Провела неделю в отличной компании — за чтением мемуаров Ирвина Ялома. Для меня, как и для многих, Ялом стал первым проводником в мир экзистенциальной терапии, да и вообще психотерапии. Я не разделяю несколько скептического отношения к нему, которое транслируется в институте, где я учусь экзистенциальной психологии — вижу в этом знакомый вид снобизма по отношению ко всему слишком популярному (а Ялом — действительно рок-звезда от психотерапии, посвятивший целую главу своих мемуаров отношениям с собственной славой). Кажется, что, несмотря на известность и статус, ему удаётся оставаться живым человеком, и именно поэтому его книгу о себе так интересно читать.

Он прожил замечательную жизнь — и признает, что во многом ему повезло обладать привилегиями, которых многие лишены. Он честно описывает, как трудно было его жене сделать столь же впечатляющую научную карьеру, одновременно воспитывая четверых детей (с мужем на подхвате, но тем не менее). Он отдаёт дань своим наставникам, учителям и друзьям, находя для каждого слова восхищения (особенно интересно и забавно было читать про Виктора Франкла, который, оказывается, крайне ревностно относился к своей популярности — что, само собой, не мешало ему оставаться великим). Он откровенно и без прикрас описывает свои трудные, полные внутренних и внешних конфликтов отношения с родителями — в первую очередь с мамой — и рассказывает, как в свои восемьдесят пять лет сожалеет, что не был добрее к ней.

Для меня самым интересным сюжетом книги стали отношения Ялома со смертью. Так совпало, что в последние недели обострились мои переживания на этот счёт — мне снятся сны про смерть, я, как никогда прежде, ощущаю ужас конечности своего существования. Размышления и воспоминания Ялома одновременно повышали мою тревогу смерти и поддерживали меня, показывая, что можно прожить полную и радостную жизнь, не отворачиваясь от страха смерти, но смотря ему в глаза. (Любимая цитата из книги на этот счёт: «“Любовь” Михаэля Ханеке — превосходное кино, но мой вам совет: посмотрите его до того, как вам исполнится восемьдесят»).

Поставлю тег #рекомендации, хоть текст и не про кино — кажется, что эта книга может прийтись по душе очень многим (и совсем не обязательно только психологам).

Одна из самых поразительных черт многих историй о сексуальном насилии заключается в том, что оно может длиться долгие годы, не привлекая внимания, и не прекращаться даже тогда, когда факты злоупотреблений становятся известны. Чудовищный и яркий пример такого развития событий — это история миллиардера Джеффри Эпштейна, который создал буквально пирамиду насилия над несовершеннолетними девушками: он не только платил им за сексуальное использование, но и дополнительно вознаграждал их за то, что они приводили в его дом подруг. Вышедший на Нетфликсе документальный фильм «Jeffrey Epstein: Filthy rich» стал хроникой преступной деятельности Эпштейна и его сообщницы Гилейн Максвелл, которые, по сути, выстроили бизнес по торговле людьми, обслуживавший интересы не только самого Эпштейна, но и многих известных и влиятельных людей, включая, например, сына Елизаветы II принца Эндрю.

Первая информация о насилии Эпштейна над девушками появилась ещё в 90-е годы, но до суда дело дошло только в 2007-м, и несмотря на то, что ФБР собрало свидетельства более чем сорока пострадавших, юристам Эпштейна удалось заключить с генеральным прокурором США беспрецедентную сделку: Эпштейн получил всего восемнадцать месяцев тюрьмы, из которых отсидел тринадцать (впрочем, «отсидел» — это громко сказано, он жил в отдельном крыле и по двенадцать часов в день находился на работе вне пределов тюрьмы). И даже в 2019 году, когда второй арест грозил Эпштейну пожизненным сроком, он нашёл способ избежать ответственности за свои преступления.

Тех, кто близко знаком с темой сексуального насилия, в истории Эпштейна поразит масштаб, но не суть. Использование своей власти и привилегий для эксплуатации уязвимых (в силу возраста, финансового положения, опыта жизни в дисфункциональной семье) девушек — это именно то, как работает насилие, даже когда его совершает не миллиардер. Не обязательно приставлять человеку пистолет к виску, чтобы принудить его к сексу: иногда достаточно потребовать подчинения, и женщина, или девочка, привыкшая задвигать свои желания и потребности в угоду другим, не ощущающая собственной ценности, подчинится.

Несмотря на соблазн сосредоточиться на мегаломанской, поразительной в своей чудовищности фигуре Эпштейна, фильм о нём на самом деле становится фильмом о тех, кто пострадал от его действий — и продолжил жить дальше. Женщины разного возраста, с разным жизненным опытом, живущие в разных странах, рассказывают свои истории, предъявляют их зрителю как неоспоримое доказательство удивительной силы и цельности человеческого духа. Женщины, которых так долго игнорировали, оказываются не готовы больше молчать. Они непобедимы в своей объединённости — одна из них, Вирджиния Джуффре, рассказывает, как на судебном заседании, где пострадавшим было предоставлено слово, все они обнимали и поддерживали друг друга. И самое главное, что осталось со мной благодаря этому фильму — это не история Джеффри Эпштейна, но истории женщин, которых он не смог сломать. Их боль, их отчаяние, их надежда. Их слова.

«Я до конца своей жизни буду бороться за то, чтобы ни одной женщине не приходилось испытывать стыд, рассказывая о пережитом насилии».
«Я ощущаю потребность в том, чтобы говорить правду, и в том, чтобы мой голос был услышан».
«Всё, чего мне когда-либо хотелось — это чтобы меня услышали».

#рекомендации

Наконец-то дошли руки до книги, несколько лет ждавшей своего часа — «Завтра я всегда бывала львом» Арнхильд Лаувенг, норвежской клинической психологини, в прошлом болевшей шизофренией. Несмотря на распространённое представление о шизофрении как о неизлечимом заболевании, на самом деле около трети пациентов удаётся частично или полностью выздороветь, и в числе этой трети оказалась Арнхильд. В своей книге она пишет о долгом — почти десятилетнем — опыте лечения с принудительными госпитализациями, тяжёлыми побочными эффектами от лекарств, попытками суицида, и одновременно — с неубиваемой надеждой на лучшее, несмотря ни на что, с мечтами, в реальность которых не верил практически никто, кроме неё самой, и которые тем не менее стали реальностью.

