Драмаквин
1.37K subscribers
1.13K photos
72 videos
37 files
247 links
Написала книгу «Как разбудить в себе Шекспира» и не могу остановиться. Для связи в том числе по вопросам рекламы @juliahastowrite
Download Telegram
Про двухстраничные заявки

С этими двухстраничными заявками – как со стишками.

В дни моей юности был такой сайт для поэтов – Стихи.ру (он и сейчас есть). По сути, это большая соцсеть, в которой входным билетом в сообщество был стишок. Написал стишок, запостил его на Стихах.ру – и вот уже ты пишешь комментарии и общаешься там в чате, как поэт. Стишков после этого можно больше не писать.

Двухстраничная заявка – такой же входной билет на телеканал для продюсера. Принес двухстраничную заявку – обсуждаешь проекты и общаешься с руководством канала, как продюсер. Не принес – о чем с тобой вообще разговаривать?

Поэтому продюсеры очень хотят двухстраничных заявок. Проблема в том, что они хотят их а) хорошие, б) быстро, в) бесплатно. И никак не могут выбрать любые два условия из этих трех.

Что им мешает? Та самая двухстраничность.

«Не надо расписывать подробно, - говорят они сценаристу. – Набросайте две странички. Это же быстро: сел да написал».

У сценариста в мозгу в этот момент двадцать разрозненных героев плавают в вязкой каше событий, размазанных ровным слоем по нескольким столетиям некой воображаемой Земли. И нет, это не прообраз «Игры престолов». Это идея ситкома о ногтевой модели из Нижневартовска, которая ищет любовь и покоряет столицу.

Сценарист запускает в эту кашу свою ментальную руку и пытается изловить персонажа, чтобы начать с него историю. Но персонаж, будучи вытащен из этой вязкой каши, растекается между пальцев, как медуза, и уже непонятно, девочка он или мальчик, ногтевая модель или охранник, из Нижневартовска или из ада. Все эти характеристики остались там, в каше, и каждую надо вылавливать отдельно, рассматривать на свету, разочарованно качать головой и ронять обратно в кашу, постепенно теряя человеческий облик и ощущая свою полную и окончательную бездарность. Словом, работать.

Если в этот момент сценаристу сказать: «Делай что хочешь, но двухстраничная заявка нужна прямо сейчас», - он наугад сунет свою ментальную руку в вязкую кашу недообразов у себя в голове, зачерпнет этой жижи от души - да и шлепнет ее на бумагу. Вот вам двухстраничная заявка, в которой непонятно вообще ничего: ни кто герой, ни чем кончается история, ни почему мы, такие нежные, должны все это читать.

Ведь что такое двухстраничная заявка? Это краткий, внятный и интересный пересказ истории. А теперь вопрос: вы когда-нибудь пытались кратко, внятно и интересно пересказать историю, которой не существует?

Чтобы написать пересказ истории, эту историю нужно сперва придумать. Да, всю. Целиком, с началом, серединой и концом. Со всеми персонажами и перипетиями. С психологизмом и деталями (взятыми, кстати, из рисерча, потому что иначе откуда бы им взяться-то?). Потом еще хорошо бы понять, о чем эта история на самом деле – в философском и эмоциональном смысле.

А уже после этого можно написать внятный и интересный пересказ этой истории на две странички. Это и правда быстро, чего там. Сел да написал.
Вот что стало понятно про новеллу Франца Кафки Превращение. Главный герой здесь не двигается к цели, преодолевая препятствия. То есть драматургия здесь очень странная, она про ожидание смерти, которое становится всё более осознанным, и кульминация - озвученное вслух желание смерти, произнесенное вслух проклятие: сестра Грегора произносит вслух это тайное желание всей семьи - чтобы Грегор уже исчез куда-нибудь, умер. Вот что является основным сюжетом новеллы «Превращение» - движение жажды смерти от неосознанного к осознанному.

Начало этого сюжета - в той точке, где Грегор понимает, что не сможет сегодня утром поехать в командировку, не сможет снова стать человеком. Именно здесь рождается будущая смерть. А пока семья делится на 2 части: первая часть Грегор, вторая - его родители и сестра. Обе части немедленно начинают страдать, демонстрируя это друг другу по возможности. Грегор страдает от неудобства жизни в теле насекомого, от неподходящей еды, от отвращения семьи, от их грубости. Семья страдает от внешнего вида Грегора и от необходимости теперь работать.

