Они

Произошло это не так давно. Я одним летом отправилась к моему другу в деревню. Эта деревня была очень далеко от города и туда редко кто приезжал. Со всех сторон её окружал густой хвойный лес, в котором много кто пропадал. Я отправилась в ту деревню рано утром, а приехала поздно вечером. Мой друг был рад меня видеть, но очень волновался... я спросила, в чём дело и он сказал, что его бабушка ушла в лес три дня назад и до сих пор не вернулась. А прошлой ночью из леса доносились жуткие крики и вой волков, но волки в тех лесах не обитают, их истребили ещё лет 20 назад. Я не придала его словам значения, т.к. очень устала и хотела спать. Он расстелил мне постель, и я крепко заснула. Сам дом был маленький. Печка стол, скамейки и 2 кровати. На одной из них спала я, а на другой мой друг. Посреди ночи я проснулась от того, что кто-то громко дышал.- Это ты? - спросила я.- Нет, - ответил мой друг, возможно, это они... - дополнил он. Мне стало страшно... В доме не было света и сквозь темноту я плохо что видела. Кто-то зверски зарычал за дверью и стал ломиться в неё. Я соскочила с кровати и быстро села на кровать к другу. "Молчи", - сказал он, прижимая меня к себе. Я сильно дрожала. То, что ломилось в дверь затихло, но вскоре опять стало выламывать дверь. Я думала, что это существо выломает дверь, но старушка-изба была крепче, чем я думала. Зверь не сдавался... Но скоро он снова затих...Я уже перевела дух, как тут оно вскочило на крышу и стало по ней прыгать. Крыша трещала. С рёвом и криками зверь продолжал ломать дом. Потом он стал скрести когтями железную трубу. Я с огромным трудом могла сдерживать себя. Я хотела закричать и убежать, но друг закрывал рукой мой рот, а другой держал меня. Зверь почти проломил потолок, но тут...Выстрел... Всё стихло...Утром, я узнала, что в этой деревне после ночи пропало 5 человек. Убито 8 собак и 13 коров. Кто это был неизвестно... Но ясно точно, что оно не остановится и убьёт всё...Годом позже я узнала, что моего друга убили. Перегрызли глотку. А неделю назад мне позвонили, но в трубку ничего не говорили, только громко дышали...

Пожар в детском лагере 

Совсем недавно я отдыхала в одном пансионате недалеко от своего города, народу на то время было совсем мало, мне было действительно очень скучно. Общалась я только с весьма пожилой женщиной, которая сидела у ворот, и задача ее была не пускать тех, кто здесь не отдыхал. Однажды я снова пришла к ней на недолгую беседу, сегодня я хотела бы спросить у нее про то, что находится поблизости пансионата. Дабы куда можно сходить и прогуляться? Она начала говорить про всякие спортивные комплексы и пункты проката, про бассейны и реки… Но вот промелькнула одна фраза про заброшенный детский лагерь! Она сказала: «Здесь еще есть заброшенный лагерь, детский, разумеется. Заброшен он уже более 25-ти лет. Там что-то плохое произошло, есть погибшие... Про это Семеновна знает (ее сменщица), а я не очень, старая я уже, сердечко-то слабенькое у меня». Я не стала больше ни о чем ее спрашивать, лишь быстро рванула в свой домик – быстрее собираться. Я не любитель «таких» приключений, но это было самое близкое место из всех перечисленных. А меня, господа, собственно, лень тоже не оставляет. И вот я запрокинула себе за спину рюкзак с небольшим количествам предметов, думаю, вам не особо будет интересно, если я буду часто вдаваться в подробности. Я немедля вышла за ворота пансионата, идя в нужном направлении. Я думала, что все равно надо будет завтра узнать у Семеновны, что там случилось, интересно же. Я и до этого была в «заброшках» иногда, но там ничего не находила, никакой мистики и не было. Сегодня будет интересней, ведь я иду туда одна – впервые. Я, наконец, увидела долгожданный, ржавый заборчик, который шел вдоль всей территории этого местечка. Мне даже странным не показался тот факт, что калитка открыта настежь. Этим местам никто не занимался уже очень давно. В первые годы после той самой трагедии никто не взял под «власть» это место, иными словами, никто его не выкупил. А сейчас уже поздно, все быль заброшено. Высокая трава мешала мне пройти через калитку, я запиналась и путалась в ней, из-за этого падая несколько раз. Когда, наконец, это испытание было пройдено, я оглянулась по сторонам. Справа был небольшой вагончик, выглядел он ужасно. Весь ржавый, покореженный, исписанный уже нынешними подростками. Это не вызывало никакого страха, лишь отвращение. Но любопытство-то всегда берет верх над всем! И я смело забралась по почти развалившейся ржавой лестнице, состоявшей из 3-х ступенек. Я думаю, чтобы там ни было, но вагончик пережил напасть, не пострадав от нее, так как было понятно, что попортило его время. Конечно же, ведь вагон находится аж у самого входа. Внутри я увидела тесноватую комнатку с одной кроватью. Белья на ней не было никакого, сама она была железная. Еще валялись какие-то коробки. Под ногами что-то зашуршало, я подняла с пола какой-то документ. Все было затерто, я даже не поняла что это за бумажка, я уставилась на четыре буквы, которые были хорошо видны. Там было написано СССР. Немного повертев это в руках, я поняла, что держу паспорт старых времен. Все цифры и буквы были страшно затерты, я не могла понять, кому он принадлежал. Но мне было вполне достаточно того, что я узнала примерную дату бедствия. Это куда надо было так лететь, чтобы паспорт не взять? Он же валяется прям под ногами! Могли бы вернуться, вагончик-то цел был тогда. Я больше ничего здесь не нашла и вышла оттуда. Я решила взять это с собой в память о том, что была здесь. Я называю это «трофей», хоть и знаю, что так лучше не поступать, но ведь все равно это уже никому не пригодится. Я прошла ближе к небольшим летним домикам, видать, дети жили в них. Я посмотрела в разбитое окно одного из них, там были 4 кровати. Рядом стояли дома разных размеров: те, в которых было больше 6 кроватей, в одном из них вообще только лишь 2. Я зашла в один домик, чтобы оглядеть все. Пока ничего странного я не увидела. 4 кровати, возле одной из них небрежно валялась старая игрушечная машинка без одного колеса. Вообще, дома были практически черные: то ли сгнили, то ли сгорели. Внутри все тоже выглядело ужасно и попорчено.

Уже не разобрать, что у них тут приключилось. И вдруг сзади я услышала короткий, но громкий детский смех! «Аха-ха!» От неожиданности и испуга я вздрогнула и приземлилась на одну из железных ржавых, кроватей. Да уж, приземление было не очень мягкое. А потом резко та самая машинка отъехала в сторону. Была тогда самая концовка апреля, жара стояла невыносимая, это точно был не ветер. Я просто замерла от страха, не в силах пошевелиться. Затем быстро вскочив с кровати, я выбежала из дома. Передо мной неожиданно появился силуэт ребенка. А потом это стало разборчиво. Я ясно видела спину ребенка, мальчика лет 12. Я медленно подошла ближе к нему. Откуда он здесь? Нигде близко нет детей и не было. И как он появился из ниоткуда? Мне страшно. Я начала разглядывать его, он был в ярко коричневой ветровке – она была помятой, мягко говоря: на ней были разводы, пятная и прожжённые дырки. Костер он, наверное, жег, сорванец? Еще на нем были штаны черного цвета, такого же состояния, как ветровка. На ногах сандалии. То, что было понизу ветровки, я не видела, т.к. он стоял задом ко мне. Я подошла ближе еще на 1 шаг и тихонько у него спросила: «Ты что тут делаешь?» Он мне не ответил. Тогда я успокоилась и собралась с мыслями, пора было уже уходить. Скоро обед в пансионате. Я уже начала отступать, как вдруг мальчик резко повернулся ко мне лицом! И знаете, что я увидела? Ужасную искаженную гримасу на его лице, я даже объяснить не могу, какую. Он не проронил ни слова. У меня глаза расширились, я увидела ужасные ожоги и шрамы, у него были полузакрытые глаза. Я заорала, как мне показалось, очень громко (от ужаса сперло дыхание) и побежала к выходу. Хотя, как сказать, я знала, что я бегу к выходу, а вот где он находится, нет… Я вообще откуда пришла? Я бежала, пытаясь найти объяснение, я терла глаза и била себя по щекам, по бокам от меня начали мелькать силуэты детей. Они тоже все были изувечены, они преследовали меня. Я слышала, как из их ртов вырывались еле разборчивые громкие фразы «Бежим! Тревога! Пожар! Спасайтесь! ГОРИМ!» Я, наконец, нашла калитку. Я бежала, спотыкаясь, падала каждый раз, когда сбивала дыхание или переставала дышать. Я добежала до пансионата очень быстро и, вбежав за ворота, просто упала. У меня были окровавленные колени, т.к. я была в шортах и ободрала их. Я дышала очень быстро. Та самая моя пожилая знакомая округлила свои глаза и открыла рот, кинувшись ко мне. «Что с тобой?!» - последнее, что я помню, а еще звук своего дыхания. Очнулась я в медпункте. Медсестра сказала, что я на 5 минут упала в обморок. Это было лишь переутомление, и ничего со мной не случилось опасного. Я просто не понимала, правда все, что со мной случилось или нет, а вдруг это просто сон? Вон моя знакомая сидит у ворот, и все хорошо, я пошла в свой дом и вытряхнула весь рюкзак. Бутылка минеральной воды с газом, фонарик, телефон (забыла зарядить, черт!) небольшой кулон. И еще я заметила ту самую бумажку… СССР… О Боже, нет, это было реальностью! В это сложно поверить, но да! Всю ночь я с замиранием сердца ждала завтрашнего дня. Когда Семеновна только зашла на новую смену, я подбежала к ней и попросила все рассказать. Дальше с ее слов – «Еще давно-давно, в СССР, из которого я родом, там случился пожар. 2 вожатые спали у себя в вагончике. А дети баловались спичками. Какой-то мальчик в коричневой ветровке (я открыла рот) принес их и начал играться со своими друзьями. Сначала загорелся их дом, был поздний вечер, и дети, которые были уложены спать, закричали. Среди них было 147 (без вожатых) человек от 6-ти до 14 лет. Спаслись только 12 человек, калитка на ночь всегда была закрыта, они побежали будить вожатых. Пожар охватил всю территорию, никто уже не спал. Вожатые не спаслись: они погибли, спасая детей. В вагончик пытались втиснуться все, но догадайся, сколько человек туда вошло. Если бы вожатые не вышли, то остались бы живы». Такой вывод меня просто напугал. Возможно, мне кто-то и не поверит, но переживите все это сами, хотя такого, конечно, я даже врагам не пожелаю.

