже об остальных.
Но, зато, очень нравятся самим себе - постоянно, 24 часа в сутки.
И вот как вообще может существовать кинематограф, у которого сегодня главный суперхит- это "Чебурашка", не к ночи будь помянут?

Александру Городницкому - 90!
Простите, но родились вирши:
"И ничего, что он - в больнице.
Он - справится. Он - Городницкий!"
ДОМ ПУШКИНА
Бездомность Пушкина извечна и горька,
Жилья родного с детства он не помнит —
Лицейский дортуар без потолка,
Сырые потолки наёмных комнат,
Угар вина и карточной игры.
Летит кибитка меж полей и леса.
Дома — как постоялые дворы,
Коломна, Кишинев или Одесса.
Весь скарб нехитрый возит он с собой:
Дорожный плащ, перо и пистолеты, —
Имущество опального поэта,
Гонимого стремительной судьбой.
Пристанищам случайным нет конца,
Покоя нет от чужаков суровых.
Михайловское? — Но надзор отца.
Москва, Арбат? — Но скупость Гончаровых.
Убожество снимаемых квартир:
Все не свое, все временно, все плохо.
Чужой, не по летам его, мундир,
Чужая неприютная эпоха.
Последний дом, потравленный врагом,
Где тонкие горят у гроба свечи,
Он тоже снят ненадолго, внаем,
Который и оплачивать-то нечем.
Дрожащие огни по сторонам.
Февральский снег восходит, словно тесто.
Несется гроб, привязанный к саням, —
И мертвому ему не сыщут места!
Как призрачен любой его приют! —
Их уберечь потомкам — не под силу, —
Дом мужики в Михайловском сожгут,
А немцы заминируют могилу.
Мучение застыло на челе —
Ни света, ни пристанища, ни крыши.
Нет для поэта места на Земле,
Но вероятно, «нет его и выше».
Александр Городницкий.
1987

Уважаемые чатлане, ВАЖНАЯ ИНФОРМАЦИЯ:

25 марта в 15:00 состоится лекция Ирины Васильевны, посвящённая теме «Киностудия Ленфильм 80-е-90-е г., кинорежиссер Алексей Герман».

26 марта в 14:00- семинар- разбор фильма «Мой друг Иван Лапшин».

Желающим участвовать) оплатить можно переводом на карту 4279380021178662
владелец Елена Грантовна М.

Просьба подтверждение об оплате прислать мне в лс, чтобы я могла отправить вам в ответ ссылку.
И, если вас не затруднит, пожалуйста, подпишитесь в сообщении🙏
Всем спасибо😊🌸

О материнстве на киноэкране.
https://www.doverie-tv.ru/videos/27755