Прочитал во Фрунзенской библиотеке лекцию о репертуаре методов в социологии. Главное послание: «Братва, не стреляйте друг в друга!» Поэтому в меня тоже не стреляйте, пожалуйста!

https://youtu.be/PF3NMJjFHh4

В Sociological Theory вышло немножко безумное в самом лучшем смысле этого слова исследование по… кхм… социологии знания? Автор взял 39 влиятельных в общественных науках типологий социальной организации («голос/выход» Хиршмана, «публичные/приватные блага» Остром, «выживание/самовыражение» Инглхарта и т.п.) и попросил 11 ученых из разных дисциплин сопоставить их параметр за параметром с grid/group theory Мэри Дуглас. Получилась база, для которой была рассчитана взаимная достоверность (inter-rater reliability) экспертов.

В итоге оказалось, что между сами расхожими типологиями есть большая область консенсуса, даже если они классифицируют различный материал и оперируют различными терминами. Ученые без труда схватывают ее, несмотря на междисциплинарные границы. Несмотря на легкий флирт с нейронаучным платонизмом, автор и его команда сдержаны в выводах. Общее послание заключается в том, что между предметами социальных ученых и дисциплин на самом деле куда больше сходств, а общество, возможно, не так уж сложно устроено, как нам иногда кажется.

Ах, да! Для социологов наиболее приятным моментом исследования, несомненно, будет то, что все собранные типологии так или иначе являются импровизациями на классические типы самоубийств Дюркгейма. Все флаги в гости будут к нам!

Из книги Бенджамена Питерса случайно узнал про Виктора Глушкова, первопроходца кибернетики и автора идеи компьютеризации советского планового хозяйства. В рамках своих размышлений о спасении социализма Глушков походя придумал свою довольно оригинальную неомарксистскую социологическую теорию. По ней в любом обществе существует разделение труда, и для координации как отдельных типов деятельности, так и целых отраслей необходимо информационное управление. Трудовые навыки постоянно усложняются и вступают в противоречие с устоявшимся аппаратом управления, который уже не может адекватно обрабатывать сигналы от работников. Образуется информационный барьер, который преодолевается только с помощью более продвинутого аппарата. Кибернетик предрекал, что после эпох алфавита и книгопечатания новая информационная формация будет построена вокруг сетей ЭВМ. Были и попытки все это эмпирически померять. Его ученики даже написали книжку «Информационные барьеры и возможности их количественного измерения».

Довольно распространен тезис о том, что ни российская, ни советская социология не дали миру каких-то больших теоретических социологов. Попытка сотворить канон из условных ковалевских и грушиных всегда сопровождается той или иной степенью неловкости, сравнимой с причислением Андрея Кириленко к легендам НБА. Я, конечно, не буду утверждать, что идеи Глушкова необходимо канонизировать, но, по крайней мере, поверхностное знакомство с ними мне весьма доставило. Советский Трэвис Каланик из него не получился. Может, еще получится наш Рональд Коуз.

...Болог отдает дань основателю социологии за поддержку феминистского движения его времени, однако показывает, что она была основана на уважении исключительно тех женщин, которые нашли в себе мужество найти призвание за пределами домохозяйства...

https://telegra.ph/Toksichnaya-maskulinnost-kak-prizvanie-i-professiya-05-23

В Голливуде обожают снимать байопики про ученых. Существуют оскароносные фильмы про физиков, биологов и даже про экономистов, а про социологов ничего нет, хотя пушечных сюжетов хоть отбавляй. Намедни узнал про один из таких. Хотелось бы, чтоб в будущем за адаптацию сценария взялся Арон Соркин, а пока канву придется набросать мне.

Начинается все в стиле buddy cop movie: Чарльз Райт Миллс – амбициозный и многообещающий постдок, мечтающий вырваться за узкие рамки дисциплины в публичное поле. Ганс Герт – сбежавший из Нацистской Германии мигрант, плохо владеющий английским и готовый на любые подработки. Между ними мало общего, кроме нелюбви к социологическому истеблишменту, погрязшему в маккартизме и абстрактном эмпиризме. Для борьбы с ним они решают опубликовать ридер пока еще не слишком известного в Штатах Макса Вебера.

