Христианин — это брокер, конкистадор, охотник и электрик
Апостольское чтение за воскресной литургией (Кол.3:4-11) учит нас, по сути, самому важному и самому тяжелому процессу духовной жизни - переодеванию души. «Совлекитесь ветхого человека и облачитесь в нового», - призывает нас апостол Павел.
Прекрасен Новый человек в своей простой чистоте и светлой безоблачности. Путь, который он проделал, шел от ума, в котором роились мухи бесчисленных помыслов, в глубину сердца, преисполненного благодати. Начинается этот путь с предельного внимания к себе. Победить себя – означает стать хозяином своих мыслей. Ад начинается внутри нас самих. Стоит только появиться в голове одной дурной мысли, как тут же снаружи нас уже ожидает страдание. Мы боремся с наружной причиной, стараемся изменить мир вокруг себя, но менять нужно мир внутри себя. Благодать дает человеку истинную свободу. Но эту свободу легко сковать наручниками всего лишь одной единственной сверлящей и мучающей душу мысли.
Православный христианин – это охотник за благодатью. Каждый день он должен добыть если не медведя, то хотя бы белку. Если ты прожил день и не приобрел ни капли благодати – ты не жил в этот день, а умирал. Пули его охотничьего ружья – покаяние и смирение. Заряжая то одну, то другую пулю, он охотится на благодать, которую делает своей добычей. Трофеи он складывает в сердце, никому их не показывая и никогда на вытаскивая наружу.
Православный христианин – это искусный ныряльщик за жемчугом. В то время, когда большая часть его друзей сидит на берегу и с услаждением слушает слова бесчисленных проповедников, он ныряет в глубину своего сердца и достает оттуда жемчуг божественной тишины и бесстрастного покоя. Этот ныряльщик опытно понял, что Православие — это не пустословие и не пустомельство, а опытное стяжание духовной благодати. Пока проповедники борются на пляже за влияние на электорат, а электорат делит свои голоса между проповедниками, этот «хитрый» ныряльщик вдали от людных мест все чаще и глубже ныряет в сердечную глубину за благодатью, не обращая ни малейшего внимания на пляжные тусовки.
Православный христианин – это мудрый философ. Он понял, что вещи — это не бытье. Бытье – это сознание. А сознание, преображенное Духом Святым, это и есть бессмертие. Истинное бытие – это Христос. Обезумевшие в своей слепоте люди измеряют качество бытия количеством приобретенного земного праха. Но мудрый философ знает о том, что все сущее получило начало своего бытия от Святой Троицы и только в Ней можно найти прибежище для своего духа.
Православный христианин – это хитрый брокер. Он покупает у мира скорби и меняет их на блаженство. Этот брокер знает законы духовного рынка. Все, что в земном мире занижается в минус, в духовном мире завышается в плюс. Поэтому он, алчущий, плачущий, гонимый, становится насытившимся, радостным и утешенным. Он и есть тот «последний», который станет «первым». Этот брокер строит свой бизнес по Евангелию и получает прибыль во сто, в шестьдесят и в тридцатикратном размере (Мф. 13:19-23). Он похож на испанского конкистадора, который бусы и зеркальца скорбей и лишений меняет на золото немеркнущих венцов.
Православный христианин – это хороший электрик. Он не боится электрического тока, но и не сует пальцы в розетку. Ему не страшны электрические разряды ударов демонов, потому что он знает, как их правильно избегать. Для этого достаточно не связываться со своими дурными мыслями. Если жалеть всех людей и всем желать добра, то от злых мыслей в нашей голове не останется и следа. А добрым людям зло не может причинить никакого вреда, сколько бы оно не старалось.
Апостольское чтение за воскресной литургией (Кол.3:4-11) учит нас, по сути, самому важному и самому тяжелому процессу духовной жизни - переодеванию души. «Совлекитесь ветхого человека и облачитесь в нового», - призывает нас апостол Павел.
Прекрасен Новый человек в своей простой чистоте и светлой безоблачности. Путь, который он проделал, шел от ума, в котором роились мухи бесчисленных помыслов, в глубину сердца, преисполненного благодати. Начинается этот путь с предельного внимания к себе. Победить себя – означает стать хозяином своих мыслей. Ад начинается внутри нас самих. Стоит только появиться в голове одной дурной мысли, как тут же снаружи нас уже ожидает страдание. Мы боремся с наружной причиной, стараемся изменить мир вокруг себя, но менять нужно мир внутри себя. Благодать дает человеку истинную свободу. Но эту свободу легко сковать наручниками всего лишь одной единственной сверлящей и мучающей душу мысли.
Православный христианин – это охотник за благодатью. Каждый день он должен добыть если не медведя, то хотя бы белку. Если ты прожил день и не приобрел ни капли благодати – ты не жил в этот день, а умирал. Пули его охотничьего ружья – покаяние и смирение. Заряжая то одну, то другую пулю, он охотится на благодать, которую делает своей добычей. Трофеи он складывает в сердце, никому их не показывая и никогда на вытаскивая наружу.
Православный христианин – это искусный ныряльщик за жемчугом. В то время, когда большая часть его друзей сидит на берегу и с услаждением слушает слова бесчисленных проповедников, он ныряет в глубину своего сердца и достает оттуда жемчуг божественной тишины и бесстрастного покоя. Этот ныряльщик опытно понял, что Православие — это не пустословие и не пустомельство, а опытное стяжание духовной благодати. Пока проповедники борются на пляже за влияние на электорат, а электорат делит свои голоса между проповедниками, этот «хитрый» ныряльщик вдали от людных мест все чаще и глубже ныряет в сердечную глубину за благодатью, не обращая ни малейшего внимания на пляжные тусовки.
Православный христианин – это мудрый философ. Он понял, что вещи — это не бытье. Бытье – это сознание. А сознание, преображенное Духом Святым, это и есть бессмертие. Истинное бытие – это Христос. Обезумевшие в своей слепоте люди измеряют качество бытия количеством приобретенного земного праха. Но мудрый философ знает о том, что все сущее получило начало своего бытия от Святой Троицы и только в Ней можно найти прибежище для своего духа.
Православный христианин – это хитрый брокер. Он покупает у мира скорби и меняет их на блаженство. Этот брокер знает законы духовного рынка. Все, что в земном мире занижается в минус, в духовном мире завышается в плюс. Поэтому он, алчущий, плачущий, гонимый, становится насытившимся, радостным и утешенным. Он и есть тот «последний», который станет «первым». Этот брокер строит свой бизнес по Евангелию и получает прибыль во сто, в шестьдесят и в тридцатикратном размере (Мф. 13:19-23). Он похож на испанского конкистадора, который бусы и зеркальца скорбей и лишений меняет на золото немеркнущих венцов.
Православный христианин – это хороший электрик. Он не боится электрического тока, но и не сует пальцы в розетку. Ему не страшны электрические разряды ударов демонов, потому что он знает, как их правильно избегать. Для этого достаточно не связываться со своими дурными мыслями. Если жалеть всех людей и всем желать добра, то от злых мыслей в нашей голове не останется и следа. А добрым людям зло не может причинить никакого вреда, сколько бы оно не старалось.
Православный христианин — это опытный следопыт. Он идет след в след за Христом. Следопыт точно знает, что препятствия и беды начинаются только тогда, когда он теряет этот след. Пока он идет за Христом, то возле него ангелы, а перед ним дорога, проложенная Спасителем. Следы Христа несложно найти в поле и пустыни, и почти невозможно на асфальте и тротуаре. Гарь и копоть безбожной цивилизации засыпала следы Господа щебенкой гедонизма и залила смолой потребительства. Поэтому те, кто идут за Христом, обходят города стороной или живут в них, как в пустыне, научившись смотреть сквозь асфальт.
Опытный следопыт никогда не зайдет в метро. Он знает, что зайдя туда, ум начнет скользить по рельсам времени в туннеле мысленных скорбей до самой своей смерти, так и не найдя выхода на поверхность.
Этот следопыт также не ходит по бутикам и рынкам города. Потому что знает – там продают несбыточные мечты. Предлагают уют и душевное тепло, понимание и поддержку, истину и счастье, здоровье и успех, опору и убежище, но без Христа. В городе торгуют эгоистическим воображением, фантомами и бессодержательными призраками. Но следопыт знает – духовное счастье — это не мечта, а непрерывное пребывание души в Духе Святом.
Православный христианин не живет в матрице мира, он обрел свободу у Бога. То, что люди мира называют жизнью, для него - реквием по мечте. Для него Небо - родина, смерть – утешение, он никогда не будет рабом земли, потому что умер для всех привязанностей и пристрастий. Он обошел все ловушки, сбросил все цепи, он летит над землей и жалеет тех, кто остался внизу, тех, кто отдал земле жизнь, а взамен получил тлен и прах. Православный христианин давно не ждет от людей любви и утешения. Он сам несет им любовь и утешение, получая за это ненависть и презрение. И это его радует, потому что он видит то, что невидно глазами.
Для него свой грех страшнее чужого поступка, и своя малая благодать важнее чужой великой святости. Православный христианин дорожит временем и обходит, как хоккеист на поле, слепых, глухих, и мертвых противников. Тех, кто не видит Божественного света, кто не слышит Евангельской правды, кто не чувствует Христовой Любви. Но при этом он искренне желает всем спасения, никого ни в чем не осуждая.
Вся разница между людьми в том, что одни хотят быть умными и по возможности богатыми, а другие благодатными и святыми. Поэтому умных на земле много, богатых меньше, а благодатных и святых почти не осталось. А нам бы дал Бог стать хотя бы добрыми и простыми, и это будет для нас великим утешением. Для этого нужно держаться сердца, потому что там рождается любовь, и бегать ума, потому что в нем рождается ненависть. Чем меньше в голове мыслей, тем больше в душе света. Но когда в душе нет света, тогда в голове будет очень много мыслей.
