▎𝐒. 𝐌𝐚𝐧𝐣𝐢𝐫𝐨
87 subscribers
20 photos
3 videos
7 links
— 𝐈 𝐤𝐧𝐨𝐰 𝐭𝐡𝐞𝐫𝐞'𝐬 𝐧𝐨𝐭𝐡𝐢𝐧𝐠 𝐈 𝐜𝐚𝐧 𝐝𝐨. 𝐁𝐮𝐭 𝐦𝐲 𝐡𝐞𝐚𝐫𝐭 𝐜𝐚𝐧'𝐭 𝐚𝐜𝐜𝐞𝐩𝐭 𝐢𝐭.
━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━
▎𝐍𝐂-𝟏𝟕 ▎⚣ ▎
━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━
▎𝐐&𝐀 ➛ @atleastcurseatmeattheveryend
Download Telegram
𝟐𝟎𝟎𝟗-𝟎𝟕-𝟏𝟒⠀𝟏𝟖:𝟑𝟏
✉️ 𝐭𝐨: +𝟖𝟏 𝐱𝐱-𝐱𝐱𝐱𝐱-𝟎𝟔𝟐𝟓

╰► ебать у тебя позднее зажигание. а ты, вообще, кто?
𝟐𝟎𝟎𝟗-𝟎𝟕-𝟏𝟒⠀𝟏𝟖:𝟑𝟔
📩 𝐟𝐫𝐨𝐦: +𝟖𝟏 𝐱𝐱-𝐱𝐱𝐱𝐱-𝟎𝟔𝟐𝟓

╰► Может уже запишешь мой номер, чтобы каждый раз не спрашивать кто это... ༎ຶ‿༎ຶ
Номер +𝟖𝟏 𝐱𝐱-𝐱𝐱𝐱𝐱-𝟎𝟔𝟐𝟓 внесён в список контактов.