Постепенно сюжет становится ближе к heist film. Молодым коллегам приходится скрывать ход своей работы над переводом, чтобы чикагский туз Эдвард Шиллс не присвоил права на него. Окончательный вариант сборника удается выпустить только средствами обмана и торга с издательством. Конец счастливый, но с щепоткой горечи: хотя From Max Weber и становится классикой, герои вместе со зрителями осознают всю условность академической этики.

Знаменитый игрок в покер Максим Кац решил с кондачка разгромить политэкономическую систему Маркса и… с первых же минут использовал против него марксистские же аргументы! Так, Кац укоряет Маркса в том, что тот весь прогресс сводит к классовой борьбе, а в действительности все дело в повышении эффективности предприятий. Позвольте, так это же и имел ввиду создатель истмата, когда говорил о развертывании мировой истории через разрешение противоречий между средствами производства и отношениями производства, которое, в свою очередь, создает условия для классовой борьбы. Я не хочу до конца рубиться за теорию общества Маркса, в которой, действительно много прорех (правда, как и в любом интеллектуальном продукте, созданном в почти 200 лет назад). Тем не менее, дичайше, что «советская травма» мешает российским критикам марксизма открыть книжку и почитать, что там написано.

Вот на социологическом факультете Европейского университета в Санкт-Петербурге такого пренебрежения к трудам Маркса и Энгельса нет. Там их изучают в программе не одного, а сразу нескольких курсов. Помню, в моей курсовой у меня был обзор не только их работ про политическую мобилизацию, а еще и «Истории русской революции» Троцкого! Это, конечно, был лютый трэш, но приятно вспомнить и улыбнуться. Для тех, кто думает, поступать или нет в Европейский, можно попробовать свои силы на летней школе по социологии. Авторам лучших заявок оплачивают проживание и проезд! Дедлайн собираются продлить, но все равно спешите!

Вчера вечером я обсуждал с замечательными коллегами последнюю редакцию гайда моего многострадального исследования о первопроходцах грантового финансирования в российской социологии 1990-2000-х гг. Барвумен недоуменно взирала на компанию суровых молодых людей, которые вечером в пятницу не заказывают алкоголь и напряженно смотрят в экраны. Увы, даже три опытных полевых социолога не смогли спустить одного единственного теоретика с небес на землю, поэтому тут я буду снова не про свои интервью, а про чужие концепции.

Думаю, что бунтарский дух ’68 толкал наиболее авторитетных сейчас социальных теоретиков науки относиться к ней максимально подозрительно. Они не жалели экономических или политических метафор для описания того, чем занимаются ученые, чтобы все наконец увидели, что их деятельность настолько же корыстна и пристрастна, как и всех прочих людей и даже не-людей. Для теоретиков, которых можно назвать неоницшеанцами (Фуко, Латур, Харауэй, etc.), губительные последствия такого подхода для статуса научной истины не представляли собой проблемы, ведь ее разоблачение и было их целью. Пьер Бурдье по сравнению с ними хотел и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. Ученые у него тоже не ангелы, парень, а ведомы интересами к накоплению специфического научного капитала. Однако это само по себе даже прекрасно, потому это заставляет их постоянно подрывать мыслительную ортодоксию и соревноваться за самую универсальную теорию. Их истина сконструирована, но с наилучшими намерениями по сравнению с теми, кто преследует обыденные мирские блага.

Проблема с этим в том, что ученые переосмысляют доксу в очень разных направлениях. Даже из графиков в Homo Academicus видно, что агенты, занимающие примерно один кластер социального пространства, довольно сильно отличаются по взглядам. Конечно, мысли гениев сходятся, но все еще непонятно, как судить: кто гений, а кто городской сумасшедший? Непонятно даже то, как ученым вообще рационально коммуницировать между собой, кроме как как жестко полемизировать с конкурентами и ниспровергать авторитеты. Опять-таки, если вы причастились постструктуралистской вере в каком-то из ее изводов, то понимание науки как режима free-for-all в компьютерной стрелялке не вызовет у вас проблем. У такого академгородошного позитивиста, как я, от него просто-напросто подгорает. Мертон, списанный с его якобы наивной верой в коллективные ценности и нормы, должен быть как-то возвращен назад, хотя и в более утонченном виде. Ох, в общем надо читать, думать и выходить уже наконец в поле...