На протяжении книги авторка раз за разом возвращается к своей основной мысли: человек с любым заболеванием, даже самым тяжёлым, в первую очередь остаётся человеком. Она описывает, как сотрудники медицинских учреждений видели в ней не юную девушку со своими желаниями, интересами, чувствами, а «больную шизофреничку»; направляли усилия на избавление от симптомов, не пытаясь вникнуть в их смысл; не прислушивались к её словам (что толкового может сказать сумасшедшая?) и клеймили её приступы самоповреждения как манипулятивные попытки привлечь к себе внимание, как будто желание быть услышанной и замеченной — это постыдная слабость, а не естественная человеческая потребность. Арнхильд выступает против медикалистской модели психиатрии, в которой человек объясняется и исчерпывается своим диагнозом, и настаивает на том, что настоящая помощь возможна лишь там, где идёт работа с личностью, а не с болезнью. Сами симптомы шизофрении она описывает как своеобразный язык, в искажённой форме транслирующий чувства, переживания и внутренние конфликты, для которых у человека не находится слов. И хотя понять этот язык очень сложно, это не значит, что он бессодержателен: в конце концов психотерапевтам удалось помочь ей разобраться в том, что значат её галлюцинации и голоса, какие неудовлетворенные потребности стоят за ними, и найти новые способы реализовать эти потребности и выразить свои переживания.

Читать эту книгу ужасно интересно. Сама возможность изнутри взглянуть на такое сложное заболевание кажется мне невероятно ценной: мы мало что знаем о шизофрении, нам не всегда легко проявлять эмпатию по отношению к людям, которые мыслят и видят мир не так, как мы — при этом чувства, которые испытывает человек с этим психическим расстройством, абсолютно универсальны и понятны: ужас от того, что мир превращается в хаос, а содержание собственного сознания выходит из-под контроля, тоска от серой, лишённой событий больничной жизни, стыд при столкновении с унизительной процедурой принудительной госпитализации, радость от возможности сделать что-то осмысленное — хотя бы смастерить красивую поделку на занятии по трудотерапии. При этом от того, как на пациента смотрят окружающие люди — видят ли в нём личность или только проявления болезни, считают ли неизлечимым или верят в то, что надежда есть всегда — в значительной степени зависят шансы на улучшение его состояния. Выйдя из роли пациентки и взяв на себя роль врача, человека «с другой стороны», Арнхильд приходит к однозначному выводу: нет никакого разделения на «мы» и «они». Есть просто люди — очень разные, хоть и похожие в главном, пытающиеся найти дорогу друг к другу, как бы сложно это порой ни было. И это, как мне кажется, очень жизнеутверждающая мысль.

#рекомендации

​​Наткнулась на Нетфликсе на сериал Crazy Ex-Girlfriend, о котором давно слышала, но не спешила смотреть из-за не самого, как мне казалось, удачного названия (перевод на русский — «Чокнутая бывшая» — звучит ещё ужасней). Оказалось, что такое название отлично встраивается в концепцию сериала, который берет самые распространённые стереотипы о романтической любви, существующие в кино, и переводит их на язык реальности. Вроде бы милая история о девушке Ребекке (шикарная роль соавторки сериала Рэйчел Блум), которая натыкается на улице на бывшего бойфренда и решает, что он — её судьба, и она должна заполучить его во что бы то ни стало, оборачивается честным и довольно-таки жутким рассказом о сталкинге, газлайтинге и манипуляциях, которые рушат жизнь и самой Ребекки, и её близких. На протяжении четырёх сезонов мы наблюдаем за тем, как Ребекка спускается в ад и постепенно выкарабкивается из него, опираясь на поддержку друзей и психотерапевтки, принимает на себя ответственность за своё поведение, учится управлять эмоциями и в конце концов находит дорогу к самой себе — и всё это в формате мюзикла (!). Авторы сериала создали 157 оригинальных песен в абсолютно разных жанрах, от пародий на поп-хиты до оммажей Бродвею и классическому Голливуду, все актеры сами исполняют свои партии, и, признаюсь честно, со всем моим снобским отношением к современным музыкальным фильмам (мол, куда им всем до великих вроде Джина Келли — отсылка к которому, разумеется, в Crazy Ex-Girlfriend тоже есть), во многие из этих песен я просто влюбилась и не могу перестать их слушать уже вторую неделю.

Crazy Ex-Girlfriend максимально откровенно и при этом с юмором говорит на темы, часто игнорируемые телевидением — психические расстройства и психотерапия, женская сексуальность и физиология, одержимость культуры идеей романтической любви. Многие вещи, через которые проходит Ребекка, от приступов самоуничижения до попыток сбежать от проблем в мир иллюзий, кажутся до боли знакомыми и очень реалистичными, несмотря на комедийный сеттинг. Сериал идеально выдерживает границу между абсурдом и трагедией, фантазией и реальностью, ни разу не превращаясь в прокламацию, но и не становясь чересчур легкомысленным. В общем, идеальный рецепт для воскресного запойного просмотра.

Мне, конечно, хочется вставить в пост вообще все песни, но особенно выделю одну. Баллада от лица психотерапевтки, вдохновлённая моим самым любимым фильмом — просто какое-то сверхточное попадание.

#рекомендации

Замечательный шведский сериал «Любовь и анархия» вышел недавно на Нетфликсе: короткий, яркий, одновременно лёгкий по тону и глубокий по смыслу. В центре сюжета — отношения Софи (замужем, двое детей, успешная карьера) и Макса, парня примерно вдвое её младше, айтишника в издательстве, куда Софи приходит работать независимым консультантом. Их знакомство начинается как игра, которая со временем становится всё более рискованной, заставляя обоих нарушать социальные нормы, конфликтовать с окружающими, делать то, на что раньше не хватало смелости и задора.

Повествование во многом строится вокруг идеи «безумия»: что именно мы называем этим словом, где проводим границу между нормой и её нарушением? На одном полюсе тут оказывается отец Софи, больной, судя по всему, шизофренией (напрямую это не проговаривается); он — старый анархист, одержимый идеей свободы, и одновременно пленник своего заболевания, которое мешает ему выстраивать отношения с близкими людьми. На другом — муж и друзья Софи, а также родители Макса, озабоченные нормальностью до такой степени, что в их жизни не остаётся вообще ничего живого. («Я нашла прекрасного когнитивно-поведенческого терапевта! Теперь, когда ко мне приходит мысль или чувство, которые мне не нравятся, я просто нажимаю на кнопку “стоп” внутри себя и перестаю что-либо ощущать. Дать тебе телефончик?» — спрашивает Софи её лучшая подруга).

Сама Софи всю жизнь посвятила тому, чтобы не стать такой же «безумной», как отец, и в итоге почти успела вместо этого стать бесчувственной — но знакомство с Максом выводит её из анабиоза, напоминая о том, что в мире есть более интересные вещи, чем презентации с кучей графиков и диаграмм. Позволяя себе вести себя неадекватно на взгляд окружающих (в уморительном финале Софи приходит на деловую встречу со стриминг-сервисом — пародией на сам Нетфликс — в халате и тапочках), она не превращается в собственного отца, но наконец-то становится самой собой.

Добавляет сериалу обаяния и его внимание к второстепенным персонажам и побочным сюжетным линиям — следить за ними оказывается не менее интересно, чем за главными героями. Но именно история Софи и Макса зацепила меня больше всего: мне самой не так просто бывает почувствовать себя по-настоящему живой, и ни одно напоминание о том, как мимолётна и драгоценна жизнь, не бывает лишним — особенно когда оно оказывается таким забавным и тёплым.