Контакт переименован на «чмобурек».
Серый бетонный забор размытым пятном маячил перед глазами. Изрисованный безобразными цветами, граффити и наспех закрашенный белой краской он превращался в уродливую картину, изученную за три года от угла до угла. По ту сторону забора стояла так и не достроенная многоэтажка, а с этой стороны прорастала жухлая трава с проложенными на ней расколовшимися дорожками. Пейзаж этот был мрачным и тоскливым. Каждая комната приюта была Сэму знакома. Проснись он даже среди ночи, без раздумий мог назвать расположение немногочисленной мебели. Но Самуй другой жизни не знал, и потому никогда не жаловался — даже когда был маленьким. Отчего-то с самого детства он считал свою жизнь пресной и бессмысленной. Никогда ни на что не рассчитывал, никогда ни к кому не привязывался.
⠀Почти.
⠀Воспоминания двенадцатилетней давности становились всё более размытыми. Была ли та комната его домом? А та женщина? Она ведь была ему кем-то?.. Может, плодом детского воображения? Но одного человека Сэм так и не смог выбросить ни из своей памяти, ни из жизни.
⠀Закатный свет растекался по бетонным опорам заброшки, и в тянущихся оранжевых лучах виднелась россыпь пыли. Она витала в воздухе, поднимаясь от проезжающих по дороге машин. Фоном звучали радостные крики детей, которые жили за этими стенами, а не внутри них. Здесь же восклики исходили от катающихся по траве ребят, которые заливалась смехом, отвешивая друг другу нехилые пинки. Обстановка по обе стороны забора была одинакова, не отличалось и настроение, но место это при любом исходе оставалось клеткой.
⠀За спиной Сэма обваливался кирпич со стены, за которой была библиотека. Там всегда было тихо. Даже тянущийся в комнату сигаретный дым, который впитывался в стены и книжные полки, оставался незамеченным. Сюда никто не заходил, и дело было даже не в начавшихся каникулах. Сам учебный корпус пустовал, а улица вбирала в себя толпы оставшихся старшеклассников, которые теперь грелись под вечерним солнцем. Но в привычной, нерушимой тишине Самуй услышал грохот упавшей книги. Он повернул голову на шум, зажав сигарету между пальцев. Нужно было только два шага, чтобы дойти до открытого окна и всмотреться в помещение, лишь на первый взгляд выглядящее пустым. Сэм недоверчиво сощурился и перепрыгнул через подоконник. Он ухмыльнулся, наперёд зная, кто там находился.
⠀— Хер ли ты тут делаешь? — Самуй затянулся и двинулся чуть вперёд, ступая к книжным полкам, но кроме звука собственных шагов, не улавливал чего-либо присутствия. — Очкуешь показаться?
⠀Он отступил обратно к окну и, запрыгнув на подоконник, стряхнул пепел на улицу. Сейчас Сэм смотрел, как в проходе между книжных шкафов так и лежит упавшая книга, а двумя полками выше — собранная кем-то стопка неизвестной литературы. Самуй с радостью списал бы это на сквозняк — ему и без того порой казалось, что он сходит с ума.
⠀— Но жалко, что в избытке юных сил меня не обошел ты стороной. И тех... сердечных уз не пощадил, где должен был нарушить долг двойной, — Сэм произнёс те строки, которые когда-то давно слушал перед сном. — Неверной добротой пленя, ты трижды правду отнял у меня.
⠀— Разве... — едва слышный голос сдавленно прозвучал у противоположной стены, а парой секунд из-за книжного шкафа появилось лицо Риена, — не дважды?
⠀— Чё? — Самуй свёл брови у переносицы и сделал затяжку, выдохнув дым в сторону
⠀— Там строчки... неправильные, — Риен вжался плечом в шкаф, вцепившись пальцами в ткань футболки на животе. — «Неверную своей красой пленя, ты дважды правду отнял у меня».
⠀Сэм показательно зевнул и чуть вскинул брови. Он знал эти строки наизусть и пользовался тем, что их не знали другие. Самуй вкладывал в заученные стихи собственную историю, которой никогда ни с кем так и не смог поделиться. Но теперь его подловили: узнали в небрежном рассказе жизни, спрятанном в приевшемся стихе, где между строк зияла тоска, горечь и боль; где в нарочитых ошибках было скрыто желание быть услышанным — скрыто даже от самого себя.
— Дохуя умный? — Сэм закинул ноги на подоконник, упираясь тапочками в стену напротив.
⠀— Нет... Просто поправил... — Риен всё так же не поднимал на него взгляд; переминался с ноги на ноги и виновато хватался пальцами за корешки книг. — Извини.
⠀— Ты здесь таришься? — Самуй покосился на него, делая затяжку, и стряхнул пепел на деревянный пол библиотеки. — Ночуешь тоже здесь?
⠀Он терпеливо подождал пару секунд, но, не выдержав повисшей паузы, повернул голову, чтобы застать Риена робко кивающим.
⠀— Пиздец, ты очкошник, — Самуй хмыкнул. — Думаешь, младшие приедут и по голове тебя погладят? Там пацаны есть напрочь без башки. Хуй ты от них спрячешься.
⠀Сэм и сам хотел задать себе очевидный вопрос. Только он, ещё не произнеся эти слова, уже знал ответ. На подкорке его сознания были вырезаны пять правил, произнесённые мягким, всегда заспанным голосом. И он упорно, беспрекословно им следовал, даже если сам того не желал.
⠀— Научи меня драться! — голос Риена прозвучал звонко и впервые убедительно.
Сэм отвернулся к окну, уводя взгляд к изрисованному забору и затянулся, приставив ладонь к губам, чтобы скрыть свою улыбку:
⠀— Я похож на фонд помощи нуждающимся?
⠀— Ты добрый, — послышались робкие, неуверенные шаги мальчишки.
⠀— Качество для обсосов. Вот ты — может быть, а про меня ты нихуя не знаешь.
⠀— Но ты помогаешь мне, — Риен обошёл шкаф и опёрся на него спиной, спрятав руки за поясницей.
⠀Самуй смерил его скептическим взглядом, вжимая окурок в край подоконника:
⠀— Или тебе хочется так думать.
⠀Сэм спрятал скуренную сигарету между оконной рамой и железным каркасом, игнорируя давящее молчание. Ему бы быть доброжелательным спасителем, откликающимся на помощь всех просящих. Только он таким не был и не будет. Его не заботили чужие проблемы, как и свои собственные. Да и имели ли вес проблемы вокруг, если обыденные чувства не ощущались, как должны? Любая ситуация — хорошая или плохая — была всего лишь прописана в его жизненном цикле, до конца которого оставалось совсем не долго.
⠀— Тебя искали... — Риен шаркнул носком кед по деревянному полу.
⠀Сэм лениво склонил голову к плечу и сбросил ноги с подоконника:
⠀— Те, кто меня ищут, знают мой номер телефона.
⠀— Это человек из Свастонов.
⠀Это единственное, что отозвалось в Самуе чувством любопытства. Единственное, что вызвало в нём неподдельный интерес.
⠀— Как выглядел?
⠀— Низкий, светлые волосы, чёрные глаза...
⠀— Познавательно, — Сэм ухмыльнулся, оттарабанив пальцами по облупившейся краске, и соврал: — Похуй.
⠀— Он знает твоё имя.
⠀— Ну, значит, запиши мой номер и в следующий раз дай ему, — он повёл плечом и прикрыл глаза, чтобы вспомнить тёмный — нечитаемый — взгляд. — Если смелый — сам придёт.
⠀Риен закусил губу, опуская голову к полу, и, казалось, только сильнее вжался в шкаф позади себя:
⠀— Мне некуда...
⠀— Телефон где? — Сэм нахмурился, понимая, что не было необходимости задавать этот вопрос — ответ и так был понятен.
⠀— Нет телефона.
⠀— Где он? — он намеревался задавать этот вопрос до тех пор, пока мальчишка не признается, а если признается, то говорить больше не о чем.
⠀— Нет его.
⠀Самуй звучно усмехнулся, почти довольствуясь этим ответом:
⠀— Отжали? — он адресовал Риену одобрительный взгляд. — Ну ты и лох.
⠀— Научи меня драться!..
⠀— Верни свой телефон у того, кто его забрал, тогда и поговорим.
⠀Риен поднял на него испуганный взгляд, размыкая губы, но не говоря ни слова. Сэм же настойчиво ждал, когда тот замотает головой или промямлит нечто жалостливое. Но мальчишка только неуверенно кивнул, сжав ладони в кулаки:
⠀— Ладно. Только обещай, что научишь драться!
⠀— Ты так резко осмелел. А сдохнуть не боишься?
⠀— Но меня ведь не убьют...
⠀— Думаешь?
⠀Самуй безэмоционально всмотрелся в мальчишку, заметив, как у того дрожат губы. Ему бы вступиться за напуганного ребёнка, но только он по-своему следовал сказанным три года назад правилам; искал собственный путь исполнения, будучи не в состоянии ни забыть, ни отказаться.
⠀Он всё ещё ненавидел того человека. Он всё ещё его...
⠀— Тогда... — Риен глубоко вдохнул и часто-часто закивал, — я пойду прямо сейчас.