Общественные деятели разных стран мира обратились к Европейской комиссии с просьбой создать Восточноевропейский университет для работы и обучения политэмигрантов с постсоветского пространства. Люди в комментариях на разных площадках уже рассуждают о том, смог бы новый университет помочь российским, белорусским и остальным братским общественным наукам рвануть вперед. Для сравнения привлекаются кейсы ЕГУ, ЦЕУ и ЕУСПб.

Мне же сразу вспомнился пример из куда более далекой истории: Русская высшая школа общественных наук, открытая 14 ноября 1901 года в Париже (эта дата до сих пор отмечается в узких кругах как День социолога). Ее основатели Максим Ковалевский и Юрий Гамбаров были уволены из Московского университета за свою общественно-политическую деятельность. Открыть частный университет по российским законам было нельзя, поэтому в итоге группа оппозиционно настроенных преподавателей собрала донат и перебралась во Францию.

Кейс РВШОН отлично иллюстрирует главную проблему таких учебных заведений, описанную Александром Бикбовым: нельзя создавать университет, руководствуясь в основном политическими мотивами. Тогда в штат начинают отбирать не только на основании квалификации, но и согласно заслугам перед оппозиционным движением. Внутри начинаются расколы не по принципам дисциплин и методов, а по принадлежности партийным группировкам. В итоге логика политического поля постепенно захватывает организацию, и никакого научного контента она уже не производит, а генерирует политсрачи. В итоге РВШОН закрылась через несколько лет не из-за прессинга цензурных комитетов, а потому что люди типа Струве, Ленина и Чернова не могли находиться друг с другом в одной аудитории.

Посмотрим, будет ли в итоге создан Восточноевропейский университет и кто там будет преподавать. Прекрасно, если там удастся временно перекантоваться социальным ученым, ставшим персонами нон-грата в России, но я бы не надеялся, что из него получится наш Билефельд. Скорее, очередное отделение «Радио Свобода».

У всех есть планы на лето. Вот и у меня тоже. Съездить на Алтай и на Байкал – это заманчиво, но самое главное – хочется наконец досконально разобраться в акторно-сетевой теории!

Это будет уже мой второй заход на Латура и его соратников. Первый состоялся еще лет восемь назад, когда я получал историческое образование. Деревья были большими, Крым – украинским, а молодой Виктор Вахштайн соблазнял зрителей «Постнауки» когерентными оптиками и консистентными описаниями. Вот и я повелся на хайп и заглянул в свежеслитую «Пастеризацию Франции». «Реально то, что проходит испытание», «актант приобретает силы, ассоциируясь с другими» и прочее. Со своими А2 по английскому и A0 по философии я почти ничего понял из этих коанов, но все равно ЗВУЧАЛО КРУТО!!111

С тех пор я осилил еще несколько статей тут и там, но, учитывая, сколько латурианцев было заинтересовано, завербовано и мобилизовано с тех пор, я безнадежно отстал от повестки. Сейчас, чувствуя себя типичным представителем «критического социологизма», который критикуется сторонниками АСТ, хочется уже наконец-то сформулировать осмысленный ответ. Пока я мало продвинулся дальше создания папочки в Zotero, но ведь все великое в нашей жизни начинается с этого. Если у вас на уме есть какие-то крышесносные исследования в рамках АСТ за пределами канонических текстов Латура, Каллона и Ло, то дайте, пожалуйста, знать в комментариях. Критические тейки против этих товарищей будут также кстати.

«Структуре» – полгода!

Я запустил этот канал для заполнения коммуникативного вакуума, который, наверное, знаком многим магистрам и аспирантам социальных и гуманитарных наук. Академический мир – просто космос, но в космосе порою никто не слышит твой крик. Какие-то впечатления и соображения насчет собственного исследования, конечно, накапливаются в голове и в конспектах. Но их тяжело осмыслить, пока они не приобретут форму высказывания, адресованного другим лицам.

