Аддиктивные объекты (ч.1)
“Аддикция — это процесс психологического порабощения, в результате которого человек становится рабом кого-то или чего-то, какой-нибудь формы поведения...”(David М. Hirst, 2000).
Херст уверенно заявляет, что не только употребяя определенные химические вещества можно попасть “на крючок” и оказаться в психологической ловушке зависимости “...сам факт “заглатывания крючка” в значительной степени связан с самой аддиктивной личностью, с предрасположенностью человека к аддикции”.
В подтверждении своих слов он обращается к работам Маргарет Малер и Дональда Винникотта, поддерживая предположение, "что у некоторых людей связь “младенец-мать” или не достигла адекватного развития, или была преждевременно разрушена в ранний период жизни младенца" и связывая преждевременное разрушение симбиоза с формированием аддиктивной личности.
Он утверждает, что если сепарация не происходит постепенно, это может привести к невозможности формирования переходных объектов, вместо которых ребёнок вынужден найти что-то другое. Этим "другим" становится "объект внутри системы “я”, чьи функции не напоминают ребенку о матери, лучше описать как аутистический объект в традициях кляйнианских частичных объектов или я-объектов, внутри “я”, по Кохуту".
Херст делает смелое предположение, что аутистический объект является предтечей аддиктивного, в связи со схожестью в отношениях с данными объектами, что замещают собой межчеловеческие взаимоотношения. "Мы знаем, как отношения аддиктивной личности с аддиктивным объектом поглощают его время и энергию; этот объект становится центром его жизни, заместив человеческие отношения. У аддикта нет веры в себя или в других, в нем постоянно живет идея о том, что свой мир можно контролировать с помощью объекта аддикции и этот объект снабдит его всем тем, что отсутствует внутри него".
“Аддикция — это процесс психологического порабощения, в результате которого человек становится рабом кого-то или чего-то, какой-нибудь формы поведения...”(David М. Hirst, 2000).
Херст уверенно заявляет, что не только употребяя определенные химические вещества можно попасть “на крючок” и оказаться в психологической ловушке зависимости “...сам факт “заглатывания крючка” в значительной степени связан с самой аддиктивной личностью, с предрасположенностью человека к аддикции”.
В подтверждении своих слов он обращается к работам Маргарет Малер и Дональда Винникотта, поддерживая предположение, "что у некоторых людей связь “младенец-мать” или не достигла адекватного развития, или была преждевременно разрушена в ранний период жизни младенца" и связывая преждевременное разрушение симбиоза с формированием аддиктивной личности.
Он утверждает, что если сепарация не происходит постепенно, это может привести к невозможности формирования переходных объектов, вместо которых ребёнок вынужден найти что-то другое. Этим "другим" становится "объект внутри системы “я”, чьи функции не напоминают ребенку о матери, лучше описать как аутистический объект в традициях кляйнианских частичных объектов или я-объектов, внутри “я”, по Кохуту".
Херст делает смелое предположение, что аутистический объект является предтечей аддиктивного, в связи со схожестью в отношениях с данными объектами, что замещают собой межчеловеческие взаимоотношения. "Мы знаем, как отношения аддиктивной личности с аддиктивным объектом поглощают его время и энергию; этот объект становится центром его жизни, заместив человеческие отношения. У аддикта нет веры в себя или в других, в нем постоянно живет идея о том, что свой мир можно контролировать с помощью объекта аддикции и этот объект снабдит его всем тем, что отсутствует внутри него".
Аддиктивные объекты (ч.2)
Тему возникновения аддиктивных объектов уверенно развивает МакДугалл (Joyce McDougall, 1999) возвращая нас к симбиотическим переживаниям матери с младенцем в первые недели его жизни. Она утверждает, что если симбиоз затягивается, то он ощущается младенцем как преследование со стороны матери. Находясь в состоянии полной зависимости от матери в младенчестве, дети имеют склонность приспосабливаться к чему угодно, что на них будет спроецировано. Физическая активность ребенка, его телесная и эмоциональная чувствительность, его интеллектуальность и сообразительность могут развиваться лишь настолько, насколько мать сама позитивно загружает эти качества. Мать может также тормозить укрепление этих качеств, если ребенок служит для сглаживания ее собственных переживаний по поводу неудовлетворенных потребностей в ее интрапсихическом мире. Такие нарушенные объектные отношения влияют на формирование переходных феноменов и порождают у ребенка страх перед развитием собственных психических ресурсов.