Тут, кстати, Кафка отступил от логики: сначала он сообщает, что семья Замза имела накопления на год жизни, и этому обстоятельству Грегор очень рад, потому что он один там на них работал как раб, и ему стыдно, что теперь он не может работать, его мучает чувство вины (еще одно его страдание). Но затем вся семья идет работать, все трое, но и этого им не хватает и они сдают комнату сразу трем жильцам. И все равно страдают от бедности. И вот они как бы смакуют своё страдание, то засыпают сидя, то плачут, то обнимаются, то от жильцов терпят грубость - как бы желая усилить чувство вины Грегора, неосознанно желая. А Грегор довольно быстро перестает есть, как бы тоже неосознанно приближая собственную смерть. И семья ему в этом помогает - отец по сути калечит его яблоком.

У главного героя была цель до превращения в насекомое, но само превращение, этот злой рок, фатум, отменило его цель (забота о семье) и сделало его жертвой этой семьи. И он ничего не может с этим поделать, он не хочет убежать, спастись - он постепенно умирает, а семья ждет его смерти, постепенно понимая это - осознавая свое желание. Страшный сюжет. Конечно, предчувствие Холокоста. Как будто соседи гои подспудно ждут, когда некий спрятанный в их квартире от фашистского мира еврей куда-нибудь денется, рассосется. Им стыдно немножко, но им так жалко себя! Они так страдают! Еврей умирает. Они чувствуют большое облегчение и празднуют это, они счастливы.
Вчера в Белгороде случилась небольшая дискуссия о предназначении искусства. Дело в том, что прогрессивный театр Новая сцена и Оксана Погребняк позвали меня прочитать лекцию, рассказать о моей книге, послушать читку «Ба», такая вот насыщенная программа. И была выбрана лекция о Хрусталёв, машину! - о рождении Шута из фигуры Короля. А до лекции зрители увидели сам фильм. И дальше некоторые из них были в шоке, потому что ну там же страшненько, и уголовники генерала насилуют. И вот встал вопрос: а зачем вообще нужно такое искусство? Мои аргументы не то, чтобы сильно оригинальные, но иногда надо побыть Кэпом. Итак, зачем такое кино.

Во-первых, это не совсем кино, а машина времени, нас перенесли в 1953 год, в Ленинград, дали побыть одним из тех, кого едва не убили/упекли в Гулаг по делу врачей. Интересный опыт, неприятный, конечно, но честный: да, страшно, хочется сбежать, так авторы и задумывали. Чтобы перестать жить якобы великим прошлым, надо просто честно на него посмотреть, и тут авторы обеспечивают нам необходимое погружение - в какой-то момент ты начинаешь, сидя в зрительном зале, чувствовать запахи и вкусы, ты бродишь там, среди всех этих ментов, уголовников, пролетариев, сумасшедших стариков, и страшно не вернуться. Вокруг тебя адский карнавал, всё поставлено с ног на голову, перевернутый мир.

Во-вторых, твоё зрительское восприятие благодаря этому фильму развивается, усложняется: тебе надо не только уловить сюжет, но и рассмотреть фон, все его детали - слова, звуки, образы, танцы. Тебе нужно отделить нарратив от фона, который в этом дионисийском произведении неотделим, и несет не меньшую смысловую нагрузку. Тебе нужно не только понять фильм на рациональном уровне, но и почувствовать его эмоционально, органами чувств, смутно, душевно. Твоё переживание - это цель, и переживание может быть не всегда приятным. Кто сказал, что искусство - это летом вкусный лимонад? Нет, конечно, и многие-многие фильмы не веселят, не успокаивают, а бьют по ушам, обжигают, ранят. Для чего? Чтобы мы выжили. Чтобы так устроили жизнь на планете, чтобы не ебануться, не поубивать друг друга, не оскотиниться. Такая миссия у искусства - напоминать нам об этом.

