Заметки на полях. В медийных материалах о науке и образовании завершается принципиальный сдвиг понятий. Схема замены: в зависимости от необходимости использование или покупка какой-либо готовой технологии может называться инновацией, технологическим предпринимательством, развитием (!) технологии и даже наукой. Особенно это характерно для материалов о сфере IT.

Да, с таким сдвигом любая новость кажется весомее. И да, это обман.

Поэтому хочу ещё раз напомнить, что покупка и использование 3D-принтера не является развитием аддитивных технологий. Покупка и использование программного пакета не делает вас архитектором ПО. Сборка чего-либо из готовых модулей с Алиэкспресса не телепортирует школьника на передний край робототехники. Не замечать пропасть между разработчиками технологии и её пользователями — всё равно что не отличать водителя автомобиля от его конструктора. Ну или думать, что массовая покупка самых новых "Мерседесов" разовьёт автопром в нашей стране.

Но если в случае с автомобилями всем всё очевидно, то в области применения священных компьютеров и роботов всё становится как-то туманно. Особенно когда сверху на это всё навешивается ярлык "цифра", что бы это ни значило. И вот уже получается, что восьмиклассник, собравший экскаватор с камерой из Лего, практически готов к номинации на Нобелевку.

Очевидно, покупка и освоение импортных высокотехнологичных устройств и программ — это важная и даже необходимая практика. Но давайте называть вещи своими именами и не превращать общедоступные рабочие инструменты в Святой Грааль.

По телеграму прошла (и даже ещё идёт) довольно серьёзная волна критики, касающаяся международного сотрудничества в науке. Прежде всего, речь идёт о претензиях к Константину Северинову и его работе в Сколтехе, а также к форуму ректоров России и Великобритании, организованному МГУ.

Не претендуя на однозначное отделение правых от виноватых, зафиксирую несколько принципиальных моментов относительно зарубежных научных контактов (как и всегда, опираясь на свои представления из мира физики прежде всего).

1. Безусловно, если основная цель некой структуры или мероприятия состоит в трудоустройстве перспективной российской молодёжи в зарубежные университеты и компании, то это однозначно вредно для отечественной науки. Я лично, как участник процесса, заинтересован в том, чтобы наше сообщество обогащалось талантами, а не теряло их. Тут вопросов быть не может.

2. Одновременно с этим, настоящая наука является принципиально международной деятельностью. Традициям обмена уже, наверное, сотни лет. Сам по себе выезд учёных на работу, на семинары, конференции и стажировки — это нормальная часть жизни, без которой любое сообщество закиснет и с большой вероятностью станет болотом.

Идеальной ситуацией является баланс входящего и исходящего потока учёных, причём не только по количеству, но и по качеству. Объективно, условия для занятий наукой в Европе или США остаются в среднем более привлекательными, чем в России, поэтому достичь баланса трудно. Как только любая лаборатория выходит на лидерский уровень, появляется вероятность оттока кадров. Но это повод не запрещать стажировки, иностранные журналы и британских ректоров, а продолжить работу по улучшению условий (и речь не только о количестве денег, но и, например, о бюрократической нагрузке, прогнозируемости финансирования и правилах закупок).

3. Западные учёные — это не стадо баранов (простите), равно как и талантливые российские аспиранты и студенты. Французский профессор не обязательно является сторонником размещения ядерных ракет с радужными флагами под Киевом, стремясь перед этим пропылесосить все таланты от Калининграда до Владивостока. Люди науки, как и все остальные люди, имеют широкий спектр взглядов, но, вероятно, более критичны к пропаганде и склонны независимо оценивать происходящее. И это также повод поддерживать контакты, а не рвать из-за чьих-то там заявлений. В конце концов, политические настроения и кабинеты министров сменятся раз пять, а профессор X всё ещё будет главным специалистом в своей радиохимии.

Что касается студентов и аспирантов, нагнетание шпионских настроений может дать лишь обратный эффект. Многие согласятся работать в родной стране, имея понятные карьерные перспективы и нормальные возможности для международного сотрудничества. Обстановка истерии уменьшит вероятность такого выбора.

