Сериал Лжец - хороший пример старого нарратива. История начинается очень актуально: свидание, после которого женщина обвиняет мужчину в изнасиловании, а он не понимает, что происходит, ведь всё было прекрасно. И зритель пытается понять, что же произошло на том свидании, и кто лжец. Теперь немного погрузимся в контекст. Изнасилования - проблема старая и, к сожалению, не решённая: женщины биологически слабее, их половыми органами мужчин не изнасилуешь. Полиция в России во многих случаях не заводит уголовные дела, если женщина сама пригласила мужчину к себе домой - вдруг у них игры такие, по взаимному согласию же. С другой стороны, есть изменения - о насилии говорят всё больше, появилось движение #MeToo, и - тут самое интересное - стало всё больше таких немного спорных случаев: оказалось, очень легко обрушить чью-то карьеру и даже жизнь, если обвинить в харрасменте, даже не в изнасиловании, а просто тебя, допустим, за жопу ущипнули или проводили до метро. Обвиняют, причём, даже уже мужчины женщин. И мы все вместе посмотрели сериал Утреннее шоу, который как раз эти неоднозначные ситуации худо-бедно рассматривает, предвзято в итоге, но хоть так, лиха беда начало. И с точки зрения драматургии все ситуации с неясной этикой, всё, что может содержать манипуляцию, всё, что про новые рычаги власти, про то, как удобно казаться жертвой - это всё очень интересно. Вот сейчас важно: истории про насильников неинтересны, потому что с точки зрения драмы они однозначны: насильник всегда фу, и мы осуждаем его, и нет ничего, что заставило бы нас встать на сторону насильника. А человек, который пригласил тебя к себе, напоил, согласился на поцелуи, но наутро обвинил тебя в изнасиловании - это интересно. Потому что непонятно, это такая серая зона этики. И когда сериал "Лжец" начинается с этой серой зоны, то это увлекает, и даже прощаешь отсутствие подтекста, все эти лобовые диалоги. Но затем сериал (слава богу, в нём всего 6 серий) быстро сворачивает на старые рельсы: нам показывают историю очередного сексуального маньяка. Понятное дело, мы уже не меняем оценку происходящего, сразу ясно, где тут белое, где чёрное - нет никакой серой зоны. Неоднозначные этические вопросы - хорошо, но нам показывают однозначную этическую ситуацию. И тогда особенно бесят отвратительные лобовые диалоги, назидательность. А ведь как было бы интересно, если бы главная героиня Лора оказалась бы такой вот героиней нашего времени, как она бы клала на лопатки всех мужчин своими беспочвенными обвинениями, как она стала бы кумиром целого движения, и мы бы и ужасались, и восхищались, и морщились бы от отвращения - нет ничего лучше противоречивых героев и ситуаций, и это показал нам действительно интересный сериал Я могу уничтожить тебя, про который я говорила выше. Ну или всё новые и новые сериалы, которые будут появляться - вангую. #сериалы

Достаточно ли рассказать о своей травме, чтобы этот рассказ стал произведением искусства? Ну вот у нас #metoo, новая этика, у нас время рассказывать о своих травмах, указывать на абьюзеров, искать поддержку. Вся эта мода на фражильность вторгается на территорию искусства с многочисленными историями про травмы. Золотое время не только для того, чтобы, наконец, сделать нас как общество менее жестокими, токсичными, холодными, остановить насилие, снять постравматические расстройства и увеличить количество любви, но и время нытиков, их звездный час. Как нас Иосиф Бродский учил? Никогда не ставь себя в позицию жертвы. Но мы не слушаемся. Мы ноем и ноем, мы жалуемся на то, как жесток мир вокруг, как он нас ранит, какие люди плохие, злые, ранят нас, каждый второй - абьюзер. От этого нытья мы устаем, становимся слабее, теряем энергию, гаснем. И плавно переходим в попрошайки, клянчим участие, сочувствие, помощь, тепло. Мы все становимся маленькими существами в поисках любящего родителя, и верещим обиженно, если не находим. Так вот посмотрела я недавно спектакль, краткое содержание которого такое: женщина заболела, в России доктора ей поставили верный диагноз, назначили операцию, но разговаривали недостаточно нежно, были немного грубы. Тогда женщина взяла мужа и улетела в лучшую европейскую клинику (недоступную 98% населения РФ), где ей за большие деньги подтвердили диагноз и выполнили ту самую операцию, только в комфортных условиях, обращаясь с ней нежно. И женщина вернулась в Москву, но психологические последствия операции ее догнали, она снова пошла к русским врачам, они снова оказались недостаточно