Те, кто со мной давно, наверное, заметили, что я все реже и реже пишу. Все труднее становится найти время и усадить себя (хотя что я несу - обычно я пишу посты в заметках на телефоне, пока еду в метро). Просто мое внимание рассеивается. Много достойных вещей - о чем писать? А может, уже ни о чем? Потому что редко пишу, становлюсь заложницей мысли: ну вот если уж писать, то что-то по-настоящему бомбическое, важное, а не проходной пост. Типа как будто каждый пост теперь имеет бОльшую ценность.

Как у меня дела? Работа после прихода нового шефа на какое-то время стала легче и приятнее, а потом снова случился откат. Когда меня спрашивают, как работа, я говорю: ну, это точно не работа мечты. Распространяться не хочу, а когда распространяюсь, мне говорят: ну это на целый очерк! Или даже: на книгу! У меня столько уже «на книгу», что, честно говоря, не отказалась бы от писательской резиденции. Но чтоб ее получить, надо уже, наверное, написать книгу или хотя бы начать? Я не занималась пока этим вопросом. Для меня писать много, писать «для себя», когда у меня есть фултайм-работа, вообще невозможно. Моя работа, хоть и во многом с текстами, скорее копирайтерская. А ещё очень организационная, устанавливающая-между-всеми-контакты-и-устраняющая-недопонимания. И она очень изматывает. Рабочая неделя 40+ часов должна уйти в прошлое. Раньше гордилась, что работаю много! И по выходным! И в праздники! И в ночную смену! А теперь понимаю, что это не флекс. С завистью смотрю на страны, где начался эксперимент по введению четырёхдневной рабочей недели. Самая моя любимая часть работы - взаимодействие с нашими практикантками. Пока были только девушки. Ну и коллеги некоторые ничего так.

Почитайте мой ковидный текст с Берлинале. Физически я была на фестивале, увы, один день. Потом самотест показал две полоски, а пцр подтвердил ковид. Хорошо, что некоторые фильмы я посмотрела еще на предпоказах, а другие удалось получить в виде скринеров. Гибридный фестиваль организаторами явно не предусматривался, а зря! Многие фильмы, особенно из конкурсной программы (а к ним как раз наибольший интерес у СМИ), если ты физически не можешь присутствовать в зале, не посмотреть. Предположим, ты аккредитовалась, заболела во время фестиваля (допустим, бессимптомно) и у тебя есть задания написать об этих фильмах - а всё, не напишешь, хоть ты тресни. Это хорошо, что я могу "позволить" себе о них не писать, а если бы фрилансерство действительно было моим главным источником дохода? Это все очень грустно и наводит на мысль, что ничему пандемия не учит. В том году после "Сандэнса" я писала большой текст с призывом к кинофестивалям переходить на гибридный формат и не забрасывать его после пандемии. Я осталась точно такого же мнения. "Сандэнс" в этом году был гибридный, кстати.

А вот Берлинале был особенно disabled unfriendly, и это выражалось не только в ситуации с доступом к фильмам онлайн. Пресс-центр перенесли в другое место, лифт к которому был недоступен. Он был, но не предполагалось, что им будет пользоваться кто-то, кроме работников площадки. Та самая ситуация, когда тебе, чтобы воспользоваться лифтом, надо найти кого-то, кто его включит. А до этого еще объяснить, почему тебе нужен лифт. Ты торопишься? Похрен. Я написала Берлинале письмо с критикой.

Для этой статьи я посмотрела много адского социала. Физическое, сексуализированное, психологическое насилие — по-хорошему, перед многими из картин Берлинале должны стоять триггер-ворнинги. Жаль, что этого не делают этого ни в описании фильма на сайте, ни перед показом. Мне кажется, стоит все-таки предупреждать, что ты идешь на жесть.

Мне надоело жаловаться, мне надоело на всё это раз за разом указывать, но я не могу этого не замечать.