4. Несмотря на все проблемы, российская наука по-прежнему уважаема профессиональным сообществом (далеко не только как источник кадров). В основе этого лежит, безусловно, широкое фундаментальное образование, которое зачастую оказывается более основательным, чем у многих западных коллег. Среди физиков до сих пор ходит байка, что если вы что-то открыли, то это скорее всего уже сделали в Советском союзе 50 лет назад [но вот в мире об этом не узнали как раз из-за ограниченности контактов; историй о потере приоритета множество].

Другой важный плюс нашей научной системы — это феномен научных школ. И отчасти связанная с этим возможность с начала карьеры основательно вникнуть в одну тему и получить в ней глубокие результаты. На Западе это усложняется необходимостью часто менять места работы до получения постоянной позиции (что может произойти далеко не в юном возрасте). Как и всегда, это лишь моя субъективная оценка, однако, уверен, именно в таком ключе стоит разъяснять положительные стороны работы в России для студентов, которые стоят перед выбором.

Адекватное отношение к иностранным учёным и развитие реальных сильных сторон отечественной науки (вместо ежегодно выдумываемых) — это лучший способ завербовать гораздо большее количество иноагентов на свою сторону, чем может показаться.

Когда пришли пришли только положительные рецензии на заявку, но грант всё равно не дали.

источник

Сколько работает преподаватель вуза

Инфографика от https://skillbox.ru/media/education/tsifry-mesyatsa-nagruzka-prepodavateley-i-prokhodnye-bally-priyemnoy-kampanii-2021/

Индивидуальные траектории для взрослых

Выскажу пару мыслей по поводу исследования ВШЭ о занятости преподавателей высшей школы (см. вчерашний пост в канале Наука и университеты, инфографика подготовлена компанией Скиллбокс). Напомню, мониторинг ВШЭ выявил среднюю занятость преподавателя, равную почти 14 часам за один рабочий день, что может потрясти неподготовленного читателя.

Первое. Эта цифра практически неминуемо следует из нагрузки 900-1000 голосовых часов в год, которые, в свою очередь, вытекают из нормативного соотношения числа преподавателей и студентов 1:12 (наивная арифметика приводилась в канале ранее). Если учесть, что преподаватель хотя бы как-то готовится к занятиям и уделяет время науке, удивляться тут нечему.

Второе, более общее. Сложившуюся ситуацию в высшем образовании (да и в науке) можно охарактеризовать как отсутствие устойчивого "среднего пути" для конкретного участника. Иными словами, возможность добросовестно работать без перегрузок и получать достойную зарплату допустима лишь в теории. В реальности устойчивыми состояниями, выражаясь языком точных наук, являются либо ненормальные переработки и хорошая зарплата, либо преподавание от звонка до звонка и голый оклад.

Причин здесь много, и все они сводятся к тому принципу, что лучший получает всё. В идеальном мире университетский преподаватель мог бы вести умеренное количество занятий (а научный сотрудник — выполнять госзадание, обеспечивающее базовый оклад) и успевать дополнительно заниматься исследованиями по одному гранту или коммерческому заказу. Это давало бы нормальную зарплату и человеческую нагрузку. На практике же так не бывает почти никогда. Почему?

Посмотрим на научную составляющую. При текущем уровне конкуренции для поддержания грантового финансирования на постоянном уровне придётся подавать в среднем 3-5 заявок (а то и больше) в момент окончания финансирования. Однако вероятность выигрыша резко зависит от уровня исследований: у сильнейшей группы одобрят больше половины, у группы среднего уровня — ничего или почти ничего. И в этот момент траектории разойдутся: сильные станут ещё более сильными и занятыми, а менее сильные не получат для развития ничего. На следующем цикле, естественно, шансы сильных вырастут ещё больше.

Безусловно, гранты созданы в первую очередь для поддержки сильнейших (что напрямую декларирует, например, фонд РНФ). Однако сегодня примерно на тех же принципах начинает строиться и стимулирование сотрудников внутри организаций, что дополнительно усиливает неустойчивость.