Ну и в-третьих, «Хрусталёв, машину!», конечно, библия всех, кто собрался производить искусство. То, как построен кадр, как написаны диалоги, как созданы персонажи, атмосфера времени, какие выбраны точки съемки, как усилена достоверность с помощью этих заглядываний в камеру, как все эти многочисленные животные напоминают нам о средневековых гибридах, маргиналиях, карнавале - всё это мёд, манна небесная, спасибо, боже, и да святится имя Алексея Германа и Светланы Кармалиты! ❤️❤️❤️
Елена Ударцева в фб собрала инфу о конкурсах ⬆️
В замечательной книге, про которую я уже говорила выше, Уйти нельзя остаться авторы приводят чек-лист писателя. Итак, вы только что закончили пьесу/сценарий/роман? Задайте себе следующие вопросы ⬇️ #книги
Движение #metoo делает, безусловно, полезное дело, срывая покровы с насилия, делая его видимым. Так действует иммунная система, не давая застарелой инфекции прятаться в организме, поднимая ее, чтобы уничтожить, искоренить. И всем бы хороша такая облава, кроме того, что производители искусства пользуются трендом, встают на рельсы и создают истории про бедных жертв. Жертвы, безусловно, бедные. Все дети алкашей, наркоманов, насильников, конечно, пострадали, получили травму. Но встает вопрос: что дальше? По идее, искусство должно помогать нам жить, даже если рассказывает страшные истории: мы узнали про Оливера Твиста, содрогнулись, поплакали, и дальше хотим, чтобы в жизни такие истории не повторялись, не происходили - вот она, важная роль искусства, которое может достучаться даже до толстокожих. Но если таких историй изображено уже очень много? Если вокруг мы видим и слышим преимущественно такое: родители были плохие, мир был жесток, поэтому герой/героиня сторчался/спился/беспорядочно ебется/совершает преступления, или даже самоубивается. Такой тип истории довольно бесполезный: увидев генезис слабости, мы не станем сильнее. Такой сюжет не поможет нам выжить: мы только укрепимся в мысли, что надежды спастись нет, если тебя травмировали, то пиздец, сопли-слёзы-неудача. Не будет ничего хорошего в жизни, если у тебя были плохие папа или мама, как бы сообщает нам такой сюжет, укрепляя нашего внутреннего нытика, слабака и инфантила. Как известно, у маленького Уинстона был очень плохой папа: гнобил его, не уважал, унижал, называл слабаком и тупицей, а потом умер от сифилиса. А маленький Уинстон вырос и стал Черчиллем, а мог бы тоже ныть, бухать, обвинять папу во всех своих неудачах, ведь он его не любииииил, хнык-хнык-хнык. Но Уинстон становился сильнее, менял себя и мир, и даже Гитлера победил, пока другие инфантилы сопли размазывали, смакуя в литературе свои травмы. Так что я бы на месте драматургов была бы аккуратнее с сюжетами про злой мир и плохих родителей.
Мне кажется, за эти деньги под столом зрителям «спектакля» должны предлагать оральный секс. При чем, блюда отбирают, а оральный секс пусть не доводят до кульминации. https://www.the-village.ru/food/new-weekend/krasota-immersivnye-uzhiny-za-18-tysyach-rubley
Есть такой дефект в некоторых пьесах/сценариях - недокульминация. Вот вроде бы история длится, длится, а мы как зрители не испытали энергетической разрядки. Секс был, а оргазма не было, и осталось смутное ощущение незавершенности, как бы не вся потенциальная энергия перешла в кинестетическую. Вот эта аноргазмия текста с одной стороны говорит о том, что задумка хорошая, персонажи все как семена - вот-вот прорастут, и прорастать есть из чего. Но с другой стороны, свидетельствует о как бы некоторой поспешности автора - ему будто бы не хватило дыхания на длинную дистанцию, он этих своих персонажей не очень трогал, не очень их гонял, не очень старался, короче. О, если бы автор не жалел персонажей! Если бы заставлял их шевелиться, совершал бы ими разнообразные движения, наслаждался бы их видом, их голосами, осязал бы их и обонял, то какое бы удовольствие получили мы, читатели! Мы бы дошли до кульминации, мы бы кончили, и занавес захлопнулся перед нашими глазами! А не продолжал бы невротично вяло подергиваться, как в аноргазмичной пьесе или сценарии. Персонажи-семена проросли бы и стали растениями, и старые паттерны в нашем сознании лопнули, чтобы проросли новые, новые пути/способы/идеи/чувства. Драматургия - это не самое рассудочное, зато самое сексуальное ❤️
Вчера обсуждали с Таней Загдай пьесы. В этом смысле драматург с драматургом могут говорить бесконечно - пьес в мире много )) Так вот, как настоящие сектантки мы говорили о фестивале современной драматургии Любимовка, и делились любовью. У Тани в сухом остатке осталась горячая любовь к пьесе белорусского драматурга Каси Чекатовской Деликатно, а у меня всё же к пьесе Вики Костюкевич Страна Вась, про которую я много рассказывала уже вам тут раньше. Но пьеса Каси у меня на втором месте, то есть в топе тоже. Там история про ПНИ (психо-неврологический диспансер), в который автор ездила как волонтёр - какие-то экзистенциалтные впечатления, переданные мастерски, с полным эмоциональным подключением, и при этом как бы отстраненно, философски. Красивый и запоминающийся надолго текст, и вот конец декабря, а мы в захватi. А «Страна Вась» - это вообще перечитывать можно бесконечно, такой восторг. В общем, Касину пьесу смотрите по ссылке (читка крутая была), а Викину читайте, видео читки не смотрите, там неудачно исполнено. https://m.youtube.com/watch?v=71BMILWHntc #любимовка
Я начала читать книгу драматурга Юлии Тупикиной "Как разбудить в себе Шекспира" не потому, что хочу научиться писать пьесы - у меня есть уверенность, что я знаю, как это делается (это не значит, что умею), но мне было любопытно понять, как такие книги пишутся. И она захватила меня с первых строк, потому что Юля пишет тепло и искренне, помня себя еще зрительницей.