Мы живем в такое время, когда единственным убежищем от бурь и грома есть смирение души. На дерзкого ополчаются демоны, а в защиту смиренного поднимается все ангельское воинство. Стать смиренным означает уподобиться Христу и найти в нем опору. Предел есть во всем, кроме смирения и любви. И только в них мы обретаем полный покой.
Опытный следопыт никогда не зайдет в метро. Он знает, что зайдя туда, ум начнет скользить по рельсам времени в туннеле мысленных скорбей до самой своей смерти, так и не найдя выхода на поверхность.
Этот следопыт также не ходит по бутикам и рынкам города. Потому что знает – там продают несбыточные мечты. Предлагают уют и душевное тепло, понимание и поддержку, истину и счастье, здоровье и успех, опору и убежище, но без Христа. В городе торгуют эгоистическим воображением, фантомами и бессодержательными призраками. Но следопыт знает – духовное счастье — это не мечта, а непрерывное пребывание души в Духе Святом.
Православный христианин не живет в матрице мира, он обрел свободу у Бога. То, что люди мира называют жизнью, для него - реквием по мечте. Для него Небо - родина, смерть – утешение, он никогда не будет рабом земли, потому что умер для всех привязанностей и пристрастий. Он обошел все ловушки, сбросил все цепи, он летит над землей и жалеет тех, кто остался внизу, тех, кто отдал земле жизнь, а взамен получил тлен и прах. Православный христианин давно не ждет от людей любви и утешения. Он сам несет им любовь и утешение, получая за это ненависть и презрение. И это его радует, потому что он видит то, что невидно глазами.
Для него свой грех страшнее чужого поступка, и своя малая благодать важнее чужой великой святости. Православный христианин дорожит временем и обходит, как хоккеист на поле, слепых, глухих, и мертвых противников. Тех, кто не видит Божественного света, кто не слышит Евангельской правды, кто не чувствует Христовой Любви. Но при этом он искренне желает всем спасения, никого ни в чем не осуждая.
Вся разница между людьми в том, что одни хотят быть умными и по возможности богатыми, а другие благодатными и святыми. Поэтому умных на земле много, богатых меньше, а благодатных и святых почти не осталось. А нам бы дал Бог стать хотя бы добрыми и простыми, и это будет для нас великим утешением. Для этого нужно держаться сердца, потому что там рождается любовь, и бегать ума, потому что в нем рождается ненависть. Чем меньше в голове мыслей, тем больше в душе света. Но когда в душе нет света, тогда в голове будет очень много мыслей.
Мы живем в такое время, когда единственным убежищем от бурь и грома есть смирение души. На дерзкого ополчаются демоны, а в защиту смиренного поднимается все ангельское воинство. Стать смиренным означает уподобиться Христу и найти в нем опору. Предел есть во всем, кроме смирения и любви. И только в них мы обретаем полный покой.
"Молімося рідною мовою". Закон обратной перспективы
О языке богослужения, к сожалению, часто рассуждают люди, которые не имеют никакого понятия ни о богослужении, ни о месте языка в структуре личности самого человека. Для начала обратим внимание на то, что практически во всех древних традиционных религиях язык бытового общения и язык молитвы всегда отличался. На каком бы языке не разговаривал мусульманин дома, намаз он будет совершать только на арабском. Коран будет для него Священной книгой лишь в том случае, если она напечатана на арабском языке. Древние восточные религии используют в качестве священного языка только санскрит, никогда не смешивая его с местными диалектами. Христос, проповедуя на арамейском языке, молится на иврите. Даже молитва «Отче наш», судя по обилию притяжательных местоимений, была произнесена Спасителем по-семитски. То, что наша Православная Церковь отличает язык бытового общения от языка молитвы, имеет свои глубокие корни и важные смысловые причины. Размышления об этом – тема нашей публикации.
Философия и богословие языка молитвы.
Предварительно считаю важным сказать о том, что такое «родной язык» для любого человека, живущего на нашей планете. Это тот язык, на котором он сказал свое первое слово. Родной язык его тот, на котором говорят его мать и отец. Этот закон родственной преемственности не зависит ни от чьей политической воли или партийных предпочтений. Штирлиц вполне обоснованно переживал по поводу того, что его радистка Кэт будет в немецком роддоме кричать "мамочка" по-русски. Язык, как закодированный способ передачи наших мыслей и переживаний, мы воспринимаем вместе с молоком матери. Поэтому в любой стране, независимо от государственного языка, родных языков будет намного больше.
Процесс энтропии справедлив не только по отношению к материи, но и к душе человека, которая в своем обезбоженном состоянии с течением времени распадается на мелкие кусочки страстей. В понимании некоторых современных "богословов", Бог – такой же объект общения, какими для нас являются и все окружающие люди. С этой точки зрения Господь нуждается в том, чтобы Ему объяснили, Он должен услышать, Ему нужно проговорить. Но аскетическая святоотеческая традиция понимала наше вербальное общение с Богом совершенно иначе. Никто из Отцов не сомневался в том, что всеведение Бога проникает до самых глубин человеческого сердца, видя даже то, что зачастую скрыто и от самого человека. Богу не нужны наши слова для того, чтобы знать и понимать то, что находится внутри нас. Более того, нас еще не было на земле, мы еще не родились, а Бог уже знал все, что мы Ему скажем в течении всей нашей жизни. Ему известно и то, что мы при всем нашем желании никогда не сможем облачить в лексические словесные оболочки.
О языке богослужения, к сожалению, часто рассуждают люди, которые не имеют никакого понятия ни о богослужении, ни о месте языка в структуре личности самого человека. Для начала обратим внимание на то, что практически во всех древних традиционных религиях язык бытового общения и язык молитвы всегда отличался. На каком бы языке не разговаривал мусульманин дома, намаз он будет совершать только на арабском. Коран будет для него Священной книгой лишь в том случае, если она напечатана на арабском языке. Древние восточные религии используют в качестве священного языка только санскрит, никогда не смешивая его с местными диалектами. Христос, проповедуя на арамейском языке, молится на иврите. Даже молитва «Отче наш», судя по обилию притяжательных местоимений, была произнесена Спасителем по-семитски. То, что наша Православная Церковь отличает язык бытового общения от языка молитвы, имеет свои глубокие корни и важные смысловые причины. Размышления об этом – тема нашей публикации.
Философия и богословие языка молитвы.
Предварительно считаю важным сказать о том, что такое «родной язык» для любого человека, живущего на нашей планете. Это тот язык, на котором он сказал свое первое слово. Родной язык его тот, на котором говорят его мать и отец. Этот закон родственной преемственности не зависит ни от чьей политической воли или партийных предпочтений. Штирлиц вполне обоснованно переживал по поводу того, что его радистка Кэт будет в немецком роддоме кричать "мамочка" по-русски. Язык, как закодированный способ передачи наших мыслей и переживаний, мы воспринимаем вместе с молоком матери. Поэтому в любой стране, независимо от государственного языка, родных языков будет намного больше.
Процесс энтропии справедлив не только по отношению к материи, но и к душе человека, которая в своем обезбоженном состоянии с течением времени распадается на мелкие кусочки страстей. В понимании некоторых современных "богословов", Бог – такой же объект общения, какими для нас являются и все окружающие люди. С этой точки зрения Господь нуждается в том, чтобы Ему объяснили, Он должен услышать, Ему нужно проговорить. Но аскетическая святоотеческая традиция понимала наше вербальное общение с Богом совершенно иначе. Никто из Отцов не сомневался в том, что всеведение Бога проникает до самых глубин человеческого сердца, видя даже то, что зачастую скрыто и от самого человека. Богу не нужны наши слова для того, чтобы знать и понимать то, что находится внутри нас. Более того, нас еще не было на земле, мы еще не родились, а Бог уже знал все, что мы Ему скажем в течении всей нашей жизни. Ему известно и то, что мы при всем нашем желании никогда не сможем облачить в лексические словесные оболочки.
Какой же вывод мы можем сделать из этого? То, что молитва вообще не нужна? Нет, она не просто нужна. Молитва – это обязательное условие спасения и обожения человека, и она стоит на первом месте по отношению ко всем другим религиозным действиям. Без молитвы человек – обычное социальное животное, отличающееся от других лишь тем, что у него более сложные социальные связи и взаимодействия. Молитва нужна не Богу, а самому человеку. Язык в молитве строится по тому же принципу, что и православная икона – это закон обратной перспективы. Не мы раскрываем себя Богу через слова молитвы, а Бог раскрывает Себя нам, благодаря нашей молитве. Здесь работает совершенно другой принцип общения. Проговаривая себя другим людям, мы раскрываем перед ними мир наших чувств, желаний, эмоций и смыслов. Но в случае с молитвой, эти слова становятся ступенями для того, чтобы мир Бога раскрывался перед нами. Поэтому язык богослужения здесь играет иную роль, чем простой язык бытового общения. В отличие от разговорного языка, язык богослужения несет сакральный смысл.
Святоотеческая традиция исихазма, которая уходит своими корнями в кельи древних лабораторий монахов – отшельников, а истоки берет в Евангельской истории, говорит по этому поводу следующее. Слова — это первые, очень грубые камни лестницы восхождения к Богу, которые ложатся у ее подножья. По мере подъема по этой лестнице слова утончаются и истончаются таким образом, что потом исчезают вовсе. Будет правильно сказать, что слова – это то, что только приводит нас к молитве. А сама молитва, в истинном духовном понимании этого слова, уже не нуждается в словах.