#рекомендации

Героиня лучшего на свете сериала Crazy Ex-Girlfriend Ребекка, узнав о том, что ей наконец-то поставили диагноз (она почти тридцать лет жила с пограничным расстройством личности, чувствуя, что что-то не так, но не понимая, что именно), испытывает облегчение и радость: наконец-то я пойму, кто я! В небольшом британском сериале под названием Pure момент постановки диагноза тоже показан как счастливый — молодая девушка Марни, которую мучают навязчивые мысли о сексе, с удивлением обнаруживает, что у неё обсессивно-компульсивное расстройство, и, не в силах сдержать ликование, громко матерится на всю библиотеку под осуждающие взгляды других посетителей. Как и в «Чокнутой бывшей», однако, диагноз не только даёт ответы на имеющиеся вопросы, но и порождает множество новых, и момент обретения самоназвания становится началом длинного и трудного пути — правда, к сожалению, Pure не продлили на второй сезон, поэтому зрителю удаётся увидеть лишь первые шаги героини.

Название Pure отсылает к разновидности ОКР, которая на английском звучит как purely obsessional: для неё характерны навязчивые, вторгающиеся мысли, обычно крайне неприятного для человека характера (такие мысли называют «эго-дистонными», то есть противоречащими потребностям, мировоззрению и ценностям их носителя), но без компульсивных действий, которые встречаются при более привычном протекании расстройства. Люди с Pure-O не моют руки и не проверяют по сотне раз, закрыли ли они дверь; они часто оказываются охвачены ужасом от собственных мыслей — скажем, человек может постоянно воображать, как он наносит вред себе или окружающим, и панически бояться перейти от мыслей к действиям. Марни беспокоят навязчивые мысли сексуального характера, и на протяжении всего сезона она пытается найти ответ на вопрос: «если я об этом думаю, значит ли, что я этого хочу?». Масла в огонь подливает и её первая попытка обратиться за медицинской помощью: докторка, услышав от пациентки пересказ её недавней обсессии с участием женских гениталий и туфлей на шпильке, предполагает, что Марни просто-напросто гомосексуальна — но проверка этой идеи на практике даёт Марни понять, что то, что бесконтрольно и мучительно творится у неё в голове, совсем не отражает её истинных желаний.

В поисках собственной идентичности Марни встречается не только с собой, но и с другими людьми — и это взаимодействие также оказывается непростым и полным противоречий. Марни действительно глубоко страдает, и порой её болезнь становится причиной иррационального и разрушительного поведения — но это же порождает соблазн списать на расстройство все свои не самые лучшие проявления. На самом же деле ни один человек не объясняется исключительно диагнозом, и в некоторые моменты Марни ведёт себя как плохой друг вовсе не потому, что у неё ОКР, а потому, что она выбирает себя так вести. В последней серии Марни делает шаг навстречу другим людям, пытаясь увидеть их такими, какие они есть — и мне эта линия в сериале кажется одной из самых ценных: я думаю, что невозможно по-настоящему узнать и принять себя, оставаясь в замкнутом мире собственных отражений. Мы проявляемся среди других, меняемся через взаимодействие с другими, существуем в постоянной взаимосвязанности — и то, что Марни удаётся хотя бы на время выйти из одинокого ада в своей голове и оглянуться по сторонам, может быть одним из признаков того, что она движется к выздоровлению.

Мне понравилось, как сложные темы сочетаются в Pure с легкой интонацией и симпатичными шутками в непосредственном и живом исполнении актрисы Чарли Клайв. Конечно, до уровня гениальности Crazy Ex-Girlfriend в этом мире не дотягивает почти ничего, но в ряду честных сериалов о ментальном здоровье Pure точно может занять достойное место, так что если вы ищете, чем занять свободный вечер — смело рекомендую.

#рекомендации

🔼🔼🔼

Хватит. Настало время услышать историю Дилан, рассказанную ей самой во всех мучительных подробностях. Для зрителя это порой становится нелёгким испытанием — уж, казалось бы, насколько я должна быть закалена работой с темой сексуализированного насилия в детстве, но и меня местами тошнило, хотелось плакать, я испытывала бессилие и ярость. Но и восхищение, и радость от того, что наконец-то голос этой бесстрашной женщины звучит так громко, я тоже чувствовала. Времена меняются — ещё лет десять назад выход такого фильма на крупной стриминговой платформе был бы просто невозможен. И меняются они к лучшему, в это я верю твёрдо.

#рекомендации

Посмотрела идеальный фильм, снятый будто бы специально для меня. Называется «Мой учитель-осьминог» — это документалка о человеке, который на протяжении года каждый день нырял в холодную воду у побережья Южной Африки, чтобы следить за жизнью обитающей там самки осьминога. Впрочем, «следить» — наверное, неправильное слово; герой погружается в подводный мир настолько, что в какой-то мере становится его частью, и ему удаётся завести настоящую дружбу с этим совершенно не похожим на нас (и вообще-то не слишком социальным) животным, которое тем не менее оказывается способно к глубокому близкому контакту.

Я очень люблю осьминогов. Настолько, что один из них даже живёт у меня на руке в виде татуировки. Меня завораживает их невероятная способность к трансформации и уникальный интеллект, позволяющий им обводить вокруг пальца самых опасных хищников (как раз такая борьба показана в одном из самых драматичных эпизодов фильма). И, если говорить в целом, я смотрю на человека как лишь на одного из представителей многообразного и сложного живого мира, к которому мы привыкли относиться свысока. «Мой учитель-осьминог» как раз показывает, какой удивительный опыт может получить человек, готовый вместо противопоставления себя природе осознать себя её частью и прийти в чужой мир с уважительным и смиренным любопытством.

Для меня это фильм о том, что такое отношения. О бережной любви, уважающей автономию другого. О способности выходить за пределы себя в контакте с другим живым существом, и о том, как такой контакт преображает обоих. В нём хорошо буквально всё: прочувствованный и при этом не высокопарный закадровый текст, нежная музыка, головокружительной красоты и сложности съемки. И, конечно, история жизни и смерти осьминога, подарившего свою дружбу человеку.

Надеюсь, количества восторженных эпитетов в моём тексте хватит на то, чтобы вдохновить вас на просмотр, благо найти фильм нетрудно — его выпустил Нетфликс.

#рекомендации

Многие, наверное, уже успели прочесть «Мою тёмную Ванессу» Кейт Рассел — историю о том, как сорокадвухлетний учитель литературы втянул свою пятнадцатилетнюю ученицу в многолетние абьюзивные отношения, которые она отчаянно пыталась считать любовью. Мы видим этот сюжет глазами Ванессы, и на протяжении большей части книги героиня отказывается признавать нанесённый ей ущерб: она оправдывает своего абьюзера, не сочувствует другим пострадавшим, не собирается публично говорить о своём опыте и даже не упоминает о нём на психотерапии до тех пор, пока одна из бывших учениц Стрейна (так зовут учителя) не пишет разоблачающий пост в фейсбуке, запуская этим волну, которая неизбежно накроет обоих героев с головой.