Кстати, к постам теперь можно оставлять реакции.

https://www.currenttime.tv/a/31708155.html

проснуться и заснуть снова
да
не
может
быть
такого
я иду по улице и мне стыдно
мне страшно
потому что я made in Russia
страшно писать и нет силы
вчера коллега меня спросила
– откуда ты ?
– из России
– о, а я как раз читаю Войну и мир
на польском
потому что на не неславянском языке не прочувствовать russische Seele
сегодня весь мир
увидел на деле
войну
мы проснулись и охуели
и больше никогда не будет вчера
в котором мы не успели
сегодня стало стыдно
быть
говорить
не говорить
любить
стыдно
и мало
настало ничто
театр абсурда
сцена из плохого сериала
не проснуться
не высунуться
засосало
в ничто
в немую пустоту
в вещание телеканалов
без звука
как бесконечная местная анестезия
где видишь но не пошевелить телом
стою с плакатом в замирании и бессилии
чего вы тут ждёте
возможно второго пришествия мессии
как помолиться чтобы отменили все что натворили
дереализация
сонный паралич из которого не выбраться
этот день не кончается
не кончается
не кончается
тошнит оттого что сегодня много выкурено
тошнит оттого что так мало сделано
тошнит оттого черным по белому везде
во всех новостях
стыд и страх
не отмыться
этот день не закончится
этот день не закончится
этот день не закончится
не закончится
не закончится

С тех пор, как Россия начала войну, я не знаю, о чем писать в этом канале. До этого думала писать о своей работе в театре, как я туда попала, как я была очарована на собеседовании и как разочаровалась в первые же недели, как я борюсь за доступность, как меня не слушают, как меня бесят привилегированные, неэмпатичные люди, считающие себя прогрессивными, считающие, что они делают самый «радикальный и разнообразный театр» Берлина. Когда я думаю о своей мелкой борьбе на фоне огромной войны, меня захлестывает отчаяние. Все это неважно. Все мои телодвижения и гневные мейлы кажутся незначительными. Война отбрасывает общество, все достижения феминисток, квир-активист_ок, людей с инвалидностью на десятилетия, столетия назад и в первую ударяет и без того пораженным в правах людям. Как сложно эвакуироваться из Украины, а людям с инвалидностью, болеющим, нейроотличным ещё сложнее. А ещё я вижу, как война инвалидизирует людей, и это наполняет мое сердце ненавистью. Мне кажется, я вообще состою из ненависти и презрения к людям. На любовь у меня не остаётся ресурсов.

Я волонтерю, жертвую деньги, участвую в антивоенных акциях. Может быть, важно это сказать, потому что важно продолжать это делать. Волонтерство стало рутиной в какой-то момент, а потом я перестала волонтерить (физически в центрах помощи) каждую неделю. Война стала новостным фоном. Это ужасно. Everybody (in Germany) moved on.

В середине июня я снова увидела в магазине рядом с домом подсолнечное масло. Теперь оно стоит 3-4 евро против полутора евро до начала войны, но оно снова есть. Видимо, все запаслись до кучи и уже не влезает от в один ящик. С начала войны думала, каково живётся огромному магазину с триколорным названием «Россия» в Шарлоттенбурге. Не переименовались ли они в «Восточную Европу»? Была там в марте - отлично ему живётся. Название такое же, триколор на месте. Торговля шла бойко, подсолнечное масло из Польши по пять евро было в наличии. Гречка из Украины подорожала: была 5 евро за кг против довоенных двух. Я не знаю, что должен был делать магазин «Россия», я просто рассказываю. Если вдруг вы думаете, что русских в Европе ущемляют и что за слово «Россия» в не обсуждающем войну контексте могут побить.

«Омутнинские вести» - газета из моего родного города - сообщала, что «гордится земляком, участвующим в спецоперации в Донбассе», и называла его героем. Этот «герой» - мой бывший одноклассник. Мои комментарии под статьей о том, что гордиться нечем и остаётся посочувствовать ему и его семье, что он рискует жизнью и здоровьем, участвуя в бессмысленном мероприятии, так и не прошли модерацию, а в конце мая я узнала, что эта газета и их сайт закрылись. Даже гордость за земляков, участвующих в спецоперации, не спасла это СМИ. Для него, кстати, я когда-то писала свои первые статьи. Когда-то эта газета была оппозиционной. Региональная журналистика в России мертва. Писать о России, живя за рубежом, так себе. А большинство лучших журналист_ок вынужден были уехать. Зачем люди в 2022 году вообще идут учиться на российские журфаки? Журфак МГУ, где я училась, продолжает скатываться. Отменили модуль «политическая журналистика» и собираются упразднить кафедру новых медиа. Потому что зачем в России политическая журналистика и новые медиа, действительно. Доцент, которого массово обожали, поддерживает аннексию Крыма и войну в Украине. И остальные преподы либо поддерживают, либо молчат. Выступают против только немногие молодые преподаватели. Выступают, и, собственно, на этом их карьере на журфаке приходит конец.