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
***
Его шаг был неспешен — торопиться некуда.
Он пробегал глазами по главному двору, вскользь осматриваясь и оценивая ситуацию. Ему нужен был удобный момент, чтобы находиться от Риена как можно дальше. Желательно — не находиться здесь вовсе. Отгородиться ото всех, спрятавшись в комнате, чтобы не забивать голову мыслями о худшем исходе. Только тихий сонный голос, звучащий в голове, вторил первое правило о помощи.
⠀И Сэм помогал.
⠀Он чертыхнулся, стиснув зубы, и раздражённо сплюнул на примятую траву. У входа в корпус толпились старшие, вычурно жестикулируя и указывая пальцами в сторону ворот. Эта приевшаяся картина осточертела настолько, что было проще вздёрнуться, чем пережить оставшиеся десять месяцев. За прожитые в детских домах одиннадцать лет Самуй не уставал настолько, насколько откровенно вымотался за последние полторы недели. Постоянное беспокойство и невозможность найти собственное место, навязчивые мысли и ночные кошмары — будто всё намеренно давило на него, выводя из знакомого равновесия. Забытые привычки, как болезненная рана, снова всплывали, выедая дыру на уровне сознания. Сэм не в состоянии был выбраться из чужого влияния, не в состоянии избавиться от загнивающего чувства вины — не в состоянии избавиться от себя.
⠀Нет, он не помогал — лишь вымаливал прощение за своё же решение.
⠀Самуй свернул с дорожки, ступая на заросший газон. Нашарил сигарету в пачке, припрятанной в кармане, пока пальцы касались прохладной травы. За спиной громко хлопнула дверь учебного корпуса, и Сэм, не оборачиваясь, знал, кто из него вышел — мелкое трусливое существо.
⠀— Сэмчик, не хочешь за пивом сгонять? — широкоплечий паренёк с собранными в высокий хвост волосами подмигнул, улыбаясь во все двадцать девять и три выбитых.
⠀Сэм зажал сигарету между зубов, скосив на того пустой, пытливый взгляд. Парнишка нервно засмеялся и выставил ладони вперёд, признавая своё поражение и отступая:
⠀— Шучу, шучу.
⠀Только это и донеслось до Самуя, когда он перепрыгнул через ступеньки, тут же останавливаясь на входе в корпус. Аники, выходящий на улицу, взял его за руку — чуть ниже локтя — и приторно улыбнулся. Сэмом овладело безвыходное ощущение того, что он нигде не сумеет спрятаться. Никогда.
⠀— Ты где был? — Аники ласково провёл пальцами по его руке, всматриваясь в толпу на входе, и по привычке не дождался ответа. — Я хочу чего-нибудь. Пойдём в магазин?
⠀Сэм вынул сигарету изо рта, стряхивая пепел на содранное покрытие коридора — тот разлетелся по ногам, прилипая к мокрым от травы пальцам. За окном послышался гомон голосов, повысившихся на несколько тонов, и Аники, по-собственнически сплетая свои пальцы с пальцами Самуя, шагнул вперёд. Сэм же вынужденно сделал шаг назад и повернул голову. Те, что прежде сидели на лавке, встали в полукруг, в центре которого стоял Риен, вжавшись в свою футболку и пытаясь сказать что-то сквозь дрожащие губы. Сэма устраивала эта позиция — обзор открывался с лучшего места. Да и никто даже думать не стал бы, что он здесь, чтобы защищать новенького. Но он не защищал, нет. Только исполнял чужую волю.
⠀— Что здесь? — Аники скучающе склонил голову к плечу, крепче сжимая пальцы Самуя в своих — уйти не выйдет.
⠀— Этот пиздёныш говорит, что я у него телефон отжал, — низкорослый парнишка с уродливыми выцветшими волосами пнул Риена в колено.
⠀— Ты... — мальчишка этого будто не заметил и мотнул головой, выбрасывая руку вперёд, чтобы тыкнуть ей в парня. — Ты забрал! Ты! А теперь отдай! Это мой телефон и ты н... не можешь...
⠀Его скоротечная смелость быстро сошла на нет, и уже секунду спустя Риен снова был похож на побитого и выброшенного щенка. А его окружала стая гиен, которая готова разорвать не только его, но и друг друга за кусок мяса.
⠀— Правда? — Аники сбежал по ступенькам, утаскивая Сэма за собой; тот недовольно оскалился и выронил сигарету. — Юя? Это правда или он врёт?

