⠀Я ничего не знал о детских домах. Иногда слышал, как она бросалась фразами, что будет лучше отдать меня туда, но толком не понимал. Дом, где много детей? Но назвать это домом было нельзя. Одно большое здание, в котором находилось больше ста человек. Совсем мелкие, как и я в тот момент, жили в комнатах по двадцать человек. Всё, что было у меня там, — кровать: деревянная, твёрдая и неудобная. Но даже на неё я не жаловался. Ни на еду, ни на постель, ни на ребёнка по соседству, который постоянно плакал. В Шисецу было лишь одно место, которое я не любил и избегал — душевая комната. Она была огромной, вся покрытая белым кафелем. Постоянно капающие краны и затхлый запах застоявшейся воды. Оказавшись там впервые, я сбежал и спрятался под столом одного из кабинетов. В душевой стояли те отвратительные деревянные лавки, на которых все сидели, и мысль о том, что и мне придётся туда сесть, приводила в ужас, как при виде огромного таракана. Тогда мальчишки обзывали меня и сторонились — я не мылся неделю, если не больше. Но в очередной свой побег был пойман одним из старших, который закинул меня к себе на плечо. Я дёргал ногами и бил его по спине, а он ни в какую не желал сдаваться. Не помню его имя, но он тащил меня в душевую и называл свинкой, которую требовалось немедленно искупать.
⠀«Ты извращенец, если хочешь увидеть голым маленького ребёнка!» — зачем-то я кричал это на весь коридор и продолжал вертеться, пытаясь сбежать. Он как-то отшучивался, а на пороге душевой остановился. Я выглянул из-за плеча и увидел улыбающегося Каору, который нёс в руках маленький детский стул. Он почему-то всегда улыбался. Тот парень поставил меня на пол, а Каору протянул руку: «Давай искупаемся, а я угощу тебя чем-то очень вкусным». — «Там воняет», — я брезгливо отвернулся в сторону и попытался уйти, а он легко подхватил меня одной рукой и толкнул дверь в душевую. «Ты любитель маленьких детей, что ли?» — я наотрез отказывался раздеваться, когда Каору присел напротив меня. «Давай искупаю тебя хотя бы в одежде?» — «Она промокнет, тупица». — «Мыться нужно, Лягушонок». Помню, что пнул его в колено и уселся на этот стульчик. Я не любил, когда меня так называли. Это прозвище вызывало только неприятные воспоминания о том, как я уходил из дома и грыз шоколадку, по вкусу похожую на пластилин. Каору смеялся и говорил, что я ещё ребёнок. Он сказал, что не перестанет так называть меня, пока не начну воспринимать это прозвище как что-то хорошее. Но помыться всё же заставил. Настроил воду, посадил на стул и сел на одну из тех ужасных лавок, стоящую у входа, чтобы я никуда не убежал. Он купил тот стул специально для меня, а когда я спросил зачем, он просто пожал плечами и сказал, если я стану заразным, то перезаражу тут всех, поэтому маленькие лягушата должны мыться. Я дулся на него за то, что заставил меня мыться, но этот стул везде таскал с собой, чтобы другие на него не сели. Это была первая вещь, которую купили именно для меня. Только для меня. Это было первое проявление доброты ко мне. Не жалости, не сочувствия — доброты.
⠀«У тебя есть братья или сёстры?» — Каору вытирал мне голову, когда выключил воду. — «Нет, наверное». — «Если бы мы не были здесь, я бы хотел, чтобы ты был моим братом». — «Зачем?» — «Потому что ты очень упрямая Лягушка. Очень упрямая, но очень сильная и добрая». — «Ничего я не добрый!» — «А какой же? Злой злодей?» — «Да! Когда вырасту, я буду всех бить!» — «Да ты точно злодей, братец».
⠀Тогда это вскользь брошенное «братец» зародило во мне наивное, детское чувство надежды. Я хотел, чтобы у меня была семья. Хотел, чтобы был кто-то, кто будет мной дорожить. Мне хотелось, чтобы Каору назвал меня так ещё раз — словом, которое дарило пятилетнему ребёнку ощущение нужности кому-то.
⠀А когда мы вышли из душа, Каору сдержал своё слово — он угостил меня чем-то вкусным. Это был персик.