Если делать конструктивно-позитивный вывод, то я абсолютно уверен, что в долговременной перспективе выиграет тот университет (или та научная организация), которая сумеет в сложившихся условиях обеспечить относительную стабильность карьерных траекторий. Замечу, что это совершенно не означает перехода к тотальной уравниловке и отсутствия поощрения за достижения в работе. Речь лишь о том, чтобы несущественные различия в уровне или вообще случайные события в карьере не приводили к разнице доходов в 10 раз.


UPD.: как справедливо замечают подписчики, приведённая выше инфографика некорректно отражает суть результатов, полученных в исследовании ВШЭ, — на картинке сложены затраты времени по видам деятельности без учёта процента сотрудников, которые этой деятельностью занимаются.

Однако и сам оригинальный документ содержит противоречия: с одной стороны, по рис. 11 можно сделать вывод, что рабочая неделя сотрудника вуза лишь немногим больше 40 часов, что вполне нормально. С другой стороны, суммирование временных затрат на виды деятельности (рис. 12), умноженных на долю вовлеченных сотрудников (рис. 13), даёт продолжительность рабочей недели уже около 60 часов, т.е. 12 часов в день при пятидневке. Что близко к заявленной в инфографике переработке.

Поэтому доклад, конечно, наталкивает на размышления, но в количественном плане даёт не вполне понятную картину.

Вчера вечером А.Р. Хохлов опубликовал на своей странице в Фейсбуке интереснейшие данные, прозвучавшие на заседании Научно-издательского совета РАН. Речь шла о том, где размещались зарубежные научные публикации, в которых основной вклад принадлежит российским учёным (если быть точным, в которых российский учёный указан в качестве corresponding author).

Так вот. В 2020 году в свет вышло 27 тысяч таких статей в зарубежных журналах, из них 7 тысяч — в категории Open Access (это означает, что за публикацию платит автор, зато для любого читателя доступ свободный). Примерно 4 тысячи из этих работ опубликованы в издательству MDPI, которое формально является швейцарским, однако контролируется китайским бизнесом.

По самой скромной оценке, авторы заплатили за публикацию этих работ в сумме около 10 млн. долларов (760 млн. рублей) за один год, что в пять раз превышает расходы российского бюджета на все (!) журналы РАН. Как справедливо отмечает академик Хохлов, оплата публикаций Open Access чаще всего происходит с научных грантов или за счёт места работы, и в конечном счёте это бюджетные средства.

Очевидно, возникает вопрос: зачем мы пишем в то же сомнительное издательство MPDI (будем честными, экспертиза там, мягко говоря, случайного качества), если за такие средства могли бы развивать свои журналы? Признаемся, что в MDPI пишут не от жажды поделиться открытием: так поступают когда опубликоваться нужно срочно, но минимально прилично.

Безусловно, нам будет сложнее конкурировать в скорости рецензирования, так как русскоязычных экспертов на порядок меньше, чем англоговорящих, а именно этот параметр и является критичным для выбора не самого раскрученного журнала для публикации хорошего результата. Но ведь и статьи можно принимать как на русском, так и на английском, а при наличии бюджета — делать оперативный перевод в любую сторону. Складывается впечатление, что вопрос скорее организационный. Отдельно подчеркну, что это могло бы очень помочь представителям гуманитарных наук: им сориентироваться среди мусора куда сложнее, с честными журналами там совсем туго.

Пожалуй, только от одного хочется предостеречь — от любимых запретительно-показательных мер вроде необходимости опубликовать по проекту не менее такого-то процента статей в российских журналах и тому подобного. Ведь никто не заставляет учёных нести по несколько тысяч долларов за статью в то же MDPI, они просто берут и работают почти безукоризненно в организационном плане. Думаю, стоит хотя бы попробовать самим. Тем более, в государственном масштабе речь идёт практически о копейках.

Президиум РАН не поддержал предложение о создании вычислительного центра путем объединения трех институтов Сибирского отделения (СО) РАН и НГУ.