Кейт Рассел удалось создать глубокий и многогранный образ травмированной женщины, которая раз за разом возвращается в прошлое, пытаясь найти объяснение тому, что с ней произошло. Авторка с поразительной точностью описывает мучительный процесс осознания, через который проходит Ванесса — она сопротивляется, спорит с самой собой и с окружающими, обесценивает свою боль, проговаривается, неожиданно для себя заменяя привычное слово «любовь» на «изнасилование». Она держится за свою «историю любви», потому что это представление — единственное, что у неё есть. Вся её идентичность оказывается выстроена вокруг нарратива, который ей навязывает Стрейн: он убеждает Ванессу, что она сама этого хотела, что она особенная, желанная, обожаемая, что она обладает властью над ним, а не наоборот.

В книге два таймлайна — мы слышим голос пятнадцатилетней девочки, которая попала под обаяние умелого манипулятора, погрязшего в самообмане (Стрейн, кажется, искренне верит в то, что любит Ванессу), и тридцатидвухлетней женщины, почти забывшей, кем она была до встречи со Стрейном, не представляющей, кем она может быть, кроме его творения. Весь сложный комплекс вины, ответственности, страха, зависимости, привязанности, с которым так часто приходится разбираться пережившим насилие, расписан в книге настолько подробно и прозрачно, что это становится больно читать.

Тем удивительнее дискуссия, которая развернулась вокруг книги в русскоязычном пространстве — люди, профессионально взаимодействующие с литературой, всерьёз размышляли на тему «способны ли нехорошие персонажи на настоящую любовь» и умудрялись увидеть в романе нечто буквально противоположное тому, о чём он написан. Наверное, это слепое пятно, в которое так часто попадает тема насилия, можно по крайней мере частично обьяснить контекстом жизни в России: мы живём в культуре насилия, оно растворено в нашей жизни и сопровождает нас постоянно, от семьи, школы и армии до буллинга и харассмента на работе и абьюзивных отношений с государством. Кейт Рассел как раз показывает, каким невероятно трудным может быть процесс переосмысления своего болезненного опыта; и поэтому эта книга так важна именно здесь и именно сейчас — в пространстве, где таким переосмыслением в той или иной степени заняты мы все.

#рекомендации

Вижу, что на канале прибавилось подписчиков, плюс мне пришло несколько вопросов с просьбой рассказать о себе, поэтому, думаю, настало время обновить приветственный пост. Меня зовут Женя, мне 29 лет, я живу в Петербурге и работаю психологиней. Я закончила психфак СПбГУ, сейчас учусь на экзистенциальную терапевтку в HEPI (Институте гуманистической и экзистенциальной психологии в Литве). Когда-нибудь я соберусь с силами и напишу текст (или даже несколько) о том, что для меня значит экзистенциальная терапия; пока что мои размышления о различных её аспектах можно прочесть, например, тут, тут и тут. Больше о том, на какие ценности я опираюсь в своей работе, я писала здесь.

Основную часть моей работы составляет частная практика, а ещё я работаю с людьми, пережившими сексуализированное насилие в детстве, в проекте «Тебе поверят». Сама я в терапии уже больше четырёх лет (только что посчитала и удивилась). Свободные места у меня бывают нечасто, поскольку мой подход предполагает долгосрочную работу, и обычно я не объявляю как-то специально о возможности взять новых клиентов — с этим вопросом лучше писать мне в личные сообщения (@existential101).

Я пишу про интересные мне фильмы и книги под тегом #рекомендации, отвечаю на вопросы подписчиков (#поговоритьобэтом), делаю подборки своих любимых постов: раз, два. Я страшно благодарна всем, кто меня читает, задаёт вопросы, пишет сообщения о том, как откликнулся тот или иной пост. Уверена, что без такой поддержки я бы не насочиняла аж 233 текста больше чем за два года. Спасибо!

Книжки по специальности давно не вызывали у меня таких бурных и противоречивых эмоций, как «Наука быть живым» Джеймса Бьюдженталя. За триста с небольшим страниц этого сборника терапевтических новелл я успела создать себе кумира и разочароваться в нем, пройдя путь от восторга через отторжение и возмущение к пониманию.

В самом начале меня восхитило, с какой настойчивостью и смелостью Бьюдженталь разговаривает с клиентами о том, что происходит здесь и сейчас, исследуя их чувства от контакта и открыто делясь своими. Он не даёт человеку увернуться и спрятаться, раз за разом возвращая его к самому себе и помогая увидеть, какими способами тот закрывается от отношений с другими людьми и от мира вообще. Сама я испытываю трудности с тем, чтобы оставаться устойчивой в конфронтации с клиентами и не пытаться быть для них хорошей и удобной, поэтому неудивительно, что Бьюдженталь, у которого, кажется, нет никаких проблем с тем, чтобы быть неудобным, произвёл на меня такое впечатление.

А потом я заметила, как автор раз за разом остаётся поразительно слеп к теме насилия, и разозлилась. Некоторые вещи, которые он описывает в своей книге, кажутся мне дикими: так, на рассказ клиента о том, как он занялся сексом с женщиной в полубессознательном состоянии, Бьюдженталь реагирует одобрительным похмыкиванием — и только; а в следующей главе буквально воспроизводит домогательства, которым его клиентка подверглась в детстве, в работе с ней, и не просто не замечает очевидных параллелей, но и считает это удачной терапевтической интервенцией. Тут, наверное, можно сделать поправку на то, что книга вышла в 70-х годах, но все-таки комиссии по этике существовали уже тогда, и сам Бьюдженталь о них вспоминает (впрочем, приходя к выводу, что терапевтические отношения, в которых есть настоящая близость, стоят выше всяких унылых этических требований).

Для меня эта книга, которую я сначала полюбила, потом возненавидела, а потом простила, стала уроком — она показала, как важно не принимать любые идеи и знания на веру, а пропускать их через фильтр собственных ценностей и смыслов. Я не считаю, как Бьюдженталь, что терапия должна быть самым важным делом в жизни моих клиентов. Я серьёзно отношусь к запрету двойных отношений в терапии, и идея о том, чтобы пойти на группу к своему бывшему клиенту-психологу, кажется мне абсурдной. Я не обнимаю своих клиентов, не держу их за руку и не могу представить ни одной ситуации, в которой я могла бы предложить клиентке раздеться и не посчитать это сексуальной эксплуатацией с моей стороны. Одновременно с этим я вижу, сколь многому я могла бы научиться у Бьюдженталя, умеющего быть предельно честным и открытым со своими клиентами и с самим собой. Основная идея «Науки быть живым» состоит в том, как важно научиться слышать собственный внутренний голос и доверять ему, и я думаю, что в конечном итоге пытаюсь делать именно это — так, чтобы становиться не терапевткой, похожей на кого-то из великих, а терапевткой, похожей на саму себя.