Вот как об этом пишет наш святой современник, старец, прошедший этот путь и взошедший на самые вершины созерцательной отшельнической практики: "Почему-то второстепенное всегда легко укладывается в слова и понятия. Главное же и самое важное постоянно ускользает от всех слов и определений. Ежедневное погружение в дух, сначала с молитвой, а затем с молитвенным памятованием, когда душа молится тонко и бессловесно, безмолвно умоляя и прося Бога, словно она ныряет, затаив дыхание от благоговения, в совершенно Невыразимое, в то, что ей сокровенно открывает безмолвие Бога, в эту неопределенную молчаливость, полную благодати, где нет ничего застывшего и определенного, но все есть Божественная правда и единство Ее чистоты и мудрости" (иеромонах Симон Безкровный). Мы не будем развивать эту тему дальше, потому что она требует особого разговора. Важно сейчас понять другое. Язык богослужения – это не тот язык, который выполняет привычную нам в быту коммуникативную функцию. Язык молитвы является одним из средств богопознания, а эта функция выдвигает к нему особые требования.
Святоотеческая традиция исихазма, которая уходит своими корнями в кельи древних лабораторий монахов – отшельников, а истоки берет в Евангельской истории, говорит по этому поводу следующее. Слова — это первые, очень грубые камни лестницы восхождения к Богу, которые ложатся у ее подножья. По мере подъема по этой лестнице слова утончаются и истончаются таким образом, что потом исчезают вовсе. Будет правильно сказать, что слова – это то, что только приводит нас к молитве. А сама молитва, в истинном духовном понимании этого слова, уже не нуждается в словах.
Вот как об этом пишет наш святой современник, старец, прошедший этот путь и взошедший на самые вершины созерцательной отшельнической практики: "Почему-то второстепенное всегда легко укладывается в слова и понятия. Главное же и самое важное постоянно ускользает от всех слов и определений. Ежедневное погружение в дух, сначала с молитвой, а затем с молитвенным памятованием, когда душа молится тонко и бессловесно, безмолвно умоляя и прося Бога, словно она ныряет, затаив дыхание от благоговения, в совершенно Невыразимое, в то, что ей сокровенно открывает безмолвие Бога, в эту неопределенную молчаливость, полную благодати, где нет ничего застывшего и определенного, но все есть Божественная правда и единство Ее чистоты и мудрости" (иеромонах Симон Безкровный). Мы не будем развивать эту тему дальше, потому что она требует особого разговора. Важно сейчас понять другое. Язык богослужения – это не тот язык, который выполняет привычную нам в быту коммуникативную функцию. Язык молитвы является одним из средств богопознания, а эта функция выдвигает к нему особые требования.
Язык молитвы и богослужения.
Первое, что я бы хотел отметить, так это то, что Православная Церковь никогда не запрещала использовать в богослужении разговорный язык. В постановлении Поместного собора 1917-1918 годов было сказано:«В целях приближения нашего церковного богослужения к пониманию простого народа признаются права общерусского или малороссийского языков для богослужебного употребления». Специальная комиссия в свое время сделала квалифицированный перевод богослужебных книг на разговорный язык. И что же? Сам церковный народ не принял эту практику и на то были веские причины. И здесь справедливы, как никогда, Евангельские слова: "Никто, пив старое вино, не захочет молодого, ибо говорит: «старое лучше»" (Лк. 5:39). Церковнославянский язык богослужения создавался именно как язык молитвы и богообщения. Он никогда не употреблялся в качестве разговорного языка, поэтому в нем нет грубых выражений. Это язык, который не осквернен матами и ругательствами. Но самое главное — это литургическая, непередаваемая никаким другим языком, духовная поэтичность, возвышенность слога, его торжественность, ритмичность и музыкальность звучания, небесно-купольная чистота лексики, глубина и точность передачи богословских понятий и терминов. Тот, кто прочувствовал вкус и аромат этого нектара, никогда не променяет его на пресную воду бытовой речи во время богослужения.
Идя в храм, человек одевает чистую, нарядную одежду. А будучи дома, вряд ли кому-то придет в голову мысль молиться перед иконами, стоя в нижнем белье. Это нужно не Богу, а самому человеку. Мы также имеем счастливую возможность предстоять перед Господом не только в чистой одежде, но и говорить с Ним на «чистом языке» возвышенной молитвенной поэзии. Кто захочет отказаться от этого дара? Поэтому реформирование богослужебной традиции было приостановлено самой церковной полнотой, народом, который сжился душой и сердцем с традицией церковнославянского богослужения.
Заключение.
Мне кажется, что вопрос о том, на каком языке молиться в храме, не должен быть предметом разногласий. Он решается в практической плоскости, исходя из нужд и пожеланий самого прихода. Мое мнение: не язык богослужения нужно опускать до уровня народного понимания, а понимание людей возвышать до уровня усвоения красоты церковнославянского богослужения. Но все эти вопросы решаются в частном порядке и не могут быть поводом для разделений. Важно другое – на каком бы языке мы не совершали богослужения, это будут всего лишь пустые сосуды слов. Их еще нужно наполнить сердечным содержанием, которое пока что спрятано в лексической словесной оболочке. И если у нас это получится, то молитва ума плавно перетечет в молитву сердца, в котором уже не будет слов, потому что сердце любого человека говорит на одном и том же общечеловеческом языке.
Первое, что я бы хотел отметить, так это то, что Православная Церковь никогда не запрещала использовать в богослужении разговорный язык. В постановлении Поместного собора 1917-1918 годов было сказано:«В целях приближения нашего церковного богослужения к пониманию простого народа признаются права общерусского или малороссийского языков для богослужебного употребления». Специальная комиссия в свое время сделала квалифицированный перевод богослужебных книг на разговорный язык. И что же? Сам церковный народ не принял эту практику и на то были веские причины. И здесь справедливы, как никогда, Евангельские слова: "Никто, пив старое вино, не захочет молодого, ибо говорит: «старое лучше»" (Лк. 5:39). Церковнославянский язык богослужения создавался именно как язык молитвы и богообщения. Он никогда не употреблялся в качестве разговорного языка, поэтому в нем нет грубых выражений. Это язык, который не осквернен матами и ругательствами. Но самое главное — это литургическая, непередаваемая никаким другим языком, духовная поэтичность, возвышенность слога, его торжественность, ритмичность и музыкальность звучания, небесно-купольная чистота лексики, глубина и точность передачи богословских понятий и терминов. Тот, кто прочувствовал вкус и аромат этого нектара, никогда не променяет его на пресную воду бытовой речи во время богослужения.
Идя в храм, человек одевает чистую, нарядную одежду. А будучи дома, вряд ли кому-то придет в голову мысль молиться перед иконами, стоя в нижнем белье. Это нужно не Богу, а самому человеку. Мы также имеем счастливую возможность предстоять перед Господом не только в чистой одежде, но и говорить с Ним на «чистом языке» возвышенной молитвенной поэзии. Кто захочет отказаться от этого дара? Поэтому реформирование богослужебной традиции было приостановлено самой церковной полнотой, народом, который сжился душой и сердцем с традицией церковнославянского богослужения.
Заключение.
Мне кажется, что вопрос о том, на каком языке молиться в храме, не должен быть предметом разногласий. Он решается в практической плоскости, исходя из нужд и пожеланий самого прихода. Мое мнение: не язык богослужения нужно опускать до уровня народного понимания, а понимание людей возвышать до уровня усвоения красоты церковнославянского богослужения. Но все эти вопросы решаются в частном порядке и не могут быть поводом для разделений. Важно другое – на каком бы языке мы не совершали богослужения, это будут всего лишь пустые сосуды слов. Их еще нужно наполнить сердечным содержанием, которое пока что спрятано в лексической словесной оболочке. И если у нас это получится, то молитва ума плавно перетечет в молитву сердца, в котором уже не будет слов, потому что сердце любого человека говорит на одном и том же общечеловеческом языке.
Учение о молитве
Образование или покаяние.
Изучая жития самых близких к нам по времени жизни старцев, мы обратили внимание на то, что все они, как правило, не имели систематического богословского образования. Глинские преподобные старцы, митрополит Зиновий Мажуга, Серафим Романцов, Андронник Лукаш, вовсе не учились в богословских школах. Тоже самое можно сказать о преподобном Иосифе Исихасте, румынском старце Клеопе Илие, валаамском Михаиле Питкевиче. И этот список можно продолжать очень долго. Но все они были людьми молитвы, ее практиками и учителями.
Одним из показательных примеров нашего времени является жизнь старца Ефрема Филофейского. В течение десятков лет высокообразованные православные иерархи США прикладывали множество усилий для того, чтобы реанимировать угасающую и растворяющуюся в протестантско-либеральной среде жизнь Православной церкви в этой стране. У них было множество смелых миссионерских проектов, но ни один из них не давал ожидаемого успеха. Но вот пришел маленький человек, без мирского образования, без богословских дипломов, без смелых новаторских идей, и самой жизнью своей напомнил людям о главном – о молитве, о любви к Богу, о покаянии и аскезе. Ученик преподобного Иосифа Исихаста, старец Ефрем Филофейский стал новым апостолом Америки, обратив тысячи людей в Православие, построив девятнадцать монастырей в местах, мало приспособленных для человеческой жизни. Один простой монах на протяжении короткого времени смог сделать то, что было не под силу десяткам образованных богословов в течении многих лет.
Возможно, таким образом Бог хочет нам показать то, чего Он от нас ждет, и что мы должны искать прежде всего. Показателем профпригодности священнослужителя является не диплом об окончании семинарии или академии, а умение и желание молиться.
Учение о молитве – простое в сложном.
Многие, бросив лишь беглый взгляд на творения византийских отцов исихастов, сразу же скажут, что «нет, это слишком тонко, возвышено, витиевато. Куда нам понять такие сложности». Помысел будет говорить «не копайся в том, чего все - равно своим умом понять не сможешь». Но, опять-таки, возвращаясь к современным делателям молитвы, мы снова и снова сможем убедиться в том, что эти люди не были утонченными знатоками философских сентенций и высокопарных умозрительных заключений. Единственное, что их отличало от нас и что являлось базой, на которой созидалась вся их молитвенная практика — это было смирение. Без него все остальное уже не имеет никакого значения. Многие необразованные, простые, малограмотные подвижники доходили до самых вершин созерцательной молитвы, почти не знакомясь с базовыми основами светского образования.