Так что огромное СПАСИБО всем, кто подписывается, читает, комментирует! Ваша помощь в систематизации каши в моей голове просто бесценна. Пока обратная связь существует, наш маленький хаб социологии продолжит развиваться и дальше.

Очень рад, что с доброй половиной подписчиков ранее не был знаком лично. Еще одно доказательство того, что коммуникативное действие работает! Специально для вас и будущих подписчиков хочу заново представиться.

Меня зовут Андрей Герасимов. Я учусь в аспирантуре факультета социальных наук НИУ ВШЭ. Мой диссертационный проект посвящен истории независимых социологических центров в России 1990–2000-х гг. Главным образом меня интересует, с помощью каких стратегий эти центры накапливали материальные (гранты, коммерческие заказы, трудовые ресурсы) и символические блага (публикации, степени, связи), а также координировали свою работу друг с другом в условиях распада советского академического поля. Если предельно упростить ключевой вопрос: почему социологи этих центров не смогли создать свою собственную ассоциацию со своими профессиональными стандартами, несмотря на предпринимаемые попытки?

Как можно догадаться, меня разрывают полярные интересы к теоретическим, почти философским проблемам соцтеории и одновременно к фактам и анекдотам из истории общественных наук. Так что буду дальше работать над идентичностью канала, диссертации и самого себя. Как и раньше, это будет заключаться в лонгридах и постах помельче по следующим темам:
▪️Больше обзоров и рецензий на эмпирические исследования академического мира, которые кажутся мне любопытными.
▪️Надеюсь, что совсем скоро я полноценно выйду в поле и начну систематически собирать устную историю свидетелей перестройки постсоветской академии. Наверняка оттуда появится нечто занимательное. Целая новая рубрика!
▪️За все месяцы что-то совсем ничего не было по сетевому анализу, хотя я фанат этой области и сам пытаюсь наковырять что-нибудь в R для хотя бы одной главы диссера. Буду исправляться.
▪️Зато, как и раньше, будет много Бурдье и Хабермаса. Извините, но это наиболее занимательные для меня социологические теоретики. Точно не устану от них.
▪️Как я уже заявлял, этим летом у меня есть задача залезть в акторно-сетевую теорию (не путать с сетевым анализом!) С одной стороны, я довольно поверхностно ее понимаю. С другой, не согласен почти ни с чем, что задвигают ее сторонники. Так что буду писать критические обзорчики.

Сегодня буду модерировать встречу ридинг-группы моих друзей, левых историков из питерской Вышки. Обсуждать будем, конечно, Хабермаса! А именно его раннюю концепцию познавательных интересов, которая наметила его расхождение с зубрами Франкфуртской школы и позже привела к теории коммуникативного действия. Увы, онлайна не будет. Пользуемся возможностью встретиться лично перед очередным карантином.

Пока готовил вступительное слово, нашел на просторах интернетов документальный сериал «Великие философы». Сериал испанский, но совсем не стыдный! Наоборот, отличного качества, при этом профессионально дублированный на русский язык. В выпуске про Хабермаса умилительные деды и бабушки доходчиво рассказывают про его споры о методе социальных наук с Поппером, критику экономической рациональности и угрозу демократии со стороны социальной системы.

Среди других выпусков, релевантных для социологов, есть также гайды по Марксу и Фуко. Ну а если вам сдавать зачет по философии науки, то можете посмотреть все серии подряд, начиная с Гераклита. Они совсем короткие – по 25 минут. В общем, рекомендую.

Потихоньку почитываю работы в русле АСТ. Делаю это бессистемно, поэтому пока никаких развернутых обзоров не пишется. Тем не менее, хочется сформулировать главное возражение, которое меня не отпускает. Знаю наперед, что-то подобное уже давно предлагали представители Батской школы, но я еще не успел добраться до них всерьез. Так что пока обойдусь собственными силами.

Как известно, главная фишка АСТ состоит в том, что агентностью обладает что угодно. Буквально. Главное, чтоб это что угодно согласовывалось в предложении с другим чем угодно через сказуемые. Попробуйте пересказать ход футбольного матча, и вы заметите, что «действуют» не только игроки, судьи, тренеры, но и мяч, ворота, VAR, даже деревья и манекены. Собственно, этот принцип устройства любых нарративов, действующими актантами которых никогда не бывают одни только люди, Латур, Каллон и другие взяли у семиотика Греймаса и распространили на всю природу–общество.