⠀«Ты извращенец, если хочешь увидеть голым маленького ребёнка!» — зачем-то я кричал это на весь коридор и продолжал вертеться, пытаясь сбежать. Он как-то отшучивался, а на пороге душевой остановился. Я выглянул из-за плеча и увидел улыбающегося Каору, который нёс в руках маленький детский стул. Он почему-то всегда улыбался. Тот парень поставил меня на пол, а Каору протянул руку: «Давай искупаемся, а я угощу тебя чем-то очень вкусным». — «Там воняет», — я брезгливо отвернулся в сторону и попытался уйти, а он легко подхватил меня одной рукой и толкнул дверь в душевую. «Ты любитель маленьких детей, что ли?» — я наотрез отказывался раздеваться, когда Каору присел напротив меня. «Давай искупаю тебя хотя бы в одежде?» — «Она промокнет, тупица». — «Мыться нужно, Лягушонок». Помню, что пнул его в колено и уселся на этот стульчик. Я не любил, когда меня так называли. Это прозвище вызывало только неприятные воспоминания о том, как я уходил из дома и грыз шоколадку, по вкусу похожую на пластилин. Каору смеялся и говорил, что я ещё ребёнок. Он сказал, что не перестанет так называть меня, пока не начну воспринимать это прозвище как что-то хорошее. Но помыться всё же заставил. Настроил воду, посадил на стул и сел на одну из тех ужасных лавок, стоящую у входа, чтобы я никуда не убежал. Он купил тот стул специально для меня, а когда я спросил зачем, он просто пожал плечами и сказал, если я стану заразным, то перезаражу тут всех, поэтому маленькие лягушата должны мыться. Я дулся на него за то, что заставил меня мыться, но этот стул везде таскал с собой, чтобы другие на него не сели. Это была первая вещь, которую купили именно для меня. Только для меня. Это было первое проявление доброты ко мне. Не жалости, не сочувствия — доброты.
⠀«У тебя есть братья или сёстры?» — Каору вытирал мне голову, когда выключил воду. — «Нет, наверное». — «Если бы мы не были здесь, я бы хотел, чтобы ты был моим братом». — «Зачем?» — «Потому что ты очень упрямая Лягушка. Очень упрямая, но очень сильная и добрая». — «Ничего я не добрый!» — «А какой же? Злой злодей?» — «Да! Когда вырасту, я буду всех бить!» — «Да ты точно злодей, братец».
⠀Тогда это вскользь брошенное «братец» зародило во мне наивное, детское чувство надежды. Я хотел, чтобы у меня была семья. Хотел, чтобы был кто-то, кто будет мной дорожить. Мне хотелось, чтобы Каору назвал меня так ещё раз — словом, которое дарило пятилетнему ребёнку ощущение нужности кому-то.
⠀А когда мы вышли из душа, Каору сдержал своё слово — он угостил меня чем-то вкусным. Это был персик.
⠀Я привыкал к Каору. Так же быстро, как привыкают к чему-то хорошему. На переменах я сидел в классе, дожидаясь момента, когда он спустится; первее всех убегал утром из комнаты, чтобы встретить его на входе в школу. Я бы, наверное, бегал за ним по пятам, если бы он сам не носил меня. Сажал на шею и приводил в свою комнату, которая кардинально отличалась от той, где жил я. В комнате Каору жили ещё пятеро — всего пятеро. Там были разбросаны провода и вещи, часто было накурено, но всегда была полная вазочка с леденцами, которую ребята всю отдавали мне. А Каору ругался на них, говорил, что столько конфет мне нельзя. Я пинал его за это, хватал вазочку и убегал в коридор; на бегу распихивал конфеты по карманам, пока Каору не догонял. «Непослушная Лягушка», — он хлопал меня по заднице, а я признавал своё поражение и свешивал руки вниз. Всегда показательно обижался, надувая губы и отворачиваясь в сторону; соглашался разговаривать только за конфету. И он вёлся. Иногда в особо загруженные дни, когда воспитатели за этим не следили, ребята позволяли мне остаться на ночь с ними. Там был один, рассказывающий истории, над которыми все ржали и утыкались лицом в подушку, потому что была глубокая ночь и нельзя было шуметь. В те ночи я спал вместе с Каору. Он укладывал меня возле стены и укутывал одеялом до самого подбородка, даже если на улице было тепло. Часто, когда все уже лежали, он включал настольную лампу и читал сказку; держал в одной руке книжку, а другой гладил меня по голове. Тогда мне больше всего на свете хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
⠀В одну из последних ночей августа мы сидели с ним на лавочке. Он укутал меня в плед и кормил ягодами. Тогда мы впервые заговорили о том, как я сюда попал. Именно тогда я впервые услышал и его историю. Я ненавидел то, что пришлось пережить Каору. Тогда я сидел и тарабанил ногами по лавке: от безысходности, злости, раздражения. Хотелось держать его рядом, так близко, чтобы никто не смог ему навредить; чтобы никто никогда больше не смог его обидеть. Тогда я стянул с себя плед, залез на лавку с ногами и обнял Каору. Впервые в жизни кого-то обнял. Он тогда тихо смеялся и гладил меня по спине... а потом заплакал. В тот момент мне было больно, потому что было больно ему. Мне тогда было шесть, и я пообещал самому себе, что больше никто и никогда не сделает Каору больно.
⠀«Научусь драться и буду ото всех тебя защищать», — такой была фраза, которую я произнёс в тот момент. Я пообещал самому себе, что всегда буду его защищать.