— Аники, ты... ты же знаешь, я бы... никогда бы... — парень запутался в словах и судорожно вертел головой, но с места не сдвинулся.
— Юя, а я вот слышал, что ты ещё и еду у младших забираешь. Еду... Ю-я.
Аники улыбнулся и тут же поднял к Сэму свой взгляд. Тот самый: требовательный, властный и не терпящий возражений. Взгляд, которому Сэм снова и снова подчинялся. Он научился читать эти немые — без единого звука — просьбы, которые выражали лишь одно — приказ.
— Сэмми?!
⠀Аники завёл руки за спину, отходя на пару шагов назад. Это побуждение к действию, не приемлющее отказ. Приказ, полностью состоящий из всеобщего подчинения, будто перед всеми ними Бог. Это всегда срабатывало безотказно. Аники никогда не участвовал в подобных потасовках, а всю работу выполняли за него другие, как послушные, выдрессированные щенки. Такими они и были. Моменты, когда Аники сам ввязывался в драку, можно было сосчитать на пальцах одной руки с остатком в два. Это были моменты неприкрытой ненависти с очевидным выводом: Аники искренне ненавидел человека, с которым вступал в драку, и даже больше — он желал его смерти.
⠀— Две или три? — Сэм встал напротив Юи, сжимая и разжимая ладонь.
⠀— Д... две? — Юя, нервно семеня ногами на месте и осунувшись, коснулся сжатыми руками груди — готовился защищаться.
⠀Самуй вяло пожал плечами и занёс кулак за спину, размахиваясь и останавливаясь перед лицом зажмурившегося парня:
⠀— Две секунды, чтобы вернуть телефон.
⠀Паренёк судорожно закивал головой и убежал в корпус, пролетая мимо улыбающегося Аники. Тот шагом вразвалку подошёл к Риену.
⠀— Как твоё имя? — Атару качнулся на пятках, вжав голову в плечи, чтобы сравняться с мальчишкой.
⠀— Ри... Риен.
⠀— Не-т, — он звучно разделил это слово на слоги — это было признаком его раздражения. — Я спросил твоё имя.
⠀— Умэя... Дзенноджоу Умэя.
⠀— Ты очень смелый-смелый, Умэя, — Аники довольно хмыкнул и поправил разметавшиеся по лицу мальчишки пряди. — Теперь тебя зовут Джо.
⠀Самуй оглянулся через плечо, чтобы увидеть, как Аники гладил кивающего мальчишку по голове. Сэм опустил глаза, запуская руки в карман, и беззвучно хмыкнул — сегодня в питомнике пополнение.
⠀— Сэмми-и-и?! — Атару подтащил Самуя к себе, зацепившись за край футболки. — Познакомься, это Джо. Джо, это мой Сэмми. Мо-й.
⠀Риен быстро кивнул, а Сэм смерил его нечитаемым взглядом, не выражая ни сочувствия, ни жалости. Он и сам был таким. Самуй снова закурил, подбросив зажигалку в руке, и исподлобья посмотрел на возникшего перед ними Юю, который вручил в руки Риена телефон.
⠀— Дашь мне свой номер? — Аники обвил руку Сэма пальцами, а сам заглянул в телефон мальчишки. — И мой запиши. Мы же с тобой теперь друзья.
⠀Риен, закусив нижнюю губу, отбил по кнопкам озвученные цифры. Сэм тяжело выдохнул дым в сторону, а в груди его зародилось непонятное даже ему самому ощущение. Чувство вины перед другим человеком? Это он виноват, что позволил Аники заметить Риена? Это его вина во всём том, что будет происходить позже? Нет. Он не мог предугадать это. Не мог знать наперёд. Он не умел видеть будущее, как чёртов Ханагаки. Сэм только пытался скрыться от новеньких, противореча чужим наставлениям. Он только пытался помочь им, никак с ними не связываясь, чтобы те не стали ведомыми щенками, который ринутся на смерть по одному слову приручившего их хозяина. Сэм пытался помочь. Это выглядело странно и нелепо, выглядело проявлением безразличия и пренебрежения. Но именно таким образом Самуй их спасал.
⠀Если бы он это видел, то наверняка прочитал занудную нотацию о том, как поступать правильно.
Он бы обязательно нашёл выход из этой ситуации.
⠀Нет.
⠀Если бы он был здесь, ничего бы этого не было.
⠀— Джо?! — Аники потянул Сэма за собой в сторону уложенной плиткой дорожки. ⠀— А мы с Сэмми идём в магазин. Пойдём с нами? А вечером посидим и отметим приезд нашего нового друга.
И Аники было совершенно безразлично, что Риен появился здесь две недели назад. Безразлично то, что мальчишка прятался в библиотеке и над ним издевались в столовой. Не интересовало его так же и то, что у того забрали телефон.
Было лишь одно, что Атару чувствовал нутром при малейшем подозрении: Аники никогда никому не позволит приблизиться к его Сэму.
━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━
​​​​ᆞПолное имя: Дзенноджоу Умэя | 善之丞⠀梅弥
ᆞПрозвища: Риен, Джо
ᆞДата рождения: 30 сентября, 1994 (14)
ᆞРост: 166 см, вес: 50 кг
ᆞДеятельность: ученик третьего класса средней школы
ᆞЛюбит: стихи, машины, людей, которые ему помогают, домашнюю еду, крокодилов, лего, сыр с мёдом
ᆞНе любит: бег, конфликты, горькое, Джерка, родителей, комнатные растения
ᆞ«Быстро — это медленно, но без перерывов»
ᆞЛевша | mbti: борец | сангвиник | визуал
ᆞОсновные черты характера:
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞвпечатлительность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞсострадательность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞэнергичность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞтерпеливость
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞвнушаемость
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞмягкость
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞупёртость

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ #𝐜𝐡𝐚𝐫𝐚𝐜𝐭𝐞𝐫𝐬
▎𝐌𝐄𝐌𝐎𝐑𝐈𝐀 : 𝐒𝐚𝐦
━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━
▎𝐀𝐩𝐫𝐢𝐥, 𝟏𝟗𝟗𝟖

⠀Первым воспоминанием была крохотная однушка, пропахшая спиртом и травой. Жизнь в окружении пустых бутылок, груд разбросанного тряпья и сигаретного дыма, который не выветривался сквозь окно под потолком. Она его не открывала, а я не доставал, поэтому постоянно тёр глаза, которые щипало от стоящего там едкого смрада. Её я помню как тёмное, безликое пятно, приваливающееся к стене с очередной бутылкой... или парнем. Они постоянно менялись и просили меня погулять, угощая дешёвой шоколадкой или мороженым. Ненавижу сладкое. Они мерзко, язвительно смеялись, называя меня Лягушонком, — она дала мне это имя. Из тех немногих воспоминаний это рассказы о том, что я родился маленьким, синюшным и склизким. Точь-в-точь как лягушка. Ей это казалось забавным. А ещё были слова о том, что я никогда не плакал. Она ненавидела меня за это. И за то, что называл её по имени, а не так, как было принято. Она ненавидела меня за то, что я просто был. Всё пыталась выдавить из меня хотя бы одну эмоцию и била тем, что лежало ближе: иногда стаканом или бутылкой, иногда пинала ногами. Пока она прижимала меня к полу, избивая тяжёлым стеклянным графином, я привыкал к тому, что боль — это только боль, которая рано или поздно должна закончиться. После этого был наш последний разговор, и отчего-то я помню каждое её слово. Помню, как пытался подняться, и то, как тяжело было дышать.
⠀«Я не смогла избавиться от тебя. Мне не хватило смелости», — она держала в руках этот графин и отчего-то рыдала, а я не понимал почему. «Ты никогда не плакал, мальчик. Когда врач взял тебя на руки, ты не издавал ни звука. И в тот момент, в ту секунду, мне показалось, что ты не дышишь. Я надеялась, что ты родился мёртвым... Эта мысль делала меня счастливой».
⠀Тóва.
⠀Таким было её имя.
⠀Имя женщины, которая меня родила.