На фоне этого я попробовала найти новую квартиру, но обожглась и потеряла кучу денег. Ладно хоть денег. Мне было психологически и физически очень плохо. История с квартирой - это тоже история дискриминации. В очередной раз осознала, насколько я уязвима. А также в очередной раз осознала, что нужно доверять внутреннему голосу. Он просто орет, когда что-то не так, даже если со стороны всё выглядит идеально. И все газлайтеры мира не могут его заглушить. Может быть, когда-нибудь я про это напишу. Но может и нет. Мне стыдно, что я на это повелась. Мне казалось, я умнее.

Мне стыдно, что история с квартирой печалила меня в моменте больше, чем война.

Кое-что хорошее все же происходило, и я бы очень хотела уметь долго фокусироваться на этом, но я не могу.

​​Вышел фильм с моим участием! Сначала дисклеймер. Не обращайте внимания на описание, оно очень пиздецовое и позорное. «Люди с ограниченными возможностями» - 🤢. А также почему-то вылезает, что это «исследование состояния инклюзивной среды в России». Ничего такого даже близко нет. А также алло, одна из героинь, то есть я, живет в Германии.

Вот как звучало более-менее приемлемое описание:

«4 истории о том, как учиться жить заново, когда привычный мир рухнул. То, что случилось с героями, – может произойти с каждым! Главная героиня (в носках с акулами поверх протезов) ещё привыкает к новой реальности. Ей помогают трое «наставников-проводников», чей опыт уникален. Фильм-наблюдение за процессом адаптации. География героев: Москва, Калининград, Берлин».

Описание, трейлер, промоушн - дело российской Студии Горького (опять у меня Горький!), которая и дала деньги на фильм, естественно, задолго до войны. Съёмки и монтаж закончили до войны. А когда она началась и уже шла несколько месяцев, я вспомнила о фильме и подумала, что он, наверное, никогда не выйдет. Во-первых, кому он нужен сейчас? А во-вторых, а где он выйдет? Изначально мы говорили о каких-то фестивалях. Ха-ха! Его также хотели показать на телеканале «Дождь» (одна из героинь, Женя Воскобойникова, там долго работала). Тоже ха-ха! Потом одна из авторок фильма Ира мне написала, что «судьба фильма оказалась в прямой зависимости от происходящих ужасных событий» и что «все платформы и релизы пока на стопе». Ещё она выразила опасение, что студия решит его переделать «в контексте происходящего». Я подумала, что ну наверняка вырежут меня, а то че я про Германию рассказываю. Потом подумала: если они его решат перемонтировать и вставить куда-нибудь букву Z, лучше пусть он вообще не выходит.

Шли месяцы. Буквально позавчера я шла на работу и думала, что всё, фильм точно не выйдет, а вечером Ира мне пишет: его выложили на Кинопоиск! С дурацким описанием, с цензурой (ни тебе инстаграма, ни телеграма, ни телеканала «Дождь»). Но название - наше, содержание не перемонтировали. И - у меня очень странные ощущения от фильма и от факта, что он вышел. Я всегда кринжую от себя на экране. Я абсолютно не медийная и не умею держаться в кадре, а тут я и три медийных персоны: Евгения Воскобойникова, Дмитрий Игнатов и Роман Аранин. Мне кажется, прям видно, кто привык говорить на камеру. Я не хотела быть inspiration porny, и мне кажется, в моей части этого нет. Все, что я рассказывала, было искренне, даже если это выглядит странно. У меня все же есть потребность рассказывать эту историю, иначе не было бы этого канала, через который на меня и вышли авторки фильма, кстати. Наконец, мне было любопытно поучаствовать в документальном фильме, у меня ещё не было такого опыта. Чтоб я кого-то снимала и интервьюировала - да, а чтоб меня - нет. Если что, я не получала денег за фильм, я всего лишь протагонистка.

Что я ещё могу сказать? В следующий раз, если он будет, я бы хотела полностью контролировать продукт. Не снимать, не сниматься и ничего не создавать на условиях государственных учреждений России (по крайней мере сейчас). Впрочем, на государственные учреждения культуры в Германии уже тоже не хочется работать (Театр Горького, я смотрю на тебя).