Я не забыл те слова. Даже сейчас не забыл. Я и правда учился драться, потому что Каору не умел. Он любил читать мне нотации о том, что истинная сила кроется в умении уладить всё одними словами, а я строил недовольное лицо и продолжал сам затевать конфликты. Мне было не больше десяти, может, поэтому я чаще огребал, чем давал сдачи. Постоянно сидел у воспитателей, а Каору извинялся за меня. Они звали его со словами «твой брат опять подрался», и это было то, чем я гордился. Все в приюте знали, что мы не родные, но называли нас братьями. Мне не приходилось думать о том, что когда-нибудь это закончится — впереди было ещё много лет. Тогда он представлял нашу жизнь в будущем. Рассказывал, как выпустится, найдёт работу, а потом заберёт меня отсюда. Мечтал, как мы будем вместе готовить ужин и есть прямо перед телевизором, а ещё обязательно заведём котёнка — он обожал животных. Эти мечты были хорошими, но от них мне становилось грустно. Я знал, что Каору уйдёт раньше меня; знал, что больше не смогу прибегать к нему в комнату, не буду видеть его каждый день, знал, что мы не посидим больше вместе среди ночи. А ещё я боялся. Боялся, что его мечты не станут реальностью, что он не справится с жизнью за этими стенами — потому что многие не справлялись. Я боялся его потерять — единственного человека в мире, который был для меня семьёй.
⠀В одну из последних ночей августа мы сидели с ним на лавочке. Он укутал меня в плед и кормил ягодами. Тогда мы впервые заговорили о том, как я сюда попал. Именно тогда я впервые услышал и его историю. Я ненавидел то, что пришлось пережить Каору. Тогда я сидел и тарабанил ногами по лавке: от безысходности, злости, раздражения. Хотелось держать его рядом, так близко, чтобы никто не смог ему навредить; чтобы никто никогда больше не смог его обидеть. Тогда я стянул с себя плед, залез на лавку с ногами и обнял Каору. Впервые в жизни кого-то обнял. Он тогда тихо смеялся и гладил меня по спине... а потом заплакал. В тот момент мне было больно, потому что было больно ему. Мне тогда было шесть, и я пообещал самому себе, что больше никто и никогда не сделает Каору больно.
⠀«Научусь драться и буду ото всех тебя защищать», — такой была фраза, которую я произнёс в тот момент. Я пообещал самому себе, что всегда буду его защищать.
Я не забыл те слова. Даже сейчас не забыл. Я и правда учился драться, потому что Каору не умел. Он любил читать мне нотации о том, что истинная сила кроется в умении уладить всё одними словами, а я строил недовольное лицо и продолжал сам затевать конфликты. Мне было не больше десяти, может, поэтому я чаще огребал, чем давал сдачи. Постоянно сидел у воспитателей, а Каору извинялся за меня. Они звали его со словами «твой брат опять подрался», и это было то, чем я гордился. Все в приюте знали, что мы не родные, но называли нас братьями. Мне не приходилось думать о том, что когда-нибудь это закончится — впереди было ещё много лет. Тогда он представлял нашу жизнь в будущем. Рассказывал, как выпустится, найдёт работу, а потом заберёт меня отсюда. Мечтал, как мы будем вместе готовить ужин и есть прямо перед телевизором, а ещё обязательно заведём котёнка — он обожал животных. Эти мечты были хорошими, но от них мне становилось грустно. Я знал, что Каору уйдёт раньше меня; знал, что больше не смогу прибегать к нему в комнату, не буду видеть его каждый день, знал, что мы не посидим больше вместе среди ночи. А ещё я боялся. Боялся, что его мечты не станут реальностью, что он не справится с жизнью за этими стенами — потому что многие не справлялись. Я боялся его потерять — единственного человека в мире, который был для меня семьёй.
▎𝐉𝐮𝐥𝐲, 𝟐𝟎𝟎𝟔
⠀Тот вечер помнится так, будто был вчера. Тогда я впервые застал Каору курящим.
⠀«Курят только обсосы», — он не стукнул меня за это слово, как делал обычно. Сев рядом с ним, я забрал пачку с сигаретами и подбрасывал её в руках, чтобы разрядить обстановку. Не спрашивая ни слова, я знал, почему он здесь; знал, почему скурил больше половины пачки, хоть никогда до этого не курил. «Когда?» — я всё-таки решился спросить, когда сжёг последнюю спичку. — «Мой Лягушонок всегда такой проницательный... Завтра».
⠀Я молчал слишком долго, будто это могло отодвинуть его уход. Но смысла в этом не было. Мы оба понимали, что жить здесь до моего выпуска он не сможет. Такие моменты кажутся чем-то абстрактным, далёким и несбыточным, пока не коснутся тебя напрямую.
В ту ночь я не смог уснуть. До утра смотрел на часы с отвратительным чувством безысходности, а время, будто специально, шло слишком быстро. И в один момент тянуть уже не было смысла, мне пришлось встать, чтобы пойти к воротам и проводить его. Там уже собралась толпа, что не было удивительным. Для всех в приюте Каору был другом, наставником, кому-то — примером, а кем он был для меня знали все.
⠀«Лягушонок, — он всегда произносил это ласково. — плакать не будешь?» — «Из-за тебя, что ли? Мечтай дальше».