Отсутствие интроектов заботы о себе взрослый с неизбежностью пытается скомпенсировать объектами из внешнего мира. В этом отношении наркотики, алкоголь, пища и тд. оказываются объектами, которые можно использовать для того, чтобы ликвидировать или смягчить психический дискомфорт, они исполняют роль матери, которую взрослый не способен сыграть сам для себя. МакДугалл пишет: «Эти наркотические объекты занимают место переходных объектов детства, которые воплощают материнское окружение и в то же время освобождают ребенка от полной зависимости от материнского присутствия».
Тему возникновения аддиктивных объектов уверенно развивает МакДугалл (Joyce McDougall, 1999) возвращая нас к симбиотическим переживаниям матери с младенцем в первые недели его жизни. Она утверждает, что если симбиоз затягивается, то он ощущается младенцем как преследование со стороны матери. Находясь в состоянии полной зависимости от матери в младенчестве, дети имеют склонность приспосабливаться к чему угодно, что на них будет спроецировано. Физическая активность ребенка, его телесная и эмоциональная чувствительность, его интеллектуальность и сообразительность могут развиваться лишь настолько, насколько мать сама позитивно загружает эти качества. Мать может также тормозить укрепление этих качеств, если ребенок служит для сглаживания ее собственных переживаний по поводу неудовлетворенных потребностей в ее интрапсихическом мире. Такие нарушенные объектные отношения влияют на формирование переходных феноменов и порождают у ребенка страх перед развитием собственных психических ресурсов.
Отсутствие интроектов заботы о себе взрослый с неизбежностью пытается скомпенсировать объектами из внешнего мира. В этом отношении наркотики, алкоголь, пища и тд. оказываются объектами, которые можно использовать для того, чтобы ликвидировать или смягчить психический дискомфорт, они исполняют роль матери, которую взрослый не способен сыграть сам для себя. МакДугалл пишет: «Эти наркотические объекты занимают место переходных объектов детства, которые воплощают материнское окружение и в то же время освобождают ребенка от полной зависимости от материнского присутствия».
Forwarded from Консультации Непийко
Выход из зависимости часто представляется как в кино. Корчи в ломках, обстяга и мучительное желание вернуться к зависимости. Зависимый рвет одежду, царапает стены и ломает стекло в руках.
В реале всё так если зависимый истерик по типу. Основная сложность не в том, что без привычки драматически плохо, нет. Основное это то, что становится во-первых тускло и мрачно, во-вторых - тревожно. И с первым и с вторым моментом можно работать как в терапии, так и самому. Социальная поддержка и навыки саморегуляции в помощь
И что важно - не циклится на тяге, хотя она и неизбежно возникает. Важно обращать внимание не на то, когда очень хочется, а на то, когда вообще не хочется.
В реале всё так если зависимый истерик по типу. Основная сложность не в том, что без привычки драматически плохо, нет. Основное это то, что становится во-первых тускло и мрачно, во-вторых - тревожно. И с первым и с вторым моментом можно работать как в терапии, так и самому. Социальная поддержка и навыки саморегуляции в помощь
И что важно - не циклится на тяге, хотя она и неизбежно возникает. Важно обращать внимание не на то, когда очень хочется, а на то, когда вообще не хочется.
Аддиктивные объекты (ч.3)
Зависимость или фетиш?
Херст делает занятное замечание, описывая формирование аддиктивных объектов: “...идеализация объектов, людей и поведения в символических целях и их компульсивное использование для контроля над миром обладают некоторыми характеристиками перверсии”.
В этом ключе не стоит забывать такого прекрасного психоаналитика украинского происхождения как Моисея Владимировича Вульфа, который в своей работе «Фетишизм и выбор объекта в раннем детстве» (1946) предвосхитил появившеюся в печати через 7 лет работу Винникотта о переходных объектах.
Вульф считал, что на оральной стадии фетиш играет роль частичного объекта, репрезентируя материнскую грудь и ее тело. При этом вытесненные чувства к матери как к объекту перемещаются на принадлежащую ей вещь, что делается возможным благодаря запаху, теплу и тактильным ощущениям, передающимся ребенку от фетиша. Как только наступает анальная фаза, фетиш приобретает значение объекта.