Соответствующее постановление президиума РАН опубликовано в четверг на сайте академии.

«Члены президиума РАН заслушали информацию вице-президента РАН, председателя Сибирского отделения РАН академика РАН Валентина Пармона о создании крупного вычислительного центра путем объединения трех институтов СО РАН и НГУ. Члены президиума РАН не поддержали предложение о создании вышеуказанного Центра и сочли необходимым направить письмо в Минобрнауки России по этому вопросу», - говорится в документе.

Кроме того, президиум РАН рекомендовал президиуму СО РАН в кратчайшие сроки обсудить вопрос о создании Центра и представить решение в президиум РАН.

Обсуждаемые институты - Институт систем информатики СО РАН, Федеральный исследовательский центр информационных и вычислительных технологий СО РАН и Институт вычислительной математики и математической геофизики СО РАН - как и НГУ, все расположены в новосибирском Академгородке.

Ранее сообщалось, что масштабный суперкомпьютерный центр «Лаврентьев» в новосибирском Академгородке планируется создать к 2025 году. По словам ректора НГУ Михаила Федорука, важность строительства такого центра обусловлена катастрофическим отставанием российской суперкомпьютерной инфраструктуры от передовых стран.

Подробнее читайте на сайте ТАСС.

@rasofficial

101 причина публиковать научные статьи

После поста о публикациях в платных иностранных журналах (в том числе, в издательстве MDPI) в чате произошла довольно бурная и какой-то мере полезная дискуссия. Как минимум, математики узнали о том, что в естественных науках принято (и даже поощряется) предлагать список желательных и нежелательных рецензентов при подаче рукописи в журнал, а затем и математики, и естественники посочувствовали гуманитариям, у которых любая экспертиза часто подразумевает неофициальную или официальную мзду плату.

Продолжу проблематизацию. Итак, надо признать, что сегодня научная статья является далеко не только средством коммуникации учёных и закрепления приоритета, как это может показаться снаружи. Это одновременно и отчёт о проделанной работе, и строчка в резюме, и охранная грамота для аттестации, и заявка на финансирование, и средство повышения формальных наукометрических показателей. Данные "роли" предъявляют к статье фундаментально противоречивые требования. Речь, естественно, о ситуации не только в России: хотя в более экономически благополучных странах финансирование и не такое лоскутное, но всё же это разница количественная, а не качественная.

Действительно, в идеальном мире исследователь готов опубликовать результаты своего труда только когда он разобрался в определённом вопросе (хотя бы как-то, хотя бы с какой-то стороны). Ему нет смысла сильно затягивать, но и не нужно успевать до конца года или покорять особенно несговорчивый журнал — хорошую работу заметят и прочитают.

В мире реальном всё куда запутаннее. С одной стороны, для отчётов по любым научным проектам вы обязаны публиковаться, и притом в заданные сроки. Если работа ещё не завершена, это склоняет к тому, чтобы протолкнуть "то, что получилось" в средненький журнал. Примерно того же требуют разного рода внутренние КПЭ и рейтинги, часто ещё менее разборчивые в вопросах качества. С другой стороны, для репутации и для получения финансирования в будущем полезнее довести работу до ума и попытаться попасть в хорошее издание; однако тут процесс переписки с рецензентами может занять целый год, и результат заранее неизвестен. С третьей стороны, подгонка под стиль слишком гламурных научных журналов может изрядно выхолостить суть работы и загнать её глубоко в какие-нибудь Appendix и Supplementary materials.

И ещё об одном часто забывают при обсуждении статей. Рискну утверждать, что сегодня любая публикация без буквальной рекламы на профильных конференциях пройдёт незамеченной с большой вероятностью, хоть в первом квартиле, хоть в журнале из топ-1%. И если мы хотим добиться повышения т.н. видимости российской науки (ну или честного роста цитируемости и Хиршей), то регулярное участие в международных конференциях должно быть обыденностью, а не привилегией для самых успешных. Типична ситуация, когда университет поощряет публикационную активность и рост цитируемости сотрудников, но вот поддержкой научных командировок занимается очень неохотно. И ладно бы цитируемость, дело же ещё и в новых идеях и новых связях, но это уже совсем другая история.