⠀Он пытался улыбаться, но выходило плохо. Я даже не пытался. Незачем было делать вид, что мне весело. Я знал, что отпускаю его не навсегда. Мы должны были созваниваться, видеться, а иногда он будет брать меня к себе. Мы всё так же будем семьёй,как и сейчас как и тогда. Но отпускать привычное было тяжело. Я больше не буду бегать к нему на переменах, не скину с кровати, потому что самому тесно, не запрыгну к нему на спину, сказав, что он ездовая лошадь, не решусь подправить ему причёску, а сделаю мутанта...
⠀Отпускать не хотелось. Но пришлось.
⠀«Лягушонок. Давай повторим?!» — «Блять, не начинай». — «Какое первое правило?» — «Правило первое: никаких правил!»
⠀Он засмеялся. Каору не любил насилие в любом его проявлении. Был слишком добрым, отзывчивым, сочувствующим. Шисецу не превратился в притон и бои без правил лишь благодаря тому, что он умел притягивать к себе людей. Он придумал пять правил, которым я должен был следовать, чтобы всё было в порядке. Надеялся, что я займу его место или стану на него похожим — стану его заменой.
⠀«Первое: вводить новеньких в курс дел, чтобы они не охренели от жизни, и помогать им. Второе: заботиться о младших. Третье: уметь постоять за себя и тех, кто тебе дорог. Подпункт три-один: это не значит, что нужно бить всех вокруг. А подпункт три-два: драться только при необходимости. Четвёртое: не тратить появившиеся деньги на случайные хотелки и откладывать их до необходимости. Пятое: быть человеком, который одними словами способен уладить любой конфликт».
⠀Он вдалбливал эти правила мне в голову с тех пор, как я начал драться. К тому моменту прошло восемь лет. Каору был моей семьёй — упрямой такой семьёй. Я не мог быть таким, как он, потому что не умел решать всё словами. Когда слышал слово против, то не хотел что-то выяснять, я хотел ударить так, чтобы больше не слышать ничего в свой адрес. Каору же убеждал меня, что это неправильно.
⠀Тогда — утром двадцать второго июля — я провожал его у ворот. Мы разговаривали так долго, как могли, но это не могло длиться вечно.
⠀«Держи, — тогда он отдал мне свой плеер. — Мне будет не до него, а тебе как дополнительное развлечение». — «Я похож на пункт приёма старья?» Он снова погладил меня по голове и улыбнулся. А потом обнял.
⠀«Я исполню твои правила, если сдержишь свои обещания», — я уткнулся лбом в его плечо и готов был заплакать. «Обещаю, Лягушонок, — Каору поцеловал меня в лоб. — Обещаю, что не пойду ни по одному из тех путей, что предначертаны детдомовцам. Обещаю, что буду звонить и писать каждый день. Обещаю, что заберу тебя отсюда». — «Последнее обещание вообще тупое». — «А оно не последнее. Последнее обещание это то, что мы всегда будем семьёй».
⠀Тогда он слабо улыбнулся, и это был последний раз, когда я видел его улыбающимся. Это был последний раз, когда я его видел.
⠀Тот вечер помнится так, будто был вчера. Тогда я впервые застал Каору курящим.
⠀«Курят только обсосы», — он не стукнул меня за это слово, как делал обычно. Сев рядом с ним, я забрал пачку с сигаретами и подбрасывал её в руках, чтобы разрядить обстановку. Не спрашивая ни слова, я знал, почему он здесь; знал, почему скурил больше половины пачки, хоть никогда до этого не курил. «Когда?» — я всё-таки решился спросить, когда сжёг последнюю спичку. — «Мой Лягушонок всегда такой проницательный... Завтра».
⠀Я молчал слишком долго, будто это могло отодвинуть его уход. Но смысла в этом не было. Мы оба понимали, что жить здесь до моего выпуска он не сможет. Такие моменты кажутся чем-то абстрактным, далёким и несбыточным, пока не коснутся тебя напрямую.
В ту ночь я не смог уснуть. До утра смотрел на часы с отвратительным чувством безысходности, а время, будто специально, шло слишком быстро. И в один момент тянуть уже не было смысла, мне пришлось встать, чтобы пойти к воротам и проводить его. Там уже собралась толпа, что не было удивительным. Для всех в приюте Каору был другом, наставником, кому-то — примером, а кем он был для меня знали все.
⠀«Лягушонок, — он всегда произносил это ласково. — плакать не будешь?» — «Из-за тебя, что ли? Мечтай дальше».
⠀Он пытался улыбаться, но выходило плохо. Я даже не пытался. Незачем было делать вид, что мне весело. Я знал, что отпускаю его не навсегда. Мы должны были созваниваться, видеться, а иногда он будет брать меня к себе. Мы всё так же будем семьёй,
⠀Отпускать не хотелось. Но пришлось.
⠀«Лягушонок. Давай повторим?!» — «Блять, не начинай». — «Какое первое правило?» — «Правило первое: никаких правил!»
⠀Он засмеялся. Каору не любил насилие в любом его проявлении. Был слишком добрым, отзывчивым, сочувствующим. Шисецу не превратился в притон и бои без правил лишь благодаря тому, что он умел притягивать к себе людей. Он придумал пять правил, которым я должен был следовать, чтобы всё было в порядке. Надеялся, что я займу его место или стану на него похожим — стану его заменой.