На уровне фаллической стадии психосексуального развития дальнейшее отношение к фетишу показывается Вульфом на примере наблюдавшегося им пролонгированного клинического случая. Когда мальчику уже почти исполнилось четыре года, он выбрал для себя новый напоминающий мать фетиш (отличающийся от первого, соответствующего потребностям оральной стадии фетиша) – ее платок, который взял за правило укладывать в карман своих пижамных штанишек, прижимая к гениталиям. Вульф указывает, что это действие может символизировать страх возможной потери – осуществляя таким образом катексис по отношению к фетишу, ребенок переносит на него часть нарциссического либидо, конвертируя последнее в либидо объектное. Таким образом, страх потерять фаллос (кастрационная тревога) преобразуется в страх потерять объект. И если вначале фетиш символизирует мать, то в процессе дальнейшего развития ребенка его значение усложняется, в результате чего выстраивается цепочка идентификаций: фаллос – фетиш – мать.
Эти наблюдения привели Вульфа к выводу о том, что первая серьезная связь мальчика с объектом внешнего мира развивается через идентификацию этого объекта с собственным фаллосом. М.В.Вульф отметил, что детский фетишизм развивается полностью аутоэротично после отнятия от груди, усугубляясь при особой привязанности ребенка к естественному вскармливанию, что также можно рассматривать как важный этиологический фактор в случаях фетишизма у взрослых.
продолжение следует...
Зависимость или фетиш?
Херст делает занятное замечание, описывая формирование аддиктивных объектов: “...идеализация объектов, людей и поведения в символических целях и их компульсивное использование для контроля над миром обладают некоторыми характеристиками перверсии”.
В этом ключе не стоит забывать такого прекрасного психоаналитика украинского происхождения как Моисея Владимировича Вульфа, который в своей работе «Фетишизм и выбор объекта в раннем детстве» (1946) предвосхитил появившеюся в печати через 7 лет работу Винникотта о переходных объектах.
Вульф считал, что на оральной стадии фетиш играет роль частичного объекта, репрезентируя материнскую грудь и ее тело. При этом вытесненные чувства к матери как к объекту перемещаются на принадлежащую ей вещь, что делается возможным благодаря запаху, теплу и тактильным ощущениям, передающимся ребенку от фетиша. Как только наступает анальная фаза, фетиш приобретает значение объекта.
На уровне фаллической стадии психосексуального развития дальнейшее отношение к фетишу показывается Вульфом на примере наблюдавшегося им пролонгированного клинического случая. Когда мальчику уже почти исполнилось четыре года, он выбрал для себя новый напоминающий мать фетиш (отличающийся от первого, соответствующего потребностям оральной стадии фетиша) – ее платок, который взял за правило укладывать в карман своих пижамных штанишек, прижимая к гениталиям. Вульф указывает, что это действие может символизировать страх возможной потери – осуществляя таким образом катексис по отношению к фетишу, ребенок переносит на него часть нарциссического либидо, конвертируя последнее в либидо объектное. Таким образом, страх потерять фаллос (кастрационная тревога) преобразуется в страх потерять объект. И если вначале фетиш символизирует мать, то в процессе дальнейшего развития ребенка его значение усложняется, в результате чего выстраивается цепочка идентификаций: фаллос – фетиш – мать.
Эти наблюдения привели Вульфа к выводу о том, что первая серьезная связь мальчика с объектом внешнего мира развивается через идентификацию этого объекта с собственным фаллосом. М.В.Вульф отметил, что детский фетишизм развивается полностью аутоэротично после отнятия от груди, усугубляясь при особой привязанности ребенка к естественному вскармливанию, что также можно рассматривать как важный этиологический фактор в случаях фетишизма у взрослых.
продолжение следует...
Аддиктивные объекты (ч.4)
Зависимость или фетиш? (продолжение)
Анна Фрейд в работе “Теория и практика детского психоанализа”(1999) поддерживает идеи Вульфа: “Что у ребенка со взрослым фетишистом есть общего, так это тенденция катектировать некоторый предмет или некоторую часть его собственного тела или тела другого человека с большим количеством или нарциссического, или объектного либидо. В зависимости от силы катексиса предмет или часть тела принимает статус объекта или его части, удовлетворяющего потребность, и становится неотъемлемым от индивида”.
Интересно, что из определения переходного объекта у Винникотта, он оставляет ему место в качестве моста между внешним и внутренним, при этом ребёнок связывает и символизирует его с материнской грудью. Когда как фетишистский объект, судя по всему, может означать и мать и собственный пенис (часть собственного Я), может быть катектирован и объектным и нарциссическим либидо.
Но возвращаясь к Винникотту, хочется добавить, что в своей статье “Переходные объекты и переходные явления. Исследование первого «не-я» предмета.” 1953, резюмируя проделанную работу он заключает: “О наркомании можно говорить как о регрессии к ранней стадии, в которой переходные явления еще носят устойчивый характер.” (Donald Winnicott 1953).