Вряд ли существует однозначный выход из ситуации и непонятно, нужен ли он. Во всяком случае, идеалистический посыл "главное чтобы работы были хорошие, и неважно, где публиковаться" подойдёт только самым отчаянным романтикам. Пока предлагаю согласиться, что научная статья сегодня — это и валюта, и медаль, и долгосрочный вклад, и акт выполненных работ, и, наконец, письмо двум-трём коллегам, которые в теме. В целом это удобно так же, как удобно иметь банковскую карточку, полный список контактов, электронную почту и заказ такси в одном смартфоне. В кармане ничего лишнего, но потерять телефон или разрядить аккумулятор — значит буквально выпасть из жизни. Вопрос в том, насколько глубоко мы хотим распространить этот принцип на научные публикации.

Народные корреспонденты нашли ещё один повод полюбить Сколково. Резидент инновационного центра в открытую продаёт дипломы о победе в чём угодно за 100 рублей, клиентами могут стать школьники, студенты и преподаватели. Компания "Международный центр образования и педагогики" имеет в Сколково статус стартапа.

Коллеги решили не мелочиться и оформили диплом сразу на имя министра Фалькова. Поздравляем Валерия Николаевича с победой в номинации "Мой авторский проект" ❤️

https://t.me/folkresearch/115

Рассуждаем мы, значит, о развитии университетов, о стратегии министерства, о том, кто может быть ректором, а кто не может, о научных школах.

А тем временем, по данным ВЧК ОГПУ, завершается доследственная проверка относительно директора кадрового департамента в Минобрнауки Алексея Свистунова. По данным канала, чиновник взял деньги за продление полномочий ректора крупного вуза (и не смог их продлить, лол). А ещё раньше он собирал деньги с ряда ректоров на свою свадьбу во дворце Царицыно, но дело замяли.

Конечно же, не эти несколько миллионов рублей жалко: непонятно, почему государственные решения принимают люди, у которых профессиональное мнение продаётся за копейки. Как это часто бывает, этика административная коррелирует с этикой академической: Свистунов висит на Диссернете с 2017 года, диссертация кандидата юридических наук списана процентов на восемьдесят.

В совокупности с тем, что ректоры университетов сами попадают под уголовные дела как по расписанию (вот сегодняшнее), от контраста речей и реальности становится совсем грустно. Какая, собственно, разница, что за методики поощрения сотрудников и стратегии развития мы придумаем, если у нас местами система общественных отношений как во времена Золотой Орды? Может сначала со справками об отсутствии судимостей разберёмся, как бывших, так и планируемых?

#субъективное

Считается, что хорошие пиарщики университета должны публиковать столько-то новостей в день. Регулярно постить сообщения об открытиях, репортажи, видеопоздравления и интервью. Давайте притормозим и подумаем: а откуда взялись такие представления, кому это нужно? Если взглянуть на ситуацию чуть более отстранённо, то неукоснительное и массовое соблюдение этих правил выглядит скорее комично и всё сильнее сближает ленту новостей со спам-звонками из банков и смсками от магазинов. Потому как прорывные открытия в среднем по стране совершаются чуть ли не ежедневно, наряду с подписанием не менее прорывных соглашений.

Действительно, ответим себе честно: а как мы воспринимаем все эти регулярные новости? Читатели (мы с вами) живут не в вакууме и прекрасно понимают, что новость выходит не из-за наличия интересного материала, а потому что она должна выйти. И этот факт сам по себе снижает доверие в разы. Да, так работают хорошие пресс-службы и нужно заполнить хоть чем-то информационное пространство. Но с позиции здравого смысла очевидно, что навязанная регулярность однозначно влечёт за собой пустоту в сообщениях (оговорюсь — если бойцы пресс-службы не являются гениями своей профессии).