Я никогда не забуду эту ужасную ночь... 

Мне очень жаль, что этих людей больше нет. Они всегда могли меня понять и простить, хотя у самих проблем было по горло. Эта роковая история убила их всех, осталась одна я. И хотя мне очень жутко её вспоминать, я должна рассказать эту историю. Однажды, придя в гости, мы засиделись допоздна. Был двенадцатый час ночи, и мне предложили остаться. — Ну что ты, Мариночка, — сказала мне Ольга, хозяйка этой квартиры. — Оставайся! — Действительно, — подхватил Олег. — Время позднее, мало ли, что может случиться. Тем более, завтра выходной. И я согласилась. Дети уже давно спали, мы решили ещё часок посидеть. Наконец, легли и мы. День был трудный, поэтому я сразу заснула. Надо сказать, я сплю очень чутко, и при малейшем шорохе могу проснуться. Как и сегодня. Я проснулась от непонятного шума. Я решила, что мне всё послышалось. Но шум повторился. Тогда я себя успокоила тем, что это кто-то из семьи. Но я услышала, что этот кто-то негромко разговаривает. Слова понятны не были, но по голосу я поняла, что это не кто-то из членов семьи. Теперь стало по-настоящему страшно. По звукам было понятно, что неизвестный на кухне. Раздался звон посуды. Вдруг всё резко затихло. По коже пошли мурашки, я тяжело дышала и слышала только стук своего сердца. Вдруг опять раздались шаги. И снова роковое молчание, тишина, которая лишь усиливала мой страх. Но её прервал тихий плач. И это плакал ребёнок. Он прекратился резко, как и начался. И опять шаги. Они были всё ближе и ближе. Я поняла, что сейчас он зайдёт ко мне в комнату. Скрипнула дверь. Мне захотелось зажмуриться, но я почему-то не могла сделать даже этого. Оцепеневшая, я лежала и вглядывалась в темноту. Скрипнула дверь. Кто-то явно зашёл. Я ничего не видела, мыслей в голове теперь не было. Кто-то подошёл к кровати. Картина вдруг резко предстала передо мной в ужасном виде, я громко закричала от ужаса. Стоял незнакомый мне человек, тёмные волосы торчали в разные стороны, по ним ползали черви. Глаза красные, потрескавшиеся, смотрели в упор. Всё тело было в крови, одежда рванная, на груди огромное кровавое пятно. Мне стало жутко, я провалилась в пустоту. Я плохо помню, что было дальше. Мне запомнился крик. Крик ужаса и страха. Потом звон чего-то бьющегося, чего-то очень большого и звонкого. Больше я не помню, что происходило этой ужасной ночью... Я очнулась на полу вся в крови. В комнате я была одна. Немного успокоившись, я решила осмотреть квартиру. Стояло зловоние, был беспорядок. Я зашла в комнату детей и ужаснулась: дети лежали в разных углах комнаты, оба мёртвые. Похоже, их задушили. Мне было больно смотреть, я прошла к их родителям. Я закричала... Мои друзья были мертвы. Ольга на полу, у неё были оторваны руки, а всё тело в ранах. Олег лежал под люстрой, которая упала ночью прямо на него. Она и издавала этот звук бьющегося. Я выбежала в коридор, чтобы не видеть этого кошмара. Резко пропали силы. Я вызвала полицию и снова потеряла сознание... Я очнулась в больнице. Там я пробыла ещё три месяца. Моим рассказам никто не поверил, но я знаю, что это правда. Мне очень горько, что я потеряла своих друзей. И я никогда не забуду эту ужасную ночь...

Не ходите ночью через лес. 

1995 год. Я по жизни - лошадница. Сейчас уже угомонилась, а раньше, ради того, чтобы работать с лошадьми, дома не жила. Работала я под Рузой. В общем-то, все мои мистические истории происходили в большинстве случаев именно там. Конюшня наша обслуживала санаторий "Русь" и находилась она в 700 метрах от санатория, в лесу. Я жила в благоустроенном вагончике, правда, окон в нем не было, чему я была рада, попав в эту историю. 
Небольшая предыстория. В трех км от конюшни находится деревня Лихачево. Примерно в 1993 году там местный Ося (Иосиф) по пьянке зарубил топором семнадцатилетнего пацана, после чего с этим же топором сбежал в лес, и милиция его так и не нашла. И пошли легенды, что этот Ося уже два года как скрывается в близлежащих лесах, а так как кушать ему все-таки хочется, он убивает припозднившихся граждан, ну и, соответственно, их и кушает. 
Так вот! Пригласили меня в это самое Лихачево на проводы кого-то там в армию. Кого, я не знала, да и не интересно мне это было. Главное - погулять. Где-то в три ночи там стали настолько все неадекватные, что я поняла, что пора делать ноги. У меня было два выбора. Первый - пойти 3 км по шоссе, второй - 1 км срезать через поле. С одной стороны поля, конечно же, лес, в котором, возможно, находится легендарный Ося с топором. Но!!! На шоссе, которое тоже идет через лес, он ведь тоже может выскочить. 
Я приняла решение, вытащив свой перцовый баллончик "ШОК", что я пойду через поле, так все же быстрее. И почесала. Сначала я шла медленно, прислушиваясь к каждому звуку из леса, что находился справа от меня. Вдруг в лесу раздался жуткий треск. Треск сучьев под чьими-то ногами. Этот кто-то конкретно ко мне приближался. Неприятно закрутило живот... Здесь нельзя ругаться матом, и я не могу написать то, что я тогда про себя сказала. 
Короче, я стартанула так, что любой спринтер мне бы позавидовал. Весь этот километр я пронеслась на одном дыхании. И я точно ощущала, что бегу я не одна, а сзади за мной тоже кто-то бежит и очень тяжело дышит. Я слышала, как он бежит... 
Вломившись в калитку конюшни, я влетела в вагончик, захлопнула дверь и, дрожащими руками, закрыла замок. Отошла, пятясь спиной до середины вагончика... И тут как кто-то начал с остервенением долбить в дверь, и дергать ее. А замок там не особо прочный был. 
Я дошла до торца вагончика, там была моя кровать, я на нее села. И стук этот пошел вдоль всего вагона, как будто тот, кто там был, простукивал его. Потом он стал так же сильно стучать в заднюю стенку. Я не выдержала и спросила: 
- Кто там? Что вам нужно? 
В ответ услышала только тяжелый хрип, как из фильма ужасов. 
Минут через пять я услышала только, как скрипнула калитка. Я не думаю, что это был Ося. В 75 лет так не побегаешь. Я вообще не представляла, кто это мог быть. 
Утром пришли ребята и сказали, что видели, как я ушла (они там курили). Сказали, что я странная, спустилась на поле и метров через сто втопила так, как будто за мной кто-то гонится. И так и бежала пока из виду не скрылась. 
Вот я и думаю - что это было.