И что же это может значить?
Нельзя не заметить сходства в формировании переходного объекта, объекта фетишистского, аддиктивного и, возможно, аутического.
Все эти объекты формируются в период отлучения от груди и хочется сделать предположение, по аналогии с формированием фетишистского объекта, что они приобретают свои окончательные черты, дополняясь и видоизменяясь в течение прохождения юным субъектом психосексуального развития.
Можем ли мы говорить, что при определённых условиях переходный объект может переходить в объект фетишистский, например, при наложении кастрационной тревоги на тревогу сепарационную?
Тогда при каких же условиях возможно затруднение формирования объекта переходного и замещение его объектом аутическим и аддиктивным? При преждевременно разрушенных симбиотических отношениях с матерью или при затянувшемся симбиозе? Или, возможно, зависимость есть лишь регрессия к стадии формирования переходных объектов и фиксация на них? А возможно ли, что эта фиксация не лишена определённой доли перверсивности?
Порой углубленное изучение вопроса вместе с увеличением нашего понимания увеличивает и количество вопросов, стоящих перед нами. Это не должно нас смущать, ведь закономерно, что, открыв одни двери, за ними могут находиться другие, к которым нам только предстоит подобрать верный ключ.
Зависимость или фетиш? (продолжение)
Анна Фрейд в работе “Теория и практика детского психоанализа”(1999) поддерживает идеи Вульфа: “Что у ребенка со взрослым фетишистом есть общего, так это тенденция катектировать некоторый предмет или некоторую часть его собственного тела или тела другого человека с большим количеством или нарциссического, или объектного либидо. В зависимости от силы катексиса предмет или часть тела принимает статус объекта или его части, удовлетворяющего потребность, и становится неотъемлемым от индивида”.
Интересно, что из определения переходного объекта у Винникотта, он оставляет ему место в качестве моста между внешним и внутренним, при этом ребёнок связывает и символизирует его с материнской грудью. Когда как фетишистский объект, судя по всему, может означать и мать и собственный пенис (часть собственного Я), может быть катектирован и объектным и нарциссическим либидо.
Но возвращаясь к Винникотту, хочется добавить, что в своей статье “Переходные объекты и переходные явления. Исследование первого «не-я» предмета.” 1953, резюмируя проделанную работу он заключает: “О наркомании можно говорить как о регрессии к ранней стадии, в которой переходные явления еще носят устойчивый характер.” (Donald Winnicott 1953).
И что же это может значить?
Нельзя не заметить сходства в формировании переходного объекта, объекта фетишистского, аддиктивного и, возможно, аутического.
Все эти объекты формируются в период отлучения от груди и хочется сделать предположение, по аналогии с формированием фетишистского объекта, что они приобретают свои окончательные черты, дополняясь и видоизменяясь в течение прохождения юным субъектом психосексуального развития.
Можем ли мы говорить, что при определённых условиях переходный объект может переходить в объект фетишистский, например, при наложении кастрационной тревоги на тревогу сепарационную?
Тогда при каких же условиях возможно затруднение формирования объекта переходного и замещение его объектом аутическим и аддиктивным? При преждевременно разрушенных симбиотических отношениях с матерью или при затянувшемся симбиозе? Или, возможно, зависимость есть лишь регрессия к стадии формирования переходных объектов и фиксация на них? А возможно ли, что эта фиксация не лишена определённой доли перверсивности?
Порой углубленное изучение вопроса вместе с увеличением нашего понимания увеличивает и количество вопросов, стоящих перед нами. Это не должно нас смущать, ведь закономерно, что, открыв одни двери, за ними могут находиться другие, к которым нам только предстоит подобрать верный ключ.
Через тернии психического pinned «Приглашаю вас принять участие в исследовательском проекте “Психоанализ аддикций ”! В процессе обучения психоанализу меня заинтересовала проблема аддикций и зависимого поведения, мои курсовая и дипломная работа посвящены изучению этого вопроса. Теперь…»
Forwarded from Консультации Непийко
- Не могу ничего делать, как не пытаюсь себя заставить. Помогите себя лучше заставлять. - это достаточно частый первичный запрос в терапии.
Мотивация через самодоминацию она какое-то время работает неплохо. На детство - отрочество - юность её вполне может хватить.
Тут при разботе всплывает множество интроэктов, озвученных в детстве близкими:
- соберись, тряпка!
- будешь лениться - будешь дворником!