⠀Момент того, как я попал в свой первый детский дом, потерялся где-то в памяти. Бесконечные комнаты, похожие одна на другую, люди, которые смотрели то с жалостью, то с сочувствием, а я только и делал, что теребил лямки рюкзака — единственная вещь, что у меня была. Кажется, я понимал, где окажусь в итоге, но не помню, что тогда чувствовал. Может быть, ничего? Терять было нечего — у меня ничего и не было. Та коморка, где я жил, не была местом, по которому можно было скучать, а та женщина всегда оставалась для меня никем. Как и я для неё. Наверное, это и мне, и ей упростило жизнь. Но в итоге я оказался у ворот Шисецу с кем-то, кто держал меня за руку и постоянно говорил, что всё будет хорошо.
⠀Это было шестое апреля. За воротами приюта бегали дети, а я никогда не видел столько ребят своего возраста вместе. Место, где я жил прежде, находилось в бедном квартале, а там никого, кроме мерзких пьянчуг, не было. Особенно запомнились чужие взгляды, которые косились на меня, как на обезьяну в зоопарке. Тот человек отпустил мою руку и отошёл в сторону, а я остался стоять один.
⠀Тогда я впервые увидел его.
⠀Сначала услышал. Даже в шуме беготни, разговоров и проезжающих машин я услышал звук быстрых шагов, которые становились ближе. И когда я поднял глаза от уродливой плитки под ногами, он уже присел напротив. Я никогда не видел, чтобы на меня так смотрели: так по-доброму и искренне.
⠀«А чего ты к нам такой грустный?» — это были его первые слова, адресованные мне. Тогда его голос показался мне сонным, будто он встал с кровати не больше пяти минут назад и сразу выбежал на улицу, опаздывая на уроки. Я только пожал плечами, так и продолжая стоять, надув губы и недоверчиво глядя ему в глаза. Кто-то считал переезд в детский дом трагедией — впоследствии я ещё не раз это увижу, — но тогда это было чем-то новым, как поездка за город, где я никогда не был.
⠀Шисецу был для меня новым местом, а парень напротив — единственным человеком в моей жизни, к которому я был привязан.
⠀Шими Каору.
⠀Так его звали.
​​«А ты чего к нам такой грустный?»