#рекомендации

«Общество достижений, в котором всё возможно, всё является инициативами и проектами, не даёт доступа к любви как к ране и страсти»

Это цитата из графического романа Лив Стрёмквист «Расцветает самая красная из роз», посвящённого тому, как меняется представление о романтической любви в эпоху позднего капитализма (то есть нашу). В ироничной, живой и страстной манере Стрёмквист пересказывает философские и социологические теории, объясняющие, как культура крайнего индивидуализма, научного взгляда на мир и стремления к рациональному выбору лишает современных людей самой возможности любить, то есть видеть Другого, меняться под его воздействием, страдать от любовных мук, иными словами — «падать в любовь» (буквальный перевод английского выражения fall in love). На самых разных примерах, от Леонардо ди Каприо и героинь «Секса в большом городе» до Сократа и возлюбленной Байрона Каролины Лэм, авторка показывает, как менялся взгляд на любовь: от веры в судьбу, от которой нельзя укрыться, которая является человеку как божественный дар и проклятие одновременно, к представлению о любви как о проекте, успешность которого становится ещё одной галочкой в списке достижений, или же — как о химическом процессе, игре гормонов, лишённой какого-либо высшего смысла.

Очень многое в книге Стрёмквист перекликается с моими ощущениями, и я однозначно рекомендую её к прочтению — читается она легко, при этом пищи для размышлений даёт на многие дни вперёд. Но, пожалуй, мне в рассуждениях авторки не хватило внимания к важной, на мой взгляд, причине смены парадигмы, которую она описывает: распространённости насилия внутри романтических отношений, которая не так давно наконец попала в фокус общественного внимания. Стрёмквист с наслаждением описывает любовные безумства героев и героинь прошлых веков, которые не боялись рисковать, страдать, сталкиваться с отвержением, быть открытыми в своих чувствах; это и вправду звучит соблазнительно, если не задумываться о том, скольких женщин, вступающих в отношения с мужчинами, такое «падение в любовь» как в бездну привело к физическим и психологическим травмам и к смерти. Я обеими руками поддерживаю идею о том, что механистический выбор партнёра как товара в магазине, стремление любой ценой избежать боли и сохранить своё «я» совершенно неизменным, зацикленность на себе и на желании в первую очередь быть любимым, а не дарить любовь — всё это увидит человека от возможности по-настоящему влюбляться и любить; но и альтернатива, предлагаемая Стрёмквист, которую она иллюстрирует строчками из песни Лави Остин «Bad Luck Blues» («Какой смысл жить, если ты не можешь быть с любимым мужчиной? Лучше умереть, отдать душу создателю на небесах»), скажем честно, не кажется мне особенно привлекательной. Я верю, что можно любить, меняясь, но не теряя себя, отдаваясь чувству, но не ценой своего здоровья и жизни. Примерно так, как пишет об этом одна из главных героинь книги, социологиня Ева Иллуз:

«Влюблённость может случиться с кем угодно, и любовь действительно слепа — но для продолжительной любви нужны широко открытые глаза, которые день за днём могут выдерживать интенсивный взгляд другого человека. Быть любимым — это как проходить через что-то вроде медленной проявки фотографии: мы постепенно обнаруживаем перед другим своё истинное лицо, цвет, форму и глубину нашего «я». <…> Любовь видит и знает, быть любимым — значит быть увиденным и познанным».

#рекомендации

У меня выдалась прямо неделя подкастов — залпом, за вечер, прослушала все восемь эпизодов Believed, подробного расследования истории бывшего врача сборной США по гимнастике Ларри Нассара и девочек, подвергнувшихся сексуализированному насилию с его стороны. Поразительного в этой истории немало. Нассара арестовали только в конце 2016 года, хотя свидетельства пострадавших говорят о том, что он начал совершать насилие над детьми (в основном — теми, кто обращался к нему за медицинской помощью) ещё в начале 90-х. На сегодняшний день известно о как минимум 330 девочках и девушках, переживших насилие со стороны Нассара. На него жаловались в полицию, причём неоднократно, и каждый раз он отделывался «профилактической беседой» — Нассар запудривал полицейским мозги, объясняя насильственные действия «медицинской необходимостью», и тем даже не приходило в голову узнать у других врачей, действительно ли для лечения спортивных травм необходимы манипуляции с половыми органами пациенток (серьёзно, он даже не пытался отрицать, что делает это!). Нередко насилие совершалось в присутствии ничего не подозревающих родителей, что служило своего рода газлайтингом — девочки думали, что раз мама или папа рядом, значит, на самом деле ничего плохого не происходит, а тем родителям, чьи дети всё-таки решались намекнуть на свой дискомфорт, было проще поверить не им, а врачу, который во время сеанса вёл с ними вежливые беседы. Как такое вообще было возможно? На этот вопрос пытаются ответить создательницы подкаста — через подробные интервью с пережившими и их родителями, записи разговоров Нассара с полицейскими, трансляции из зала суда.

Меня больше всего потрясли два финальных эпизода, ни один из которых не сработал бы по-настоящему без второго. В первом из них мы слышим речи девушек и женщин, пострадавших от действий Нассара, в суде. Они говорят одна за одной, в какой-то момент их слова накладываются друг на друга, рисуя огромную, невообразимую картину боли, неверия, предательства, силы, надежды. Многие плачут, но продолжают говорить, и их слова звучат окончательно, как удары хлыста. В самом конце мы слышим приговор (от 40 до 175 лет тюрьмы) и бурные аплодисменты — справедливость восторжествовала, зло побеждено… не так ли?

Но, как замечают авторки подкаста, мы живём не в сказке, и реальность устроена не так просто, чтобы наказание одного преступника могло стать решением системной проблемы. Последний эпизод подкаста рассказывает о буднях переживших, многие из которых стали активистками и продолжают бороться за то, чтобы подобное не могло повториться в будущем. Они сталкиваются с грубым любопытством журналистов, сопротивлением чиновников, запоздалыми извинениями полицейских, чьё бездействие привело к появлению десятков новых потерпевших, которых могло бы не быть. Это тяжёлый путь, который не закончился с посадкой Нассара — напротив, это дело запустило целую цепочку событий (публикаций, отставок, уголовных дел), и даже этого может оказаться недостаточно: слишком прочны механизмы, позволяющие влиятельным абьюзерам, не желающим терять власть и привилегии, покрывать друг друга. Но пока мы не молчим, пока мы верим пережившим, слушаем их истории, не отворачиваемся в ужасе, а, наоборот, делаем всё возможное для того, чтобы привлечь внимание к проблеме — надежда есть.

#рекомендации

Возобновила подписку на Нетфликс, чтобы посмотреть Pray Away — документальный фильм о практике так называемой «конверсионной терапии», о которой я в том числе буду рассказывать на завтрашней лекции. Конверсионная терапия строится на идее о том, что сексуальную и гендерную идентичность человека можно изменить, превратив его в цис-гетеро- образец нормативности, и принимает самые разные формы — от религиозных практик, описанных в фильме, до «залечивания» человека совершенно не нужными ему лекарствами и прочих псевдомедицинских издевательств.