⠀«Первое: вводить новеньких в курс дел, чтобы они не охренели от жизни, и помогать им. Второе: заботиться о младших. Третье: уметь постоять за себя и тех, кто тебе дорог. Подпункт три-один: это не значит, что нужно бить всех вокруг. А подпункт три-два: драться только при необходимости. Четвёртое: не тратить появившиеся деньги на случайные хотелки и откладывать их до необходимости. Пятое: быть человеком, который одними словами способен уладить любой конфликт».
⠀Он вдалбливал эти правила мне в голову с тех пор, как я начал драться. К тому моменту прошло восемь лет. Каору был моей семьёй — упрямой такой семьёй. Я не мог быть таким, как он, потому что не умел решать всё словами. Когда слышал слово против, то не хотел что-то выяснять, я хотел ударить так, чтобы больше не слышать ничего в свой адрес. Каору же убеждал меня, что это неправильно.
⠀Тогда — утром двадцать второго июля — я провожал его у ворот. Мы разговаривали так долго, как могли, но это не могло длиться вечно.
⠀«Держи, — тогда он отдал мне свой плеер. — Мне будет не до него, а тебе как дополнительное развлечение». — «Я похож на пункт приёма старья?» Он снова погладил меня по голове и улыбнулся. А потом обнял.
⠀«Я исполню твои правила, если сдержишь свои обещания», — я уткнулся лбом в его плечо и готов был заплакать. «Обещаю, Лягушонок, — Каору поцеловал меня в лоб. — Обещаю, что не пойду ни по одному из тех путей, что предначертаны детдомовцам. Обещаю, что буду звонить и писать каждый день. Обещаю, что заберу тебя отсюда». — «Последнее обещание вообще тупое». — «А оно не последнее. Последнее обещание это то, что мы всегда будем семьёй».
⠀Тогда он слабо улыбнулся, и это был последний раз, когда я видел его улыбающимся. Это был последний раз, когда я его видел.
▎𝐀𝐮𝐠𝐮𝐬𝐭, 𝟐𝟎𝟎𝟔
⠀Первые дни его отсутствия были самыми тяжёлыми. Казалось, что не может быть хуже. Всё было не тем и не так. Мерзкое, изнывающее чувство преследовало везде. Хотя ничего больше и не изменилось: была та же атмосфера и те же люди. Всё оставалось по-прежнему. ⠀Каору и правда звонил каждый день. Иногда по несколько раз, иногда только ближе к ночи. Ему дали квартиру и месяц времени, чтобы найти работу, деньги и съехать. Меня злила эта необоснованная тупость, которая буквально не позволяла и не позволяет сейчас бывшим детдомовцам выжить. Поэтому очевидных выходов всегда было три: бродяжничество, проституция, самоубийство. Только малый процент выпускников как-то мог устроиться в жизни, большинство же просто не справлялось — ни физически, ни морально.
⠀Мне хотелось помочь, но я не знал как. На все мои слова о том, что я приду посреди ночи, Каору отшучивался; говорил, что идти пока особо некуда, но как только он снимет квартиру, то сразу заберёт меня на выходные.
⠀«Каору, пожалуйста...»
⠀Я знал это слово только тогда, когда обращался к нему. Мне хотелось помочь ему хоть чем-то. В его звонках, которые становились всё реже, слышалась усталость. Но не такая, когда он пробегал пять километров, а та, когда он не мог что-то решить. Когда не знал, как ему нужно поступить, потому что в любой ситуации кому-то будет плохо. Он беспрерывно просил не беспокоиться и не обижаться, что стал звонить реже, просил немного подождать, потому что скоро всё обязательно наладится.
⠀«Мой братец-Лягушонок, — был ранний вечер, но голос Каору уже был измученным и уставшим; он уходил спать. — Я люблю тебя».
⠀Я ничего не ответил. Я не умел отвечать на эту фразу. Мог беспокоиться, заботиться, показывать действиями... Но отвечать на неё не умел. Можно думать о бесконечных «если», но не знаю, что было бы, ответь я тогда иначе. ⠀Иногда Каору писал мне посреди ночи. О том, что проснулся, готовит завтрак, собирается на подработку. Просто писал всякую ерунду, а я читал, как только просыпался.
⠀Но в тот день этого не было. ⠀Ни среди ночи, ни утром, ни вечером следующего дня. Ни одного звонка или сообщения. Мне хотелось думать, что он занят на работе, но Каору бы обязательно нашёл минуту, чтобы написать хотя бы о том, что прожёг футболку или придавил ногу. Он не звонил сам и не отвечал на мои звонки.