— Каору и Каэру, 6 апреля, 1998
Я ничего не знал о детских домах. Иногда слышал, как она бросалась фразами, что будет лучше отдать меня туда, но толком не понимал. Дом, где много детей? Но назвать это домом было нельзя. Одно большое здание, в котором находилось больше ста человек. Совсем мелкие, как и я в тот момент, жили в комнатах по двадцать человек. Всё, что было у меня там, — кровать: деревянная, твёрдая и неудобная. Но даже на неё я не жаловался. Ни на еду, ни на постель, ни на ребёнка по соседству, который постоянно плакал. В Шисецу было лишь одно место, которое я не любил и избегал — душевая комната. Она была огромной, вся покрытая белым кафелем. Постоянно капающие краны и затхлый запах застоявшейся воды. Оказавшись там впервые, я сбежал и спрятался под столом одного из кабинетов. В душевой стояли те отвратительные деревянные лавки, на которых все сидели, и мысль о том, что и мне придётся туда сесть, приводила в ужас, как при виде огромного таракана. Тогда мальчишки обзывали меня и сторонились — я не мылся неделю, если не больше. Но в очередной свой побег был пойман одним из старших, который закинул меня к себе на плечо. Я дёргал ногами и бил его по спине, а он ни в какую не желал сдаваться. Не помню его имя, но он тащил меня в душевую и называл свинкой, которую требовалось немедленно искупать.
⠀«Ты извращенец, если хочешь увидеть голым маленького ребёнка!» — зачем-то я кричал это на весь коридор и продолжал вертеться, пытаясь сбежать. Он как-то отшучивался, а на пороге душевой остановился. Я выглянул из-за плеча и увидел улыбающегося Каору, который нёс в руках маленький детский стул. Он почему-то всегда улыбался. Тот парень поставил меня на пол, а Каору протянул руку: «Давай искупаемся, а я угощу тебя чем-то очень вкусным». — «Там воняет», — я брезгливо отвернулся в сторону и попытался уйти, а он легко подхватил меня одной рукой и толкнул дверь в душевую. «Ты любитель маленьких детей, что ли?» — я наотрез отказывался раздеваться, когда Каору присел напротив меня. «Давай искупаю тебя хотя бы в одежде?» — «Она промокнет, тупица». — «Мыться нужно, Лягушонок». Помню, что пнул его в колено и уселся на этот стульчик. Я не любил, когда меня так называли. Это прозвище вызывало только неприятные воспоминания о том, как я уходил из дома и грыз шоколадку, по вкусу похожую на пластилин. Каору смеялся и говорил, что я ещё ребёнок. Он сказал, что не перестанет так называть меня, пока не начну воспринимать это прозвище как что-то хорошее. Но помыться всё же заставил. Настроил воду, посадил на стул и сел на одну из тех ужасных лавок, стоящую у входа, чтобы я никуда не убежал. Он купил тот стул специально для меня, а когда я спросил зачем, он просто пожал плечами и сказал, если я стану заразным, то перезаражу тут всех, поэтому маленькие лягушата должны мыться. Я дулся на него за то, что заставил меня мыться, но этот стул везде таскал с собой, чтобы другие на него не сели. Это была первая вещь, которую купили именно для меня. Только для меня. Это было первое проявление доброты ко мне. Не жалости, не сочувствия — доброты.
⠀«У тебя есть братья или сёстры?» — Каору вытирал мне голову, когда выключил воду. — «Нет, наверное». — «Если бы мы не были здесь, я бы хотел, чтобы ты был моим братом». — «Зачем?» — «Потому что ты очень упрямая Лягушка. Очень упрямая, но очень сильная и добрая». — «Ничего я не добрый!» — «А какой же? Злой злодей?» — «Да! Когда вырасту, я буду всех бить!» — «Да ты точно злодей, братец».
⠀Тогда это вскользь брошенное «братец» зародило во мне наивное, детское чувство надежды. Я хотел, чтобы у меня была семья. Хотел, чтобы был кто-то, кто будет мной дорожить. Мне хотелось, чтобы Каору назвал меня так ещё раз — словом, которое дарило пятилетнему ребёнку ощущение нужности кому-то.
⠀А когда мы вышли из душа, Каору сдержал своё слово — он угостил меня чем-то вкусным. Это был персик.
Я привыкал к Каору. Так же быстро, как привыкают к чему-то хорошему. На переменах я сидел в классе, дожидаясь момента, когда он спустится; первее всех убегал утром из комнаты, чтобы встретить его на входе в школу. Я бы, наверное, бегал за ним по пятам, если бы он сам не носил меня. Сажал на шею и приводил в свою комнату, которая кардинально отличалась от той, где жил я. В комнате Каору жили ещё пятеро — всего пятеро. Там были разбросаны провода и вещи, часто было накурено, но всегда была полная вазочка с леденцами, которую ребята всю отдавали мне. А Каору ругался на них, говорил, что столько конфет мне нельзя. Я пинал его за это, хватал вазочку и убегал в коридор; на бегу распихивал конфеты по карманам, пока Каору не догонял. «Непослушная Лягушка», — он хлопал меня по заднице, а я признавал своё поражение и свешивал руки вниз. Всегда показательно обижался, надувая губы и отворачиваясь в сторону; соглашался разговаривать только за конфету. И он вёлся. Иногда в особо загруженные дни, когда воспитатели за этим не следили, ребята позволяли мне остаться на ночь с ними. Там был один, рассказывающий истории, над которыми все ржали и утыкались лицом в подушку, потому что была глубокая ночь и нельзя было шуметь. В те ночи я спал вместе с Каору. Он укладывал меня возле стены и укутывал одеялом до самого подбородка, даже если на улице было тепло. Часто, когда все уже лежали, он включал настольную лампу и читал сказку; держал в одной руке книжку, а другой гладил меня по голове. Тогда мне больше всего на свете хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
⠀В одну из последних ночей августа мы сидели с ним на лавочке. Он укутал меня в плед и кормил ягодами. Тогда мы впервые заговорили о том, как я сюда попал. Именно тогда я впервые услышал и его историю. Я ненавидел то, что пришлось пережить Каору. Тогда я сидел и тарабанил ногами по лавке: от безысходности, злости, раздражения. Хотелось держать его рядом, так близко, чтобы никто не смог ему навредить; чтобы никто никогда больше не смог его обидеть. Тогда я стянул с себя плед, залез на лавку с ногами и обнял Каору. Впервые в жизни кого-то обнял. Он тогда тихо смеялся и гладил меня по спине... а потом заплакал. В тот момент мне было больно, потому что было больно ему. Мне тогда было шесть, и я пообещал самому себе, что больше никто и никогда не сделает Каору больно.
⠀«Научусь драться и буду ото всех тебя защищать», — такой была фраза, которую я произнёс в тот момент. Я пообещал самому себе, что всегда буду его защищать.
Я не забыл те слова. Даже сейчас не забыл. Я и правда учился драться, потому что Каору не умел. Он любил читать мне нотации о том, что истинная сила кроется в умении уладить всё одними словами, а я строил недовольное лицо и продолжал сам затевать конфликты. Мне было не больше десяти, может, поэтому я чаще огребал, чем давал сдачи. Постоянно сидел у воспитателей, а Каору извинялся за меня. Они звали его со словами «твой брат опять подрался», и это было то, чем я гордился. Все в приюте знали, что мы не родные, но называли нас братьями. Мне не приходилось думать о том, что когда-нибудь это закончится — впереди было ещё много лет. Тогда он представлял нашу жизнь в будущем. Рассказывал, как выпустится, найдёт работу, а потом заберёт меня отсюда. Мечтал, как мы будем вместе готовить ужин и есть прямо перед телевизором, а ещё обязательно заведём котёнка — он обожал животных. Эти мечты были хорошими, но от них мне становилось грустно. Я знал, что Каору уйдёт раньше меня; знал, что больше не смогу прибегать к нему в комнату, не буду видеть его каждый день, знал, что мы не посидим больше вместе среди ночи. А ещё я боялся. Боялся, что его мечты не станут реальностью, что он не справится с жизнью за этими стенами — потому что многие не справлялись. Я боялся его потерять — единственного человека в мире, который был для меня семьёй.
▎𝐉𝐮𝐥𝐲, 𝟐𝟎𝟎𝟔