Мне будет приятно, если вы его посмотрите и, может быть, что-то напишете мне! Это был огромный труд большого числа людей. Спасибо авторкам Ире Воронковой и Любе Камыриной, что они в условиях студийных ограничений продавили много всего хорошего и что прислушивались ко мне. Спасибо протагонисткам и протагонистам. Спасибо моим родителям и моим прекрасным подругам!

https://www.kinopoisk.ru/film/4694749/

Сегодня годовщина моей почти смерти. А вчера был типа международный день людей с инвалидностью, но конечно же, для меня день людей с инвалидностью — это каждый день. Пока что у меня есть небольшая платформа, хочу попросить подписчиц и подписчиков, если есть возможность, поддержать организацию Sunflower Care, которая помогает украинским семьям, где есть дети с инвалидностью, хроническими заболеваниями, ментальными особенностями и нейроотличные дети, эвакуироваться в Германию. Это волонтерская группа, я лично знаю людей оттуда и доверяю им. Они ищут безбарьерные возможности эвакуации, помогают найти безбарьерное жилье, сориентироваться в медицинской и социальной системе Германии, справиться с бюрократией, найти вспомогательные средства реабилитации вроде колясок, ходунков и костылей, и просто находятся рядом.

Получатель: Sunflower Care e.V.

Grafschafter Volksbank eG
IBAN DE04280699565701406000
BIC GENODEF1NEV

Пожертвования также можно отправить на PayPal аккаунт: donations@sunflower-care.org

Почитать об организации на украинском, немецком, английском и русском языках можно здесь: https://sunflower-care.org/en/about-us/

Подпписаться в инстаграме: https://www.instagram.com/sunflower_care_ev/

​​У меня вышло два текста в модном профеминистском издании на немецком Missy Magazine, и про оба я думаю: лучше бы не было поводов их писать. Но поводы есть — и я пишу. Первый текст — про то, как сложно, долго, дорого мне было получить водительские права и как дорого будет стоить переделка машины под меня. Я буду водить полностью руками, газ и тормоз тоже будет выведен на руки. Теоретически я могу водить обычную автоматику, я пробовала, но приняла решение, что не хочу задействовать ноги. Ведь если вдруг я в какой-то день не смогу надеть протезы, то тогда не смогу водить. Текст заканчивается на клиффхэнгере, где я пишу, что подала заявку в Агентство занятости, чтобы они помогли мне с покупкой машины и ее переделкой (только последнее обойдется в 5 тысяч). Это реально, если агентство сочтет, что машина необходима для «обеспечения участия в трудовой деятельности». Ну то есть, думала я, тут любому понятно: чем больше я берегу ноги, тем дольше не устаю. Чем дольше не устаю, тем дольше смогу работать и плотить нологи. Ведь это важно государству? Я пояснила все пункты в сопроводительном письме. Но агентство занятости постановило, что помощь мне никакая не нужна, ведь между моим домом и местом работы есть метро. Да, но то, что там не всегда работают лифты, что там не всегда работают эскалаторы, что иногда мне просто тупо больно. Да и потом, у кого место работы на всю жизнь? Вот я ищу новую. Государство в данном случае интересует только здесь и сейчас, а не вещи типа помочь человеку в долговременной перспективе. Тексты по подписке, но я хочу поделиться.

​​Второй текст — про мое отношение к одиночеству. Про то, какое одиночество я ценю.

​​More fun to miss than to be with

Спасибо Daisy Jones and the Six за фразу, которая отлично описывает мое отношение к Театру Горького. Вчера был последний день сезона и мой последний рабочий день. И я уверена, что приняла абсолютно правильное решение, что ухожу. Но весь вечер у меня в глазах стояли слезы. Иногда, когда я говорила с кем-то или меня обнимали, я начинала реветь и не могла остановиться. Слезы были абсолютно не адекватны ситуации и моей истории в Горьком. Ведь я реально настрадалась. И все равно было грустно уходить! Да, там есть отдельные люди, с кем я буду поддерживать связь, но не со всеми остальными! И все равно я плакала. Ощущение также, как будто я профакапила, что-то важное, нужное упустила. Еще, как верно отметила одна из приятельниц, это эффект детского лагеря. В последний день смены часто бывало грустно, даже если смена была дурацкой. Обычно это чувство очень быстро проходит. Другая мудрая приятельница пишет: «Это последний спад эмоциональных качелей. Мне кажется, ты так долго жила в постоянном стрессе, что это просто выплеск эмоций, который нужно прожить, не пытаясь его рационализировать сразу же». А я, кажется, этим прямо сейчас занимаюсь. Сравнения с абьюзивными отношениями не заканчиваются: «Потому что это уход от абъюзера! но ты смогла! счастливой дальнейшей карьеры ♥️» Я уж точно не из тех, кто говорит, что ВСЁ к лучшему. Но это к лучшему.