⠀Сейчас это удивительно осознавать, потому что я не помню тех чувств; не понимаю, как они ощущаются. Я не помню, что такое беспокойство, страх или ужас, не понимаю, что двигало четырнадцатилетним мной, который сбегал посреди ночи через щель в заборе, и нёсся в квартиру, где жил единственный дорогой человек. Я знал его адрес и бежал так быстро, как мог. Останавливался только пару раз, чтобы совсем не задохнуться, и снова бежал. Каору жил на третьем этаже, и на последних ступеньках меня охватывала такая тревога и надежда, которых я не чувствовал никогда раньше. Я сразу же не стучался тихо — долбился в железную дверь со всех сил, чтобы меня точно услышали. Но он не открывал. Ни сразу, ни через минуту, ни через пять. Я собирался сесть возле его двери и не уходить оттуда, пока он не появится дома.
⠀«Это ты... Лягушонок? — тогда из соседней двери выглянул мужчина, я взглянул на него и судорожно закивал. — Подожди тут».
⠀Тогда мне было страшно, сам не знаю почему. Было страшно ощутить себя... тяжёлым грузом? Наверное, он понял, что не может меня забрать, но не находит смелости сказать об этом. Но мне было всё равно. Это и не было нужно. Оставалось только четыре года и мы смогли бы исполнить то, что хотели. Вместе готовить ужин, смотреть кино, завести кошку. Мы ведь были семьёй... Да?
⠀Тот мужчина вынес мне записку и сказал, что Каору ушёл ещё вчера, оставив ему ключи от квартиры. Он закрыл дверь, а я остался стоять в пустом подъезде. Тогда я сел на лестницу — единственное, что мне оставалось, — но так ничего и не понял.
⠀Первые дни его отсутствия были самыми тяжёлыми. Казалось, что не может быть хуже. Всё было не тем и не так. Мерзкое, изнывающее чувство преследовало везде. Хотя ничего больше и не изменилось: была та же атмосфера и те же люди. Всё оставалось по-прежнему. ⠀Каору и правда звонил каждый день. Иногда по несколько раз, иногда только ближе к ночи. Ему дали квартиру и месяц времени, чтобы найти работу, деньги и съехать. Меня злила эта необоснованная тупость, которая буквально не позволяла и не позволяет сейчас бывшим детдомовцам выжить. Поэтому очевидных выходов всегда было три: бродяжничество, проституция, самоубийство. Только малый процент выпускников как-то мог устроиться в жизни, большинство же просто не справлялось — ни физически, ни морально.
⠀Мне хотелось помочь, но я не знал как. На все мои слова о том, что я приду посреди ночи, Каору отшучивался; говорил, что идти пока особо некуда, но как только он снимет квартиру, то сразу заберёт меня на выходные.
⠀«Каору, пожалуйста...»
⠀Я знал это слово только тогда, когда обращался к нему. Мне хотелось помочь ему хоть чем-то. В его звонках, которые становились всё реже, слышалась усталость. Но не такая, когда он пробегал пять километров, а та, когда он не мог что-то решить. Когда не знал, как ему нужно поступить, потому что в любой ситуации кому-то будет плохо. Он беспрерывно просил не беспокоиться и не обижаться, что стал звонить реже, просил немного подождать, потому что скоро всё обязательно наладится.
⠀«Мой братец-Лягушонок, — был ранний вечер, но голос Каору уже был измученным и уставшим; он уходил спать. — Я люблю тебя».
⠀Я ничего не ответил. Я не умел отвечать на эту фразу. Мог беспокоиться, заботиться, показывать действиями... Но отвечать на неё не умел. Можно думать о бесконечных «если», но не знаю, что было бы, ответь я тогда иначе. ⠀Иногда Каору писал мне посреди ночи. О том, что проснулся, готовит завтрак, собирается на подработку. Просто писал всякую ерунду, а я читал, как только просыпался.
⠀Но в тот день этого не было. ⠀Ни среди ночи, ни утром, ни вечером следующего дня. Ни одного звонка или сообщения. Мне хотелось думать, что он занят на работе, но Каору бы обязательно нашёл минуту, чтобы написать хотя бы о том, что прожёг футболку или придавил ногу. Он не звонил сам и не отвечал на мои звонки.
⠀Сейчас это удивительно осознавать, потому что я не помню тех чувств; не понимаю, как они ощущаются. Я не помню, что такое беспокойство, страх или ужас, не понимаю, что двигало четырнадцатилетним мной, который сбегал посреди ночи через щель в заборе, и нёсся в квартиру, где жил единственный дорогой человек. Я знал его адрес и бежал так быстро, как мог. Останавливался только пару раз, чтобы совсем не задохнуться, и снова бежал. Каору жил на третьем этаже, и на последних ступеньках меня охватывала такая тревога и надежда, которых я не чувствовал никогда раньше. Я сразу же не стучался тихо — долбился в железную дверь со всех сил, чтобы меня точно услышали. Но он не открывал. Ни сразу, ни через минуту, ни через пять. Я собирался сесть возле его двери и не уходить оттуда, пока он не появится дома.
⠀«Это ты... Лягушонок? — тогда из соседней двери выглянул мужчина, я взглянул на него и судорожно закивал. — Подожди тут».
⠀Тогда мне было страшно, сам не знаю почему. Было страшно ощутить себя... тяжёлым грузом? Наверное, он понял, что не может меня забрать, но не находит смелости сказать об этом. Но мне было всё равно. Это и не было нужно. Оставалось только четыре года и мы смогли бы исполнить то, что хотели. Вместе готовить ужин, смотреть кино, завести кошку. Мы ведь были семьёй... Да?