Терминология и практика.
Первое, что может вызвать трудности при изучении молитвенного опыта Святых Отцов, так это размытость и непонятность терминологических категорий, связанных со ступенями преуспеяния в молитвенном делании. Мы встретим такие понятия, как молитва «словесная», «устная», «умная», «сердечная», «умно-сердечная», «самодвижная», «созерцательная», «художественные методы молитвы». Кажется, что все это без специального практика-толкователя понять невозможно. Может быть, это и так, но давайте попробуем хотя бы упрощенно понять то, что доступно на нашем уровне. Попытаемся дать объяснение некоторых из этих терминов простым, понятным для всех языком.
Словесная рассеянная молитва.
Посмотрите на нашу молитву не с позиции нас самих, т.е. молящихся, а со стороны Того, кто эту молитву слушает. К вам на улице подходит человек, который хочет обратиться с какой-то личной просьбой. Начав говорить, этот человек вместо того, чтобы смотреть вам в лицо, начинает крутить головой и «бегать» по сторонам глазами. Его речь не связная, фрагментарная, урывчатая. Продолжая с вами общаться, он может, незаметно забыв о вас, перескочить на разговор с другими людьми на темы, не имеющие никакого отношения к разговору с вами. Этот странный человек не стоит на месте. Он может при разговоре отходить в сторону, шататься или сосредоточенно рассматривать окружающее картины, заведя ни с того, ни с чего о них беседу. Потом, как будто вспо
Образование или покаяние.
Изучая жития самых близких к нам по времени жизни старцев, мы обратили внимание на то, что все они, как правило, не имели систематического богословского образования. Глинские преподобные старцы, митрополит Зиновий Мажуга, Серафим Романцов, Андронник Лукаш, вовсе не учились в богословских школах. Тоже самое можно сказать о преподобном Иосифе Исихасте, румынском старце Клеопе Илие, валаамском Михаиле Питкевиче. И этот список можно продолжать очень долго. Но все они были людьми молитвы, ее практиками и учителями.
Одним из показательных примеров нашего времени является жизнь старца Ефрема Филофейского. В течение десятков лет высокообразованные православные иерархи США прикладывали множество усилий для того, чтобы реанимировать угасающую и растворяющуюся в протестантско-либеральной среде жизнь Православной церкви в этой стране. У них было множество смелых миссионерских проектов, но ни один из них не давал ожидаемого успеха. Но вот пришел маленький человек, без мирского образования, без богословских дипломов, без смелых новаторских идей, и самой жизнью своей напомнил людям о главном – о молитве, о любви к Богу, о покаянии и аскезе. Ученик преподобного Иосифа Исихаста, старец Ефрем Филофейский стал новым апостолом Америки, обратив тысячи людей в Православие, построив девятнадцать монастырей в местах, мало приспособленных для человеческой жизни. Один простой монах на протяжении короткого времени смог сделать то, что было не под силу десяткам образованных богословов в течении многих лет.
Возможно, таким образом Бог хочет нам показать то, чего Он от нас ждет, и что мы должны искать прежде всего. Показателем профпригодности священнослужителя является не диплом об окончании семинарии или академии, а умение и желание молиться.
Учение о молитве – простое в сложном.
Многие, бросив лишь беглый взгляд на творения византийских отцов исихастов, сразу же скажут, что «нет, это слишком тонко, возвышено, витиевато. Куда нам понять такие сложности». Помысел будет говорить «не копайся в том, чего все - равно своим умом понять не сможешь». Но, опять-таки, возвращаясь к современным делателям молитвы, мы снова и снова сможем убедиться в том, что эти люди не были утонченными знатоками философских сентенций и высокопарных умозрительных заключений. Единственное, что их отличало от нас и что являлось базой, на которой созидалась вся их молитвенная практика — это было смирение. Без него все остальное уже не имеет никакого значения. Многие необразованные, простые, малограмотные подвижники доходили до самых вершин созерцательной молитвы, почти не знакомясь с базовыми основами светского образования.
Терминология и практика.
Первое, что может вызвать трудности при изучении молитвенного опыта Святых Отцов, так это размытость и непонятность терминологических категорий, связанных со ступенями преуспеяния в молитвенном делании. Мы встретим такие понятия, как молитва «словесная», «устная», «умная», «сердечная», «умно-сердечная», «самодвижная», «созерцательная», «художественные методы молитвы». Кажется, что все это без специального практика-толкователя понять невозможно. Может быть, это и так, но давайте попробуем хотя бы упрощенно понять то, что доступно на нашем уровне. Попытаемся дать объяснение некоторых из этих терминов простым, понятным для всех языком.
Словесная рассеянная молитва.
Посмотрите на нашу молитву не с позиции нас самих, т.е. молящихся, а со стороны Того, кто эту молитву слушает. К вам на улице подходит человек, который хочет обратиться с какой-то личной просьбой. Начав говорить, этот человек вместо того, чтобы смотреть вам в лицо, начинает крутить головой и «бегать» по сторонам глазами. Его речь не связная, фрагментарная, урывчатая. Продолжая с вами общаться, он может, незаметно забыв о вас, перескочить на разговор с другими людьми на темы, не имеющие никакого отношения к разговору с вами. Этот странный человек не стоит на месте. Он может при разговоре отходить в сторону, шататься или сосредоточенно рассматривать окружающее картины, заведя ни с того, ни с чего о них беседу. Потом, как будто вспо
мнив о вас и спохватившись, он пытается сосредоточено припомнить на чем он остановился в своей беседе для того, чтобы закончить свою речь. Собеседник не раз будет пытаться так делать, но ему это будет редко удаваться. Создается впечатление, что перед вами не совсем психически здоровый человек. Он не может удержать логику направленной мысли, не может сконцентрироваться на своей речи, рассредоточен, постоянно увлекается потоком своих внутренних бессвязных образов.
Именно так нередко выглядит наша с вами молитва. Бог не только нас слышит, Он также видит то, о чем мы думаем, где бродим умом. Он видит те мысли, которые скачут в нашей голове в то время, как наш язык механически повторяет увиденные глазами слова из молитвослова. Такая молитва, может называться молитвой лишь условно. Поскольку сама личность человека в ней участвует эпизодически.
Умная, внимательная молитва.
Эта молитва приобретается не сразу, и не вдруг. Так же, как и ребенок не сразу обучается каллиграфическому письму чернилами. Он часто ставит кляксы, но со временем их будет все меньше и меньше. Так и мы, становясь на молитву, будем еще не раз вести себя так, как ведет себя вышеописанный душевно больной, разговаривая одновременно и с Богом, и с образами параллельных помыслов, отвлекаясь вниманием на возникающие в голове картинки, отводя внутренний взор от Бога и путаясь мыслями. Наша молитва будет похожа на плохо настроенный приемник, постоянно издающий шум, треск, помехи и бессмысленное жужжание. Но подвиг внимательной молитвы в том и заключается, чтобы приучить себя «работать на устойчивой волне». Мы должны всегда понимать, ЧТО мы говорим, КОМУ, и ЗАЧЕМ. Сразу это не получится, но когда это все же удастся, то мы достигнем умной словесной молитвы.
Сердечная молитва
Святые отцы еще называют ее умно-сердечной. В чем ее отличие от умной словесной? Представьте себе, что к вам подходит человек и обращается с определенной, грамотно построенной, речью. Его речь состоит из слов, которые имеют, как лексическое значение, так и эмоциональное содержание. Но у вас создается впечатление, что разговаривает с вами не человек, а робот. Все он говорит хорошо и правильно, но нет в этих словах жизни, эмоции, переживания сказанного.
Как будет выглядеть юноша, который таким образом будет признаваться девушке в глубоких к ней чувствах? Даже самая замечательная речь, сказанная холодно, безразлично, без эмоционально, не будет восприниматься серьезно. Умно-сердечная молитва предполагает обязательным своим условием не только внимательность ума, но и эмоциональное участие сердца. При том, что в этой молитве сердце играет доминирующую роль. Слова, их значение, служат лишь опорой для нас самих, чтобы помочь нам выразить чувства сердца. Могут быть такие молитвенные состояния, при которых слова будут вовсе не нужны. Покаянное предстояние перед Богом, с сердцем сокрушенным и смиренным, может быть и без слов. Тоже самое можно сказать и о чувстве благодарности. Сердце, наполняясь верой, Боговеденим, чистотой, опытом Богосозерцания, постепенно освобождается от необходимости облекать молитву в оболочки словарной лексики.
Созерцательная молитва.
Таким образом душа восходит к тем вершинам горнего мира, где она перестает молиться в привычном для нас значении этого слова. Созерцательная молитва не имеет чинопоследования и не привязана ни к каким внешним формам и образам. Она совершается в духе и не может быть выражена эмпирически. В человеческом языке нет слов, способных передать нам опыт созерцательной молитвы. Поэтому у Святых Отцов она обозначается через самые разные понятия: «созерцание», «видение», «восхищение» и т.п.
Самодвижная Иисусова молитва.
Отдельно нужно сказать о таком терминологически устойчивом выражении, как «самодвижная молитва». В данном случае речь идет, как правило, о краткой Иисусовой молитве, состоящей из пяти - восьми слов. Самодвижная молитва не является устойчивым приобретенным навыком психики. Она есть дар Божий, который дается подвижникам, постоянно упражняющихся в искусстве молитвенного делания.
Чтобы этот дар получить, нужно прийти к тому образу жизни, который
Именно так нередко выглядит наша с вами молитва. Бог не только нас слышит, Он также видит то, о чем мы думаем, где бродим умом. Он видит те мысли, которые скачут в нашей голове в то время, как наш язык механически повторяет увиденные глазами слова из молитвослова. Такая молитва, может называться молитвой лишь условно. Поскольку сама личность человека в ней участвует эпизодически.