- если ты не первый, значит ты плохой.
- без достижений ты никто
Понятно, что в таких раскладах во взрослом возрасте человеку без грубого обращения с собой как без пряников.
Но вот - силы закончились. Внутри себя - хроническое избиение младенцев. До кабинета такие доползают со стоном:
- Помогите, ничего не могу.
Говоришь:
- так полежите, отдохните, сделайте то, что даёт силы.
На это обычно перепуганное:
- так что, вообще лечь и лежать? под забором сдохнуть?
Работа с таким запросом - не очень быстрая. Во-первых это разбор интроэктов о том, как не позволять душе лениться. Во-вторых это выстроение новой мотивации, не через боль и самонасилие, а через интерес. Тут и возникает сложность - чем сильнее себя человек избивает внутри, тем меньше остаётся места для живого вовлечения и понимания того, что кроме волшебного слова "надо" и "должен" существует ещё "хочу" и "желаю".
Мотивация через самодоминацию она какое-то время работает неплохо. На детство - отрочество - юность её вполне может хватить.
Тут при разботе всплывает множество интроэктов, озвученных в детстве близкими:
- соберись, тряпка!
- будешь лениться - будешь дворником!
- если ты не первый, значит ты плохой.
- без достижений ты никто
Понятно, что в таких раскладах во взрослом возрасте человеку без грубого обращения с собой как без пряников.
Но вот - силы закончились. Внутри себя - хроническое избиение младенцев. До кабинета такие доползают со стоном:
- Помогите, ничего не могу.
Говоришь:
- так полежите, отдохните, сделайте то, что даёт силы.
На это обычно перепуганное:
- так что, вообще лечь и лежать? под забором сдохнуть?
Работа с таким запросом - не очень быстрая. Во-первых это разбор интроэктов о том, как не позволять душе лениться. Во-вторых это выстроение новой мотивации, не через боль и самонасилие, а через интерес. Тут и возникает сложность - чем сильнее себя человек избивает внутри, тем меньше остаётся места для живого вовлечения и понимания того, что кроме волшебного слова "надо" и "должен" существует ещё "хочу" и "желаю".
Довольно интересным является факт сотрудничества Юнга с обществом анонимных алкоголиков(АА) и его непосредственное влияние на образование АА. Один из основателей АА выздоравливающий алкоголик, биржевой маклер Билл Уилсон обращался к К.Юнгу за помощью и вёл переписку.
“Мой дорогой доктор Юнг: Это письмо – выражение огромной признательности, которое весьма запоздало....Я сомневаюсь, известно ли Вам о том, что Ваша конкретная беседа с одним из Ваших пациентов, мистером Х. Роландом, состоявшаяся в начале 1930-х гг., сыграла решающую роль в основании нашего Товарищества. И хотя Х. Роланд уже давно скончался, свидетельства его замечательного опыта лечения у Вас, безусловно, стали частью истории АА….Изнурённый другими средствами лечения от алкоголизма, в 1931 году он стал Вашим пациентом. Полагаю, он пробыл у Вас в терапии приблизительно год. Его восхищение Вами было безгранично, и он покинул Вас с чувством глубокой уверенности….К своему великому ужасу, вскоре он довёл себя до алкогольной интоксикации. Веря, что Вы – последняя спасительная пристань, он вновь вернулся к Вам в терапию. Последовавшая затем беседа между вами стала первым звеном в цепи событий, которые и привели к основанию Общества Анонимных Алкоголиков. Я помню из его отчёта о той беседе, что: прежде всего, Вы открыто сказали ему о безвыходности (безнадёжности) его положения, какое бы медицинское или психиатрическое лечение он не предпринял в дальнейшем. Это Ваше искреннее и смиренное утверждение было, несомненно, первым камнем в фундаменте, на котором и построено наше Общество. Этот импульс, полученный от Вас, кому он так верил и кем восхищался, оказался чрезвычайно сильным, решающим для него. Когда же затем он спросил Вас, есть ли хоть какая-нибудь надежда, Вы ответили, что она может появиться лишь при условии, что он станет субъектом духовного или религиозного переживания, – выражаясь кратко, истинного преображения.”(Б. Уилсон – Карлу Густаву Юнгу Январь 23, 1961).
