Что такое котик? Это имя, на всю жизнь оно прибудет с нами
Жил да был араб по имени Абд аш-Шамс из племени Захран.
Родился он в 7-м веке н.э. - времени, когда многие арабы стали переходить в ислам. Не стал исключением и наш герой - под влиянием Туфайля ибн Амра, главы его племени, Абд аш-Шамс тоже становится мусульманином и сподвижником Мухаммада.
Правда, была одна незадача. Имя «Абд аш-Шамс» в переводе означает «раб Солнца», что, согласитесь, звучит весьма и весьма по-язычески. Было решено дать более благочестивое имя для новоявленного члена общины: Абд ар-Рахман (раб Милостивого <Бога>).
А сам Абд ар-Рахман очень любил котиков. Погладить, за ушком почесать, стоически созерцать, как кот у него еду ворует - в общем, был таким типичным котоманом. Есть легенда, что однажды Мухаммад увидел, как Абд ар-Рахман таскает котёнка в своём рукаве и нарек его «отцом котёнка» - Абу Хурайрой.
Есть другая легенда, что прозвище отца кошечки было у него ещё с детства, и Мухаммад так его не нарекал.
Так или иначе, но в историю Абд ар-Рахман вошёл под прозвищем Абу Хурайры, а не под своим собственным именем. Кто передал почти 6 тысяч хадисов? Отец котёнка. Кто был сподвижником? Да вот, Абу Хурайра же. Редко кто вспомнит, как его звали на деле.
Мораль поста незатейлива: всем котверг, любите котиков. Возможно, они вас увековечат.
Жил да был араб по имени Абд аш-Шамс из племени Захран.
Родился он в 7-м веке н.э. - времени, когда многие арабы стали переходить в ислам. Не стал исключением и наш герой - под влиянием Туфайля ибн Амра, главы его племени, Абд аш-Шамс тоже становится мусульманином и сподвижником Мухаммада.
Правда, была одна незадача. Имя «Абд аш-Шамс» в переводе означает «раб Солнца», что, согласитесь, звучит весьма и весьма по-язычески. Было решено дать более благочестивое имя для новоявленного члена общины: Абд ар-Рахман (раб Милостивого <Бога>).
А сам Абд ар-Рахман очень любил котиков. Погладить, за ушком почесать, стоически созерцать, как кот у него еду ворует - в общем, был таким типичным котоманом. Есть легенда, что однажды Мухаммад увидел, как Абд ар-Рахман таскает котёнка в своём рукаве и нарек его «отцом котёнка» - Абу Хурайрой.
Есть другая легенда, что прозвище отца кошечки было у него ещё с детства, и Мухаммад так его не нарекал.
Так или иначе, но в историю Абд ар-Рахман вошёл под прозвищем Абу Хурайры, а не под своим собственным именем. Кто передал почти 6 тысяч хадисов? Отец котёнка. Кто был сподвижником? Да вот, Абу Хурайра же. Редко кто вспомнит, как его звали на деле.
Мораль поста незатейлива: всем котверг, любите котиков. Возможно, они вас увековечат.
Начни своё утро с турецких комиксов 60-х годов про Караоглана - миллиардера, филантропа, молодого тюркского авантюриста, служившего разведчиком в армии Чингисхана. Действие комикса охватывает промежуток меж XII и XIII веками, доблестный Караоглан успевает и против Чингисхана пошпионить, и в Сибири, Константинополе, Индии побывать.
А заодно спасти сотню дам. Иначе какой это разведчик?
А заодно спасти сотню дам. Иначе какой это разведчик?
Дело тонкое
Начни своё утро с турецких комиксов 60-х годов про Караоглана - миллиардера, филантропа, молодого тюркского авантюриста, служившего разведчиком в армии Чингисхана. Действие комикса охватывает промежуток меж XII и XIII веками, доблестный Караоглан успевает…
Когда-то турки могли в рок-н-ролл, а не в слезливые сериалы. Здесь, к примеру, хазрат Али побеждает динозавра. Почему? Потому что может, конечно же.
Дело тонкое
Когда-то турки могли в рок-н-ролл, а не в слезливые сериалы. Здесь, к примеру, хазрат Али побеждает динозавра. Почему? Потому что может, конечно же.
Впрочем, у подписчиков насчёт динозавра своё мнение
На волне отгремевших баталий - о недавнем постановлении Духовного управления мусульман России.
В прошлом году Духовное управление мусульман России выпустило интересный документ - постановление о запрете межконфессиональных браков. “Богословское заключение № 5\19” вызвало общественный резонанс и неприятие публики - в этом увидели дискриминационные мотивы и несоответствие духу современного общества. Правда, есть один нюанс: на самом деле это не первый запрет на заключение брака с иноверцами.
Начать следует с того, что в исламе изначально запрещен брак мусульманки и мужчины-монотеиста другого вероисповедания (то есть брак с христианином и иудеем - с людьми Писания). Запретной не считалась женитьба мусульманина на иудейке или же на христианке.