⠀Тот вечер помнится так, будто был вчера. Тогда я впервые застал Каору курящим.
⠀«Курят только обсосы», — он не стукнул меня за это слово, как делал обычно. Сев рядом с ним, я забрал пачку с сигаретами и подбрасывал её в руках, чтобы разрядить обстановку. Не спрашивая ни слова, я знал, почему он здесь; знал, почему скурил больше половины пачки, хоть никогда до этого не курил. «Когда?» — я всё-таки решился спросить, когда сжёг последнюю спичку. — «Мой Лягушонок всегда такой проницательный... Завтра».
⠀Я молчал слишком долго, будто это могло отодвинуть его уход. Но смысла в этом не было. Мы оба понимали, что жить здесь до моего выпуска он не сможет. Такие моменты кажутся чем-то абстрактным, далёким и несбыточным, пока не коснутся тебя напрямую.
В ту ночь я не смог уснуть. До утра смотрел на часы с отвратительным чувством безысходности, а время, будто специально, шло слишком быстро. И в один момент тянуть уже не было смысла, мне пришлось встать, чтобы пойти к воротам и проводить его. Там уже собралась толпа, что не было удивительным. Для всех в приюте Каору был другом, наставником, кому-то — примером, а кем он был для меня знали все.
⠀«Лягушонок, — он всегда произносил это ласково. — плакать не будешь?» — «Из-за тебя, что ли? Мечтай дальше».
⠀Он пытался улыбаться, но выходило плохо. Я даже не пытался. Незачем было делать вид, что мне весело. Я знал, что отпускаю его не навсегда. Мы должны были созваниваться, видеться, а иногда он будет брать меня к себе. Мы всё так же будем семьёй, как и сейчас как и тогда. Но отпускать привычное было тяжело. Я больше не буду бегать к нему на переменах, не скину с кровати, потому что самому тесно, не запрыгну к нему на спину, сказав, что он ездовая лошадь, не решусь подправить ему причёску, а сделаю мутанта...
⠀Отпускать не хотелось. Но пришлось.
⠀«Лягушонок. Давай повторим?!» — «Блять, не начинай». — «Какое первое правило?» — «Правило первое: никаких правил!»
⠀Он засмеялся. Каору не любил насилие в любом его проявлении. Был слишком добрым, отзывчивым, сочувствующим. Шисецу не превратился в притон и бои без правил лишь благодаря тому, что он умел притягивать к себе людей. Он придумал пять правил, которым я должен был следовать, чтобы всё было в порядке. Надеялся, что я займу его место или стану на него похожим — стану его заменой.

⠀«Первое: вводить новеньких в курс дел, чтобы они не охренели от жизни, и помогать им. Второе: заботиться о младших. Третье: уметь постоять за себя и тех, кто тебе дорог. Подпункт три-один: это не значит, что нужно бить всех вокруг. А подпункт три-два: драться только при необходимости. Четвёртое: не тратить появившиеся деньги на случайные хотелки и откладывать их до необходимости. Пятое: быть человеком, который одними словами способен уладить любой конфликт».

⠀Он вдалбливал эти правила мне в голову с тех пор, как я начал драться. К тому моменту прошло восемь лет. Каору был моей семьёй — упрямой такой семьёй. Я не мог быть таким, как он, потому что не умел решать всё словами. Когда слышал слово против, то не хотел что-то выяснять, я хотел ударить так, чтобы больше не слышать ничего в свой адрес. Каору же убеждал меня, что это неправильно.
⠀Тогда — утром двадцать второго июля — я провожал его у ворот. Мы разговаривали так долго, как могли, но это не могло длиться вечно.
⠀«Держи, — тогда он отдал мне свой плеер. — Мне будет не до него, а тебе как дополнительное развлечение». — «Я похож на пункт приёма старья?» Он снова погладил меня по голове и улыбнулся. А потом обнял.
⠀«Я исполню твои правила, если сдержишь свои обещания», — я уткнулся лбом в его плечо и готов был заплакать. «Обещаю, Лягушонок, — Каору поцеловал меня в лоб. — Обещаю, что не пойду ни по одному из тех путей, что предначертаны детдомовцам. Обещаю, что буду звонить и писать каждый день. Обещаю, что заберу тебя отсюда». — «Последнее обещание вообще тупое». — «А оно не последнее. Последнее обещание это то, что мы всегда будем семьёй».

Тогда он слабо улыбнулся, и это был последний раз, когда я видел его улыбающимся. Это был последний раз, когда я его видел.
▎𝐀𝐮𝐠𝐮𝐬𝐭, 𝟐𝟎𝟎𝟔