“Мой дорогой доктор Юнг: Это письмо – выражение огромной признательности, которое весьма запоздало....Я сомневаюсь, известно ли Вам о том, что Ваша конкретная беседа с одним из Ваших пациентов, мистером Х. Роландом, состоявшаяся в начале 1930-х гг., сыграла решающую роль в основании нашего Товарищества. И хотя Х. Роланд уже давно скончался, свидетельства его замечательного опыта лечения у Вас, безусловно, стали частью истории АА….Изнурённый другими средствами лечения от алкоголизма, в 1931 году он стал Вашим пациентом. Полагаю, он пробыл у Вас в терапии приблизительно год. Его восхищение Вами было безгранично, и он покинул Вас с чувством глубокой уверенности….К своему великому ужасу, вскоре он довёл себя до алкогольной интоксикации. Веря, что Вы – последняя спасительная пристань, он вновь вернулся к Вам в терапию. Последовавшая затем беседа между вами стала первым звеном в цепи событий, которые и привели к основанию Общества Анонимных Алкоголиков. Я помню из его отчёта о той беседе, что: прежде всего, Вы открыто сказали ему о безвыходности (безнадёжности) его положения, какое бы медицинское или психиатрическое лечение он не предпринял в дальнейшем. Это Ваше искреннее и смиренное утверждение было, несомненно, первым камнем в фундаменте, на котором и построено наше Общество. Этот импульс, полученный от Вас, кому он так верил и кем восхищался, оказался чрезвычайно сильным, решающим для него. Когда же затем он спросил Вас, есть ли хоть какая-нибудь надежда, Вы ответили, что она может появиться лишь при условии, что он станет субъектом духовного или религиозного переживания, – выражаясь кратко, истинного преображения.”(Б. Уилсон – Карлу Густаву Юнгу Январь 23, 1961).
Forwarded from Здесь может быть ваш перенос
Панические атаки и секс
«Еще одна часто заявляемая проблема, с которой приходят к психотерапевту, обычно после нескольких консультаций у разных врачей, - это «панические атаки». Джон Витерито (John Viterito), представитель рационально-эмоционально-поведенческой терапии (REBT - Rational Emotive Behavior Therapy», на одном из своих семинаров сказал, что панические атаки очень плохо лечатся. Там же присутствовал мой коллега Е.Н. Белов - психоаналитик, соавтор книги «Тотем без табу…», медицинский психолог нашего ДС (дневного стационара), - и он возразил, что это не так трудно. Верито спросил: почему в психоанализе это вылечить легче? Евгений Николаевич ответил: «Потому что мы говорим о сексе». И я думаю, что он прав. В панических атаках и схожих состояниях, где есть лавинообразно нарастающая тревога и вегетативные симптомы, всегда задействован сексуальный компонент…
В общих чертах психодинамика при паническом расстройстве выглядит так. Человек имеет сильные чувства к значимому объекту, с которым находится в тесной связи. И в этом он подобен тем, кто склонен создавать зависимые отношения. К объекту он испытывает противоречивые чувства. Позитивные чувства эгосинтонны, сознательны и «очевидны». Негативные - вытеснены и отрицаются. Отношения со значимым обьектом все время продуцируют чувства: как негативные, так и позитивные. Когда резервуар подавленных негативных чувств переполнен, бывает достаточно небольшого, по сознательным меркам, триггера, чтобы развился первый приступ паники…
А при чем же здесь секс? Обычно значимым обьектом выступает сексуальный партнер пациента. Ситуация родитель-ребенок тоже встречается , и секс там тоже присутствует: или как инцестуозные фантазии и соблазняющее поведение (физического саксаульного использования - инцеста - в моей практике с такими пациентами не встречалось), или в том смысле, что «панические атаки» пациента разрушают сексуальные отношения родителя с партнером (другим родителем или новым супругом).