На мой взгляд, к своим экстравагантным выводам акторно-сетевые теоретики приходят потому, что используют этот семиотический инсайт нерефлексивно, наивно объективируя всю данную нам в языке реальность. Вся штука не в том, чтобы упоминаться в чьем-то нарративе, а в том, чтобы иметь возможность создавать собственный нарратив, понятный другим. Мало бить по мячу или тащить его на дриблинге. Мало даже записывать всякие xG c помощью записывающих устройств. Необходимо переговариваться с партнерами по команде во время игры и между играми насчет того, как именно действовать на поле. В обсуждении тактики будет множество высказываний экспрессивных ("Красава!", "Пи**ец, обидно!) и нормативных ("Офф-сайд!", "Сергеич, подгораешь!"), в которых внешние референты находятся на втором плане или вообще отсутствуют. Игроков, тренеров, болельщиков, которые производят такие высказывания, странно трактовать симметрично с мячом и воротами, потому что их действия координируются принципиально на другом уровне реальности, нежели «действия» материальных объектов. Собственно, именно эту уникальную агентность и этот особый уровень реальности мы и зовем спартаковским духом обществом. Не более, но и не менее.

Последователь АСТ, конечно, может парировать, что и в этом кейсе необходимо просто отследить сетевых проводников, избегая разговоров об обществе как таковом. Даже если этот посредник окажется рукой Бога. Как по мне, все это просто будет подменой наиболее интригующих для социолога вопросов интересами менеджеров «Яндекса», смотрителей «Эрарты» и других бенефициаров позднего капитализма. В общем, как сказал бы один болельщик сборной Италии, Латур, конечно, не идиот, но и точно не один из нас.

Оказывается, специально для таких нубов, как я, существует замечательный обзор основных критических аргументов против АСТ от Сергея Астахова. Узнал про него только сейчас, после нескольких недель самостоятельных блужданий по дебрям дискуссий в STS. Рекомендую всем, кому не по себе среди гибридов, киборгов и квази-объектов и кому хочется отправиться назад к людям.

Впрочем, основной тезис обзора состоит как раз в том, что наиболее интересные поинты в дискуссии прилетали от тех, кого я бы назвал левым флангом самого АСТ. Левые астшники упрекают Каллона и Латура в том, что те недостаточно серьезно развивают собственные постструктуралистские интуиции. Словом, с нечеловеческими актантами все ок, но нужно больше раскрывать темы инаковости, множественности и зимбабвийских насосов! Эта линия разрабатывается еще более подробно в другой статье Сергея, посвященному Эннмари Мол, Джону Ло и другим представителям Ланкастерской школы АСТ.

Прекрасно, когда в лагере смотрителей «Эрарты» и менеджеров «Яндекса» разброд и шатания. Но что делать тем, кто против зажравшихся столичных жителей в принципе и вообще за защитников Шиеса? К сожалению, в обзоре практически не нашлось места другим оппонентам АСТ слева – неомарксистским теоретикам в широком смысле. Под ними я понимаю всех, кто критикует АСТ за недооценку или даже скрытую апологию дегуманизации труда, имущественного неравенства и атомизации, производимых современными технонауками капитализма. Отчасти этот перекос заполняет британский социолог Том Миллс, который собрал большинство подобных выпадов в своем тексте. Рекомендую этот обзор даже более горячо, чем первый. Собственно, комбинация марксистских и прагматистских аргументов против АСТ мне, как юному и горячему хабермасианцу, кажется наиболее перспективной.

Университет Утрехта со следующего года откажется от использования импакт-фактора в оценивании кандидатов на позиции. Администрация вуза заявляет (вольно перевожу с голландского): «Квадратно-гнездовые метрики превращают ученых в дроидов!» Вместо этого кандидатов будут отбирать, учитывая их способности к командной работе и вкладу в распространение открытой информации об исследованиях. Короче, по сравнению с новостной лентой о российской науке это воспринимается как изощренный троллинг. Тем не менее, это все правда.