Фильм сосредоточен вокруг лидеров религиозного движения Exodus, самопровозглашенных «бывших гомосексуалов», каждый из которых в какой-то момент понял, что больше не может обманывать себя и других, и раскаялся в содеянном. Сложный вопрос ответственности — герои фильма не только способствовали тому, чтобы более 700 тысяч людей (часть из которых впоследствии совершила самоубийство) подверглись насильственным и крайне вредным для психики практикам, но и, например, помогли в 2008 году принять поправку, запрещающую однополые браки на территории Калифорнии — фильм решает довольно однозначно: «пока в мире существует гомофобия, будут существовать и объединения, подобные Exodus», говорит в финале один из основателей движения. В целом, несмотря на то, что не всем героям фильма мне было легко сочувствовать, сама идея о том, что основная проблема заключается не в отдельных людях, а в общественных процессах, кажется мне довольно здравой. Exodus стал невероятно популярен в 80-х и 90-х благодаря тому, что на их «услуги» был огромный спрос: тысячи гомосексуальных и трансгендерных людей считали себя сломанными, неправильными, порочными, не могли примирить свои желания с верой, пытались найти способ справиться с тяжёлыми травмами, такими как смерть близких друзей от СПИДа — и когда они узнавали, что измениться возможно, что у них есть шанс стать «нормальными», они естественным образом хватались за этот шанс. Нет ощущения, что лидеры Exodus сознательно творили зло, нельзя и в прямом смысле назвать их мошенниками — они искренне верили, что конверсионная терапия работает, и сами же стали первыми жертвами своего учения. От этого смотреть фильм становится ещё страшнее — он работает как прямая иллюстрация фразы о дороге в ад, вымощенной благими намерениями.

Несмотря на то, что в 2013 году, после того, как всё громче стали звучать голоса людей, пострадавших от конверсионной терапии, движение Exodus было распущено, дело его живёт. Важную роль в Pray Away играет Джеффри МакКолл, «бывший гомосексуальный и трансгендерный человек», ныне действующий проповедник идей конверсионной терапии. К сожалению, из самого фильма понять мотивы и трудности Джеффри невозможно — он (по вполне понятным, пожалуй, причинам) не даёт ни одного глубокого интервью, вместо этого разговаривая лозунгами и цитатами из Библии. Впрочем, как и лидеры Exodus, он не кажется злодеем — скорее, он производит впечатление одинокого и запутавшегося в себе человека, который вместо того, чтобы решать свои внутренние конфликты, пытается поддержать своё шаткое самоощущение через одобрение других людей. Проблема в том, что от этого его действия не становятся менее разрушительными.

Pray Away вызывает тяжёлые чувства, но мне он показался очень важным — особенно учитывая тот факт, что конверсионная терапия, официально запрещённая во многих странах, процветает в России (и у нас это порой принимает куда более дикие формы, чем совместная молитва). Смотреть на это больно, но отворачиваться кажется неправильным.

#рекомендации

Давно ничего не писала для рубрики #рекомендации, но тут наконец-то дошли руки до спешла американского комика Бо Бёрнема Inside, и я, что называется, не могу молчать. Спешл записывался в период пандемии на протяжении года, сценой для него стала комната, в которой Бо проводил локдаун. Все выразительные средства, доступные автору в такой ситуации — это свет, звук, монтаж и собственное тело. И Бёрнем с их помощью создаёт что-то невероятное.

Спешл построен как серия музыкальных номеров, объединённых подобием сквозного сюжета, рассказывающего о том, как Бёрнем постепенно сходит с ума от изоляции. Назвать его комедийным у меня не повернётся язык, хоть он и полон иронии и сарказма особого толка, легко обнаруживающих своё бессилие; посыл можно было бы сформулировать так — «я знаю, что мир катится в ад, и всё, что я могу делать — это высмеивать окружающих и себя самого как часть этого мира, понимая, что это абсолютно ничего не изменит». С одной стороны, такой тип юмора ассоциируется со спецификой американского культурного контекста (см., например, песни White Woman’s Instagram или Welcome to the Internet), с другой — чувство беспомощности перед всепоглощающим экзистенциальным ужасом хорошо резонирует с тем, что многие переживают прямо сейчас вне зависимости от местонахождения. Бёрнем поёт и снимает, с одной стороны, про ад снаружи, от которого нельзя спрятаться даже в запертой комнате (How The World Works), с другой — про ад внутри собственной головы, мучительное одиночество человека, постоянно на разные лады разговаривающего с самим собой (Unpaid Intern). Ощущение клаустрофобии создаётся не только за счёт замкнутого пространства, но и благодаря подчёркнуто «пост-пост, мета-мета» интонации автора, которая делает видимыми его боль, страх и гнев, но при этом не даёт им по-настоящему излиться на зрителя. Эти сдержанные, подспудные эмоции, мерцающие под слоем иронических комментариев и отсылок, создают особого рода напряжение, делающее просмотр Inside не самым комфортным, но по-настоящему увлекательным делом.

Ну и, конечно, особое удовольствие от спешла получат любители стендапа, которым, как и мне, интересно изучать, каким образом и насколько широко можно раздвигать границы жанра (Ханна Гэдсби, привет!).

#рекомендации

«Колыбель качается над бездной, и здравый смысл говорит нам, что жизнь — только щель слабого света между двумя вечностями тьмы» (Владимир Набоков «Память, говори»)

Этой цитатой заканчивается книга Ирвина и Мэрилин Ялом «Вопрос смерти и жизни», о которой мне сегодня хочется рассказать. Идея этой книги родилась, когда Мэрилин на восемьдесят седьмом году жизни диагностировали множественную миелому, и она предложила мужу вместе рассказывать о том, как они проходят через все стадии её смертельного заболевания. Поначалу главы чередуются — мы слышим голос Ирвина, психотерапевта, который на протяжении всей жизни помогал неизлечимо больным и пытался справиться с собственным страхом смерти, а теперь оказался бессилен и растерян перед лицом неизбежного ухода жены, и голос Мэрилин, которой удаётся сохранять удивительное мужество и спокойствие на пороге смерти. В какой-то момент их диалог заканчивается, и мы остаёмся наедине с Ирвином, вместе с ним идём по дороге горя: вот он плачет над фотографией жены, не в силах решить, что с ней делать — оставить как есть или повернуть лицом к стене; сталкивается с неожиданным вспеском сексуальных фантазий и решает исследовать, насколько этот феномен характерен для людей, столкнувшихся со смертью супруга; пытается общаться с людьми и даже ходит на свидание; снова и снова обращается к Мэрилин так, как будто она рядом, и снова и снова вспоминает, что она больше никогда не сможет ему ответить…