Умная, внимательная молитва.
Эта молитва приобретается не сразу, и не вдруг. Так же, как и ребенок не сразу обучается каллиграфическому письму чернилами. Он часто ставит кляксы, но со временем их будет все меньше и меньше. Так и мы, становясь на молитву, будем еще не раз вести себя так, как ведет себя вышеописанный душевно больной, разговаривая одновременно и с Богом, и с образами параллельных помыслов, отвлекаясь вниманием на возникающие в голове картинки, отводя внутренний взор от Бога и путаясь мыслями. Наша молитва будет похожа на плохо настроенный приемник, постоянно издающий шум, треск, помехи и бессмысленное жужжание. Но подвиг внимательной молитвы в том и заключается, чтобы приучить себя «работать на устойчивой волне». Мы должны всегда понимать, ЧТО мы говорим, КОМУ, и ЗАЧЕМ. Сразу это не получится, но когда это все же удастся, то мы достигнем умной словесной молитвы.
Сердечная молитва
Святые отцы еще называют ее умно-сердечной. В чем ее отличие от умной словесной? Представьте себе, что к вам подходит человек и обращается с определенной, грамотно построенной, речью. Его речь состоит из слов, которые имеют, как лексическое значение, так и эмоциональное содержание. Но у вас создается впечатление, что разговаривает с вами не человек, а робот. Все он говорит хорошо и правильно, но нет в этих словах жизни, эмоции, переживания сказанного.
Как будет выглядеть юноша, который таким образом будет признаваться девушке в глубоких к ней чувствах? Даже самая замечательная речь, сказанная холодно, безразлично, без эмоционально, не будет восприниматься серьезно. Умно-сердечная молитва предполагает обязательным своим условием не только внимательность ума, но и эмоциональное участие сердца. При том, что в этой молитве сердце играет доминирующую роль. Слова, их значение, служат лишь опорой для нас самих, чтобы помочь нам выразить чувства сердца. Могут быть такие молитвенные состояния, при которых слова будут вовсе не нужны. Покаянное предстояние перед Богом, с сердцем сокрушенным и смиренным, может быть и без слов. Тоже самое можно сказать и о чувстве благодарности. Сердце, наполняясь верой, Боговеденим, чистотой, опытом Богосозерцания, постепенно освобождается от необходимости облекать молитву в оболочки словарной лексики.
Созерцательная молитва.
Таким образом душа восходит к тем вершинам горнего мира, где она перестает молиться в привычном для нас значении этого слова. Созерцательная молитва не имеет чинопоследования и не привязана ни к каким внешним формам и образам. Она совершается в духе и не может быть выражена эмпирически. В человеческом языке нет слов, способных передать нам опыт созерцательной молитвы. Поэтому у Святых Отцов она обозначается через самые разные понятия: «созерцание», «видение», «восхищение» и т.п.
Самодвижная Иисусова молитва.
Отдельно нужно сказать о таком терминологически устойчивом выражении, как «самодвижная молитва». В данном случае речь идет, как правило, о краткой Иисусовой молитве, состоящей из пяти - восьми слов. Самодвижная молитва не является устойчивым приобретенным навыком психики. Она есть дар Божий, который дается подвижникам, постоянно упражняющихся в искусстве молитвенного делания.
Чтобы этот дар получить, нужно прийти к тому образу жизни, который
Святыми Отцами обозначается, как «хождение перед Богом». Ошибочно думать, что непрестанная молитва может появиться только от привычки устами и умом произносить Иисусову молитву.
Само это молитвенное делание можно сравнить с насиживанием яйца. Для того, чтобы из него вылупился птенец, который возможно станет в будущем орлом, нужно сначала это яйцо снести и высидеть. Но еще до этого необходимо свить гнездо, где все это будет происходить. Притом сделать это нужно на вершине горы, а не на колхозном поле. Собственно, на это самое гнездо и нужно обратить первоочередное внимание. Никогда не зародится самодвижная молитва у человека, который живет в рассеянности мыслей, который занят многопопечительностью и погружен в суету многозаботливости. У человека со штормящими в сердце страстями «не пойдет» молитва. Даже малые колебания страстей сразу же разрушат тишину, которая является необходимым условием для практики исихазма. Обычными условиями для возрастания в этом молитвенном опыте является уединенная, тихая, удаленная от лишней суеты духовная жизнь, что более характерно для монахов - отшельников и скитян.
Но, тем не менее, в истории Церкви есть немало примеров, говорящих о том, что действие непрестанной молитвы достижимо не только людьми, живущими в уединении. Отец Григория Паламы, Константин, служил при дворце императора и, даже занимая важную правительственную должность, оставался глубоким практиком непрестанной Иисусовой молитвы. Старица Макрина Вассопулу (1921-1995), также живя в миру, достигла тех же высот умного делания, что и ее духовник, старец Иосиф Исихаст, в уединенной афонской келье. И таких примеров можно привести еще не мало.
«Непрестанно молитесь».
Отдельно несколько слов нужно сказать о пагубной привычке вести молитвенную жизнь эпизодически, рывками, как бы периодически «включаясь» в нее, как в определенный режим работы, а потом снова «выключаясь» и «живя, как все». Важнейшим условием духовного роста является заповедь апостола «непрестанно молитесь» (1 Фес. 5: 16–18). Это сложно, но важно!
Если утреннее и вечернее правило можно сравнить с горящим костром, то между ними нужно оставить в сердце хотя бы еле тлеющую лампадку. Людям физического труда, которые работают не головой, а руками, это не составит особенного труда. Достаточно постоянно удерживать внутри себя краткие молитвенные прошения, к которым относится и молитва Иисусова. Тем же, чей труд требует интеллектуальной сосредоточенности и внимания, Святые Отцы советуют делать небольшой перерыв в работе, хотя бы раз в час - полтора, для того, чтобы почитать небольшое молитвенное правило на 7-10 минут (именно столько занимает круг по четкам, состоящий из ста Иисусовых молитв). Положительная динамика молитвенного преуспеяния напрямую связана с постоянным пребыванием ума и сердца в Боге.
Заключение
Человек, в замысле Божьем о нем, соответствует самому себе только тогда, когда он пребывает в молитвенной связи с Богом. Достоинство человека в том и заключается, что в нем, как в некоем фокусе, соединен мир материальный и мир духовный. Человек поставлен Богом на периферии двух миров - мира «мертвой» материи, растений и животных, с одной стороны, и мира бесплотных ангельских сил, с другой. Молитва за мир и Богослужение является главным предназначением человека. Не выполняя ее, он как бы «проваливается» в глубину животного мира, живя в глубоком несоответствии с творческим замыслом Бога о нем. При этом «провале» человек не просто становится одним из населяющих планету высокоразвитым животным, он постепенно начинает приобретать демоноподобные свойства, о чем нам свидетельствует вся история человечества. Следовательно, молитва - это не есть привилегия для избранных, это обязанность каждого человека, который хочет быть таким, каким его создал Бог.
Само это молитвенное делание можно сравнить с насиживанием яйца. Для того, чтобы из него вылупился птенец, который возможно станет в будущем орлом, нужно сначала это яйцо снести и высидеть. Но еще до этого необходимо свить гнездо, где все это будет происходить. Притом сделать это нужно на вершине горы, а не на колхозном поле. Собственно, на это самое гнездо и нужно обратить первоочередное внимание. Никогда не зародится самодвижная молитва у человека, который живет в рассеянности мыслей, который занят многопопечительностью и погружен в суету многозаботливости. У человека со штормящими в сердце страстями «не пойдет» молитва. Даже малые колебания страстей сразу же разрушат тишину, которая является необходимым условием для практики исихазма. Обычными условиями для возрастания в этом молитвенном опыте является уединенная, тихая, удаленная от лишней суеты духовная жизнь, что более характерно для монахов - отшельников и скитян.
Но, тем не менее, в истории Церкви есть немало примеров, говорящих о том, что действие непрестанной молитвы достижимо не только людьми, живущими в уединении. Отец Григория Паламы, Константин, служил при дворце императора и, даже занимая важную правительственную должность, оставался глубоким практиком непрестанной Иисусовой молитвы. Старица Макрина Вассопулу (1921-1995), также живя в миру, достигла тех же высот умного делания, что и ее духовник, старец Иосиф Исихаст, в уединенной афонской келье. И таких примеров можно привести еще не мало.
«Непрестанно молитесь».
Отдельно несколько слов нужно сказать о пагубной привычке вести молитвенную жизнь эпизодически, рывками, как бы периодически «включаясь» в нее, как в определенный режим работы, а потом снова «выключаясь» и «живя, как все». Важнейшим условием духовного роста является заповедь апостола «непрестанно молитесь» (1 Фес. 5: 16–18). Это сложно, но важно!
Если утреннее и вечернее правило можно сравнить с горящим костром, то между ними нужно оставить в сердце хотя бы еле тлеющую лампадку. Людям физического труда, которые работают не головой, а руками, это не составит особенного труда. Достаточно постоянно удерживать внутри себя краткие молитвенные прошения, к которым относится и молитва Иисусова. Тем же, чей труд требует интеллектуальной сосредоточенности и внимания, Святые Отцы советуют делать небольшой перерыв в работе, хотя бы раз в час - полтора, для того, чтобы почитать небольшое молитвенное правило на 7-10 минут (именно столько занимает круг по четкам, состоящий из ста Иисусовых молитв). Положительная динамика молитвенного преуспеяния напрямую связана с постоянным пребыванием ума и сердца в Боге.