⠀Тот мужчина вынес мне записку и сказал, что Каору ушёл ещё вчера, оставив ему ключи от квартиры. Он закрыл дверь, а я остался стоять в пустом подъезде. Тогда я сел на лестницу — единственное, что мне оставалось, — но так ничего и не понял.
⠀Ощущалась обида, страх, непонимание, отвращение, боль... ненависть.
⠀Единственный человек в мире, который был для меня семьёй, убил во мне всё человеческое. Он оставил меня жить в одиночестве и бесконечном чувстве вины. Так же, как и тогда, вина сжирает меня и сегодня, не позволяя чувствовать, привязываться, испытывать что-то, похожее на то, что было несколько лет назад. Я помню, как выглядят те чувства, но больше не знаю, как ощущаются. Я не понимал в точности и сейчас не понимаю — предал ли он меня? Наверное, нет. Мне не нужны были его обещания, не нужна была жизнь вместе, ни кошка, ни ужин, ни телевизор.
⠀Но если бы у меня была возможность, я бы никогда не позволил ему сдаться. Если бы у меня была возможность, я хотел бы его спасти.
⠀Единственный человек в мире, который был для меня семьёй, убил во мне всё человеческое. Он оставил меня жить в одиночестве и бесконечном чувстве вины. Так же, как и тогда, вина сжирает меня и сегодня, не позволяя чувствовать, привязываться, испытывать что-то, похожее на то, что было несколько лет назад. Я помню, как выглядят те чувства, но больше не знаю, как ощущаются. Я не понимал в точности и сейчас не понимаю — предал ли он меня? Наверное, нет. Мне не нужны были его обещания, не нужна была жизнь вместе, ни кошка, ни ужин, ни телевизор.
⠀Но если бы у меня была возможность, я бы никогда не позволил ему сдаться. Если бы у меня была возможность, я хотел бы его спасти.
📝<... >
Мой милый Лягушонок.
Знаю, какой ты у меня упрямый. Всегда всё делаешь, как сам хочешь. Поэтому я и пишу тебе эту записку, потому что знаю, что ты обязательно сюда придёшь.
Ты ведь знаешь, что сильным из нас двоих всегда был ты. А я не умею. Ты всегда говорил мне, что за стенами приюта нужны не доброта, отзывчивость и сострадание, а сила, наглость и целеустремлённость. Но это твои качества, братец, а не мои.
Я не то чтобы подхожу этому миру, поэтому столько лет прятался за стенами дома, хватаясь за любую возможность. Там был мой дом, потому что там был ты. Рядом с тобой мне казалось, что я сверну любые горы.
Но мне не хватило сил, чтобы выдержать это. Здесь отчего-то так невыносимо тяжело. Будто весь мир только и ждал моего выхода, чтобы со всех сторон начать давить, превращая меня в ничто. Там я был таким мудрым, потому что у меня был мой родной человек, который всегда на моей стороне. Я знал: даже если ошибусь, ты всегда будешь рядом. Отматеришь, пнёшь, обзовёшь тупым, но я знаю, Лягушонок, что это твоё выражение любви.
Но здесь этого нет.
Детдомовцы без образования и опыта никому не нужны. Я не справился, Лягушонок. Я обещал тебе, да... Когда я стоял там перед тобой, всё казалось таким простым. Вот мой Лягушонок и я сделаю всё, чтобы исполнить наши с ним мечты. Но реальная жизнь не такая простая, братец...
Ты — моя семья.
Единственная, которая у меня была, и единственная, которую я когда-либо хотел иметь. Пожалуйста, всегда это знай.
Прости меня, Лягушонок.
Я очень сильно люблю тебя, но не смогу сдержать свои обещания.
📝<... >
━━━━━━━━━━ ━━━━━ 𝟑 ━━━━━ ━━━━━━━━━━
Мой милый Лягушонок.
Знаю, какой ты у меня упрямый. Всегда всё делаешь, как сам хочешь. Поэтому я и пишу тебе эту записку, потому что знаю, что ты обязательно сюда придёшь.
Ты ведь знаешь, что сильным из нас двоих всегда был ты. А я не умею. Ты всегда говорил мне, что за стенами приюта нужны не доброта, отзывчивость и сострадание, а сила, наглость и целеустремлённость. Но это твои качества, братец, а не мои.
Я не то чтобы подхожу этому миру, поэтому столько лет прятался за стенами дома, хватаясь за любую возможность. Там был мой дом, потому что там был ты. Рядом с тобой мне казалось, что я сверну любые горы.
Но мне не хватило сил, чтобы выдержать это. Здесь отчего-то так невыносимо тяжело. Будто весь мир только и ждал моего выхода, чтобы со всех сторон начать давить, превращая меня в ничто. Там я был таким мудрым, потому что у меня был мой родной человек, который всегда на моей стороне. Я знал: даже если ошибусь, ты всегда будешь рядом. Отматеришь, пнёшь, обзовёшь тупым, но я знаю, Лягушонок, что это твоё выражение любви.