Примеры. Является ли новостью участие сотрудника в научной конференции? Нет, за исключением ситуации, когда доклад имел небывалый успех; в остальном это нормальная часть работы. Когда выходит новость такого рода, у меня сразу возникает сомнение: если о простой поездке на конференции пишут целый материал, то неужели это такая редкость для местных сотрудников? А что насчёт заседаний с участием ректора? Тоже нет, это такая же рутина, только административная. Аналогично и с выходом научных статей: если не приукрашивать действительность, то интересными для широкого круга читателей окажутся от силы несколько работ за год. И так далее.

Быть может, подписчики не разделяют моего настроения, но некая автоматизация вузовского пиара делает его скучным и пресным: провели "Весёлые старты" — сфоткали — приписали три абзаца, перечислив всех коллег, — выложили на сайт и в соцсети (увы, эмодзи тут дело не спасут).

Думаю, на этом фоне могла бы выстрелить совершенно противоположная стратегия: жёстко фильтровать новости и публиковать только самое значимое и интересное, пусть всего раз в неделю. Быть может, стоит разместить это на отдельной платформе, если жаль расставаться с привычным потоком. Главное сделать так, чтобы аудитория была уверена — если выходит материал от университета X, то это обязательно к прочтению. Рискну предположить, что репутация высказывающихся редко, но интересно и по делу, куда ценнее, чем просто мелькание в ленте.

В общем, забить ленту новостей в современном мире ничего не стоит, а вот отсекать лишнее, пожалуй, куда более ценно. Впрочем, это мнение в высшей степени #субъективное.

Вопрос, застающий врасплох. А часто ли решения о реформах в образовании принимаются на доказательной основе? Слышали ли вы доводы о том, что такой-то подход был апробирован и исследован, и его эффективность доказана? Казалось бы, где как не в школе или университете следует руководствоваться объективными практическими знаниями?

Но куда чаще встречаются такие мотивировки:

1. Идея на пустом месте. Интересный подвид: решение несуществующей проблемы. Поскольку бесконечные стратсессии требуют пищи для пережёвывания, естественным образом возникает и свой язык, и своя мифология, и свои ветряные мельницы, с которыми бороться гораздо приятнее, чем с реальными проблемами. Другой подвид: желание руководителя оставить след в истории.

2. Попытка копировать частный чужой опыт. Характерная черта — это отсылка к какому-то узкому аспекту деятельности эталонной школы (или университета, чаще всего западного) без попытки проанализировать, насколько важен копируемый аспект, действительно ли полезен и как вообще соотносится с остальным устройством организации-оригинала.

3. Завуалированная попытка сэкономить (тут понятно).

4. Погоня за модой. Все уже назначили завуча по нанотехнологиям, а мы ещё не назначили.

И ведь нельзя сказать, что образование в целом и процесс обучения в частности совершенно не изучены, а значит и нет базы для принятия научно-обоснованных решений. Например, когда-то я уже писал о фундаментальной книге Дж. Хэтти "Видимое обучение", где синтезированы данные многих тысяч экспериментальных научных работ, выполненных в ходе наблюдений за миллионами школьников. Да и российские исследователи регулярно публикуют и отчёты о состоянии дел, и свои предложения с учётом нашей специфики (возьмём ту же ВШЭ). Но эта реальность, кажется, существует параллельно с реальностью, где принимаются решения.

Если познакомиться с научным взглядом на образование, то становится понятно, почему его легче проигнорировать. Например, вот факторы, которые оказывают самое сильное положительное влияние на результативность обучения в школе [John Hattie, Visible Education]:

- адекватная самооценка учеником своих знаний;
- учёт учителем типа мышления и стадии развития интеллекта ученика (см. концепцию Пиаже);
- неформальная развернутая оценка ученика без выставления оценок;
- микрообучение: маленькие задания и подробный разбор;
- ускоренное обучение одаренных детей.

За этим списком мы видим скрупулезно доказанную банальность: нужен квалифицированный педагог, который может уделять время ученику. И да, это имеет мало общего с нагрузкой в полторы ставки и ритуальным переписыванием ФГОСов. Думаю, для обучения студентов выводы были бы похожими.