Шутки про траву в сторону, ни у кого нет иллюзий, что учеными вообще не надо руководить и никак их не контролировать. Гоббсову проблему никто и нигде пока не отменял. Вот и утрехтское руководство признает, что апробация альтернативных стандартов контроля – это вызов, сопряженный с существенными рисками для организации процессов преподавания и исследования. Однако они готовы идти на них и экспериментировать с индикаторами.

Не знаю, даже если у голландцев не получится воссоздать академическое поле на горизонтальных принципах без менеджериального булшита, то у кого вообще получится? The game is on the line. Будем следить за тем, что они придумают.

Питер Уолш и Дэвид Леманн порассуждали о феномене академических селебрити. Речь идет о выдающихся социальных и гуманитарных ученых, которые, с одной стороны, не особо стремятся влиять на происходящее вне академии, а, значит, не могут называться полноценными публичными интеллектуалами. С другой стороны, их статус внутри академических кругов обеспечивается не только и не столько важными научными прорывами, сколько внедрением довольно расплывчатых мировоззренческих стандартов. Кого-то подобного Михаил Соколов называет «профессорами-звездами».

К сожалению, британские социологи пока ограничились жанром пространного эссе: немного цитат из классиков, немного статистики, немного собственных наблюдений. Однако некоторые тезисы мне все равно представляются довольно точными. Согласно авторам, статус селебрити является чем-то вроде эмоциональной компенсаторной реакции на гиперрационализацию научного процесса в виде специализации на узких темах, гонки за цитатами, распространению абстрактных жаргонов, увеличения количества безличных ритуалов и т.п. Харизматические фигуры селебов вносят в этот кафкианский мир немнооожечко смысла своими остроумными лекциями и доступно написанными монографиями. Проблема, по Уолшу и Леманну, в том, что сочетание гипперрационального менеджериального университета и иррационального культа звезд – это весьма опасный коктейль, который едва ли двигает качество исследований вперед.

Что с этим делать, по большому счету, непонятно. Рост популяции и разделение труда ученых начались задолго до появления неолиберальных практик и точно их переживут. Запретить рядовым исследователям восхищаться кем попало практически невозможно. В общем, это мир незавершенного модерна. We're fucked. На данный момент Уолш и Леманн предлагают хотя бы изучить механизмы селебритизации, чтобы разобраться с этим получше. Лично я только за.

Afterthought по книге Антона Олейника. Необходимо отдать автору должное за то, что он не просто критикует текущее состояние общественных наук в России, но и предлагает институциональные решения коллективных дилемм, возникающих в процессе рецензирования, оценивания студенческих работ, etc. Именно такого проектного мышления зачастую не хватает аналогичным исследованиям. Однако едва ли не главный вопрос остается нераскрытым. Кто будет заниматься насаждением этих республиканских институтов? Как сказали бы философы: кто станет политическим субъектом? Будут ли это сугубо профессиональные ассоциации, дистанцированные от любой государственной политики? Или ученые должны искать альянса с широким демократическим движением, которое предоставило бы им ресурсы и легитимность в обмен на экспертизу?

Первые результаты исследовательского проекта моих старших коллег, про которые я еще напишу подробнее в одном из ближайших постов, показывают, что «трайбализация» отечественной академии заставляет ученых придерживаться статуса-кво. Эта же самая трайбализация, как мне кажется, могла бы объяснить, почему любые идеи по улучшению финансового и интеллектуального климата внутри российских общественных наук обычно подразумевают не конкретного агента реформ, а абстрактную добрую власть. На практике это означает старую добрую клиентелу по отношению к кому-то из блока системных либералов при сохранении мины ценностной нейтральности. Мне кажется, что на данный момент эта смычка между исследователями и аппаратчиками-западниками очевидно перестала работать, и ничего не указывает, что в ближайшие годы она заработает вновь. Так что необходимо думать об альтернативах.

Рад объявить, что в ближайшем семестре буду соведущим магистрантского курса по истории соцтеории на факультете социологии Европейского университета! Большое спасибо Нике Костенко и Михаилу Соколову за эту возможность!