Триггер запущен, негативные чувства начинают достигать сознания, и возникает типичная «»дымовая завеса» - тревога. Ее становится все больше, так как резервуар подавленных переживаний велик и мощно подпитывается сексуальностью. Идеи и чувства, которые может осознать пациент, имеют не просто неприятный или травматический характер. Это вызов всей его жизни, его мировоззрению, которое тесно связано с представлением о его значимом обьекте. Вероятно, у такого пациента нет медиаторной предрасположенности к развитию, например, депрессии, когда в воронку самообвинения втягиваются все другие мысли. А к развитию тревоги склонность есть, и она нарастает, становится настолько сильной, что возникает страх дезинтеграции, «психической смерти». Эти переживания подкрепляются и разнообразными вегетативными нарушениями, и уже хорошо осознаваемыми страхами - смерти, сумасшествия, инсульта и его последствий и т.п. Так аффект смещается от внутреннего конфликта между противоположными эмоциями к более «приемлемым» страхам…»
Ян Федоров «На грани современного анализа»
#клиническаяпоэзия #яиестьтело
«Еще одна часто заявляемая проблема, с которой приходят к психотерапевту, обычно после нескольких консультаций у разных врачей, - это «панические атаки». Джон Витерито (John Viterito), представитель рационально-эмоционально-поведенческой терапии (REBT - Rational Emotive Behavior Therapy», на одном из своих семинаров сказал, что панические атаки очень плохо лечатся. Там же присутствовал мой коллега Е.Н. Белов - психоаналитик, соавтор книги «Тотем без табу…», медицинский психолог нашего ДС (дневного стационара), - и он возразил, что это не так трудно. Верито спросил: почему в психоанализе это вылечить легче? Евгений Николаевич ответил: «Потому что мы говорим о сексе». И я думаю, что он прав. В панических атаках и схожих состояниях, где есть лавинообразно нарастающая тревога и вегетативные симптомы, всегда задействован сексуальный компонент…
В общих чертах психодинамика при паническом расстройстве выглядит так. Человек имеет сильные чувства к значимому объекту, с которым находится в тесной связи. И в этом он подобен тем, кто склонен создавать зависимые отношения. К объекту он испытывает противоречивые чувства. Позитивные чувства эгосинтонны, сознательны и «очевидны». Негативные - вытеснены и отрицаются. Отношения со значимым обьектом все время продуцируют чувства: как негативные, так и позитивные. Когда резервуар подавленных негативных чувств переполнен, бывает достаточно небольшого, по сознательным меркам, триггера, чтобы развился первый приступ паники…
А при чем же здесь секс? Обычно значимым обьектом выступает сексуальный партнер пациента. Ситуация родитель-ребенок тоже встречается , и секс там тоже присутствует: или как инцестуозные фантазии и соблазняющее поведение (физического саксаульного использования - инцеста - в моей практике с такими пациентами не встречалось), или в том смысле, что «панические атаки» пациента разрушают сексуальные отношения родителя с партнером (другим родителем или новым супругом).
Триггер запущен, негативные чувства начинают достигать сознания, и возникает типичная «»дымовая завеса» - тревога. Ее становится все больше, так как резервуар подавленных переживаний велик и мощно подпитывается сексуальностью. Идеи и чувства, которые может осознать пациент, имеют не просто неприятный или травматический характер. Это вызов всей его жизни, его мировоззрению, которое тесно связано с представлением о его значимом обьекте. Вероятно, у такого пациента нет медиаторной предрасположенности к развитию, например, депрессии, когда в воронку самообвинения втягиваются все другие мысли. А к развитию тревоги склонность есть, и она нарастает, становится настолько сильной, что возникает страх дезинтеграции, «психической смерти». Эти переживания подкрепляются и разнообразными вегетативными нарушениями, и уже хорошо осознаваемыми страхами - смерти, сумасшествия, инсульта и его последствий и т.п. Так аффект смещается от внутреннего конфликта между противоположными эмоциями к более «приемлемым» страхам…»
Ян Федоров «На грани современного анализа»
#клиническаяпоэзия #яиестьтело
Forwarded from Психоаналитик, психиатр Юрий Вольных
Вначале, чтобы отметить себя желающим, субъект говорит (другому) «нет» - и может затем сказать «да». Но «да» после «нет» обладает совсем иной ценностью, чем просто «да»
"Конечно, я с самого начала знал, что, какими бы убедительными ни были мои доводы, они не смогут проникнуть достаточно глубоко, чтобы вызвать какие-либо изменения. Этого почти никогда не случается. Когда я сам проходил терапию, такое никогда не срабатывало. Только когда человек переживает истину всем своим существом, он может принять ее. Только тогда он может последовать ей и измениться. Психологи-популяризаторы всегда говорят о "принятии ответственности", но все это — только слова: невероятно трудно, даже невыносимо признать, что ты и только ты сам строишь свой жизненный проект.
Таким образом, основная проблема терапии всегда состоит в том, как перейти от интеллектуального признания истины о себе к ее эмоциональному переживанию. Только когда в терапию вовлекаются глубокие чувства, она становится по-настоящему мощным двигателем изменений".
Ирвин Ялом «Лекарство от любви»
#wisewords
Таким образом, основная проблема терапии всегда состоит в том, как перейти от интеллектуального признания истины о себе к ее эмоциональному переживанию. Только когда в терапию вовлекаются глубокие чувства, она становится по-настоящему мощным двигателем изменений".