Любой ценой

Автор: Krasnaya Daria

А вы когда-нибудь мечтали об амнезии? Самой тяжёлой, чтобы под чистую? Раньше я не думала об этом, до той ночи...
Был самый обыкновенный вечер. Я возвращалась с прогулки. Проходя один за другим пустые тёмные переулки, я думала лишь о прекрасно проведённом времени. Ни один фонарь на улице не работал, впрочем как всегда. Уже привычно. Я не спеша шла в такт музыке, играющей в наушниках, даже не задумываясь ни о чем плохом, как вдруг я почувствовала резкую сильную боль в боку...и снова...Ноги подкосились от боли, и я упала. 
Рядом со мной стоял мужчина. Свет фар, проезжающей мимо машины, осветил окровавленный нож в его руках. Из-за ближайшего угла показались ещё пара фигур. Мужчина схватил мою сумку и скрылся где-то в темноте. Две фигуры приблизились ко мне.
- Помогите - еле еле прохрипела я и отключилась.
Я очнулась в больнице. Ко мне подошёл доктор.
- Повреждения очень серьёзные, к тому же вы потеряли много крови. Нужно оперировать и срочно. Все будет хорошо, не беспокойтесь - сказал он и вколол мне наркоз.
Спустя несколько минут я уснула. Отрывками помню, как меня везли в операционную: коридор, лифт, лампа, врачи...так много? Что-то с ними было не так: такая неестественно серая кожа и пустые чёрные глаза с красноватыми веками.
- Её привезли родственники? - начал один. 
- Незнакомые люди, проходили мимо. Её ещё никто не искал - ответил другой.
- Вот и славно. Такое свежее тело попадается не часто.
Меня будто ударило молнией.
- Это сон, это все наркоз...- твердил голос в моей голове, пока эти существа делили между собой мои части тела. Я уже была готова уснуть, как вдруг чувствительность стала возвращаться к рукам и ногам. Внезапно я осознала, что это все вовсе не сон, все реально, и что мои дела обстоят донельзя плохо. 
Я огляделась по сторонам, нашла выход и решила, что нужно спасаться. Как? Любой ценой. 
Пока существа пытались урвать друг у друга кусок моего тела побольше, я дотянулась рукой до скальпеля. 
- Должно сработать...хоть бы сработало...- подумала я и воткнула его себе в руку руку. 
Внезапная боль позволила мне вновь полностью ощутить своё тело. Я резко вскочила с операционного стола и рванула к выходу. Твари побежали за мной, но адреналин в моей крови дал мне фору в этом соревновании за жизнь. Я долго металась по запутанным темным коридорам, оставляя леденящие крики лже-докторов все дальше и дальше за спиной, пока не нашла выход. Я еще долго слепо бежала в никуда, пока злополучное здание не скрылось из вида. Остановившись у какого-то жилого дома, я села у холодной кирпичной стены и мгновенно отрубилась.
Очнулась я в больнице, с обработанной раной. Теперь это была самая обычная больница с самыми обычными врачами-людьми. Я пролежала в ней ещё две недели, каждую минуту боясь, что сейчас откроется дверь палаты и войдут они - серые кровожадные существа, которые так жадно делили моё тело.

Снятие сглаза

Дело было в конце мая-начале июня 2014 года. У меня всё валилось из рук, к тому же уже долгое время не получалось устроиться на работу. Кто-то скажет: "Обычная чёрная полоса". Я сначала тоже так думал, но к маю 2014 года моё терпение лопнуло. Этот негативный период сильно затянулся. Такое бывает неспроста. С этими мыслями я достал гадальные карты и сделал расклад.

Начинаю гадать - падает один негатив. Спрашиваю - смогу ли устроиться на работу в течение месяца. Ответ - категорически нет. Загадываю на более длительный период - снова нет. И падает всё настолько беспросветно, что впору бить тревогу: в сердце 9 пик выпала (удар), ладно хоть 10 пик была на кругу (смягчение), а под конец для дому выпали 9 пик, пустые хлопоты и вести - в общем, ничего хорошего.

Этим заинтересовалась моя мать. Она попросила погадать на неё. Я делаю расклад, а там вообще чуть ли не карты смерти падают. Причём в обоих раскладах выпадает какая-то злодейка. Мы с матерью решили, что нужно действовать. Я тут же позвонил одной своей приятельнице, которая занимается гаданиями, снятием порчи и иной мистикой. Описал ей ситуацию, она пообещала помочь. При этом я не сказал ей, что карты показали злодейку.

Через три дня пришёл ответ: "Проблема идёт от какой-то тётки в возрасте, она с твоей мамой общается. Глазит она вас сильно". Далее последовало приблизительное описание этой женщины, и мы с матерью поняли, кто это (её личность раскрывать не буду). Эта женщина действительно очень завистливая, у неё так называемый чёрный глаз. Много раз бывало, что она просто позавидует, совсем не желая зла, а у того, кому она позавидовала, начинаются серьёзные проблемы.

Спрашиваю приятельницу, что нужно сделать а она отвечает: "Возьми три церковные свечи, желательно разных цветов, сплети их и обноси квартиру до полного их прогорания, я в это время буду тоже делать кое-что (что конкретно - она не говорит). Как только свечи прогорят - тут же отзвонись мне". Как раз дома были три свечи - красная, жёлтая и белая. Я их сплёл и поджёг, начал обносить квартиру. Обратил внимание, что свечи достаточно сильно трещали в туалете и в спальне матери с отцом.

Свечи прогорели, я тут же отзвонился приятельнице, как она и просила. И вдруг мне стало нехорошо - закружилась голова, начало выпирать глаза, закрутило живот, а самое главное - мне стало не хватать кислорода, на шее была как бы петля. Последний симптом бывает со мной, когда у меня возникает повышенный пульс. Я тут же померил частоту сердечных сокращений - всё в норме. Не скажу, что мне было плохо, но нехорошо - точно. Где-то через пару часов всё прошло. В общем, я в полной мере ощутил на себе, что такое сглаз.

Позднее гадалка сказала, что таким образом из меня выходил негатив. А матери приснилось, что у неё во сне развязался пупок, при этом боли она не чувствовала. К ней тут же кто-то из знакомых подошёл, сказал, что сейчас всё завяжет, и начал завязывать пупок какой-то ниткой. Гадалка сказала, что это - добрый знак, это ушла отрицательная энергетика. Я снова погадал на картах - негатива как не бывало. И вскоре я устроился на работу.

Бестселлер 

Кристина озираясь шла по пустынной, окутанной сумраком улице. Холодный ветер трепал ее волосы и хлестал по раскрасневшимся щекам. Ей было страшно... 

- Ну как? - Седеющий, средних лет человек, закончил читать и обернулся к слушающей его женщине. 
- Очень недурно Эдик. - женщина прикурила сигарету и выпустила в воздух тугую струйку сизого дыма. Она была уже немолода, но все в ее внешности говорило о былой красоте: большие серые глаза в, которых затаились усталость и едва уловимая печаль, полные, чувственные губы, тонкие изящные пальцы. Сейчас она сидела на продавленном диване, в одних трусиках и мужской футболке. Женщина уже успела уговорить практически две бутылки вина, но отнюдь не выглядела опьяневшей, наоборот, взгляд ее был ясным и оценивающим. Копна платиново-белых волос, непослушными прядями спускалась на плечи и продолжала свой путь до самой груди. Она внимательно смотрела на своего собеседника: высокого, худощавого мужчину, с элегантной бородкой и волнистыми волосами, забранными в небольшой хвостик. Он был одет в просторную белую рубашку, расстегнутую на чуть впалой груди и узкие темно-синие джинсы. Про таких обычно говорят "породистые". В руках мужчина держал лист бумаги, он вновь и вновь придирчиво перечитывал написанное на ней, едва шевеля губами. В этот момент, меж бровей у него пролегла глубокая складка, которая обычно свидетельствовала о неком неудовольствии. 

- Все же мне кажется, что чего-то не хватает... - пробормотал он, кидая взгляд на свою слушательницу. - Все сухо, мертво, скучно! Не хватает чувства! 
Женщина задумчиво посмотрела на него, выпустив в воздух очередную струйку сигаретного дыма: 
- Знаешь, пожалуй ты прав. Ты конечно гениален, но тебе не хватает... натуральности что ли... Ты пишешь о страхе Кристины, но на самом деле, ты ничего не знаешь о нем. Поэтому... как бы это сказать... ее переживания выходят немного ненатуральными... 
- Черт возьми Рита! Ты права! - Писатель хлопнул кулаком по столу и с яростью смял исписанный листок бумаги. - Тщетно! Все тщетно! Я бездарность! 
- Эдичка! Прошу тебя, перестань! - Женщина поднялась с дивана и подошла к тяжело дышащему мужчине. - Я знаю, ты не бездарность! Обещаю тебе - ты напишешь настоящий бестселлер! А сейчас... - Руки ее поползли под его рубашку и нежно погладили по груди. - Сейчас, пойдем-ка в спальню... тебе нужно расслабиться... обещаю, со мной ты на время отвлечешься от своих проблем. 