Я много чем горжусь и в том числе созданием раздела на сайте с описанием доступности наших площадок. Шок, что его раньше не было!

​​Купила Барби с протезом ноги, just because I can!

Эта Барби не стоит на носочках и носит кроссовки. Это отражает реальность: редко бывают протезы, с которыми можно носить каблуки. Кроссовки на протез — классика.

Протез снимается и надевается, что прикольно. Немного поорала оттого, что её протезированная нога длиннее непротезированной. Баланс нарушается, и устоять ей без подготовительных манипуляций с моей стороны нереально. Так не должно быть. В Барбиленде явно не хватает хорошей протезистки или протезиста!

Еще вот что подумала: Барби с протезом — это просто Барби с протезом. Вряд ли в коллекции Mattel есть Барби с инвалидностью и профессией! В̶е̶д̶ь̶ ̶т̶а̶к̶о̶г̶о̶ ̶н̶е̶ ̶б̶ы̶в̶а̶е̶т̶ ̶в̶ ̶ж̶и̶з̶н̶и̶. Протез как профессия. А вот Барби без инвы могут быть и режиссерками, и учеными, и владелицами бизнесов.

И была почти права.

В результате рисерча нашла единственную Барби с протезом и профессией — interior designer. Также на глаза попалась Барби с протезом из линейки Monster High, которую зовут Фрэнки Штайн. Очень красивая, с кожей нежно-голубого цвета, но — имя намекает — монстр.

А также отыскалась Барби на коляске, которая является частью игрового набора «Больница». И она там явно не докторка или медсестра.

Кроме того, Барби с протезом оказалась одной из самых дешевых и простых Барби, которых я обнаружила (у неё нет дополнительных предметов, конечности её не гнутся). Странно, но возможности купить её через немецкий Mattel не было, там был заявлен только Кен с протезом. Заказала через стороннюю компанию.

В фильме Barbie заметила только двух Барби с инвалидностью: на коляске и с протезом руки. У обеих не было реплик. Даже «Hi Barbie!».

Такие новости из мира нестереотипных Барби.

Are you a Stereotypical Barbie?

Хочу поделиться каналом дружественного мне сообщества «Инвагёрлс» в Дзене. Да-да, я знаю, какая репутация у Дзена и кому он принадлежит, но в том числе поэтому мне хотелось бы, чтобы там появлялось больше адекватных текстов и видео, которые получают охват. Поэтому читайте «Инвагёрлс» и подписывайтесь на них, если вы в Дзене! Авторки пишут (а иногда и переводят) тексты о борьбе за права людей с инвалидностью в СССР, о международных иконах инва-движения, о сексе, о хронических болезнях и об инвалидности в поп-культуре. Тему фильма «Барби» они тоже не обошли 💅🏼

«Немецкий паспорт только для здоровых»
«Гражданство только для трудоспособных»
«Незащищенные группы населения не получат паспорта»

Такие заголовки в мейнстримных СМИ я видела в связи с обсуждением и принятием вот на днях нового закона о гражданстве Германии. Но подобных заголовков было очень-очень мало. Тревогу бьют в основном только сами незащищенные группы населения, которым, согласно новому закону, получить немецкий паспорт станет сложнее, а то и невозможно. Притом в соцсетях я в основном наблюдаю радость от закона. Многие мигрантки и мигранты видят только плюсы для себя. После одобрения закона в паре инстанций (это чисто формальность) гражданство можно будет получить уже после пяти лет проживания в стране, а при «успешной интеграции» даже после трех, причем от текущего гражданства отказываться не надо. Да, наверное, я и сама подамся на немецкое гражданство, и наверное, мне его дадут. Но я не могу не думать о том, что, если бы мне повезло меньше и после получения инвалидности я бы не смогла работать и обеспечивать себя, для немецких чиновников это бы автоматически означало, что я недостойна стать гражданкой Германии. Притом что я получила инвалидность в Германии из-за сбоя в их хваленой системе здравоохранения. Это была бы реально ситуация: Германия инвалидизировала меня, и теперь факт инвалидности является причиной отказа в паспорте.