Заключение
Человек, в замысле Божьем о нем, соответствует самому себе только тогда, когда он пребывает в молитвенной связи с Богом. Достоинство человека в том и заключается, что в нем, как в некоем фокусе, соединен мир материальный и мир духовный. Человек поставлен Богом на периферии двух миров - мира «мертвой» материи, растений и животных, с одной стороны, и мира бесплотных ангельских сил, с другой. Молитва за мир и Богослужение является главным предназначением человека. Не выполняя ее, он как бы «проваливается» в глубину животного мира, живя в глубоком несоответствии с творческим замыслом Бога о нем. При этом «провале» человек не просто становится одним из населяющих планету высокоразвитым животным, он постепенно начинает приобретать демоноподобные свойства, о чем нам свидетельствует вся история человечества. Следовательно, молитва - это не есть привилегия для избранных, это обязанность каждого человека, который хочет быть таким, каким его создал Бог.
В НОВОМ ГОДУ ОЖИДАЕТСЯ РОСТ ЦЕН НА ВРЕМЯ.
С Новым годом, дорогие друзья. Слава Богу! Он дал нам с вами возможность продвинуться еще на один год по оси времени в направлении вечной неподвижности Бога. В наступившем Новом году я хочу пожелать всем нам, чтобы мы не заблудились в этом мире.
Тем, кто идет по узкому и тернистому Пути вверх, хочу пожелать смотреть не только на устрашающие шипы и колючки под ногами, но и на красоту самой дороги. Помните, что лучшие люди, которые жили на этой Планете, шли именно этим путем. Проходя через боль и кровь, Путь заканчивается на вершине Вечной Радости, которую уже никто у нас не сможет отнять. Несмотря на все сложности и трудности дороги, Бог уже здесь дает нам немало утешений, главное из которых - возможность говорить с Ним и смотреть Ему в Лицо. Да и Мир, в котором мы живем, хоть и изуродован грехом, но вдохновляет своей непостижимой красотой, изяществом и изысканностью тонкой поэтической фантазией Божественного Логоса. И в нем по-прежнему живет немало чистых и светлых душ.
Тем, кто ещё остался внизу, в Долине Смерти, желаю как можно скорее собираться в путь по Узкой Тропе. Все, что вас окружает и кажется таким привлекательным и желанным, не более чем обманчивые маски ада, за которыми прячется «тьма над бездной». Оставьте их. Орел Смерти спускается в эту долину внезапно унося в своих когтях душу в пропасть с которой уже нет возврата. Помните об этом и не теряйте драгоценное время жизни понапрасну.
Хочу, чтобы мы помнили и не забывали о том, что вся горечь жизни выдается нам строго по рецепту, выписанному Самим Богом. А это значит, что мы будем Жить, если не станем капризничать, и пройдем до конца весь курс лечения. Будем менять время земной жизни на Благодать и продавать его как можно дороже. С Новым годом!
С Новым годом, дорогие друзья. Слава Богу! Он дал нам с вами возможность продвинуться еще на один год по оси времени в направлении вечной неподвижности Бога. В наступившем Новом году я хочу пожелать всем нам, чтобы мы не заблудились в этом мире.
Тем, кто идет по узкому и тернистому Пути вверх, хочу пожелать смотреть не только на устрашающие шипы и колючки под ногами, но и на красоту самой дороги. Помните, что лучшие люди, которые жили на этой Планете, шли именно этим путем. Проходя через боль и кровь, Путь заканчивается на вершине Вечной Радости, которую уже никто у нас не сможет отнять. Несмотря на все сложности и трудности дороги, Бог уже здесь дает нам немало утешений, главное из которых - возможность говорить с Ним и смотреть Ему в Лицо. Да и Мир, в котором мы живем, хоть и изуродован грехом, но вдохновляет своей непостижимой красотой, изяществом и изысканностью тонкой поэтической фантазией Божественного Логоса. И в нем по-прежнему живет немало чистых и светлых душ.
Тем, кто ещё остался внизу, в Долине Смерти, желаю как можно скорее собираться в путь по Узкой Тропе. Все, что вас окружает и кажется таким привлекательным и желанным, не более чем обманчивые маски ада, за которыми прячется «тьма над бездной». Оставьте их. Орел Смерти спускается в эту долину внезапно унося в своих когтях душу в пропасть с которой уже нет возврата. Помните об этом и не теряйте драгоценное время жизни понапрасну.
Хочу, чтобы мы помнили и не забывали о том, что вся горечь жизни выдается нам строго по рецепту, выписанному Самим Богом. А это значит, что мы будем Жить, если не станем капризничать, и пройдем до конца весь курс лечения. Будем менять время земной жизни на Благодать и продавать его как можно дороже. С Новым годом!
«Мы мышей не убиваем, а искушаем»
жизненный подвиг преп. Серафима (Романцова)
(1885- 1976)
Преподобный Серафим (Романцов), в крещении Иван, родился в 28 июня 1885 года. Он рано остался сиротой и уже в пятнадцатилетнем возрасте поступил в Глинскую пустынь. С началом первой мировой войны в 1914 году Иван был отправлен на фронт. В 1916 получил ранение и оказался в госпитале. Старец потом рассказывал, что среди раненых был гипнотизер, который своими пассами мог усыплять людей и вообще воздействовать на сознание солдат. Единственный, на кого он не мог повлиять, так это на молодого Ивана, который в это время читал Иисусову молитву.
После выздоровления он возвращается в родную обитель, где в 1919 году в возрасте 34 лет принимает постриг с именем Ювеналий. Уже в разгар революционного безумия в 1920 году он рукополагается в иеродиакона, а в 1926 в иеромонаха. В том же году принимает постриг в схиму с именем Серафим. После закрытия обители отец Серафим подвизается в горах Кавказа. Время жизни в горах батюшка потом вспоминал, как лучшие годы своей жизни. Подвижники расчищали в горном лесу землю, на которой разбивали небольшие огороды, заводили пасеки, читали непрестанно Иисусову молитву, а ночи проводили в бдениях. Жизнь в горах была тяжелая. Огороды часто разворовывались дикими медведями. Рядом бродили хищные звери, а запасы продовольствия нередко съедались мышами. По вопросу православного отношения к мышам, собрали даже совещание. Обсуждали можно ли монаху убивать мышей. Наконец решили: «Мы мышей не убиваем, а искушаем: хочешь - иди в мышеловку, а хочешь - нет», - рассказывал отец Серафим с добрым юмором.
Советская власть выслеживала монахов и в самых скрытных убежищах. Так отец Серафим был арестован в 1930 году и отправлен на строительство Беломорканала. Отбыв срок, он проживал с 1934 по 1946 год в Киргизии. Летом отец Серафим укрывался в горах, а к зиме перебирался на жилье к одной благочестивой семье. Для него была оборудована небольшая келья, пристроенная к курятнику. В горы еду для старца приносили дети, стараясь быть незамеченными. А зимой, по ночам, в условиях строжайшей конспирации к нему собирались люди для исповеди, причастия, получения духовной помощи.
Это время жизни отца Серафима было связанно с усиленным молитвенным подвигом и овладением непрестанной Иисусовой молитвой. Впоследствии в своих письмах старец будет постоянно проводить мысль о необходимости для спасения обучения навыку умного делания. Отец Серафим уважал богословские знания, но считал молитву самой высшей из наук. «В Иисусовой молитве заключается вся философия мира», - говорил он.
В 1947 году отец Серафим возвращается в открывшуюся Глинскую пустынь. В тяжелые послевоенные годы монастырь снова стал возрождаться. Люди, потерявшие в годы войны близких и родных, искали у старцев духовного утешения и поддержки. Преподобный Серафим становится духовником Глинской обители. В то же время ему нужно было решать много административных вопросов. Уже в это время зафиксировано множество случаев прозорливости старца. Люди чувствовали действенную силу его молитвенной помощи, которая творила чудеса.
День старца начинался с трех – четырех часов утра. Утром и вечером он ежедневно был на богослужении, после чего исполнял свое келейное монашеское правило. Потом принимал сотни людей, которые шли к нему на исповедь. Ночами отвечал на письма, которые приходили к нему из разных концов страны.
В 1961 году начались новые гонения на Церковь и Глинскую пустынь снова решили закрыть. Советская власть готовилась к ее закрытию, как к серьезной военной спецоперации. Для этого было задействовано двести пятьдесят силовиков, двадцать три машины. Спецгруппы полностью изолировали территорию монастыря, перекрыли все подходы к обители. Монахов вывезли на ближайшую железнодорожную станцию, запретив брать с собой деньги и продукты. Так отец Серафим оказался без денег и еды на ЖД станции. Набожные люди помогли ему собрать немного средств, дали продуктов и отправили батюшку в Сухуми.
жизненный подвиг преп. Серафима (Романцова)
(1885- 1976)
Преподобный Серафим (Романцов), в крещении Иван, родился в 28 июня 1885 года. Он рано остался сиротой и уже в пятнадцатилетнем возрасте поступил в Глинскую пустынь. С началом первой мировой войны в 1914 году Иван был отправлен на фронт. В 1916 получил ранение и оказался в госпитале. Старец потом рассказывал, что среди раненых был гипнотизер, который своими пассами мог усыплять людей и вообще воздействовать на сознание солдат. Единственный, на кого он не мог повлиять, так это на молодого Ивана, который в это время читал Иисусову молитву.
После выздоровления он возвращается в родную обитель, где в 1919 году в возрасте 34 лет принимает постриг с именем Ювеналий. Уже в разгар революционного безумия в 1920 году он рукополагается в иеродиакона, а в 1926 в иеромонаха. В том же году принимает постриг в схиму с именем Серафим. После закрытия обители отец Серафим подвизается в горах Кавказа. Время жизни в горах батюшка потом вспоминал, как лучшие годы своей жизни. Подвижники расчищали в горном лесу землю, на которой разбивали небольшие огороды, заводили пасеки, читали непрестанно Иисусову молитву, а ночи проводили в бдениях. Жизнь в горах была тяжелая. Огороды часто разворовывались дикими медведями. Рядом бродили хищные звери, а запасы продовольствия нередко съедались мышами. По вопросу православного отношения к мышам, собрали даже совещание. Обсуждали можно ли монаху убивать мышей. Наконец решили: «Мы мышей не убиваем, а искушаем: хочешь - иди в мышеловку, а хочешь - нет», - рассказывал отец Серафим с добрым юмором.