Рискнём посмотреть, что нужно менять на самом деле или продолжим думать, что проблемы образования в недостаточной цифровизации? Заниматься трансформациями, конечно, куда интереснее, но оказывается, что гораздо важнее внимательно проверять домашку.

От подписчика, в продолжение вчерашнего поста:

"На стратегических сессиях в одном довольно известном университете не раз приходилось задавать следующие вопросы: насколько обсуждаемые изменения согласуются с систематически проанализированным международным опытом? Без cherry picking, то есть без подгонки фактов? Насколько они согласуются с эмпирическими исследованиями по образованию? Почти всегда - уклончивые ответы.

Логика этих ответов следующая:
(1) Вопрос не ко времени, обсуждаем конкретные планы изменений здесь и сейчас (в смысле, прямо на сессии что ли?..).
(2) Подход участников должен быть деятельностным, ориентированным на действия, а не разговоры, нет времени для неконструктивной критики.
(3) Отсылки к общим ценностям необходимости изменений, занятия активной управленческой позиции, принятия ответственности, программирования реальности (и прочая риторика МШУ Сколково и аффилированных организаций).

Больше всего запомнились два случая. На обсуждении очередной трансформации образовательной программы присутствовал специалист по образованию, который получил PhD in Education в Британии и имеет определенную исследовательскую репутацию. Но одновременно состоит в управленческой команде. Его спросили: а что по этому вопросу говорит эмпирическая литература по педагогике и образованию? Он ответил, как говорится, на голубом глазу: если бы мы основывались на научной литературе, на наработках и исследованиях, то некоторых подразделений и программ в нашем университете не должно было бы быть.

В приватной беседе другой специалист с педагогической степенью и опытом хороших международных публикаций сказал так: эти обсуждения образовательных экспериментов бессмысленны. Это как если бы мы долго и горячо обсуждали, поставить стаканы на десять сантиметров ближе или дальше друг от друга, со стороны вилки или ножа и тому подобное.

А вообще призывы к действию и ответственности вместо рассуждений со стороны модераторов стратсессий звучали крайне неуклюже. Во-первых, многие из них — бывшие философы, и сами рассуждают лишь в абстрактных категориях (см. ответы выше). Во-вторых, стратегические сессии на всех уровнях стали буквально чёрной дырой времени. Впрочем, такой подход работает. У нас за критику Сколково можно попросту быть уволенным из университета".

Предприниматель Игорь Рыбаков неожиданно объяснил, как на самом деле вырабатываются стратегии реформ в образовании. Всё случилось ещё в 2018 году, на визионерской лекции (с) в Университете-2035. Цитирую:

"Традиционалисты перебирают существующие семейства подходов, решений. Нихера ничего не работает!.. Ну вот примерно реформа образования, да, знаете? *смех в зале*

Нет, ну честно. Мне Фурсенко Андрей говорит:
— Слушай, Игорь, мы всё перепробовали! Причём по несколько раз.
— А зачем по несколько раз?!
— У нас полка кончилась, мы пошли опять с этого конца".

Занавес. Благодарю подписчика за ссылку.

И вновь занимательные новости из Сибири. Напомню, параллельно развивается неудачная инициатива присоединения трёх академических институтов Сибирского отделения РАН к Новосибирскому университету и история со сменой директора в ФИЦ ИВТ (одном из этих трёх институтов).

В текущем акте пьесы произошло небывалое. А именно, суд Заельцовского района города Новосибирска своим решением временно запретил Министерству науки и высшего образования проводить новые выборы в ФИЦ ИВТ. Это сделано в качестве обеспечительных мер по иску Андрея Юрченко.

Иными словами, случился судебный прецедент в виде запрета действий федеральному органу исполнительной власти.

Да-да, и снова история из СО РАН, на этот раз более грустная, чем предыдущая. Следящие за информационном фоном наверняка уже видели: в Новосибирске заведено уголовное дело на научного руководителя Института лазерной физики СО РАН академика Багаева.