В XIX веке в Казани проживал видный татарский богослов того времени - Шигабутдин Марджани. Марджани был человеком деятельным: печатал Коран, занимался общественной деятельностью, выпускал книги. Добрался он и до проблемы межконфессиональных браков, которую рассудил весьма лихо: в своем труде “Тазкират ал-муниб би ‘адам тазкиййат ахл ас-салиб” он приходит к выводу, что раньше христиане правда были христианами, а теперь они суть язычники: почему-то по-прежнему поклоняются Троице (никогда такого не было, и вот опять). Соответственно, браки с ними разрешать ни в коем случае нельзя. После этой инициативы Марджани разрешил совместный союз шиитов с суннитами, признав, что шииты все же отступниками не являются (здесь следует заметить, что шииты допускают лишь временный брак - мута/сигэ - с иноверцами).
Но самый главный вопрос, оставшийся за кадром, касается даже не межконфессиональных браков. Христианам тоже нельзя венчаться с иноверцами, это ни для кого не новость.
Вопрос в другом.
Если люди Писания позиционируются как язычники, значит, и правила ведения войны по отношению к ним будут иными?
В прошлом году Духовное управление мусульман России выпустило интересный документ - постановление о запрете межконфессиональных браков. “Богословское заключение № 5\19” вызвало общественный резонанс и неприятие публики - в этом увидели дискриминационные мотивы и несоответствие духу современного общества. Правда, есть один нюанс: на самом деле это не первый запрет на заключение брака с иноверцами.
Начать следует с того, что в исламе изначально запрещен брак мусульманки и мужчины-монотеиста другого вероисповедания (то есть брак с христианином и иудеем - с людьми Писания). Запретной не считалась женитьба мусульманина на иудейке или же на христианке.
В XIX веке в Казани проживал видный татарский богослов того времени - Шигабутдин Марджани. Марджани был человеком деятельным: печатал Коран, занимался общественной деятельностью, выпускал книги. Добрался он и до проблемы межконфессиональных браков, которую рассудил весьма лихо: в своем труде “Тазкират ал-муниб би ‘адам тазкиййат ахл ас-салиб” он приходит к выводу, что раньше христиане правда были христианами, а теперь они суть язычники: почему-то по-прежнему поклоняются Троице (никогда такого не было, и вот опять). Соответственно, браки с ними разрешать ни в коем случае нельзя. После этой инициативы Марджани разрешил совместный союз шиитов с суннитами, признав, что шииты все же отступниками не являются (здесь следует заметить, что шииты допускают лишь временный брак - мута/сигэ - с иноверцами).
Но самый главный вопрос, оставшийся за кадром, касается даже не межконфессиональных браков. Христианам тоже нельзя венчаться с иноверцами, это ни для кого не новость.
Вопрос в другом.
Если люди Писания позиционируются как язычники, значит, и правила ведения войны по отношению к ним будут иными?
«... За ужином молодые ханы, по секрету от гостей-туркмен, рассказывали мне забавные вещи о персидских порядках.
— Теперь, — говорили они, — нам живется плохо и скучно, и доходов мало. Кое-когда шайка туркмен ограбит караван; настоящей же войны не было уже давно, и ждать ее нечего, после того как русские покорили текинцев. Прежде войны у нас не переводились. На военном положении мы получали большое жалованье, да разная добыча, например, лошади и оружие, отбитые у туркмен, давали нам немало дохода.
Из дальнейших рассказов выяснилось, что персидские ханы, ввиду того, что войны доставляли им особые выгоды, употребляли всяческие старания, чтобы не покорить туркмен окончательно: иначе воевать было бы не с кем. Если по какой-нибудь причине наступал продолжительный мир, который грозил ханам уменьшением доходов на долгие времена, они, по соглашению с туркменскими ханами, устраивали театральные войны. Туркмены делали вид, что нападают; персы выступали против них в поход, палили из пушек, ружей; затем противники, насмеявшись вдосталь, мирно расходились по своим домам. А в Тегеран летели донесения об этой потешной войне, и военное положение закреплялось надолго».
А.М. Никольский, «Летние поездки натуралиста». — СПб., 1900.
— Теперь, — говорили они, — нам живется плохо и скучно, и доходов мало. Кое-когда шайка туркмен ограбит караван; настоящей же войны не было уже давно, и ждать ее нечего, после того как русские покорили текинцев. Прежде войны у нас не переводились. На военном положении мы получали большое жалованье, да разная добыча, например, лошади и оружие, отбитые у туркмен, давали нам немало дохода.
Из дальнейших рассказов выяснилось, что персидские ханы, ввиду того, что войны доставляли им особые выгоды, употребляли всяческие старания, чтобы не покорить туркмен окончательно: иначе воевать было бы не с кем. Если по какой-нибудь причине наступал продолжительный мир, который грозил ханам уменьшением доходов на долгие времена, они, по соглашению с туркменскими ханами, устраивали театральные войны. Туркмены делали вид, что нападают; персы выступали против них в поход, палили из пушек, ружей; затем противники, насмеявшись вдосталь, мирно расходились по своим домам. А в Тегеран летели донесения об этой потешной войне, и военное положение закреплялось надолго».
А.М. Никольский, «Летние поездки натуралиста». — СПб., 1900.