Эдик проснулся довольно поздно, на часах уже было время обеда. Рита по всей видимости встала давно. Мужчина оделся и направился на кухню, надеясь застать там свою жену. Но к его удивлению, кухня была пуста, а на столе не был накрыт завтрак, как это обычно бывало. Эдик нахмурился: 
- Рита? - Громко позвал он и слова его эхом разнеслись по всему дому. В ответ тишина. - Рита?!!! 
Он немного постоял, прислушиваясь и наконец, услышал ее голос, доносящийся из его кабинета: 
- Я здесь, дорогой! Иди скорей сюда! У меня для тебя сюрприз! 

Эдуард спешно направился к своему кабинету. Он открыл дверь и в недоумении застыл на пороге. На продавленном диване, том самом, на котором так любила сидеть Рита, лежала связанная, полуобнаженная девушка. Рот ее был накрепко заклеен скотчем, из широко распахнутых глаз катились слезы, на скуле виднелся довольно внушительных размеров кровоподтек. Рядом, пристроилась улыбающаяся Рита. 

- Ну как? - Она указала рукой на связанную жертву. - Чтобы писать о страхе, нужно, если не почувствовать, то хотя бы увидеть его воочию! Посмотри ей в глаза! Какая гамма эмоций! Тут есть все: ужас, непонимание, отчаяние, шок! Разве это не чудесно дорогой? Теперь ты наконец сможешь написать по-настоящему гениальную книгу! 
Эдик подошел к своей жене и не обращая внимания на связанную жертву, крепко поцеловал ее: 
- Дорогая, это просто восхитительно! Не возражаешь, если я начну прямо сейчас? - Он в возбуждении уселся за письменный стол и яростно заводил ручкой по бумаге. Его уже давно не посещало такое вдохновение. Слова ложились на бумагу с немыслимой скоростью, рассказ шел как по маслу. Вскоре он попросил жену: 

- Любимая, развяжи ей рот, мне нужно слышать больше... - Он резким движением руки взлохматил себе волосы и еще раз, горящими глазами посмотрел на связанную девушку. - Не бойся, дитя. Тебе выпала честь попасть в историю! 

Как только Рита развязала ей рот, девушка зашлась в рыданиях: 
- Отпустите меня! Что я вам сделала? Пожалуйста! Умоляю! Я сделаю все что вы захотите! Прошу вас... 
- Достаточно! - Резко бросил Эдик и как только девушке опять заклеили рот, он принялся вновь лихорадочно писать. Внезапно, скотч слетел с губ девушки и кабинет вновь наполнился рыданиями и мольбами. 
- Она мешает мне! - рявкнул Эдик через плечо. Послышался глухой удар, тихий стон и злобное шипение Риты: 
- Молчать, сука! Не смей мешать гению за работой! 
- Знаешь, - Эдик внезапно оторвался от бумаги - по замыслу, Кристину будут пытать, сможешь это устроить? 
- Конечно, дорогой! - Рита чуть ли не с нежностью посмотрела на свою жертву. - Ты же знаешь, я готова на все ради искусства! 

Эдик проснулся в прекрасном расположении духа. Вот уже неделю, он как обезумевший работал над своим произведением. Правда, вчера вышла небольшая накладочка - их Кристина, не выдержав долгих издевательств, умерла. Но сегодня, Рита обещала достать ему новую девушку. Чувствовал ли он себя монстром, ублюдком? Возможно... Но разве не прекрасно, что он увековечит этих девушек в истории? Сколько бы они еще прожили если бы не встретились с ним? Сорок, пятьдесят лет? А теперь... теперь они проживут столетия! В этом он не сомневался. 

Эдик вошел в кабинет и тут же расплылся в улыбке. Его новая Кристина, связанной лежала на диване, рядом, в вольготной позе расположилась Рита. Она с нежностью посмотрела на мужа: 
- Теперь ты сможешь продолжить свою работу дорогой! Не отказывай себе ни в чем. Я всегда смогу достать новый материал. 
- Дорогая! Свой бестселлер я посвящу тебе! - воскликнул Эдик и сел за письменный стол. - Что там у нас дальше? Таааак... Кристину насилуют... 

В зале было не протолкнуться. Сегодня была презентация нашумевшей книги Эдуарда Весеннего "Семь кругов ада Кристины". Критики наперебой расхваливали это произведение, поражаясь тому насколько глубоко автор прочувствовал все переживания девушки. "Семь кругов ада Кристины" уже был признан бестселлером и лучшей книгой последнего времени.

Садовник
Автор: Дмитрий Стаин
История посвящается Михаилу Горшеневу.

«- Ну ты не жмотись давай, чо ты, лей по полной.
- Ага, мы сейчас по полной, а потом хер без масла наяривать будем?
- Чё кипишуешь? И половины ещё не обошли, три доверху наберём!
- Думаешь, мы после этой куда-то пойти сможем?
- А Нинка с Зинкой на что? Пусть тоже на общее благо потрудятся.
- Ага, потрудятся. На хибаре квасят с остальными, наверное. Ладно, наливай.

Сладко забулькало из горлышко, и тошнотворная смесь дорогих и копеечных водок, самогона и других обладающих градусом, прозрачных жидкостей, полилась в пластиковые стаканчики.

Пётр и Егор опрокинули в себя горючее и закусили конфетами.

- Хорошо пошла!
- Ага. Урожайная нынче пасха выдалась! Не то, что в прошлый. Слыш, а Семёныч на каком промышляет?
- На Жуковском, поди.
- Чего он туда-то попёрся?
- Да чёрт его знает. Вроде как туда только бабки ездют, говорил, самогон оставляют, не может он палёную с городского пить.
- Да не, мне кажется, палёной нынче не было. Ну, давай ещё по одной и пойдём добирать, а то баб наших не дождёмся.

Кусты за оградками зашуршали, и на облюбованный выпивохами пятачок, пошатываясь, выплыли побитые жизнью и бомжами дамы.

- Кого это вы тут не дождётесь?

Мужики пригнули головы, едва услышав повелительный тон новоприбывших.

- Вас, Зинаида Степанна, не дождёмся. Уж с полчаса как сидим, полночь скоро, - заискивающе начал оправдываться Егор.

Дамы присели к расстеленной газетке и оглядели добычу.

- Ну, наливайте, что ли и пойдём промышлять.

Допив бутылку, маргиналы свернули закуску и разобрав пустую тару, отправились бродить по кладбищу, выискивая наполненные стаканчики и сливая их в бутылки.
Светлая южная ночь окутала мир полумраком, превращая в тёмные силуэты всё, что поднималось выше оградок.

Обход оставшихся могил занял ещё около часа, и уже за полночь, чертыхаясь, то и дело забираясь в заросли кустов, компания вновь собралась на пятачке, ещё пьянее, чем когда выходили на промысел.

На четверых вышло три с половиной литра сборной солянки, вдобавок, почти ото всех разило вином, которое выпивалось прямо на месте (не оставлять же добро). Пётр расстелил газетку обратно и начал вываливать на неё содержимое карманов: многочисленные конфеты, варёные вкрутую яйца и даже пару сосисок, с прилипшей к ним сухой листвой.

- Ну что, выпьем за всех, кого ненароком потревожили?

Егор уже наполнял стаканчики.

- Спасибо им за угощение и пусть простят, если что.

Воздав почести местным обитателям, разогретая компания развалилась прямо на жухлой листве и покуривая замусоленные бычки, начала обмениваться сплетнями.

- А что там за история с Синим и Анжелой его? – спросил Пётр.
- Ды поцапались опять, – Егор вытащил из-под задницы острый камешек и отбросил подальше. – Он ей дублёнку подогнал, новую почти, откопал на помойке, а карманы проверить забыл. А в них мышь дохлая лежала. Ну Анжелка-то руку сунула и как завизжит. После дрыну от забора оторвала и давай Синего лупить, почём зря, ухо ему раскровила. Теперь не разговаривают. По трезвой, по крайней мере.
- А-а. То я думаю, что у него башка замотана. Ну, сам хорош, с Анжелкой связываться. Я бы от такой бабы подальше держался, помнишь, как она Серёге промеж глаз зарядила, когда он её пощупать пытался?
- Конечно! Анжелка – женщина страшная. Не то, что наши-то, а? – Егор подмигнул собутыльнику. – Ну ты давай, разливай. Следующий тост – за наших дам!

Едва они подняли стаканчики, о чём-то раздумывающая Зинаида вдруг прищурилась и посмотрела на своего маргинала.

- Слыш, романтик! А мне ты что на восьмое марта дарил? Я вот чё-то припомнить не могу ни черта. И сдаётся мне, что не помню, потому что не было ничего!

Нинка поддержала подругу, возмущённо пихнув в бок Петра.

- И ты не вздумай молчать! Даже цветов от тебя не дождёшься, хоть бы ромашек насобирал!

Мужчины растерянно посмотрели друг на друга.

- Какие цветы, женщины, окститесь!? Апрель на дворе!

Нинка кое-как уселась на пятую точку и показательно начала ёжиться.

- Вот именно! С хибары вас выгнали, вы нам тут пикник решили обустроить, так хоть бы костёр развели! Мёрзнем сидим. Только и знаете, что пить да жрать!

