Год перелома: от сдерживания к ликвидации
В 2019-2021 годах происходит качественное изменение политических репрессий в России. К таким выводам мы приходим в докладе “РЕПРЕССИИ И РЕПРЕССИВНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ — 2021: ОТ СДЕРЖИВАНИЯ К УНИЧТОЖЕНИЮ”, опубликованном в сентябре фондом “Либеральная миссия”. После сентября - это уже не анализ, а больше включенное наблюдение, поскольку репрессивная волна захлестнула и нас - и собственно ОВД-Инфо и наших друзей и партнеров, Мемориалы.
Почему мы берем такой период? Летом 2019 года в Москве были масштабные протесты в поддержку арестованного журналиста Ивана Голунова, а сразу затем - в поддержку незарегистрированных кандидатов на выборах в Московскую городскую думу. И тогда удалось освободить не только Голунова, но и почти половину арестованных впоследствии участников этих протестов. Общество тогда проявило солидарность и это позволило что-то изменить. И возможно именно эта победа, и в целом изменение перцепции полицейского насилия и стали одним из триггеров дальнейшей трансформации репрессий. Предыдущий уровень репрессий перестал пугать, но стал возмущать.
Символом этой трансформации является отравление и последующий арест Алексея Навального. Это сопровождается самыми массовыми протестами в поддержку Навального по всей России, на которые власть реагирует жестко - более 17 тысяч человек были задержаны, более 150 человек подверглись уголовному преследованию в рамках так называемого “Дворцового дела”. Дальше мы наблюдаем уничтожение и ликвидацию ФБК, запрет Открытой России, выдворение из России “Команды 29”, признание нежелательной организацией расследовательского медиа “Проект”. В ноябре 2020 года появляются новые поправки в законодательство об “иностранных агентах” и последующий резкий рост правоприменительной практики, которая распространяется уже не только на НКО, но и на мейнстримные медиа, такие как Медуза и телеканал “Дождь”, и на непосредственно на журналистов, а не юрлица.
Наш осенний вывод был очень простой: это не временное обострение вокруг Навального и выборов в Госдуму, это всерьез и надолго. Почему?
Во-первых, потому что так устроен сам феномен репрессий. Мы знаем по межстрановым исследованиям, что репрессиям свойственно расти. Будущий уровень репрессий напрямую зависит от ранее достигнутого уровня. Тоже самое мы видим в России последнии 10 лет.
Во-вторых, потому что мы видим, что репрессии перестали быть технологией, которую можно включить\выключить, и перестали быть технологией, контролируемой из Кремля. Репрессии уже институционализировались, соответствующие нормы интегрированы в законодательство, за ними стоят интересы различных ведомств и различных групп интересов и на федеральном, и на региональном уровне. Это уже институт. И институт легче построить, чем сломать.
В третьих, репрессии - это реактивный институт. Это всегда реакция власти на “угрозы”. И мы видим, что за последние два года этих “угроз” - угроз в восприятии власти - стало сильно больше. Это и протесты - протесты 2019 года, неожиданные по своим масштабам, и протесты зимы 2021 года, которые были беспрецедентными по уровню участию и региональному охвату, вероятно, даже более масштабные, чем “болотные” протесты 2011-2012 гг. Мы видим также рост гражданского общества - все десять лет наблюдений. И начиная с 2017 года мы видим снижение различных рейтингов поддержки власти.
После выборов в Думу описываемые тенденции продолжились, наш прогноз оказался верным. Анализировать еще рано, тем более - нам, поскольку репрессии распространились и на нас. В сентябре ОВД-Инфо признали “иностранным агентом”, а в ноябре прокуратура решила ликвидировать “Мемориалы”. Правозащитный Центр “Мемориал” - наш ключевой партнер, поэтому эта история касается нас напрямую.
В 2019-2021 годах происходит качественное изменение политических репрессий в России. К таким выводам мы приходим в докладе “РЕПРЕССИИ И РЕПРЕССИВНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ — 2021: ОТ СДЕРЖИВАНИЯ К УНИЧТОЖЕНИЮ”, опубликованном в сентябре фондом “Либеральная миссия”. После сентября - это уже не анализ, а больше включенное наблюдение, поскольку репрессивная волна захлестнула и нас - и собственно ОВД-Инфо и наших друзей и партнеров, Мемориалы.
Почему мы берем такой период? Летом 2019 года в Москве были масштабные протесты в поддержку арестованного журналиста Ивана Голунова, а сразу затем - в поддержку незарегистрированных кандидатов на выборах в Московскую городскую думу. И тогда удалось освободить не только Голунова, но и почти половину арестованных впоследствии участников этих протестов. Общество тогда проявило солидарность и это позволило что-то изменить. И возможно именно эта победа, и в целом изменение перцепции полицейского насилия и стали одним из триггеров дальнейшей трансформации репрессий. Предыдущий уровень репрессий перестал пугать, но стал возмущать.