"Я сидела в подвале в центре Москвы в Трехпрудном переулке, вокруг меня были люди, они смотрели на актеров, которые в круге света читали пьесу. [...] Потом началось обсуждение: каждый слушатель мог высказать любое свое впечатление, передать свои чувства - мы были вместе, и мы могли быть собой. [...] В зале были красивые люди, в воздухе висела любовь. Они называли себя запросто: Миша, Женя, Саша. Я тоже встала и тоже что-то сказала, меня выслушали, но, конечно, не запомнили - я просто зритель, я снаружи. Очевидно, единственный способ оказаться своей на фестивале "Любимовка" - написать пьесу" - этот отрывок идеально подошел бы для моей диссертации, где я описывала не только тексты, но тусовку - то есть театрально-драматургическое движение "Новая драма", в котором крайне важной была вот это общность (или ее иллюзия) между зрителями и авторами, зрителями и исполнителями. Через эту общность каждый и каждая заново переопределялся и отстраивался - и вот эти поиски новой идентичности так или иначе толкали некоторых участников писать, становиться художниками - производить - а не только потреблять.

Собственно, Юля дальше учит мастерству, но не в привычном его понимании, а так, как она увидела его в "Театре.doc": "Быть weird, делать неожиданные вещи, писать честные, искренние, экспериментальные тексты, называть вещи своими именами, дурачиться, пробовать, находить единомышленников - это очень приветствуется в театральном сообществе, созданном Михаилом Угаровым, Еленой Греминой и многими их соратниками. [...] Разрешаешь себе побыть самозванцем, разрешаешь себе попытаться - и пишешь пьесу".

Само писательство рассматривается как еще один из способов быть периодически счастливым, поэтому первая глава посвящена настройке и развенчиванию мифов о профессии драматурга. Как и положено, эта глава мотивирует, но без сладких обещаний - автор часто повторяет мысль "надо много работать и работать постоянно". Далее даны уже практические вещи: начиная с того, о чем писать, заканчивая тонкими материями, вроде создания подтекста в диалоге. Почему-то упущен конфликт, может, глава о нем растворилась в других частях? Тогда нужно вылавливать.

В книге много упражнений (целых 85!). Научится ли человек писать, если будет выполнять эти задания? Безусловно, он будет как-то развиваться, но куда? Кто прочтет его тексты, сделанные по книге, кто даст ему обратную связь, кто покритикует, в конце концов, или хотя бы скажет: "Деточка, такого в жизни не бывает" - чтобы автор разозлился и текстом доказал, что бывает. Наверное, есть люди сильной дисциплины и адекватной самооценки, кто сам себе ученик и учитель, но, по моему опыту, себе учителем ты становишься, только пройдя довольно большой путь. Поэтому я бы рекомендовала эту книгу всем желающим писать, но не знающим, с чего начать, не представляющими, что такое ежедневное письмо, не имеющими личных дневников или хотя бы привычки писать в соцсетях. И тем, кто любит рефлексировать о себе, не впадая при этом в уныние - упражнения "монолог-настроение", "воспоминание о своей бесстыдной личной истории", "что меня бесит в моем времени", конечно, могут дать много идей, но не тем, кто разрыдается после первого абзаца от ужаса бытия.

Книга Юли - это еще и неожиданный микс цитат и отсылок к опыту людей, которые иначе бы под одной обложкой не встретились: здесь и куратор Кирилл Светляков упоминается, и философ Мераб Мамардашвили, и даже Покрас Лампас мелькнул. Это копилка идей, и думаю, я тоже буду ей пользоваться, когда у меня будет какой-нибудь кризис, застой или просто свободное время на текст не ради публикации, гонорара или решения своей проблемы - а чтобы почувствовать себя счастливой от того, что я пишу.

#драматургия
Так приятно, сама Ильмира Болотян читает мою книгу! ❤️