- Совесть бы имели! – поддержала её подруга, - В общем, как хотите, но чтобы через пять минут нам было тепло и радостно!

Нет хуже человека, чем пьяная недовольная баба. Эта мысль одновременно пришла в голову обоим бомжам, при этом, Егор ещё добавил «и сильная». Уйдя подальше от женского гнева, они раскурили прихваченные бычки и стали думать, как быть.

- И где мы тут дрова достанем?
- Может с мусорной кучи чего надыбать?
- Да я шуровал там, херня одна, гореть не будет.
- Лавку какую разобрать…
- Где ты тут лавки видел?

Егор задумчиво почесал подбородок.

- Знаешь, а видел, наверное. Только не лавку, а крест. Там могилка свежая, в неё временный воткнули.

Продравшись сквозь алкогольные пары, совесть Петра напомнила о своём наличии:

- Нехорошо это как-то. Что ж мы, нехристи какие?
- Я тебе говорю - в-р-е-м-е-н-н-ы-й, - по буквам повторил Егор, - за место них потом плиты ставят и всё такое, что там ещё полагается. Его завтра уже уберут, а мы с тобой что, мёрзнуть будем?
- Ну знаешь, последнее дело – могилки вандалить.
- А по шее, от наших получить – не последнее дело? Ты Синего вспомни и подумай хорошенько, прежде чем обратно с пустыми руками возвращаться!

Пётр представил кулак Зинаиды, летящий ему в лицо и содрогнулся. Совесть нехотя убралась восвояси.

- Ладно, уговорил. Только давай его как-то там поломаем, чтобы бабёнки наши не видели, из чего костерок разводить будем. А то я видел, как Нинка крестилась однажды, не одобрит.

Они побрели по кладбищу, пытаясь впотьмах найти нужное захоронение. Вконец заплутав и отчаявшись, уже собрались было просто сбежать, как Егор радостно подскочил.

- Вон, вон он! Видишь, белеет! Наконец-то, пойдём!

Через минуту они стояли у свежей могилы, разглядывая двухметровый деревянный крест. Всё пространство перед оградой было уставлено корзинами с живыми цветами, в которых утопала большая рамка с фотографией – улыбающийся дедуля в соломенной шляпе, с секатором в руках, сидел около розового куста.

- Эвон как, садовником был… - присвистнул Пётр, - всю оранжерею с ним похоронить собрались, что ли?
- Дурак ты. Это нам сколько счастья-то привалило. – Егор радостно потирал руки, - щас мы нашим бабонькам пару корзинок притащим, они и оттают .
- И то верно.
- Тогда давай не медлить. А то без нас всё выпьют, или прольют, как пить дать.

Кое как справившись с деревяшкой, они вытянули её из земли и прислонив к оградке, принялись по очереди прыгать по ней, силясь сломать. Затея удалась с трудом – влажное дерево едва поддавалось и на всё про всё ушло минут пятнадцать.

Запыхавшись, они начали кое-как собирать доски, как вдруг услышали вдалеке пьяное пение заскучавших женщин. Егор засуетился.

- Так, Петро, хватай дрова и бегом, костёр разводить. Чую, они вторую бутылку докушали. А я пока что получше тут выберу и за тобой.

Немного протрезвевший от ходьбы и работы, Пётр взял обломки креста под обе руки и пошёл на голоса. Неверно выбрав тропинку между оградками, он забрёл в тупик и думая, как бы ему перебраться, чтобы не делать крюк, огляделся по сторонам.

Далеко в темноте что-то привлекло его внимание. Приглядевшись, Пётр разглядел идущий мимо силуэт, несущий в руках корзины.

«Эх, обгонит, придёт, будет ворчать, что костра до сих пор нет!»

Мужчина решил не дать собутыльнику повода для недовольств и ухнув, кое-как поднял ногу и перекинул её через оградку. Потом вторую и, не выпуская дров, пошёл напрямик через захоронения.

***
- Зинка, а ты на мужиков то не сильно давишь? Вон какой стол собрали.

- Самое оно! Им только слабину дай…уже плевать на тебя будут, да в харю одну всё выжрут, - Зинка почесала голову. Где-то в её сальных волосах пробежал муравей.
Хруст веток заставил девушек дрогнуть от неожиданности. К ним вышел незнакомец в перепачканном от земли фартуке, держа в руках огромную корзинку с букетом цветов.
- Ты еще кто такой? – Вопросила Нинка, спешно поднимаясь вместе с Зинкой. Незнакомец, прихрамывая, двинулся к ним, протягивая букет.
- Стой там! – Крикнула Зинка.
Незнакомец, протянув руки, выронил букет. Среди грамотного сочетания разных видов цветов, из корзинки вывалилась голова Егора с раскрытыми от ужаса глазами.

***

Оградки попадались низкие и высокие, как и захоронения – ухоженные и запущенные, в ростках деревьев и сорняков с кустами. В очередной раз вламываясь в заросли, он неудачно перекинул ногу, штанина зацепилась за что-то и, не удержавшись, бомж рухнул лицом в землю, выпустив дрова из рук.

Запутавшись в собственной одежде и кустах, он снова и снова предпринимал тщетные попытки подняться, как вдруг до него донёсся истошный женский визг. Замерев и притихнув, он прислушался. Визжали и кричали со стороны их пятачка, при этом звуки удалялись, словно женщины убегали.

Секундный прилив отваги помог Петру вырваться из плена зарослей и подхватив самый длинный обломок креста, он помчался на помощь…»

- А когда он, короче, туда прибежал, там корзина стояла, а в ней, среди цветов, голова его кореша срезанная, причём разрез ровный был, словно секатором гигантским чикнули, прикиньте.

Жук отхлебнул пивка из баклахи и вытерев губы, продолжил:

- И, короче, прям там, на месте, мужик свихнулся, добухал оставленную бутылку и побрёл обратно, прощения у того садовника просить. Там его менты и нашли. Всю ночь, говорят, на коленях простоял, ноги отморозил, ему их потом ампутировали.

- Да лан те, Жук, чо ты херню буровишь! – Ксюха прижалась к своему парню, недоверчиво поглядывая на сидящего в переходе бездомного.

- Не, Жук херни не скажет! Ща, смотри, чо будет.

Костян нашарил в карманах мелочь и подойдя к инвалиду, бросил монетки в стаканчик.

- Дед, а дед, а спой песенку!

Бездомный посмотрел сквозь Костяна куда-то вдаль, потом вдруг словно опомнился, тряхнул головой и достав из вороха тряпья старую, растрескавшуюся гитару без одной струны, загорланил на весь переход:

«Целый вечер нет покоя парню от его сестер:
Ты сходи, - говорят, - ночной порою за цветами в сад чужой.
Тот садовник, что живет у леса,
У него ведь сад такой чудесный…»

Чертово кладбище

Эта страшная история про покойника произошла ранней осенью, когда еще было относительно тепло, насколько это возможно в конце сентября в нашем Красноярском крае. И в один день в деревне обнаружили, что пропал Лешка.

Его звали так все, от мала до велика – Лешка. Хотя лет ему было далеко за тридцать, просто дело в том, что был он непутевый. Ну, то есть, по годам вроде как и взрослый, а сам ведет себя как ребенок. Сроду не пытался зажить хорошо, на работу устроиться, семью завести, хотя с виду не урод. Вечно по лесам да болотам бродил. Была у него идея фикс, так сказать, мечта всей жизни.

Хотел Лешка найти «Чертово кладбище». Предания о нем у нас в деревне знали почти все. Будто, есть в лесу «гиблое место», усыпанное костями мертвых животных и людей. Кто к этой полянке подойдет близко, на того сразу тоска наваливается, жить становится неохота. Рассказывали и страшные истории про покойников, которые это «Чертово кладбище» охраняют. Они вроде стражей, все в этом месте погибли, а теперь стараются не допускать никого туда.

Ну, сами понимаете, для нас это не более чем байка или страшилка на ночь. Нелепица. Хотя охотников до всякой паранормальщины находилось достаточно. Только на моей памяти было две «экспедиции», чтобы найти это «Чертово кладбище». Как вы, наверное, догадались, абсолютно ничем это не закончилось. Хотя многочисленные исследователи говорили, что поляна именно в нашем районе быть должна. Ага, должна, как же. Только никто из местных на нее сроду не натыкался, хотя лес знали, как свои пять пальцев.

Вот и Лешка был занят тем, что всю свою жизнь искал «Чертово кладбище». Не знаю уж, зачем ему надо было это, если по легендам это просто мертвая поляна, но у блаженных свои задвиги. Жил он с матерью, вот она и сообщила в один день, что ее сын пропал. Для верности подождали день, вдруг вернется, а потом уже сообщили в милицию. Организовали поиски.

Часть наших тоже пошла, шарили по окрестному лесу около недели, а как вторая уж началась, стали успокаиваться. А спустя несколько месяцев услышал я эту страшную историю про покойника. Подвыпил дядя Антон, да развязался у него язык. Стал говорить, как тогда искали.