Символом этой трансформации является отравление и последующий арест Алексея Навального. Это сопровождается самыми массовыми протестами в поддержку Навального по всей России, на которые власть реагирует жестко - более 17 тысяч человек были задержаны, более 150 человек подверглись уголовному преследованию в рамках так называемого “Дворцового дела”. Дальше мы наблюдаем уничтожение и ликвидацию ФБК, запрет Открытой России, выдворение из России “Команды 29”, признание нежелательной организацией расследовательского медиа “Проект”. В ноябре 2020 года появляются новые поправки в законодательство об “иностранных агентах” и последующий резкий рост правоприменительной практики, которая распространяется уже не только на НКО, но и на мейнстримные медиа, такие как Медуза и телеканал “Дождь”, и на непосредственно на журналистов, а не юрлица.
Наш осенний вывод был очень простой: это не временное обострение вокруг Навального и выборов в Госдуму, это всерьез и надолго. Почему?
Во-первых, потому что так устроен сам феномен репрессий. Мы знаем по межстрановым исследованиям, что репрессиям свойственно расти. Будущий уровень репрессий напрямую зависит от ранее достигнутого уровня. Тоже самое мы видим в России последнии 10 лет.
Во-вторых, потому что мы видим, что репрессии перестали быть технологией, которую можно включить\выключить, и перестали быть технологией, контролируемой из Кремля. Репрессии уже институционализировались, соответствующие нормы интегрированы в законодательство, за ними стоят интересы различных ведомств и различных групп интересов и на федеральном, и на региональном уровне. Это уже институт. И институт легче построить, чем сломать.
В третьих, репрессии - это реактивный институт. Это всегда реакция власти на “угрозы”. И мы видим, что за последние два года этих “угроз” - угроз в восприятии власти - стало сильно больше. Это и протесты - протесты 2019 года, неожиданные по своим масштабам, и протесты зимы 2021 года, которые были беспрецедентными по уровню участию и региональному охвату, вероятно, даже более масштабные, чем “болотные” протесты 2011-2012 гг. Мы видим также рост гражданского общества - все десять лет наблюдений. И начиная с 2017 года мы видим снижение различных рейтингов поддержки власти.
После выборов в Думу описываемые тенденции продолжились, наш прогноз оказался верным. Анализировать еще рано, тем более - нам, поскольку репрессии распространились и на нас. В сентябре ОВД-Инфо признали “иностранным агентом”, а в ноябре прокуратура решила ликвидировать “Мемориалы”. Правозащитный Центр “Мемориал” - наш ключевой партнер, поэтому эта история касается нас напрямую.
Но, собственно, невозможно придумать более хорошей иллюстрации нашего тезиса о переходе от сдерживания к уничтожению, чем попытка ликвидации “Мемориалов”. Все мы понимаем, что “Мемориал” - это не про историческую память, и не про права человека. “Мемориал” - это про гражданское общество. Это его символ. Это самая старая и самая авторитетная организация. И “Мемориалы” - это еще и ключевой узел гражданского общества, это якорные НКО, без которых существование десятков и сотен других инициатив будет или невозможно, или существенно затруднено. И ликвидация “Мемориалов” - это сигнал всему гражданскому обществу, не только НКО, но и СМИ, и культурным и просветительским проектам по всей стране. Если можно по щелчку пальцев, по совершенно надуманному предлогу ликвидировать национальный институт памяти - то что говорить о каком-нибудь маленьком правозащитном или просветительском проекте в условном Тамбове?
Мы понимаем, что эта тенденция - продолжится. Более того, мы видим распространение политических репрессий за пределы традиционного для них общественно-политического поля на культурно-образовательную среду. Репрессии начинают влиять на образование, культуру, урбанизм - на все живое и автономное от государство. Пока это только начинается, но в университетской среде этот тренд уже очень заметен.
Осенью совсем явственно стало и то, что те репрессии, про которые обычно говорим мы - это лишь их ядро. Внутрибюкратическое и внутриэлитное давление изучено гораздо хуже, но оно резко возросло. Я не могу не связывать арест ректора Шанинки Сергея Зуева с делом Раковой, а соответственно - с Германом Грефом и “Сбербанком”. Я не могу не связывать объявление Бард-колледжа нежелательной организацией с слишком независимой позицией Алексея Кудрина. А и Греф, и Кудрин - люди из ближайшего окружения Путина. Это не новая тенденция - есть исследование Института проблем правоприменения, которое показывает, что 1 из 100 представителей высшей бюрократии ежегодно осуждается судами, причем более 70% топовых чиновников было осуждено к реальным срокам лишения свободы. Мы видим это и по нашей практической деятельности - боятся сейчас все, и не без причины: у кого-то суды на носу, кто-то ждет проверки прокуратуры, и речь не о “usual suspects”, а о бюджетных организациях, университетах, госслужащих.