Первые дни его отсутствия были самыми тяжёлыми. Казалось, что не может быть хуже. Всё было не тем и не так. Мерзкое, изнывающее чувство преследовало везде. Хотя ничего больше и не изменилось: была та же атмосфера и те же люди. Всё оставалось по-прежнему. ⠀Каору и правда звонил каждый день. Иногда по несколько раз, иногда только ближе к ночи. Ему дали квартиру и месяц времени, чтобы найти работу, деньги и съехать. Меня злила эта необоснованная тупость, которая буквально не позволяла и не позволяет сейчас бывшим детдомовцам выжить. Поэтому очевидных выходов всегда было три: бродяжничество, проституция, самоубийство. Только малый процент выпускников как-то мог устроиться в жизни, большинство же просто не справлялось — ни физически, ни морально.
⠀Мне хотелось помочь, но я не знал как. На все мои слова о том, что я приду посреди ночи, Каору отшучивался; говорил, что идти пока особо некуда, но как только он снимет квартиру, то сразу заберёт меня на выходные.
⠀«Каору, пожалуйста...»
⠀Я знал это слово только тогда, когда обращался к нему. Мне хотелось помочь ему хоть чем-то. В его звонках, которые становились всё реже, слышалась усталость. Но не такая, когда он пробегал пять километров, а та, когда он не мог что-то решить. Когда не знал, как ему нужно поступить, потому что в любой ситуации кому-то будет плохо. Он беспрерывно просил не беспокоиться и не обижаться, что стал звонить реже, просил немного подождать, потому что скоро всё обязательно наладится.
⠀«Мой братец-Лягушонок, — был ранний вечер, но голос Каору уже был измученным и уставшим; он уходил спать. — Я люблю тебя».
⠀Я ничего не ответил. Я не умел отвечать на эту фразу. Мог беспокоиться, заботиться, показывать действиями... Но отвечать на неё не умел. Можно думать о бесконечных «если», но не знаю, что было бы, ответь я тогда иначе. ⠀Иногда Каору писал мне посреди ночи. О том, что проснулся, готовит завтрак, собирается на подработку. Просто писал всякую ерунду, а я читал, как только просыпался.
⠀Но в тот день этого не было. ⠀Ни среди ночи, ни утром, ни вечером следующего дня. Ни одного звонка или сообщения. Мне хотелось думать, что он занят на работе, но Каору бы обязательно нашёл минуту, чтобы написать хотя бы о том, что прожёг футболку или придавил ногу. Он не звонил сам и не отвечал на мои звонки.
⠀Сейчас это удивительно осознавать, потому что я не помню тех чувств; не понимаю, как они ощущаются. Я не помню, что такое беспокойство, страх или ужас, не понимаю, что двигало четырнадцатилетним мной, который сбегал посреди ночи через щель в заборе, и нёсся в квартиру, где жил единственный дорогой человек. Я знал его адрес и бежал так быстро, как мог. Останавливался только пару раз, чтобы совсем не задохнуться, и снова бежал. Каору жил на третьем этаже, и на последних ступеньках меня охватывала такая тревога и надежда, которых я не чувствовал никогда раньше. Я сразу же не стучался тихо — долбился в железную дверь со всех сил, чтобы меня точно услышали. Но он не открывал. Ни сразу, ни через минуту, ни через пять. Я собирался сесть возле его двери и не уходить оттуда, пока он не появится дома.
⠀«Это ты... Лягушонок? — тогда из соседней двери выглянул мужчина, я взглянул на него и судорожно закивал. — Подожди тут».
⠀Тогда мне было страшно, сам не знаю почему. Было страшно ощутить себя... тяжёлым грузом? Наверное, он понял, что не может меня забрать, но не находит смелости сказать об этом. Но мне было всё равно. Это и не было нужно. Оставалось только четыре года и мы смогли бы исполнить то, что хотели. Вместе готовить ужин, смотреть кино, завести кошку. Мы ведь были семьёй... Да?
⠀Тот мужчина вынес мне записку и сказал, что Каору ушёл ещё вчера, оставив ему ключи от квартиры. Он закрыл дверь, а я остался стоять в пустом подъезде. Тогда я сел на лестницу — единственное, что мне оставалось, — но так ничего и не понял.
Ощущалась обида, страх, непонимание, отвращение, боль... ненависть.
⠀Единственный человек в мире, который был для меня семьёй, убил во мне всё человеческое. Он оставил меня жить в одиночестве и бесконечном чувстве вины. Так же, как и тогда, вина сжирает меня и сегодня, не позволяя чувствовать, привязываться, испытывать что-то, похожее на то, что было несколько лет назад. Я помню, как выглядят те чувства, но больше не знаю, как ощущаются. Я не понимал в точности и сейчас не понимаю — предал ли он меня? Наверное, нет. Мне не нужны были его обещания, не нужна была жизнь вместе, ни кошка, ни ужин, ни телевизор.
⠀Но если бы у меня была возможность, я бы никогда не позволил ему сдаться. Если бы у меня была возможность, я хотел бы его спасти.
📝<... >

Мой милый Лягушонок.

Знаю, какой ты у меня упрямый. Всегда всё делаешь, как сам хочешь. Поэтому я и пишу тебе эту записку, потому что знаю, что ты обязательно сюда придёшь.

Ты ведь знаешь, что сильным из нас двоих всегда был ты. А я не умею. Ты всегда говорил мне, что за стенами приюта нужны не доброта, отзывчивость и сострадание, а сила, наглость и целеустремлённость. Но это твои качества, братец, а не мои.
Я не то чтобы подхожу этому миру, поэтому столько лет прятался за стенами дома, хватаясь за любую возможность. Там был мой дом, потому что там был ты. Рядом с тобой мне казалось, что я сверну любые горы.

Но мне не хватило сил, чтобы выдержать это. Здесь отчего-то так невыносимо тяжело. Будто весь мир только и ждал моего выхода, чтобы со всех сторон начать давить, превращая меня в ничто. Там я был таким мудрым, потому что у меня был мой родной человек, который всегда на моей стороне. Я знал: даже если ошибусь, ты всегда будешь рядом. Отматеришь, пнёшь, обзовёшь тупым, но я знаю, Лягушонок, что это твоё выражение любви.

Но здесь этого нет.

Детдомовцы без образования и опыта никому не нужны. Я не справился, Лягушонок. Я обещал тебе, да... Когда я стоял там перед тобой, всё казалось таким простым. Вот мой Лягушонок и я сделаю всё, чтобы исполнить наши с ним мечты. Но реальная жизнь не такая простая, братец...

Ты — моя семья.

Единственная, которая у меня была, и единственная, которую я когда-либо хотел иметь. Пожалуйста, всегда это знай.

Прости меня, Лягушонок.

Я очень сильно люблю тебя, но не смогу сдержать свои обещания.

📝<... >


━━━━━━━━━━ ━━━━━ 𝟑 ━━━━━ ━━━━━━━━━━
​​ᆞПолное имя: Шими Каору | 志見⠀薫
ᆞСтатус: мёртв
ᆞДата рождения: 5 апреля, 1986 (20)
ᆞРост: 182 см, вес: 65 кг
ᆞЛюбил: музыку 80-х, спортивно-развлекательные шоу, индийские фильмы, острое, солнечную погоду, музыкальные концерты, кошек
ᆞНе любил: рано просыпаться, рыбу, запах сигарет, агрессию
ᆞМечты: купить свой дом, в котором они смогут жить вместе с Каэру
ᆞ«Ты либо катишься, либо карабкаешься»
Аллергия на алкоголь | mbti : консул | альтруист | неумение готовить
Основные черты характера:
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞотзывчивость
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞзаботливость
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞлояльность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞдоброжелательность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞобщительность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞорганизованность
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ᆞэнергичность


⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ #𝐜𝐡𝐚𝐫𝐚𝐜𝐭𝐞𝐫𝐬
Сегодня моему мальчишке исполняется 30 🐸 Поздравления принимает на карту.