Но здесь этого нет.
Детдомовцы без образования и опыта никому не нужны. Я не справился, Лягушонок. Я обещал тебе, да... Когда я стоял там перед тобой, всё казалось таким простым. Вот мой Лягушонок и я сделаю всё, чтобы исполнить наши с ним мечты. Но реальная жизнь не такая простая, братец...
Ты — моя семья.
Единственная, которая у меня была, и единственная, которую я когда-либо хотел иметь. Пожалуйста, всегда это знай.
Прости меня, Лягушонок.
Я очень сильно люблю тебя, но не смогу сдержать свои обещания.
📝<... >
━━━━━━━━━━ ━━━━━ 𝟑 ━━━━━ ━━━━━━━━━━
ᆞПолное имя: Шими Каору | 志見⠀薫
ᆞСтатус: мёртв
ᆞДата рождения: 5 апреля, 1986 (20)
ᆞРост: 182 см, вес: 65 кг
ᆞЛюбил: музыку 80-х, спортивно-развлекательные шоу, индийские фильмы, острое, солнечную погоду, музыкальные концерты, кошек
ᆞНе любил: рано просыпаться, рыбу, запах сигарет, агрессию
ᆞМечты: купить свой дом, в котором они смогут жить вместе с Каэру
ᆞ«Ты либо катишься, либо карабкаешься»
ᆞАллергия на алкоголь | mbti : консул | альтруист | неумение готовить
ᆞ Основные черты характера:
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞотзывчивость
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞзаботливость
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞлояльность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞдоброжелательность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞобщительность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞорганизованность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞэнергичность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ #𝐜𝐡𝐚𝐫𝐚𝐜𝐭𝐞𝐫𝐬
ᆞСтатус: мёртв
ᆞДата рождения: 5 апреля, 1986 (20)
ᆞРост: 182 см, вес: 65 кг
ᆞЛюбил: музыку 80-х, спортивно-развлекательные шоу, индийские фильмы, острое, солнечную погоду, музыкальные концерты, кошек
ᆞНе любил: рано просыпаться, рыбу, запах сигарет, агрессию
ᆞМечты: купить свой дом, в котором они смогут жить вместе с Каэру
ᆞ«Ты либо катишься, либо карабкаешься»
ᆞАллергия на алкоголь | mbti : консул | альтруист | неумение готовить
ᆞ Основные черты характера:
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞотзывчивость
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞзаботливость
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞлояльность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞдоброжелательность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞобщительность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞорганизованность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞэнергичность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ #𝐜𝐡𝐚𝐫𝐚𝐜𝐭𝐞𝐫𝐬
Ой, привет. А это я, не узнали?
На днях опубликовалась отложка, и я волшебным образом вспомнила, что, оказывается, есть канал. Периодически так и тянет что-нибудь написать, т.к. не писала я ничего очень и очень давно... Смотрю, тут ещё остались люди и... Может, написать какую-нибудь тематическую зарисовку? Вдруг я уже не умею писать, хочется попробовать, да и по этим двум я жутко соскучилась (не то чтобы переставала). Ну там, внизу, опрос, в общем 🐸
На днях опубликовалась отложка, и я волшебным образом вспомнила, что, оказывается, есть канал. Периодически так и тянет что-нибудь написать, т.к. не писала я ничего очень и очень давно... Смотрю, тут ещё остались люди и... Может, написать какую-нибудь тематическую зарисовку? Вдруг я уже не умею писать, хочется попробовать, да и по этим двум я жутко соскучилась (не то чтобы переставала). Ну там, внизу, опрос, в общем 🐸
Раз все за, то давайте определимся с годом зарисовки 🐸 У меня странное понятие «тематических». Ы)
Anonymous Poll
61%
2009, начало отношений.
16%
2011, что-то грустное.
23%
2012, пиздиловка 🥳🥳🥳
29%
2013, что-то ещё более грустное.
21%
2021, шото хорошее.
59%
2022, ультра супер мега хорошее.
Ребята, привет 🐸
У меня всё ещё нет зарисовки, ы) Но зато я принёс вам тренды тиктока! Можете заценить, пока ждёте, если ждёте 🤧
У меня всё ещё нет зарисовки, ы) Но зато я принёс вам тренды тиктока! Можете заценить, пока ждёте, если ждёте 🤧
Привет всем любителям лягушек 🐸 Ну... зарисовки ещё нет))))) Но у меня есть два видево! Это всё, что у меня есть на данный момент.
Anonymous Poll
47%
Ну давай хотя бы видео.
24%
Не надо ничё!!! 👺👺👺 Пиши зарисовку!!!
29%
Бара бара бара 🕺🏻🕺🏻🕺🏻 бере бере бере 💃🏻💃🏻💃🏻
▎𝐒. 𝐌𝐚𝐧𝐣𝐢𝐫𝐨
Ложная тревога. Прошу прощения, это было отложенное 🐸
Кто и за что поставил мне фак... 🥺🥺🥺 Я же сейчас расплачусь.