Forwarded from Pax Iranica
Иранский официоз очень любит гордиться и даже бравировать информацией о том, что самый продаваемый поэт в США – это Джалал ад-дин Руми. Можно встретить разные формулы, обрамляющие это утверждение: о бездуховных американцах, о величии персидского поэтического слова, ценность которого не знает ни времени, ни языка, ни границ, об универсализме того послания, которое поэт несет миру. В инстаграме и пинтересте вы без труда сможете найти десятки воодушевляющих цитат на разных языках, а в русскоязычных социальных сетях с довольно серьезной помпой проводится конкурс декламирования стихов Руми. Действительно ли мир обратился к источнику духовности или нам долгое время впаривают fake news?
Сразу разочарую: в отличие от Нобелевской премии по литературе, якобы полученной Симин Бехбахани, случай с Руми все же не относится к категории fake news. Эта ситуация гораздо более сложная и отчасти напоминает кейс Омара Хайяма, самого известного персидского поэта. Своей популярностью на Западе Хайям, аутентичность большой части стихов которого все еще является предметом дискуссий, обязан эксцентричному британскому поэту Эдварду Фицджеральду. Тот, познакомившись с Хайямом благодаря переводам своего приятеля-востоковеда, выпустил переложение (переводом это сложно назвать) разрозненных рубаи. Именно благодаря Фицджеральду культ острослова и декадента Хайяма распространился сначала в викторианской Англии, а оттуда - уже по всей Европе.
У Руми тоже есть свой “Фицджеральд” – переводчик Колман Баркс. Руми в переложениях Баркса, не знающего персидского и пользующегося переводами крупнейших востоковедов – Николсона и Арберри, теряет свою отчетливую мусульманскую составляющую. Отделяя идеи Руми от их исторического и культурного контекста, Баркс при этом делает их как бы “более доступными” для публики. Ну серьезно, кому хочется слушать про то, что “Песня свирели”, которой открывается “Маснави” Руми, – это не просто выражение тоски влюбленного, а поэтическое описание фундаментальных для суфийской мысли процессов отделения от мистического единения с Богом и перемещение из мира единственности в мир множественности вполне в духе идей старшего современника Руми суфийского мыслителя Ибн Араби. Голова закружится уже от имен собственных!
В представлении Баркса Руми выступает идеальной фигурой для религиозности “нью-эйдж”. Он такой же наставник ищущих истину, успокоение или просветление, обезличенный и лишенный религиозной идентичности. Он становится в один ряд с гуру, шаманами или главами сект. Руми из эпохи нью-эйдж вряд ли является персидским поэтом и максимально изолирован от интеллектуального и культурного контекста, которые чрезвычайно важны для понимания его роли в истории мусульманской мысли. Все это, впрочем, совсем не мешает ни искателям истины, которым наскучила йога и Шамбала, ни иранскому официозу, готовому схватиться за любую соломинку в обличении бездуховного Запада.
Сразу разочарую: в отличие от Нобелевской премии по литературе, якобы полученной Симин Бехбахани, случай с Руми все же не относится к категории fake news. Эта ситуация гораздо более сложная и отчасти напоминает кейс Омара Хайяма, самого известного персидского поэта. Своей популярностью на Западе Хайям, аутентичность большой части стихов которого все еще является предметом дискуссий, обязан эксцентричному британскому поэту Эдварду Фицджеральду. Тот, познакомившись с Хайямом благодаря переводам своего приятеля-востоковеда, выпустил переложение (переводом это сложно назвать) разрозненных рубаи. Именно благодаря Фицджеральду культ острослова и декадента Хайяма распространился сначала в викторианской Англии, а оттуда - уже по всей Европе.
У Руми тоже есть свой “Фицджеральд” – переводчик Колман Баркс. Руми в переложениях Баркса, не знающего персидского и пользующегося переводами крупнейших востоковедов – Николсона и Арберри, теряет свою отчетливую мусульманскую составляющую. Отделяя идеи Руми от их исторического и культурного контекста, Баркс при этом делает их как бы “более доступными” для публики. Ну серьезно, кому хочется слушать про то, что “Песня свирели”, которой открывается “Маснави” Руми, – это не просто выражение тоски влюбленного, а поэтическое описание фундаментальных для суфийской мысли процессов отделения от мистического единения с Богом и перемещение из мира единственности в мир множественности вполне в духе идей старшего современника Руми суфийского мыслителя Ибн Араби. Голова закружится уже от имен собственных!
В представлении Баркса Руми выступает идеальной фигурой для религиозности “нью-эйдж”. Он такой же наставник ищущих истину, успокоение или просветление, обезличенный и лишенный религиозной идентичности. Он становится в один ряд с гуру, шаманами или главами сект. Руми из эпохи нью-эйдж вряд ли является персидским поэтом и максимально изолирован от интеллектуального и культурного контекста, которые чрезвычайно важны для понимания его роли в истории мусульманской мысли. Все это, впрочем, совсем не мешает ни искателям истины, которым наскучила йога и Шамбала, ни иранскому официозу, готовому схватиться за любую соломинку в обличении бездуховного Запада.