В «Вопросе смерти и жизни» нет никакой чёткости и завершённости, она не заканчивается тем, что один человек пережил уход другого — да и непонятно, насколько можно по-настоящему пережить смерть того, кого ты любил на протяжении шестидесяти пяти лет. Этим книга очень похожа и на саму жизнь, которую вряд ли можно описать в терминах завязки, кульминации и развязки, и на работу горя, которое, вопреки расхожему представлению о чётких стадиях от отрицания до принятия, может мотать человека туда-сюда, заставать врасплох неожиданным приступом отчаяния и давать надежду даже тогда, когда, казалось бы, никакого просвета быть не может. И Мэрилин, и Ирвин рассказывают свои истории с той искренностью и ясностью, которые возможны, пожалуй, лишь в конце жизни, когда наступает время охватить внутренним взором свой путь и дать себе честный ответ на вопрос — доволен ли я тем, как я жил? Кажется, что оба они не сожалеют о прошлом, ощущая, что вкладывали в существование всю свою энергию и волю, не халтурили, не бежали от риска и не откладывали жизнь на потом. И именно поэтому их прощание, каким бы горьким и тяжёлым оно ни было, несёт в себе свет и тепло: как писал Ирвин во многих других своих книгах, чем полнее ты жил, тем проще умирать. Удивительно и трогательно наблюдать, как уход его жены — которая выбрала эвтаназию, чтобы даже в самый последний момент ощущать себя победительницей, а не побеждённой — подтверждает эту идею.

#рекомендации

Тема зависимости для меня не очень простая из-за личной истории: я росла со взрослым с алкогольной зависимостью, пережила не одну смерть родственников, связанную с ней же, и долго-долго разбиралась (и продолжаю разбираться) на терапии с тем, что я по этому поводу чувствую. Поэтому я с интересом откликнулась на предложение издательства Individuum написать обзор на книгу «Тяга. Всемирная история зависимости», написанную врачом Карлом Эриком Фишером, который сам столкнулся с алкогольной зависимостью. Я поняла, что никогда прицельно не углублялась в эту тему, и мне было интересно проверить усвоенные с детства идеи о зависимости на соответствие реальности.

Несмотря на медицинский бэкграунд автора, он далёк от медикалистского взгляда на зависимость исключительно как на болезнь. Привлекая самые разные исторические примеры и рассказывая о том, как на протяжении веков менялось представление о зависимости и о способах борьбы с ней, он ставит, по сути, философский вопрос: чем всё-таки является зависимость? Это заболевание мозга? Порок воли? Личный выбор человека или следствие воздействия неподконтрольных ему сил? Неотъемлемая часть личности или враждебная внешняя сила? Биологическая, социальная или духовная проблема?

Ответ мог бы прозвучать так: это и всё сразу, и ничего из этого. Фишер описывает зависимость как комплексный феномен, не сводимый ни к одной из узких трактовок. При этом он фокусируется на том, как на распространенность проблемы зависимости влияют социальные и политические факторы: исторические примеры, начиная от эксплуатации коренного населения США, чьи проблемы с алкоголем были следствием осознанной политики колонизаторов, заканчивая участниками войны во Вьетнаме, которые массово употребляли героин во время боевых действий, и современным опиоидным кризисом, порождённым действиями одной конкретной фармацевтической компании (об этом, кстати, есть интересный выпуск подкаста «Зависимость»), разоблачают распространённое представление о зависимости как о личной проблеме, связанной исключительно с недостатком силы воли у отдельных, особенных, совсем не похожих на нас людей.

Книга Фишера очеловечивает тех, кто столкнулся с зависимостью, при этом избегая представления о них как о пассивных объектах, подвергшихся воздействию демонической внешней силы — алкоголя или наркотиков. Скорее, он рассматривает расстройства употребления психоактивных веществ как особый вид трудностей, связанных с мотивацией и принятием решений, а также как один из распространенных вариантов ответа на человеческое страдание. Употребление алкоголя или наркотиков может быть попыткой решения проблемы, которая со временем сама по себе становится проблемой, и в этом смысле оно не так уж сильно отличается от многих других ментальных трудностей.

Фишер убедительно демонстрирует, что репрессивные меры, направленные на искоренение проблемы зависимости, не просто не работают, но усугубляют ситуацию — например, «война с наркотиками» в США имеет отчетливую расовую подоплеку и представляет собой, по сути, криминализацию бедности, никак не помогающую самим зависимым прийти к исцелению. Меня тронул и впечатлил гуманистический посыл этой книги и способность автора сохранять оптимизм, несмотря на то, что он продолжает быть свидетелем множества неудачных попыток людей с зависимостью вернуть себе свою жизнь при равнодушном попустительстве системы. Местами мне было нелегко её читать, она заставляла возвращаться к тяжёлым воспоминаниям и задавать себе неудобные вопросы, но именно с этой целью я за неё и взялась — и мне правда кажется, что «Тяга» сделала меня на шаг ближе к пониманию этой сложной, болезненной, искаженной стереотипами и предубеждениями проблемы.

#рекомендации

Досмотрела «The Crowded Room» — сериал про травму, про боль, которую одни люди могут причинять другим, и про огромную, невероятную способность психики к самосохранению. (Дальше будет много спойлеров, если для вас это важно — лучше будет вернуться к тексту после просмотра).

На первый взгляд «Переполненная комната» — это еще одна драматизированная история заболевания, которое Голливуд любит особенной любовью: диссоциативного расстройства идентичности (его часто знают под старым названием расстройства множественной личности). Про него сняты, мне кажется, десятки фильмов, которые нередко фокусируются на преображении героя, показывая смену одной личности другой как своего рода аттракцион. Излишней кинематографичности, на мой взгляд, не удалось избежать и «Комнате», но за ней лежит принципиально иной, чем раньше, посыл. Это история не болезни, но поразительной попытки самоисцеления: мы наблюдаем за работой защитных механизмов психики, без которых главный герой сериала, Дэнни, прошедший через страшный опыт насилия со стороны сразу двух значимых взрослых, просто не смог бы выжить.

Драматургической основой сериала выступает судебный процесс, в котором участвует Дэнни: его арестовали за стрельбу в толпе, и по ходу действия мы узнаем, что стрелял не он, а одна из его личностей, при этом сам герой об этом не подозревает. Но для меня наиболее интересные и живые моменты этой истории были связаны не с расследованием или судебными заседаниями, но с процессом психотерапии: Дэнни работает с клинической психологиней, которая помогает ему постепенно осознать и принять свой диагноз, понять, какую роль выполняет каждая из его личностей, зачем они возникли и как помогают ему выживать.

ДРИ может развиться в тех случаях, когда травматическое событие происходит в очень раннем возрасте. Психика ребёнка оказывается неспособной обработать его, при этом оставаясь цельной. Сознание разбивается на фрагменты, и личности, которые самим человеком воспринимаются как отдельные люди, живущие в его теле, принимают на себя главный удар и становятся хранителями боли, ужаса, стыда, вины и всех остальных непереносимых для ребёнка переживаний. Как любая попытка нашей психики защитить себя, она имеет свою цену: люди с ДРИ переживают мучительные провалы в памяти, симптомы дереализации и деперсонализации, тревожные и депрессивные состояния вплоть до суицидальных, флешбеки, расстройства сна и многое другое. Но они обретают возможность выжить. Часто бывает так, что люди лишь во взрослом возрасте узнают о своём диагнозе, а до этого момента расстройство успешно скрывает себя, выполняя свою главную функцию — оно позволяет человеку существовать, не погружаясь ежесекундно в разрушительные воспоминания о самых страшных моментах своей жизни.