День на третий в лесу пошли они с мужиками дальше, чем обычно. Шли широкой цепью, чтобы все на виду друг у друга были. Но чем дальше, тем шире стали брать и в какой-то момент Антон глядит – нет рядом никого, покричал, ему ответили, успокоился. Идет так дальше, вдруг смотрит, полянка в форме буквы Г, без травы, деревьев, кустарников. Земля на ней черная, рыхлая, словно перекопанная. Повсюду кости, остатки перьев птиц, полуразложившиеся скелеты. Но внимание привлекло не это.

Именно посреди поляны лежал человек. У Антона сразу неприятно кольнуло в груди при виде знакомой куртки, а когда чуть обошел и увидел белое безжизненное лицо Лешки, даже ноги задрожали. Хотел подойти поближе, посмотреть, но внезапно замутило, голова закружилась. Сам не заметил, как на выжженную землю зашел. Заткнул нос рукавом и прочь оттуда.

Выбежал на речку, спустился к воде, умылся, вроде в себя пришел. Лежит на берегу, размышляет. Ближайшая река – Камкамбора, километрах в двадцати текла, не мог же так заплутать. Перекрестился, пошел обратно в лес, только рассчитал, чтобы на Чертово кладбище не наткнуться, то есть крюк сделал большой.

Проходил полдня, пока голоса не услышал, бросился к ним – мужики с деревни. Тогда рассказывать ничего не стал, казалось ему, что почудилось. Тем более, все равно в ту же сторону шли, где эта поляна была. Решил, пусть сами увидят. Почему-то он очень в себе тогда засомневался.

На следующий день дошли они Камкамборы и никакого гиблого места навстречу не попадалось. Дальше искать было бессмысленно, там такая тайга, что хоть двадцать вертолетов подними – без толку. Так и решили, сгинул Лешка. Хотя Антон мне говорил, что может ему и не почудилось, и нашел-таки «Непутевый» свое Чертово кладбище, да так на нем и остался.

Солнышки

Я часто вспоминал старую питерскую коммуналку, в которой прошло моё детство. Тот очень красивый и очень ветхий дом, где она находилась, двор-колодец, тёмную арку, через неё мы выныривали из своего сумрачного мирка в большой шумный город.

Мои родители поселились там после смерти бабушки, которая, в свою очередь, получила эту квартиру сразу после войны, переехав из Москвы. И моё детство в восьмидесятых годах прошлого века было по-настоящему счастливым. По соседству с нами жила такая же молодая семья с мальчиком моего возраста, с ним мы быстро нашли общий язык и подружились. Звали его Димкой. Он был очень спокойным и не особенно любил активные игры, в которые мы с другими ребятами играли во дворе. Зато у него была целая прорва книжек, и он отлично рисовал, чему с удовольствием учил меня, хотя я и оказался весьма криворук. Позже, в старшей школе, Димка переключился на поэзию и писал немного странные и «наркоманские», но однозначно талантливые стихи. Увы, примерно в это же время моя семья переехала в район-новостройку, у меня появились две сестры-близняшки, начались подготовительные курсы в институте, и связь с Димкой мы потеряли. Потом, как мне рассказали, его семья тоже куда-то уехала. Мне так и не удалось отыскать его контактов, хотя я очень скучаю по нему и по тем дням, когда мы были друзьями. 

Димкина комната была гораздо интереснее нашей. Там стояли старые тёмные шкафы, забитые книгами — наследство димкиного дедушки — а в закутке между одним из них и стеной помещалась димкина кровать. Получалось такое гнездо, которое мы дополнительно занавешивали пледом и сидели там как в домике. Димка рассказывал мне всякие истории, которые вычитал в дедовых книгах, и в этом пыльном полумраке они звучали особенно здорово. 

В центре комнаты стоял круглый стол с несколькими разномастными стульями. За этим столом мы рисовали, готовили уроки, под ним прятались, свешивая скатерть до самого пола и получая потом по ушам от димкиных родителей. 

В общем, это и правда было очень счастливое время. Но я отвлёкся. Я хотел рассказать об одном зимнем вечере, который запомнился мне особо. 

Нам было, кажется, лет по десять. До Нового Года оставались считанные дни, и родители наши часто убегали в гости к друзьям, оставляя нас как больших вдвоём иногда на целую ночь. Мы жутко гордились таким доверием и вели себя хорошо. Соседка тётя Катя кормила нас разогретым ужином, который наши мамы готовили заранее, а потом мы оказывались предоставлены сами себе. Мы никогда не скучали, можете мне поверить.

И вот этим вечером мы засиделись допоздна. Родители обещали быть только на следующее утро, так что мы не особенно торопились ложиться. За окном падал снег, в комнате сонно тикали часы. Мы сидели за столом, включив только лампу над ним, и рисовали танковое сражение. Точнее, я рисовал, а Димка меня консультировал, стремясь придать моей мазне историческую достоверность и хоть какую-то художественность. Стемнело быстро, по углам комнаты залегли плотные тени. Странно, но мы никогда не боялись этих теней, да и вообще темноты в нашей квартире. Даже после этого случая.

— Всё, я устал, — сказал я, отодвигая от себя альбом и откидываясь на стуле. — Давай, может, в домино партию?

Димка пожал плечами и полез в комод за коробкой с домино. Мы поиграли с полчаса, затем я решил всё-таки дорисовать картинку. Придвинул к себе альбом… и обнаружил нарисованное над полем сражения солнышко. Обычное такое, жёлтенькое и немного кривое, с толстыми лучиками-сосисками. Несмотря на всю мою посредственность в рисовании, этап таких вот солнышек я прошёл ещё во втором классе. Димка так ещё раньше. Оставался вопрос — кто нарисовал это солнышко, если мы в комнате только вдвоём? 

— Дим?.. Это что?

Димка придвинул альбом к себе.

— А, это Саша пришла.

— Кто?..

Димка пожал плечами.

— Саша. Она тут живёт. Жила.

Я ведь говорил уже, что мы никогда не боялись темноты и лично я, не знаю как он, считал эту квартиру самым безопасным местом на земле? Так вот, в этот момент мне впервые стало как-то не по себе, и я придвинул стул поближе к столу, прижавшись к нему животом так, что стало даже немного больно.

— Какая Саша?

— Обыкновенная. 

— Димка, блин! 

Он улыбнулся.

— Ладно, ладно. Нетерпеливый ты, как я не знаю что. В общем… Саша и её родители жили в этой квартире раньше. В той комнате, где сейчас тётя Катя. Потом случилась война и блокада. Сашин отец ушёл на фронт, а мама работала на заводе. Иногда её не было дома долго, по нескольку дней. И Саша приходила сюда, к моему дедушке. Он тогда тоже был маленький. Они сидели вместе и рисовали. Ну, ты понимаешь, красок у них, конечно, не было, как и бумаги, так что рисовали угольками из печки на чём придётся. Где-то у деда была книжка, в которой они разрисовали страницы. Он её очень бережно хранил и пару раз давал мне смотреть. Ну вот, потом случилась та самая холодная и тяжёлая зима, когда куча народу умерла. Саша, к сожалению, тоже тогда… умерла. 

Он вздохнул, укусил себя за нижнюю губу и как-то весь съёжился. Потом снова вздохнул и продолжил.

— От голода, как и многие. Дедушка видел её в последние дни, когда она уже не могла встать. Он сам приходил к ней. Ей было очень холодно и очень темно. И он приносил ей угольки, а она рисовала солнышки. Говорила, что угольки от огня получаются, значит, солнышки их них выходят настоящие, и ей тепло. В общем, потом, когда война уже кончилась, её родители уехали из города куда-то в Дальний Восток. В комнату въехала семья тёти Кати. А следующей же зимой начали появляться солнышки. Обязательно поздним вечером или ночью, на любом листе бумаги, чем подвернётся нарисованные. 

Димка снова посмотрел на картинку и продолжил:

— Я давно это заметил. И привык. А что, она тоже… Маленькая. Пусть рисует. Мне не жалко. Знаешь, я с ней разговариваю иногда. Она не отвечает, но я знаю, что слушает. И ей так не страшно.

Я молча смотрел на него и не мог найти, что же ответить. До этого дня я не очень-то верил во всякое такое. Ну, конечно, здорово было в тёмной комнате травить всякие байки про мертвецов в подвале и призрак замученного старшеклассника в котельной, но уходя, я всегда помнил, что на улице светит солнце, пол скрипит потому, что дом старый, а тени в углах — всего лишь тени. 

— Не веришь? — вопрос Димки заставил меня вздрогнуть.

— Не знаю, — честно признался я в ответ.

— Я сейчас её попрошу. Саш, нарисуй ещё одно. Пожалуйста.

Он выдрал из альбома лист, подвинул его поближе к пустующему стулу, что стоял напротив меня. Мы стали ждать. Димка спокойно, а я заворожено глядя. 