Почему уязвимым группам будет сложнее получить немецкий паспорт? Потому что в качестве условия для его получения прописано требование полностью обеспечивать себя самой/самому без помощи государства. Я уже слышу, как мне говорят: «Но ведь это правильно! Если ты "сидишь" на пособии, как ты рассчитываешь получить гражданство? Ты должна приносить пользу, вносить вклад в общество, а не жить на деньги налогоплательщиц и налогоплательщиков». И эта завязка на «полезности» человека ― она опасная. С одной стороны, я не могу отрицать, что есть люди, которые, хоть и могут, не работают и живут на социальные пособия. О них я не хочу говорить, у них могут быть разные причины не работать. С другой стороны, есть люди, которые не могут работать и вынуждены прибегнуть к помощи от государства. И часто это люди с инвалидностью и хроническими болезнями. Люди, которые ухаживают за родственником с инвалидностью и хроническими болезнями. Родитель, воспитывающий ребенка в одиночку. И чаще всего последние две категории ― это женщины. Это мы тоже не можем отрицать. Вот и получается, что закон потенциально дискриминирует группы людей, которые «не виноваты» в том, что они не могут работать вообще или не могут работать на полную ставку. В предыдущей версии закона о гражданстве для таких категорий людей прописывалась возможность получить немецкий паспорт.

Когда политикам указывали на потенциально дискриминирующее положение нового закона, они говорили: ну каждый случай будет рассматриваться отдельно, а соискатели или соискательницы могут заявить о своих тяжелых обстоятельствах, и они будут учтены, не переживайте. Я не знаю, как будет на практике, но могу предположить, что доказать тяжелые обстоятельства будет нелегко. Человек и так в уязвимом положении, у человека и так мало денег, мало сил, мало времени, а тут надо будет собрать документы и, возможно, найти адвоката. Наверняка платного. Роль будет играть и человеческий фактор: госслужащие, рассматривающие кейс, могут быть предвзяты и вообще не в настроении. Мне это так видится. И я не могу незамутненно радоваться принятию закона о гражданстве. Потому что я знаю: если бы мне еще больше не повезло, я могла бы быть тем человеком, который не может работать из-за инвалидности. Каждой и каждому может так не повезти в любой момент. Мы все в одном шаге от нетрудоспособности. И тогда мы экономически не «полезны», нам говорят: вы не нужны государству, вы должны доказывать, что можете в качестве исключения находиться здесь. Это против человеческого достоинства.

Навального и меня лечили одни и те же врачи в одной и той же больнице. И - у меня сейчас будет стыдное признание - вы знаете, я даже завидовала ему! Оказывается, можно выйти из комы с функционирующими конечностями и полностью восстановиться. Я понимаю, что все это было не рационально и от лукавого. Но меня наполняло завистью. Я не желала ему своей судьбы, я желала себе - его. Как странно звучит последняя фраза, если не знать о чем конкретно я говорю.

Зависть и радость за него. Этот человек вызывал много чувств, потому что он демонстрировал разные и неидеальные человеческие черты.

Я благодарна Навальному за надежду. Протесты 2011-2012 годов, в которых мне посчастливилось участвовать, связаны во многом с ним. Помню, как мама, которая скептически относилась к моим походам на митинги и называет меня до сих пор революционеркой, хотя ничего революционного я не делаю, подарила мне на Новый год расшитые цветами и отороченные мехом белые валенки и сказала: «Наваленки, чтоб у тебя на митингах ноги не мерзли». Я впервые ощутила и ощущала на протяжении долгого времени это чувство солидарности с тысячами незнакомых людей, и от этого было круто. Была надежда!

Я в первый и, вероятно, единственный раз в жизни добровольно и бесплатно участвовала в политической агитации: раздавала газеты и листовки в метро, делала опросы по дворам в Чертаново, стояла на кубе рядом с Коломенским и кинотеатром «Орбита». Это было во время мэрской кампании Навального 2013 года. У меня никогда уже больше не будет той Москвы. Я делала все это, потому что верила в изменения в моей стране.

Я рада, что я знаю это чувство надежды. Что я узнала, какой может быть политическая борьба. Это очень ценно, и это позволяет мне не умереть внутри совсем уж.

Сегодня с утра проснулась и думала, а вдруг опровергли. И мне было страшно открыть телефон и увидеть, что нет, подтвердили. У меня сейчас нет никаких мудрых и воодушевляющих слов.

Обнимаю всех, кому больно, и скорблю вместе с вами.