Вся особенность Христа была в том, что шел сам и упреждал жизнь, а наш человек живет до тех пор, пока его не распнут, все на что-то надеется, чего-то дожидается, авось минует, авось пройдет, и глядишь — вот нет ничего:

— Пожалуйте к стенке.

24 июля 1918

...страдание не так выглядит, как его представляют.

25 июля 1915

Перед глазами светлый вир*, где рыба кишит и видно, как окунь глотает пескаря, а щука окуня. Я видел, как пескарь, спасаясь от окуня, выкинулся на берег и окунь цокал на него, высунув нос из воды. А на лугу, услыхав наш шум, утиная мать бежала по лугу и отводила наше внимание от тростников. Вчера была гроза и маленький дождь, сегодня опять гроза и дождь посильнее — крупный, теплый.

В глазах голубые стрекозы, и Московский бульвар представляется тоже, как вир.

25 июля 1920

*водоворот

Нет ничего во всей охоте более изящного, чем подход собаки к бекасу, когда она его далеко зачует по ветру. Вот откуда, вероятнее всего, возникла непостижимая серому охотнику утонченность вкуса и строгое требование к породе собак. Подумайте, что происходит в таинственной глубине отношений человека и животного: человек — хозяин, учитель, воспитатель и бог. Но вот бог и раб переменяются местами, раб ведет своего господина. Необычно сладостное состояние изнутри, но извне ведь довольно глупое положение...

26 июля 1927

Зло создалось из ошибок наших отцов…

27 июля 1929

Хитрость есть низшее свойство ума и высшее свойство глупости.

28 июля 1930

Нынче царь стоит без скипетра, руки нет, вместо руки дыра, лестница из-под носа убрана, веревки на шее нет, без скипетра, без рук вид его много лучше: мягкость, кротость, лицо его становится похоже на лицо человека, который только что в ужасных мучениях умер, и лицо его, искаженное страданьем, мало-помалу начинает светлеть, устанавливаться.

29 июля 1918

Вдруг все провалилось: леса-болота, реки, все дорогое, всякая цель, всякий смысл, сижу бессмысленно, где сяду, и без следа проходят, как облака, — облака моих далеких и последних переживаний.

30 июля 1920

Читал «Известия», с большим трудом одолел огромную статью Сталина и не нашел в ней ничего свободного, бездарен и честен, как чурбан.

31 июля 1927

Охота.

Погода стоит переменчивая, то в жар, то в холод, гроза каждый день. Вчера вечером хоть печку топи, но утро солнечно-росистое, скорей поспевай, а то будет очень жарко, и собака вывесит язык. Мне удалось убить петуха и трех молодых тетеревей. Но особенно сильно понравились встреченные в заднем Серкове глухари. Их было шесть стариков, в 7 утра, когда бор пронизывают широкие лучи солнца и сплошные листики черники как будто отлиты из металла, серебра, алюминия, они вышли из густых мокрых осин и разбрелись в бору. От моих шагов они поднимались, но не сразу все, а каждый, услыхав взлет соседа, сознавал, что необходимо взлетать, оставляя из уважения к своему глухариному достоинству одну или две секунды раздумья: «сознаю, мол, необходимость, но все-таки подумаю». Их особенный шум при взлете напоминал тот постоянный шум верхушек в бору, достойный пустыни, и независимый…

Я был счастлив, что стал охотником…

1 августа 1929

Ильин день.

Сильная гроза. Нашел большой выводок и принес порядочного тетеревенка. Хозяин рассказывал, какая беда вышла в Москве в очереди за орехами (крикнули: «орехи дают!» — и все бросились и стали). Хвост был очень длинный, а орехи кончились. Оставалось кило. Право ближайшего к орехам стала оспаривать женщина с ребенком. Явился муж этой женщины, спор перешел в драку, очередь бросилась грабить магазин, но в нем совсем ничего не было. Один из тех, кто дрался, высадил окно. Другого потянули к ответу: 30 рублей!

— А кому же достались орехи?

2 августа 1930

...домострой рушился, баба стала своевольной.

3 августа 1916

Есть ныне живущие люди, которых я очень люблю, как покойников, и не имею в жизни с ними никакой связи; они очень удивляются, почему я им не пишу, а я даже и объяснить им этого не могу.

4 августа 1923

«Друг мой, ведь до самого основания по одному кирпичу расшвыряли наш храм, и я всю жизнь собираю кирпичи и складываю памятник. Бывают моменты, и я ими живу, когда у меня что-то выходит, и является даже гордое сознание, будто я выполняю: «Разрушь храм сей, и я его в три дня воздвигну». Впрочем, я не мог бы так резко это признать, а как бы только ставлю ногу свою в чей-то верный след. Вот как в этом великом окружающем меня Берендеевом царстве не я царь Берендей, но все равно, ежедневно спускаясь в болото по его тропе, я часто узнаю его в себе самом. Да вот и сейчас, когда собака почти совсем съела меня, обласканный ветром и музыкой шумящей листвы и возвращенный в царство Берендея, я протягиваю примирительно руку к глупой собаке, как сам Берендей, и говорю: «Дурак, дурак, зачем ты сам себя губишь, вытряхни поскорей солому из своей башки. Губастый!»

5 августа 1927

Лизе 6 лет, Поле 11. Сегодня я пошутил с ними, и дети вдруг как бы испортились, стали жеманничать и кокетничать. Это понятно, до моего баловства они видели во мне нечто высшее и стеснялись, но когда поняли, что я такой же, как все, утратили благоговейное чувство. Так простой народ теряет религиозное чувство.

6 августа 1929

Воробьиная ночь*: сверкало на горизонте, а в избе духота. За час до рассвета пролил сильный дождь. Народ повалил за грибами на восходе. Часа через два обдует, и снова примутся жать. Туча тяжелая, синяя пошла от нас куда-то дальше. На десять минут я вошел в дом и, когда вышел, все изменилось: откуда-то нанесло серые тучи, которые все закрыли. Но через некоторое время снова появились просветы, явилась надежда на солнце. Я взял аппарат и стал снимать жизнь неба. Много сделал интереснейших снимков неба, а когда солнце окончательно определилось, занялся землей, снимал водоросли в пруду, цветы, мох, детей, труд крестьян…

7 августа 1930

*у восточных славян название ночи с сильной грозой или зарницами. Считалась временем разгула нечистой силы.

Время такое, что кажется, будто живешь у хозяина: месяц отжил и думаешь: «Отживу ли другой?»

Государство настоящего построено на основе личного обладания вещами и на праве продавать их и передавать потомству. Отказать в этом людям-собственникам — значит, обидеть не только их, но и отцов их, матерей и дедов. Сила для этого дела должна исходить из каких-то девственных, цельных источников духа, перед которой все на колени станут. И только тогда эта сила не будет насилием. Но раз насилие, то значит это не то.

8 августа 1917

«Страшно то, что нет ничего страшного, что самая суть жизни мелконеинтересна — нищенски плоска. Проникнувшись этим сознанием, отведав этой полыни, никакой уже мед не покажется сладким…» (Тургенев «Довольно»).

Осень. Хмурое небо. Дожди. Еще ласточки вьются возле старых гнезд у окон. Березы желтеют. Все избытки жизни кончаются. В голоде рождаются привычки новой жизни, которые после долго-долго темной рекой будут течь под всеми избытками. Вся моя жизнь со всеми мечтами ее кажется теперь мне избытком.

9 августа 1921