деликатными, она разозлилась, но потом наняла специалиста по самомассажу, стало чуть легче, а потом муж увез ее на море, и там ее панические атаки и приступы анорексии прошли - она стала хорошо кушать и спать. Конец истории. Я, безусловно, рада, что она стала хорошо кушать и спать. Я вообще за то, чтобы медицина в нашей стране была лучше. И чтобы с нами врачи разговаривали нежно и деликатно, как в самой лучшей европейской клинике. И чтобы мы не болели, и не получали травмы, но при этом были достаточно богатые, чтобы летать то на море, то в европу. Я и сама могу нарассказывать историй про эти русские роддома и больницы , филиалы ада. Я только не понимаю, почему эти истории могут считаться искусством? Есть же форумы, бложики, соцсети - там такой инфы пруд пруди. Чтобы история о травме стала вдруг искусством, нужно что-то ещё - нужна глубина, трансформация, слои. Травма, которая слелала тебя сильнее, или сломила, или глубоко изменила. Травма, которая привела тебя в другую жизнь. Смена оценок, новый мессидж. Всего этого не было в том спектакле, про который я рассказываю. Героиня не изменилась. Она и о страдании своём рассказывала, тщательно его смакуя, как ребёнок рассказывает папе с мамой, как у него болит животик и какие какашки у него были. В большой литературе такие рассказы вообще невозможны: вспомните как страдал Шарль Бовари, когда умерла Эмма. Он молчал, уставившись в одну точку, он не слышал заданные ему вопросы или механически повторял их, он не ныл, не жаловался, не размазывал сопли перед читателями и не требовал пожалеть себя-бедняжку - его страдание было скрыто в подтексте, но мы понимали этот подтекст, разгадывали его. И нам становилось жаль Шарля, сердце обливалось кровью. Или вот я вам рассказывала про сериал Нормальные люди, герои там, хоть и срывались временами в проговаривание, всё же большую часть времени мужественно жили свою жизнь, и авторы не давали нам закадровый голос их страданий - мы и сами могли догадаться. Это искусство, и Гуров едет разыскивать Анну, в какой-то сраный городок, мучимый чувством вины, огромной любовью, страхом ее потерять, ощущением напрасной жизни и приближающейся старости - и всё это Чехов показывает нам не в монологе Гурова, а в описаниях интерьера гостиницы, пейзажа, беспомощной суеты - мы догадываемся о страдании Гурова по деталям. Это называется подтекст, и в том спектакле, о котором я вам рассказываю, его ноль. И в инсценировке ноль, и в книге, по которой она написана.

Движение #metoo делает, безусловно, полезное дело, срывая покровы с насилия, делая его видимым. Так действует иммунная система, не давая застарелой инфекции прятаться в организме, поднимая ее, чтобы уничтожить, искоренить. И всем бы хороша такая облава, кроме того, что производители искусства пользуются трендом, встают на рельсы и создают истории про бедных жертв. Жертвы, безусловно, бедные. Все дети алкашей, наркоманов, насильников, конечно, пострадали, получили травму. Но встает вопрос: что дальше? По идее, искусство должно помогать нам жить, даже если рассказывает страшные истории: мы узнали про Оливера Твиста, содрогнулись, поплакали, и дальше хотим, чтобы в жизни такие истории не повторялись, не происходили - вот она, важная роль искусства, которое может достучаться даже до толстокожих. Но если таких историй изображено уже очень много? Если вокруг мы видим и слышим преимущественно такое: родители были плохие, мир был жесток, поэтому герой/героиня сторчался/спился/беспорядочно ебется/совершает преступления, или даже самоубивается. Такой тип истории довольно бесполезный: увидев генезис слабости, мы не станем сильнее. Такой сюжет не поможет нам выжить: мы только укрепимся в мысли, что надежды спастись нет, если тебя травмировали, то пиздец, сопли-слёзы-неудача. Не будет ничего хорошего в жизни, если у тебя были плохие папа или мама, как бы сообщает нам такой сюжет, укрепляя нашего внутреннего нытика, слабака и инфантила. Как известно, у маленького Уинстона был очень плохой папа: гнобил его, не уважал, унижал, называл слабаком и тупицей, а потом умер от сифилиса. А маленький Уинстон вырос и стал Черчиллем, а мог бы тоже ныть, бухать, обвинять папу во всех своих неудачах, ведь он его не любииииил, хнык-хнык-хнык. Но Уинстон становился сильнее, менял себя и мир, и даже Гитлера победил, пока другие инфантилы сопли размазывали, смакуя в литературе свои травмы. Так что я бы на месте драматургов была бы аккуратнее с сюжетами про злой мир и плохих родителей.