Я буду представлять в основном тех теоретиков, которые считали, что общество не сводится к индивидам или взаимодействиям, а имеет собственную структуру и логику развития. Михаил будет отвечать, скорее, за более скептические и номиналистические позиции. Курс обещает быть нелегким, но захватывающим: нужно будет много читать, обсуждать в классах и писать эссе. Будем вместе вгрызаться в «Капитал», «Надзирать и наказывать», «Мир-систему Модерна» и другие краеугольные кирпичи социальной теории. Постараемся разобраться, нужны ли вообще все эти концептуальные игры в эпоху computational social science и разнообразных studies (спойлер: еще как нужны!)

Короче, подавайтесь сами и советуйте своим знакомым! Прием на нашу и другие программы стартовал!

Вчера по приглашению Центра STS поучаствовал в обсуждении классической статьи Ширли Струм и Бруно Латура про социальные связи у бабуинов. Почувствовал себя как студент, эссе по курсу которого оценивают ведущие специалисты по теме. С одной лишь маленькой разницей, что не было ни курса, ни эссе, а были только пару постов на канале. Так что большое спасибо всему коллективу центра! Кстати, они обещают, что теоретические семинары со следующего семестра будут проводиться чаще. Следите за новостями!

На встрече я отстаивал тезис о практическом отождествлении социального и политического у Струм и Латура, что ожидаемо приводит к вчитыванию макиавеллизма в бедных бабуинов. Уполномоченный по делам АСТ в России Андрей Кузнецов парировал, что в анализируемом тексте макиавеллизм не особо выражен. Прагматику же работы следует понимать как еще один аргумент против традиционной социологии, которая отрицает всякую пользу наблюдений за действиями приматов для изучения конструирования порядка у людей. Тут уже я возразил, что «традиционный социолог» вполне может интересоваться социобиологией и даже признавать частичную социальную агентность за бабуином, собакой или нейросетью в той мере, насколько у них проявляются коммуникативные компетенции.

В общем, разговор получился немного расфокусированным, что неудивительно, учитывая, что собрались люди с очень разным бэкграундом. Тем не менее, для меня он оказался конструктивным. Надеюсь, что для остальных участников тоже. Теперь мне лучше видно, как Латур может быть расположен на фоне остальной социологической традиции, от которой старательно пытается отмежеваться. Например, если оставить в стороне завиральную идею об самостоятельности костров инквизиции и газовых камер, то его нарратив о развитии общества от человекообразных обезьян к первым людям, а потом и к Модерну напоминает работы Майкла Манна. Те же сети. Та же власть. Тот же акцент на становлении. В общем, будем контекстуализировать и критиковать дальше.

Импорт западных теорий долгое время был одним из способов быстро сделать себе карьеру на постсоветском интеллектуальном рынке. Возможно, только сейчас, в эпоху индексов публикационной активности и цифрового пиратства, это занятие постепенно уходит на второй план, переставая приносить прежние дивиденды. Несмотря на колониальненький характер такого культуртрегерства, сложно совершенно отказать ему в общественной пользе. Например, без Натальи Шматко и ее коллег по Институту экспериментальной социологии мы бы толком не представляли себе контуров мысли Бурдье.

В связи с этим меня до недавнего времени удивляло, почему даже всякие германы люббе и прочие ноунеймы могут похвастаться официальным дистрибьютером в России, а Юрген Хабермас – нет. В голову лезли самые нелепые культурные и политические объяснения. Сейчас мне стало ясно, что во многом это результат не тренда, а случайности. При этом не простой, а трагической. В свое время Хабермаса активно начинал популяризировать социальный философ Владимир Фурс из Европейского гуманитарного университета. К сожалению, он скончался молодым от сердечного приступа в 2009 году. Ужасно жаль. Сейчас мы могли бы слушать активного приверженца рационалистической и гуманистической критической теории, да еще и из Белоруссии.

Вспомнил, что давным-давно читал в «Логосе» его статью про дебаты Хабермаса с Фуко. Оказалось, что ту статью ему получилось развить в целый добротный путеводитель по социальной критике. Теперь нам ничего не остается, кроме как подхватывать там, где Фурс остановился.