Советская власть выслеживала монахов и в самых скрытных убежищах. Так отец Серафим был арестован в 1930 году и отправлен на строительство Беломорканала. Отбыв срок, он проживал с 1934 по 1946 год в Киргизии. Летом отец Серафим укрывался в горах, а к зиме перебирался на жилье к одной благочестивой семье. Для него была оборудована небольшая келья, пристроенная к курятнику. В горы еду для старца приносили дети, стараясь быть незамеченными. А зимой, по ночам, в условиях строжайшей конспирации к нему собирались люди для исповеди, причастия, получения духовной помощи.
Это время жизни отца Серафима было связанно с усиленным молитвенным подвигом и овладением непрестанной Иисусовой молитвой. Впоследствии в своих письмах старец будет постоянно проводить мысль о необходимости для спасения обучения навыку умного делания. Отец Серафим уважал богословские знания, но считал молитву самой высшей из наук. «В Иисусовой молитве заключается вся философия мира», - говорил он.
В 1947 году отец Серафим возвращается в открывшуюся Глинскую пустынь. В тяжелые послевоенные годы монастырь снова стал возрождаться. Люди, потерявшие в годы войны близких и родных, искали у старцев духовного утешения и поддержки. Преподобный Серафим становится духовником Глинской обители. В то же время ему нужно было решать много административных вопросов. Уже в это время зафиксировано множество случаев прозорливости старца. Люди чувствовали действенную силу его молитвенной помощи, которая творила чудеса.
День старца начинался с трех – четырех часов утра. Утром и вечером он ежедневно был на богослужении, после чего исполнял свое келейное монашеское правило. Потом принимал сотни людей, которые шли к нему на исповедь. Ночами отвечал на письма, которые приходили к нему из разных концов страны.
В 1961 году начались новые гонения на Церковь и Глинскую пустынь снова решили закрыть. Советская власть готовилась к ее закрытию, как к серьезной военной спецоперации. Для этого было задействовано двести пятьдесят силовиков, двадцать три машины. Спецгруппы полностью изолировали территорию монастыря, перекрыли все подходы к обители. Монахов вывезли на ближайшую железнодорожную станцию, запретив брать с собой деньги и продукты. Так отец Серафим оказался без денег и еды на ЖД станции. Набожные люди помогли ему собрать немного средств, дали продуктов и отправили батюшку в Сухуми.
Ни слова ропота или недовольства никто и никогда не слышал с уст преподобного Серафима. Как и другие Глинские старцы, все происходящее он воспринимал, как с руки Божией.
Старцу в это время уже было семьдесят шесть лет. На Кавказе, по благословению митрополита Зиновия (Мажуги), отец Серафим становится духовником горных подвижников, которые стекались в эти места после закрытия монастырей. Невозможно было стать насельником ни одного тайного скита в горах без благословения отца Серафима. Батюшка ревностно и строго следил за духовной жизнью пустынножителей, исповедовал их, вразумлял, наставлял. Милиция старалась где только можно выследить убежища монахов. Их сажали в тюрьмы, избивали за бродяжничество, натравливали на них уголовников. Прозорливость старца Серафима тогда спасла не одну жизнь. В Духе Святом он предвидел многие события, которые должны были произойти в будущем, и заранее предупреждал монахов о том, чтобы они уходили из своих убежищ, потому что на них готовится облава.
Сила молитв старца была такова, что люди, находящиеся за многие километры от него, получали исцеления и помощь. Монах Константин, погибая в горах, успел только крикнуть Богу: «Господи, молитвами старца Серафима, помилуй мя», как тут же какая-то невидимая сила спасла его от верной гибели. Монахиня Мария, духовная дочь отца Серафима, жила в Таганроге. Ее парализовало и она, лежа дома обездвиженная, мысленно просила старца о помощи. Отец Серафим передал ей через знакомых просфору и сказал, чтобы она приехала к нему в Сухуми. Несмотря на то, что врачи строго запретили матушке двигаться, она настояла, чтобы ее погрузили в поезд и оправили к старцу. На другой день после того, как монахиню Марию привезли к отцу Серафиму, она уже стала ходить. А через неделю батюшка благословил ее взять две сумки, по десять килограмм каждая, и отнести в горы монахам. Матушка исполнила послушание и при этом не почувствовала в своем теле даже следов болезни. Таких примеров уже при жизни старца было много.
К концу жизни отец Серафим все реже выходил из кельи, силы его покидали, последние дни он провел, не вставая с постели. Ближе к смерти благодать, которая так изобильно пребывала в его сердце, стала проявлять себя с необычайной силой. В последние часы перед уходом преподобный сказал своим ученикам: «О чем я молился всю жизнь и то, чего искал, открылось сейчас в моем сердце. Моя душа исполнилась благодати настолько, что не могу ее даже вместить». При этом окружающие люди видели, как старец буквально светился, лежа на смертном одре. Его святая душа ушла к Господу 1 января 1976 года. Мощи старца были погребены на Михайловском кладбище г. Сухуми, а после канонизации в марте 2009 года перенесены в Глинскую пустынь, где находятся и поныне.
Старцу в это время уже было семьдесят шесть лет. На Кавказе, по благословению митрополита Зиновия (Мажуги), отец Серафим становится духовником горных подвижников, которые стекались в эти места после закрытия монастырей. Невозможно было стать насельником ни одного тайного скита в горах без благословения отца Серафима. Батюшка ревностно и строго следил за духовной жизнью пустынножителей, исповедовал их, вразумлял, наставлял. Милиция старалась где только можно выследить убежища монахов. Их сажали в тюрьмы, избивали за бродяжничество, натравливали на них уголовников. Прозорливость старца Серафима тогда спасла не одну жизнь. В Духе Святом он предвидел многие события, которые должны были произойти в будущем, и заранее предупреждал монахов о том, чтобы они уходили из своих убежищ, потому что на них готовится облава.
Сила молитв старца была такова, что люди, находящиеся за многие километры от него, получали исцеления и помощь. Монах Константин, погибая в горах, успел только крикнуть Богу: «Господи, молитвами старца Серафима, помилуй мя», как тут же какая-то невидимая сила спасла его от верной гибели. Монахиня Мария, духовная дочь отца Серафима, жила в Таганроге. Ее парализовало и она, лежа дома обездвиженная, мысленно просила старца о помощи. Отец Серафим передал ей через знакомых просфору и сказал, чтобы она приехала к нему в Сухуми. Несмотря на то, что врачи строго запретили матушке двигаться, она настояла, чтобы ее погрузили в поезд и оправили к старцу. На другой день после того, как монахиню Марию привезли к отцу Серафиму, она уже стала ходить. А через неделю батюшка благословил ее взять две сумки, по десять килограмм каждая, и отнести в горы монахам. Матушка исполнила послушание и при этом не почувствовала в своем теле даже следов болезни. Таких примеров уже при жизни старца было много.
К концу жизни отец Серафим все реже выходил из кельи, силы его покидали, последние дни он провел, не вставая с постели. Ближе к смерти благодать, которая так изобильно пребывала в его сердце, стала проявлять себя с необычайной силой. В последние часы перед уходом преподобный сказал своим ученикам: «О чем я молился всю жизнь и то, чего искал, открылось сейчас в моем сердце. Моя душа исполнилась благодати настолько, что не могу ее даже вместить». При этом окружающие люди видели, как старец буквально светился, лежа на смертном одре. Его святая душа ушла к Господу 1 января 1976 года. Мощи старца были погребены на Михайловском кладбище г. Сухуми, а после канонизации в марте 2009 года перенесены в Глинскую пустынь, где находятся и поныне.
Вера – это компас, ведущий в Рай.
Апостольское чтение недели перед Рождеством Христовым посвящено теме значения веры в жизни христианина. Примеры веры Авраама, Исаака, Иакова приводятся нам в качестве назидания. Благодаря своей вере эти люди стали тайнозрителями будущих судеб мира и Церкви, которые исполнились в событии Рождества Христова. Вера этих людей является примером того, как нам нужно учиться смотреть на историю человечества. Живя в тленном материальном мире, мы своим внутренним оком должны прозревать жизнь будущего века, нашу вечную родину, к которой мы стремимся подобно нашим праотцам.
Редким Божиим избранникам дается видение рая уже в земной жизни. Схимонах Николай Абрулах, который перешел в православие из мусульман, претерпел от иноверцев страшные страдания. За эти муки Бог показал ему райские селения. «Трудно передать словами, - говорит он, - даже самое отдаленное подобие красоты этого места – красоты поистине не гибнущей и неизреченной. Скуден и беден человеческий язык, чтобы передать великолепие рая».
Пока наш ум держится за этот мир и смотрит в землю, он не может видеть Небо. Уверовать в Бога, признать Его бытие и власть не составляет особого труда для души. Значительно сложнее укрепиться в вере и сделать ее смыслом всей жизни. Читая книги о вере и Боге, мы преодолеваем целые горы слов. Книги обогащают нашу эрудицию, плетения слов – изощряют интеллект, но когда Сам Бог входит в душу, то умолкают все слова и становятся ненужными никакие книги. Свет Христов просвещает сердце, которому ничего не нужно, кроме Бога. Наш дух создан не миром, а Богом, и ему не свойственно держаться за этот мир.