Для тех, кто знает систему изнутри, обвинение более чем ожидаемое: в 2017 году институт заключил контракт на 2 млн руб. с карманной фирмой, а следствие обнаружило — ну надо же! — что все работы были в реальности выполнены сотрудниками института и на его же оборудовании. Думаю, что ситуация вполне вероятная, поскольку такая практика повсеместна (надо уже произнести это вслух). Весь вопрос в том, что происходило с полученными средствами.

Именно такие мелкие дружественные фирмы являются порой единственным средством закупить расходные материалы, доплатить сотрудникам, провести конференцию и просто иметь подушку безопасности для срочных расходов. Уже навязло на зубах обсуждать систему госзакупок (счастье, что сейчас хоть что-то можно покупать без конкурса). Но в целом практика вывода денег в такого рода предприятия никуда не делась. Хочется надеяться, что в подавляющем большинстве случаев эти схемы используются именно ради дела.

Очень жаль, если разбирательство в ИЛФ СО РАН приведёт к волне аналогичных дел по всей стране. Ведь, вообще говоря, небольшая фирма при научном институте может быть и реальным стартапом, который естественным образом пользуется имеющимся оборудованием, так как именно на нём и производились опытные образцы либо отрабатывалась технология. И совершенно естественно, что даже в случае коммерческого успеха полное разделение произойдёт не сразу. Казалось бы, это нужно скорее поощрять, чем наказывать.

Безусловно, это всё не является оправданием чистого вывода денег в карман. Это лишь попытка пояснить, что сегодня экспериментальная наука, и особенно такая желанная прикладная, и уж тем более близкая к внедрению, фактически не может функционировать в рамках законных закупочных процедур. Ну или должна содержать для этого неподъёмный административный аппарат. На мой взгляд, здесь причина "коррупции" очевидна и надо что-то делать именно с ней. Иначе надо заводить дела на всех, кто сдавал наличные из зарплаты на расходники, ремонт оборудования и прочее.

Гости канала предложили интересную информацию к ознакомлению. Авторы рассказывают, что они сделали уникальную вещь: впервые в России связали данные двух переписей населения разных лет (2002 и 2010), причём не используя ФИО и адрес, только косвенные идентификаторы. Теперь можно проследить изменения, произошедшие с домохозяйствами и отдельными людьми за эти годы, причём выборка очень солидная.

Данные открытом доступе, подробности по ссылке. Как и всегда, это не реклама. Хоть и немного не по теме канала, но проделанный труд как минимум заслуживает внимания.

https://t.me/data_in_ru/2599

Результаты опроса о доступности руководителей вузов и научных институтов для сотрудников.

В научных институтах (речь, прежде всего, об институтах РАН) попасть к руководителю довольно легко. В подавляющем большинстве случаем можно просто зайти к директору или без особого труда встретиться с ним по записи. Личный приём считают нереальным только 4% ответивших.

Вузы разделились на две примерно равные группы. 55% ответивших указали, что попасть к ректору легко, а остальные 45% — что сложно или невозможно. Из них 26% (!) выбрали вариант "нереально или почти нереально".

Действительно, на доступность руководителя влияет масштаб организации. Типичное количество научных сотрудников в двадцатке крупнейших институтов РАН — около одной тысячи. В двадцатке крупнейших вузов численность ППС — уже 4-5 тысяч человек. Но, судя по комментариям к опросу, доступность ректора для простых сотрудников может коррелировать не только с масштабом университета, но с глубиной чувства собственной важности.

Различные проблемы и острые углы есть не только в российской науке. Просто они очень разные, но от этого не менее важные.

На днях натолкнулись на пост известной немецкой учёной Сабины Хоссенфельдер. Она сообщила, что ей вернули грантовую заявку на исследование инфляционной модели вселенной с тем, чтобы она объяснила ее релевантность проблемам "пола, гендера и разнообразия". В треде она пояснила, что вопрос касался именно сути исследования, а не состава рабочей группы, например.

Пост, кстати, она уже удалила и объяснила это тем, что он вызвал бурную и не совсем адекватную реакцию некоторых представителей научного сообщества.