Давайте еще раз посмотрим, почему это все же происходит. И, что важней, почему оно рано или поздно закончится.
Первое. Мария Снеговая говорит, что внутрироссийские репрессии связаны с внешней политикой. Такое умозаключение имеет право на существование. Да, есть нервная геополитическая обстановка. Но то, что мы действительно видим объективно - это влияние протестов и “цветных революций” в ближнем зарубежье. Мы видим эту взаимосвязь и в риторике властей, и в динамике принятия новых рестриктивных законов - в том числе, соответствующая мотивация описывается в пояснительных записках к законопроектам. События в Беларуси и Кыргызстане могли привести к ужесточению репрессивной политики в России. Но я бы говорил осторожней - это не причина, а один из триггеров.
Второе. Более существенный триггер - внутриполитическая обстановка. Прежде всего, речь о протестах. Это развитие гражданского общества. И это изменение общественных настроений - мы видим не только падение рейтингов власти, но и изменения в ценностях.
Третье. Гипотеза. Власть не видит общество как субъект. Текущий уровень репрессий против гражданского общества - нерационален, потому что оно не представляет реальной угрозы для власть имущих. А вот реальную угрозу, с точки зрения элит и в рамках концепции “транзита власти”, представляют какие-то внутриэлитные группировки. Та часть элиты, которая более договороспособная и обладает более приемлемым общественным имиджем. Давление на гражданское общество ослабляет именно их потенциальные позиции в будущей внутриэлитной борьбе за власть.
Мы понимаем, что эта тенденция - продолжится. Более того, мы видим распространение политических репрессий за пределы традиционного для них общественно-политического поля на культурно-образовательную среду. Репрессии начинают влиять на образование, культуру, урбанизм - на все живое и автономное от государство. Пока это только начинается, но в университетской среде этот тренд уже очень заметен.
Осенью совсем явственно стало и то, что те репрессии, про которые обычно говорим мы - это лишь их ядро. Внутрибюкратическое и внутриэлитное давление изучено гораздо хуже, но оно резко возросло. Я не могу не связывать арест ректора Шанинки Сергея Зуева с делом Раковой, а соответственно - с Германом Грефом и “Сбербанком”. Я не могу не связывать объявление Бард-колледжа нежелательной организацией с слишком независимой позицией Алексея Кудрина. А и Греф, и Кудрин - люди из ближайшего окружения Путина. Это не новая тенденция - есть исследование Института проблем правоприменения, которое показывает, что 1 из 100 представителей высшей бюрократии ежегодно осуждается судами, причем более 70% топовых чиновников было осуждено к реальным срокам лишения свободы. Мы видим это и по нашей практической деятельности - боятся сейчас все, и не без причины: у кого-то суды на носу, кто-то ждет проверки прокуратуры, и речь не о “usual suspects”, а о бюджетных организациях, университетах, госслужащих.
Давайте еще раз посмотрим, почему это все же происходит. И, что важней, почему оно рано или поздно закончится.
Первое. Мария Снеговая говорит, что внутрироссийские репрессии связаны с внешней политикой. Такое умозаключение имеет право на существование. Да, есть нервная геополитическая обстановка. Но то, что мы действительно видим объективно - это влияние протестов и “цветных революций” в ближнем зарубежье. Мы видим эту взаимосвязь и в риторике властей, и в динамике принятия новых рестриктивных законов - в том числе, соответствующая мотивация описывается в пояснительных записках к законопроектам. События в Беларуси и Кыргызстане могли привести к ужесточению репрессивной политики в России. Но я бы говорил осторожней - это не причина, а один из триггеров.
Второе. Более существенный триггер - внутриполитическая обстановка. Прежде всего, речь о протестах. Это развитие гражданского общества. И это изменение общественных настроений - мы видим не только падение рейтингов власти, но и изменения в ценностях.
Третье. Гипотеза. Власть не видит общество как субъект. Текущий уровень репрессий против гражданского общества - нерационален, потому что оно не представляет реальной угрозы для власть имущих. А вот реальную угрозу, с точки зрения элит и в рамках концепции “транзита власти”, представляют какие-то внутриэлитные группировки. Та часть элиты, которая более договороспособная и обладает более приемлемым общественным имиджем. Давление на гражданское общество ослабляет именно их потенциальные позиции в будущей внутриэлитной борьбе за власть.