Когда-то давно меня пригласили послужить панихиду в доме одного известного человека, который недавно умер. Я зашел не в дом, а скорее в дворец. На стенах висели дорогие картины, на полу стояли шикарные вазы, везде очень дорогая мебель. Но для молитвы мне нужны были иконы. Я попросил вдову принести мне икону Спасителя или Богородицы, чтобы перед ними вознести молитвы о новопреставленном. Оказалось, в этом роге изобилия не было ни одной нормальной иконы, перед которой можно было бы отслужить службу. С трудом нашли какой-то карманный ламинированный вариант. Я конечно же отслужил службу, но в душе осталось чувство глубокой жалости к этим людям, так бездумно проживающих свою единственную короткую жизнь.
Чтобы свободно парить над землей, за нее не нужно цепляться. Мы суетимся, ропщем, боимся - и все это делает нам глубоко несчастными. У человека может быть много денег в кошельке и целый ад в душе. А может быть благодать в сердце и бесконечный рай в душе. Тот, кто не боится ничего потерять - блажен, потому что его дух находит свой покой в Боге, которого он никогда не сможет потерять. Если ты не цепляешься умом за мирское, то освобождаешься от мира. Если не цепляешься умом за помыслы, то освобождаешься от страха. Если тебя кто-то обидел или разозлил, это не значит, что тебя действительно разозлили или обидели. Это значит, что твой ум зацепился за обиду и злость, и потерял таким образом свою свободу. Наш ум таскает нас по миру, как спесивая собака глупого хозяина. Привяжи свой ум к сердцу на поводке внимания и молитвы и приобретешь покой от дурных помыслов. Оставь рассеянность ума, дыши и живи одной молитвой и найдешь мир и радость.
Вера живет не в мозгах и не в словах, а в чистом сердце. Бог не исчезает и не появляется. Исчезает и появляется только сердечная чистота. При ее потере Бог как бы теряется из радаров наших сердец. А когда через молитву, смирение и покаяние мы снова очищаем внутреннее зрение души, то опять начинаем видеть Его ясно. В Боге душа успокаивается и обретает свой дом. Спокойствие ума и его покой не одно и то же. Спокойствие — это то, что принадлежит этому миру, а покой — это вхождение ума в нерукотворный свет Христовой благодати.
Апостольское чтение недели перед Рождеством Христовым посвящено теме значения веры в жизни христианина. Примеры веры Авраама, Исаака, Иакова приводятся нам в качестве назидания. Благодаря своей вере эти люди стали тайнозрителями будущих судеб мира и Церкви, которые исполнились в событии Рождества Христова. Вера этих людей является примером того, как нам нужно учиться смотреть на историю человечества. Живя в тленном материальном мире, мы своим внутренним оком должны прозревать жизнь будущего века, нашу вечную родину, к которой мы стремимся подобно нашим праотцам.
Редким Божиим избранникам дается видение рая уже в земной жизни. Схимонах Николай Абрулах, который перешел в православие из мусульман, претерпел от иноверцев страшные страдания. За эти муки Бог показал ему райские селения. «Трудно передать словами, - говорит он, - даже самое отдаленное подобие красоты этого места – красоты поистине не гибнущей и неизреченной. Скуден и беден человеческий язык, чтобы передать великолепие рая».
Пока наш ум держится за этот мир и смотрит в землю, он не может видеть Небо. Уверовать в Бога, признать Его бытие и власть не составляет особого труда для души. Значительно сложнее укрепиться в вере и сделать ее смыслом всей жизни. Читая книги о вере и Боге, мы преодолеваем целые горы слов. Книги обогащают нашу эрудицию, плетения слов – изощряют интеллект, но когда Сам Бог входит в душу, то умолкают все слова и становятся ненужными никакие книги. Свет Христов просвещает сердце, которому ничего не нужно, кроме Бога. Наш дух создан не миром, а Богом, и ему не свойственно держаться за этот мир.
Когда-то давно меня пригласили послужить панихиду в доме одного известного человека, который недавно умер. Я зашел не в дом, а скорее в дворец. На стенах висели дорогие картины, на полу стояли шикарные вазы, везде очень дорогая мебель. Но для молитвы мне нужны были иконы. Я попросил вдову принести мне икону Спасителя или Богородицы, чтобы перед ними вознести молитвы о новопреставленном. Оказалось, в этом роге изобилия не было ни одной нормальной иконы, перед которой можно было бы отслужить службу. С трудом нашли какой-то карманный ламинированный вариант. Я конечно же отслужил службу, но в душе осталось чувство глубокой жалости к этим людям, так бездумно проживающих свою единственную короткую жизнь.
Чтобы свободно парить над землей, за нее не нужно цепляться. Мы суетимся, ропщем, боимся - и все это делает нам глубоко несчастными. У человека может быть много денег в кошельке и целый ад в душе. А может быть благодать в сердце и бесконечный рай в душе. Тот, кто не боится ничего потерять - блажен, потому что его дух находит свой покой в Боге, которого он никогда не сможет потерять. Если ты не цепляешься умом за мирское, то освобождаешься от мира. Если не цепляешься умом за помыслы, то освобождаешься от страха. Если тебя кто-то обидел или разозлил, это не значит, что тебя действительно разозлили или обидели. Это значит, что твой ум зацепился за обиду и злость, и потерял таким образом свою свободу. Наш ум таскает нас по миру, как спесивая собака глупого хозяина. Привяжи свой ум к сердцу на поводке внимания и молитвы и приобретешь покой от дурных помыслов. Оставь рассеянность ума, дыши и живи одной молитвой и найдешь мир и радость.
Вера живет не в мозгах и не в словах, а в чистом сердце. Бог не исчезает и не появляется. Исчезает и появляется только сердечная чистота. При ее потере Бог как бы теряется из радаров наших сердец. А когда через молитву, смирение и покаяние мы снова очищаем внутреннее зрение души, то опять начинаем видеть Его ясно. В Боге душа успокаивается и обретает свой дом. Спокойствие ума и его покой не одно и то же. Спокойствие — это то, что принадлежит этому миру, а покой — это вхождение ума в нерукотворный свет Христовой благодати.
Для христианина вера – это крылья. Оторвавшись от земли, человек обретает нескончаемую свободу. Но чтобы это произошло, ему нужно растоптать свое самолюбие ногами других людей. Царство Божие – это Царство блаженной радости и тихости Святого Духа. Работать всю жизнь ради куска хлеба, забывая о «Царстве Божьем и правде Его», значит жить во лжи. Только сердце, просвещенное благодатью, является источником непрекращающегося счастья, над которым даже смерть не имеет власти. Все остальное – ложь и обман.
Когда-то я провожал в последний путь одну свою добрую знакомую. Простая женщина, которая ничем особым не отличалась кроме того, что глубоко и искренне верила в Бога, и главным смыслом своей жизни видела творение добрых дел и вообще жизнь по заповедям. Редкий случай, когда внутреннее чувство не соответствует внешней обстановке. Собрались родственники, знакомые, у большинства слезы на глазах. А вокруг разлита радость Пасхи. Произносить ектеньи об упокоении хочется с доброй улыбкой. «Господи! Душа сбылась: Умысел твой самый тайный», - хочется повторить строки М. Цветаевой над могилой таких людей эти.
В молитве человек разбивает кувалдой гранит смерти, но нужно пролить море пота прежде, чем на щебне этих обломков забьет источник чистой молитвы и созерцания. Отличительная черта истинного христианина та, что он сумел победить смерть прежде самой смерти. Цитаты святых отцов и книжные знания не спасут и в момент смерти не помогут. Только благодать, накопленная в течении жизни, сможет стать стеной между адом и душой.
Православие — это вера, которая дана нам для спасения, а не для украшения быта. Она сеет Царство Божие в нашем сердце уже в этой жизни, и дает стократный урожай в жизни будущего века. Вера — это компас, следуя которому, мы входим в сияющие вечные чертоги Рая.
В эти светлые дни, когда мы готовимся к встрече Рождества Христова мы можем вспомнить что и волхвы, и пастухи нашли свой путь к Вифлеемскому младенцу идя дорогой веры. Одних по этой дороге вел ум, а других сердце. Первым пришлось идти намного дольше, чем вторым. Путь сердца к Богу всегда короче пути ума. Но важен в конечно итоге результат – найти Христа и обрести в нем покой.
Когда-то я провожал в последний путь одну свою добрую знакомую. Простая женщина, которая ничем особым не отличалась кроме того, что глубоко и искренне верила в Бога, и главным смыслом своей жизни видела творение добрых дел и вообще жизнь по заповедям. Редкий случай, когда внутреннее чувство не соответствует внешней обстановке. Собрались родственники, знакомые, у большинства слезы на глазах. А вокруг разлита радость Пасхи. Произносить ектеньи об упокоении хочется с доброй улыбкой. «Господи! Душа сбылась: Умысел твой самый тайный», - хочется повторить строки М. Цветаевой над могилой таких людей эти.
В молитве человек разбивает кувалдой гранит смерти, но нужно пролить море пота прежде, чем на щебне этих обломков забьет источник чистой молитвы и созерцания. Отличительная черта истинного христианина та, что он сумел победить смерть прежде самой смерти. Цитаты святых отцов и книжные знания не спасут и в момент смерти не помогут. Только благодать, накопленная в течении жизни, сможет стать стеной между адом и душой.
Православие — это вера, которая дана нам для спасения, а не для украшения быта. Она сеет Царство Божие в нашем сердце уже в этой жизни, и дает стократный урожай в жизни будущего века. Вера — это компас, следуя которому, мы входим в сияющие вечные чертоги Рая.
В эти светлые дни, когда мы готовимся к встрече Рождества Христова мы можем вспомнить что и волхвы, и пастухи нашли свой путь к Вифлеемскому младенцу идя дорогой веры. Одних по этой дороге вел ум, а других сердце. Первым пришлось идти намного дольше, чем вторым. Путь сердца к Богу всегда короче пути ума. Но важен в конечно итоге результат – найти Христа и обрести в нем покой.