Я провела полдня, читая рассказы людей с ДРИ о своем опыте, и была поражена и восхищена тем, на что способна человеческая психика, как сложно она устроена и как на самом деле мало мы о ней знаем. В сериале меня тронуло сострадание и уважение, с которым авторы смотрят на своего героя: не как на зловещего психопата или фрика, который развлекает окружающих своим меняющимся акцентом, но как на глубоко страдающего и очень сильного человека, который, пройдя через ад, постепенно находит путь к обретению внутренней целостности. В кульминационной сцене Дэнни встречается с собой-ребенком — одной из личностей, которую он долгое время держал на задворках сознания из-за непереносимого чувства вины (люди, пережившие насилие, зачастую годами живут с мыслью «это случилось со мной, потому что я сам/а этого хотел/а»). Он осознаёт, что важнейший этап его пути к исцелению состоит в том, чтобы освободить этого страдающего ребёнка от огромного груза стыда и вины, который он несёт на своих плечах. И кажется, что в конечном итоге ему это удается.

#рекомендации

Почему бы не начать новый год с фильмов про секты?

После нетфликсовского «Escaping Twin Flames» — рассказа о культе, обещающем своим последователям вечную любовь — я посмотрела несколько серий «The Vow», подробного документального исследования секты под названием NXIVM. Удивительной для меня оказалась идея, объединяющая оба фильма и вступающая в противоречие с распространённым стереотипом про секты: мол, чаще всего туда попадают люди пассивные и внушаемые, уязвимые к манипуляциям в силу своих личностных особенностей. На самом деле герои:ни обеих документалок — это чаще всего успешные, яркие и сильные духом люди, и объединяет их не какая-то специфическая уязвимость к абьюзу, а вполне естественное человеческое желание ощущать себя хозяевами своей жизни.

Лидеры обеих сект доводят экзистенциальную идею о том, что каждый человек выбирает свою судьбу, до предела. Они говорят: ты и только ты выбираешь то, что с тобой происходит. Ты выбираешь, что чувствовать и как реагировать. Никто не может причинить тебе зла, если ты не дашь себе быть затронутым им. Для многих людей, вовлечённых в культы, эта идея на первых порах становится освобождающей — она внушает веру в то, что мы можем выбрать быть счастливыми вне зависимости от внешних обстоятельств. Но ровно эта же идея делает сами культы и царящую в них эксплуатацию неуязвимыми к критике, ведь если тебе что-то не нравится — это значит, что ты недостаточно поработал над своими реакциями и «выбираешь позицию жертвы» вместо того, чтобы преодолевать себя и стремиться стать лучше.

В NXIVM участн:иц заставляли ограничивать себя в еде и сне под предлогом того, что для самосовершенствования важно избегать «диктатуры комфорта» (тут слышен тот же лейтмотив: ты способен контролировать себя, способен преодолевать свою несовершенную человеческую природу и выбирать быть «лучшей версией себя» — тогда как на деле голодание и депривация сна действительно делали вовлеченных в секту людей более уязвимыми к использованию и снижали их способность критически мыслить и доверять сигналам своего тела об опасности). В секте Twin Flames эта доведенная до абсурда идея в духе «нельзя обидеть, можно обидеться» вполне буквально воплощалась в упражнении под названием «Зеркало», к которому участни:цы должны были прибегать в любой непонятной ситуации. Суть его состоит в том, чтобы всё, что не нравится тебе в действиях других людей, оборачивать на себя: не меня не любят — а я не люблю себя, не со мной плохо обращаются — а я плохо обращаюсь с собой, и так далее. Опять же, здесь вполне существующий феномен проекции (когда мы подозреваем других людей в том, что чувствуем и думаем сами) превращается в инструмент газлайтинга и контроля.

Меня эти фильмы навели на размышления о парадоксальной и двойственной природе человеческого существования. Да, мы действительно являемся авторами своей жизни, но мы вынуждены прокладывать свой путь, исходя из тех карт, которые были нам выданы при рождении, учитывая множество внешних обстоятельств, на которые мы не в силах повлиять. Мы создаём смысл внутри бессмысленной вселенной, принимаем решения в условиях неопределённости, проецируем себя в будущее, осознавая собственную смертность, и стремимся отстоять свою индивидуальность, будучи неразрывно связаны с другими. Попытки игнорировать любой из этих полюсов существования могут быть опасны: отказываясь от возможности выбирать и отдавая себя на волю обстоятельств, мы лишаем себя власти над своим жизненным путём, но точно так же стремление к тотальному контролю над собой без учёта собственных ограничений и влияния на нас других людей и мира в целом могут вместо эмпауэрмента и освобождения привести нас в ситуацию тотальной зависимости от чужой воли. Для меня быть человеком — значит учиться существовать внутри этих противоречий, видеть и свои возможности, и свои ограничения, не отказываться от своей ответственности, но и не снимать её с других. Не больше, но и не меньше.

#рекомендации

Сегодня этому каналу исполняется пять лет — целая маленькая жизнь. За это время я написала 362 поста, среди них — 106 ответов на вопросы (найти их можно по тегу #поговоритьобэтом) и 27 рекомендаций книг, фильмов, сериалов и подкастов (#рекомендации). Канал для меня одновременно и дневник, и профессиональный инструмент, и способ контакта с миром, и своего рода терапевтическая практика. За эти пять лет моя жизнь кардинально изменилась, но возможность делиться с вами своими размышлениями и чувствами остаётся, и это большая опора. Я невероятно благодарна всем, кто продолжает меня читать, присылает свои вопросы, даёт обратную связь. Для вас я составила подборку своих любимых текстов за последний год.

🔸 Об истощении эмпатии
🔹 О том, как трудно быть родителем самому себе
🔸 О том, что делает терапию эффективной
🔹 Об эмиграции как экзистенциальном опыте
🔸 Об уязвимости в терапевтических отношениях
🔹 О злости на клиентов
🔸 О насилии
🔹 О принципах экзистенциальной терапии

И немного рекомендаций:
🔸 Книга «Вопрос смерти и жизни»
🔹 Книга «Тяга. Всемирная история зависимости»
🔸 Сериал The Crowded Room

Поздравить меня можно, приняв участие в акции платформы Благо.ру по поддержке благотворительных фондов, помогающих самым разным женщинам: пережившим домашнее насилие, находящимся в местах лишения свободы, бездомным, живущим на Северном Кавказе, приёмным мамам и мамам детей с инвалидностью. Каждое пожертвование, совершенное в рамках акции, будет удвоено.