На листе бумаги медленно стало появляться жёлтое кривобокое солнышко с толстыми сосисками-лучиками. Будто маленький ребёнок рисовал пальцем, испачканным краской. 

Кажется, рот у меня открылся сам собой. Стул был совершенно пуст, никто не трогал красок, но солнышко — вот оно. Мне не было страшно, нет. Мне было… Сейчас я вряд ли смогу описать то, что почувствовал тогда. Я хотел что-то сказать Димке, но он прижал палец к губам.

— Тссс, тише.

В тишине мы услышали едва различимые шлёпающие шажочки по деревянному полу, удалявшиеся от нас к двери. Не знаю, что вынудило меня сделать это, но я сорвался с места и кинулся следом:

— Саша, постой, Саша!

Но всё, что я нашёл у двери, были следы маленькой детской руки, испачканной в жёлтой краске, на дверном косяке. 

— Она никогда не остаётся. Нарисует, посидит и уходит. Не знаю, почему. Если завтра пойдёт снег — она снова придёт. Дедушка говорил, она не любит, когда идёт снег. Она ведь тогда, ну… умерла. 

Я стоял и молча смотрел на отпечаток возле двери. 

С тех пор она приходила ещё не один и не два раза. Мы привыкли. Даже специально оставляли для неё краску и чистую бумагу. А потом бережно прятали солнышки в специально купленную для этого папку. Их накопилось много, но и папку мы выбрали большую.

А сейчас я стою на пороге той нашей квартиры. Я купил её неделю назад. Мне плевать, что там нет ремонта и почти нет мебели. У меня с собой уже порядком потрёпанная чудом уцелевшая в переездах папка с рисунками. Я пойду в ту комнату, куда приходит Саша, и развешу по стенам её солнышки. Ведь сегодня гидрометцентр обещал обильные снегопады.

Игрушки 

Началось все это давным-давно. Мы учились в одном классе, звали ее то ли Катерина, то ли Кристина, но с первого класса и до десятого она была для нас Пеппи. Ну, может кто еще помнит - Пеппилотта Виктуалия Рульгардина и так далее, она же Пеппи Длинный чулок. Неунывающая, живущая не по правилам, с буйной фантазией, всегда готовая куда-то мчаться и что-то организовывать. Рыжая, прикольная, всеобщий друг и товарищ. Единственная беда ее школьных лет – в старших классах парни напрочь отказывались воспринимать ее как девчонку. «Пеппи – это ж друг, а друзей не трахают». Пеппи этим обстоятельством вроде бы ничуть не огорчалась, ей и так жилось неплохо. 
Был выпускной вечер, последний звонок, экзамены выпускные и экзамены вступительные. На несколько лет я потерял Пеппи из виду. Иногда задумывался над тем, каким идиотом был, и какую классную девчонку упустил. Особенно после звонков моей бывшей с очередными истеричными выкриками касательно того, как я, гад такой, разбил и разрушил ее жизнь. 
Пометавшись туда-сюда по жизни, я вроде бы наконец устроился с работой-жильем, хотя личная жизнь по-прежнему оставляла желать лучшего. Подружки приходили и уходили, ни одна не задерживалась надолго. Дни текли мимо, один как две капли походил на другой. 
Как-то в выходной я застал у нашего подъезда грузовик. На асфальтовой дорожке выстроились в ряд завернутые в полиэтилен кресла и сложенный диван, с ними соседствовала кухня. Мне всегда казалось, что вынесенные из квартиры вещи в непривычной обстановке выглядят очень жалко. Кто-то то ли съезжал, то ли переезжал к нам. Поднимаясь по лестнице, я выяснил, что новоселье идет в квартире ниже меня этажом. Прежде там обитала тихая пожилая пара с толстым визгливым мопсом. Потом старик умер, а старушка с псом уехали. Интересно, кто теперь будет вместо них. 
Грузчики перетаскали мебель, фургон взревел мотором и укатил. 
Через пару дней я столкнулся с выходившей из квартиры очаровательной девицей – короткая юбка, длинные ноги, бархатные глаза, как у лани. Под ногами у девы крутился ребенок лет двух или трех. Мы покивали друг другу, как положено добрым соседям. Вышли на улицу, девица, волоча за собой дитя, направилась к машине – пузатому «датсуну» не первой молодости. За рулем кто-то сидел, девица с ребенком забрались внутрь и укатили. 
Жизнь в многоквартирном доме – странная штука. Вроде бы ты постоянно среди людей, но с некоторыми из соседей можешь не сталкиваться годами. До сих пор не знаю, кто живет в квартире на втором этаже, где стальная дверь без номера. А тут – я брел с работы, одновременно запарковался водитель «датсуна», я мельком глянул и аж споткнулся, гадая – она, не она? 
- Пеппи? 
Моя тонкая-звонкая одноклассница раздалась по меньше мере на три-четыре размера. Бюста у нее так и не выросло, сложением и лицом бывшая Пеппи больше напоминала канадского лесоруба, но школьных прозвищ она не позабыла. 
- Джимми? – изумилась она. – Вот те здрасьте нафиг! А еще говорят – мегаполис, мегаполис… Слушай, у меня тут пивасик есть, хочешь? Или тебя дома ждут? Нет? Я только своим звякну, что наткнулась на окаменелость из прошлого. 
Нет, все-таки некоторые вещи не меняются. Пеппи по-прежнему оставалась душой нараспашку, не желающей склоняться под ударами судьбы. Спустя пару часов я знал почти все о жизни Пеппи с последнего звонка и до нынешних дней. Неудачное замужество, ребенок, поиски себя и места в мире, десяток сменянных работ. Психолог, курсы, обучение, бизнес. Подруга – Пеппи сопроводила это слово вызывающей ухмылкой, мол, валяй, не упусти шанса проявить циничный мужской шовинизм. Я понимающе ухмыльнулся в ответ, мы чокнулись бутылками «Будвайзера». При нынешнем разгуле толерантности какое мне дело до того, с кем живет и спит девчонка, с которой мы сидели на соседних партах? 
Ее симпатичную подругу звали Оксаной. Ребенка – Софией. Они держались вместе уже второй год и вроде бы все были счастливы. Я иногда заглядывал к ним в гости, посмотреть новый фильм или просто посидеть в компании, иногда Пеппи наведывалась ко мне.

Обычно я стараюсь держаться подальше от маленьких детей – какие-то они крикливые, навязчивые и совершенно невменяемые, но Соня оказалась счастливым исключением. Не орала, не лезла на руки, не совала свои игрушки с требованиями немедля познакомиться. Тихонько сидела рядом и слушала, едва ли понимая одно наше слово из пяти. 
Три девицы жили в обычнейшей двухкомнатной квартирке, на удивление быстро превратив ее в уютное семейное гнездо. Мне и моей бывшей этого сделать так и не удалось, несмотря на купленную технику, новомодную плазму и феншуевые фиговины. Мне нравилось бывать у них. Их дом успокаивал, навевая мысли о том, что даже в нынешние паршивые времена пресловутое семейное благополучие вполне достижимо. 
Переехали они в начале весны, осенью Соня начала ходить в детский сад, а вот зимой что-то начало разлаживаться. Сперва незаметно, по мелочам – бодрая девчонка Соня стала хуже выглядеть и постоянно шмыгала носом, они все реже звали меня к себе, Пеппи, когда приходила, смолила сигарету за сигаретой, но выспросить у нее ничего толком не удавалось. Пару раз я заставал их с Оксаной ссорящимися у автомобиля, сквозь обледеневшее стекло белело печальное личико Соньки. А я даже не знал, что делать: чужая жизнь, как известно, потемки. Что проку с моего вмешательства, если я даже не в курсе, в чем их проблемы? Да и зачем этой парочке делиться с посторонним мужиком своими секретами? 
Зимой день кончается быстро, а вечера тянутся и тянутся, как серая тусклая муть, раздражающая и исподволь сводящая с ума. 
- В квартире, которую мы купили, прежде кто жил? – Пеппи, что теперь бывало нечасто, заглянула на огонек, и сходу взяла быка за рога. – Они никогда не жаловались, что в доме есть что-то… такое? 
- Никогда, - честно ответил я. – Во всяком случае, я ничего от них не слышал. Собака порой лаяла, так ведь на то она и собака, чтобы бессмысленно брехать. Однажды их затопили с верхнего этажа, как-то прорвало канализацию, вот и все. Пеппи, да что у вас такое творится? 
- Кто бы знал, да мне сказал, - буркнула Пеппи. – Нёх у нас какая-то творится. Ты знаешь, что такое Нёх? 
- В общих интернетных чертах, - кивнул я. – Оно хоть в чем-то конкретно выражается? 
Пеппи злобно отковырнула бутылочную крышку о край стола: 
- Вещи исчезают. Обои мокрые. Мы их недавно поклеили, хорошо клеили, с толком. А они мокнут, как будто под ними стена течет. Достало. Лампочки постоянно лопаются. И еще эти чертовы игрушки… 
- А что с ними не так? 
- Да у Соньки три ящика этих треклятых плюшевых зверей. Мы их всякий вечер складываем к ней в комнату, и всякое утро они расползаются повсюду. Словно раскладывает кто-то. Окса на днях бежала чайник выключить, чуть ногу не подвернула. Я уже хотела со злости их выкинуть, так Сонька в истерику. Окса, опять же… - она прервалась на долгий глоток. – Окса на работу хочет устроиться, а все никак не может. То вместо собеседования разводка какая-то, то магическими носками в электричке торговать, то просто и откровенно с порога начинают клянчить «дайте денег». Она из-за этого на стенку лезет и на людей бросается. Сонька с простудами бесконечными, денег уже не хватает на лекарства… Ночью спать не могу, душно. Откроешь форточку – холодно. Муть какая-то в голову лезет. Шепчет кто-то на ухо, под кроватью топочет… Ну да ничего, - она нахмурилась. – Не на такую напали. Я ничего не боюсь. Они все у меня будут хрюкать со всхлипами! 
Не имея практического опыта борьбы с Нёх, я не решился давать советы. Но не позавидовал нечисти, решившей померяться силами с нашей Пеппи. С этой станется прожечь квартиру виртуальным напалмом и вымести тушки поверженных врагов за порог поганой метлой. 
С этого разговора миновала неделя или две, не помню точно. Близился Новый год, на работе начался традиционный аврал и гонка на выживание, из-за круглосуточного снегопада город обледенел в пробках и сосульках, и я добредал домой едва ли к полуночи. Даже не сообразил сразу, что в дверь названивают. Судя по решительности звонка – Пеппи. 