Ирвин Ялом «Лекарство от любви»
#wisewords
Forwarded from Консультации Непийко
- а можно дальше вести себя не очень приятно, но чтобы меня наконец-то полюбили все вокруг.
В своем исследовании проблематики женского Лакан отталкивается, конечно же, от Фрейда. Напомним, для Фрейда психосексуальное развитие идет до эдиповой поры до времени полоролевых идентификаций и у «мальчиков», и у «девочек» одинаково. Одинаково, поскольку сценарий один: нет ни мальчиков, ни девочек. Да и либидо как активная сила описывается в терминах маскулинности. Женское, таким образом, – то, что отклоняется от мужской парадигмы. Женское, для Фрейда, – таинственный «черный континент». Вопрос, который Фрейд так и оставляет без ответа: «чего же хочет женщина?»
На одном из семинарских занятий 1956 года Лакан говорит: вопрос «что такое женщина?» это истерический вопрос, независимо оттого, задается ли им «биологический» мужчина, или «биологическая» женщина. Под женщиной подразумевается женская позиция в символической цепи. Символизации же женского пола как такового не существует, поскольку нет женского эквивалента господствующему означающему, фаллосу. Фаллос один. И в этом – асимметрия полов.
В 1972-73 гг. Лакан проводит семинарские занятия, известные под называнием «Еще раз: о женской сексуальности, пределах любви и знания». Именно в эти годы звучат его знаменитые утверждения: женщина непостижима для мужчины; сексуальных отношений не бывает; женщины не существует. Перефразируя эти последние слова из семинаров 1970/71 гг. на занятиях «Еще», Лакан ставит акцент на определенном артикле la перед существительным женщина: речь идет не о том, что нет такого существа как женщина, а о том, что она не может быть универсальной, обобщающей категорией. Определение этой категории невозможно. Оно никогда не будет полным. Женщина остается неопределенной в силу нехватки. Она – не-все. Она – Другое мужского.
Такое не-определение сближает женское с истинным. Ведь истина, как и женщина, не исчерпывается логикой, никогда не может быть исчерпана вообще, не может стать всем. На истину, на женское направлено мужское желание. Женщина, – говорит Лакан, – отдает свою любовь тому, кто ее желает. Несуществование женщины не исключает возможности превращения ее в объект желания. Как раз наоборот. Ускользающая от существования, становится она объектом желания. Объектом, с которым можно, в конечном счете, встретиться только в психозе.
Мазин Виктор Аронович. Введение в Лакана.
На одном из семинарских занятий 1956 года Лакан говорит: вопрос «что такое женщина?» это истерический вопрос, независимо оттого, задается ли им «биологический» мужчина, или «биологическая» женщина. Под женщиной подразумевается женская позиция в символической цепи. Символизации же женского пола как такового не существует, поскольку нет женского эквивалента господствующему означающему, фаллосу. Фаллос один. И в этом – асимметрия полов.
В 1972-73 гг. Лакан проводит семинарские занятия, известные под называнием «Еще раз: о женской сексуальности, пределах любви и знания». Именно в эти годы звучат его знаменитые утверждения: женщина непостижима для мужчины; сексуальных отношений не бывает; женщины не существует. Перефразируя эти последние слова из семинаров 1970/71 гг. на занятиях «Еще», Лакан ставит акцент на определенном артикле la перед существительным женщина: речь идет не о том, что нет такого существа как женщина, а о том, что она не может быть универсальной, обобщающей категорией. Определение этой категории невозможно. Оно никогда не будет полным. Женщина остается неопределенной в силу нехватки. Она – не-все. Она – Другое мужского.
Такое не-определение сближает женское с истинным. Ведь истина, как и женщина, не исчерпывается логикой, никогда не может быть исчерпана вообще, не может стать всем. На истину, на женское направлено мужское желание. Женщина, – говорит Лакан, – отдает свою любовь тому, кто ее желает. Несуществование женщины не исключает возможности превращения ее в объект желания. Как раз наоборот. Ускользающая от существования, становится она объектом желания. Объектом, с которым можно, в конечном счете, встретиться только в психозе.
Мазин Виктор Аронович. Введение в Лакана.
Forwarded from Клинический психоанализ
В нашей памяти есть все: это что-то вроде аптеки или химической лаборатории, откуда достают то успокоительное средство, то смертельный яд.
Марсель Пруст. Пленница
Марсель Пруст. Пленница
Forwarded from Neural Machine
Если у вас проблемы с психическим здоровьем, дерзайте.