Но за дверью обнаружилась ее гёрлфренд, которая Оксана. Напуганная, раздраженная и с фонариком. Лестница за ее спиной была погружена в темноту. 
- Э-э… - сказал я. 
- Я знаю, это идиотизм, - устало сказала она. – Пеппи сказала, чтобы я пошла и позвала вас. У нас нет света. У нас какая-то хрень ползает по дому. Я боюсь. Я сейчас зареву. Пеппи ничего не хочет объяснить, только матерится. Софа спит. Что мне делать? 
- Э-э… - в подобных ситуациях я обычно бываю весьма красноречив. – Вы вот что. Вы сидите здесь. Тут светло и тепло. Кухня, чайник, кофе. Я закрою дверь, возьму ключи и пойду спасать Пеппи. У вас мобильник с собой? Если что, будем слать панические смс. 
Она вяло улыбнулась. И даже не стала спорить. А я пошлепал вниз по ступенькам, едва не навернувшись, хотя пробегал по этой лестнице тысячу раз. 
В нашем доме маленькие стандартные квартиры. Та, в которой жили три девицы, была зеркальным отражением моей. Но сегодня их маленькая прихожая показалась мне бесконечной. Там больше не ощущалось уютного тепла, там было стыло и холодно – и я до усрачки перепугался того, что сейчас споткнусь о что-нибудь, а это окажется рука или нога мертвой Пеппи. Или я увижу ее внутри большого зеркала на дверях ванной, она будет стучаться и беззвучно кричать, а как мне объяснить ей, что она застряла внутри отражения? 
- Пеппи! – сиплым шепотом воззвал я. 
- Тут, - сразу же отозвалась она. – Окса отсиживается у тебя? Ну и правильно. Ползи сюда. Слушай. 
Пеппи сидела на диване в гостиной. Очень спокойная и собранная. Она зажгла пару свечей, но как-то они не сильно разгоняли темноту. Но мы же не в готическом, мать его ети, замке, мы в комнатушке размерами три на три метра. И я вижу темный прямоугольник окна, и мерцание зарядных огоньков на многочисленных гаджетах – желтых, зеленых и синих. 
- Ты пробки проверила? – на всякий случай спросил я. 
- Три раза. Света нет. А этим заразам все равно, - Пеппи судорожно вздохнула, как большое усталое животное. – Кажется, они иногда перемещаются. Этого не может быть, Джимми. Мы в цивилизованном мире. Посреди огромного города. Никаких нёх не существует. 
Что-то скользнуло мимо меня, тихо-тихо и вкрадчиво, как осенняя паутинка. 
- Мне нужно пойти и проверить Соньку, - заявила Пеппи. Помолчала и добавила: - Но я не могу. 
- Боишься? – не понял я. 
- Я думаю, мне не встать, - но, противореча собственным словам, она грузно поднялась с дивана. Мне померещились тонкие белесые ниточки, потянувшиеся за ней и оборвавшиеся. Может, это был синтепон из прохудившейся обшивки. 
Пеппи захватила свечу. Спотыкаясь о разбросанные игрушки, мы дошли до второй двери, с витражом в виде кораблика. Я повернул ручку, заглянул внутрь – и едва не завопил, увидев застывшую на фоне окна головастую уродливую фигуру. Потом до меня дошло – это же обычный компьютерный стул, на спинку которого навалены вещи. Слева у стены должен стоять большой диван, где спит ребенок… а над диваном что-то висело, что-то навроде большой темной шали, складками обвисающей с потолка. Я хотел спросить, зачем над кроватью прицепили такое дурацкое сооружение, но Пеппи как-то странно охнула и вытянула вперед руку со свечой. Огонек задрожал и заморгал, собираясь погаснуть, и в эти несколько мгновений мы разглядели… 
А черт его знает, что мы разглядели. 
Я видел пыльную тряпку или как ее еще назвать, она болталась в воздухе без видимой опоры и дрожала, в ее растянутых складках угадывалось лицо – или оскаленная морда? Я видел спящего ребенка. Видел промельк чего-то белого, с силой врезавшегося в эту дрянь и забарахтавшегося в складках. Потом белое с тихим сдавленным писком вылетело прямо мне под ноги, а черное полотно съежилось и утекло наверх, туда, где стена соединяется с потолком, и где у девиц был прилеплен декоративный узкий карнизик. Машинально нагнувшись, я подобрал то, что ударилось о мою ногу. Это был декоративный кролик со вспоротым брюхом, как на плакате по анатомии в шестом или седьмом классе. Он слабо дергался, и я чувствовал, как его теплая кровь стекает по моей руке и капает на паркет.

Кто-то впустил ему кишки и внутренности, они узлом перепутанной розовой и красной гадости свисали наружу. 
И тут свеча погасла. Кролик трепыхнулся в последний раз и, видимо, издох. Я понял, что сблюю прямо здесь и сейчас, но Пеппи мертвой хваткой впилась мне в плечо – и мы услышали голоса. 
Как детские. Дети, которые очень далеко от нас, но упрямо пытаются докричаться, объяснить, предостеречь. Не очень разборчивый хор детских голосов: 
- Они спят летом, но просыпаются зимой… Ищут слабых, беззащитных… Они просачиваются, текут черной водой с той стороны… Она хозяйка, маленькая хозяйка, мы защитим ее… Они не тронут ее, вы не трогайте нас… 
У меня в голове все плыло, как при сильной температуре – когда сознание не с тобой, а болтается воздушным шариком в трех метрах над твоей головой. Голоса шептали, слившись в один неумолчный, текущий, шелестящий шепот… 
Под потолком звонко щелкнуло. Зажглась люстра, одна лампочка взорвалась. Мы стояли на пороге обычнейшей детской комнаты, забитой игрушками, картинками, рекламными постерами мультиков и прочей ерундой, так дорогой детям. Проснувшаяся Сонька села в кровати и недоуменно уставилась на нас, хрипловато спрашивая: 
- Где Розочка? Ма, где моя Розочка? 
Я запоздало сунул руку с дохлым зверьком за спину – и замер. У меня в руках была игрушка – плюшевый кролик, в точности как настоящий, только плюшевый, с ярлычком фирмы на лапе. Совершенно целый. 
- Розочка! – дитя углядело кролика и потянулось к нему. – Джимми, зачем ты взял Розочку? 
- Она упала с кровати и я об нее споткнулся, - усилием выговорил я. – Держи. 
- Глупая Розочка, - наставительно проворковала Сонька, заталкивая кролика под одеяло. – Ма, еще ночь? 
- Ночь, - замороженным голосом подтвердила Пеппи. – Спи. Нам… нам что-то послышалось, да еще свет отрубился. Но теперь все в порядке. Спи. 
Она выключила люстру, но мы не смогли сразу уйти. Стояли на пороге, ощущая, как глаза медвежат и пони, котят и дракончиков пристально смотрят на нас из успокоившейся, ставшей мирной и нестрашной темноты. Глаза стражи, что никогда не спит, никогда не устает, никогда не бросит свой пост… пока маленькая хозяйка не вырастет. 
- Сонька на днях углядела в «Детском мире» хаски размером с настоящую, - медленно произнесла Пеппи, прикрывая дверь. – И запала на нее больше жизни. Она, правда, стоит под пять тысяч. Как думаешь, купить? У нее ж там сплошная мелюзга… а эта хоть будет здоровая. Собака все-таки. Хоть и плюшевая. 
- Купи, - согласился я. – Завтра же.