​​Идеализированный образ средневекового студента живописал в своих «Кентерберийских рассказах» английский поэт Джеффри Чосер (1343 - 1400):

Он негу презирал сокровищ тленных,
Но Аристотель – кладезь мыслей ценных –
Не мог прибавить денег ни гроша,
И клерк их клянчил, грешная душа,
У всех друзей и тратил на ученье
И ревностно молился о спасенье
Тех, щедрости которых был обязан.
К науке он был горячо привязан.
Но философия не помогала
И золота ни унца не давала.
Он слова лишнего не говорил
И слог высокий мудрости любил -
Короткий, быстрый, искренний, правдивый;
Он сыт был жатвой с этой тучной нивы.
И, бедняком предпочитая жить,
Хотел учиться и других учить.

#literature #music

​​Конечно, реальность была далека от идеала. И не все студенты (а если быть честным – лишь малая доля) довольствовались «слогом высокой мудрости», как писал Чосер. Учеба в университете была настоящим испытанием для молодых людей. И дело не только в тяжелом процессе учебы. Оторванные от привычной среды, зачастую предоставленные самим себе в незнакомом городе, студенты проходили суровую школу жизни. Нищета была их постоянной спутницей. Порой приходилось делать выбор: купить еды или чернил и перьев для записи лекций. А ведь еще надо было покупать книги, одежду и платить за право сдавать экзамены! Многие не выдерживали и бросали учебу, становясь бродягами на церковной паперти, как этот герой анонимного вагантского стихотворения:

«Я кочующий школяр...
На меня судьбина
свой обрушила удар,
что твоя дубина.

Не для суетной тщеты,
не для развлеченья –
из-за горькой нищеты
бросил я ученье.

На осеннем холоду,
лихорадкой мучим,
в драном плащике бреду
под дождем колючим.

В церковь хлынула толпа,
долго длится месса.
Только слушаю попа
я без интереса.

К милосердию аббат
паству призывает,
а его бездомный брат
зябнет, изнывает.

Подари, святой отец,
мне свою сутану,
и тогда я наконец
мерзнуть перестану.

А за душеньку твою
я поставлю свечку,
чтоб господь тебе в раю
подыскал местечко»

#history #literature

​​«Роман о кастеляне из Куси» — французский рыцарский роман в стихах, написанный в 70-х гг. XIII века писателем по имени Жакмес (Жакемон). В основе сюжета лежит история о рыцаре, полюбившем жену сеньора де Файеля, и эта любовь (как это часто бывает в средневековых романах) становится причиной их гибели. Рыцарь погибает в Святой земле, завещав передать своей возлюбленной шкатулку с собственным сердцем. Сеньор де Файель, обманутый муж, овладевает шкатулкой и велит приготовить из него жаркое, которое подают его жене. Сцена с «поеданием сердца» — кульминация всего романа. Узнав, что за блюдо ей пришлось отведать, дама клянется, что отныне не притронется ни к одному блюду. Она умирает голодной смертью, а томимый тоской сеньор де Файель отправляется в крестовый поход, где и погибает в стычке с неверными.

Данный роман интересен своим довольно пессимистичным характером повествования, и даже пространные описания турниров, которые поражают своей пышностью и сложностью, не нарушают этого ощущения. «Роман о кастеляне из Куси» относится к т.н. «трагическому» направлению средневековой прозы, для которого характерно представление об истинной любви как страдании. Из всех персонажей с точки зрения внутренних трансформаций и переживаний интересен не столько влюбленный рыцарь — он вообще мало меняется по ходу повествования, всецело поглощенный своим чувством к даме, — сколько сеньор де Файель. Из добродушного и гостеприимного сюзерена, любящего мужа и любителя охоты он превращается в мрачного и мстительного человека, чья вера в существующий миропорядок была полностью подорвана изменой жены. Роман был популярен в Европе, существовали его английская, немецкая «адаптации», а сюжет в общем виде лег в основу некоторых итальянских новелл, в том числе новеллы LXII «Декамерона» Боккаччо.

#culture #literature

​​Сколько писателей Средневековья мы знаем? Очень много. Данте Алигьери, Франческо Петрарка, Джеффри Чосер, Жак де Витри, Иаков Ворагинский, Пахомий Серб – от них и еще многих других дошли до нас ученые трактаты, художественные произведения и жития святых. Сколько женщин-писательниц мы знаем? Мне на ум приходят два имени, между которыми – несколько столетий истории: это Хросвита Гандерсгеймская (X в.) и Кристина Пизанская (1364 – 1430 гг.). И хотя их жизненный и творческий пути достаточно различны, все же их объединяет нечто, что я бы назвал «литературной уникальностью». Благодаря ей фигуры этих писательниц возвышаются даже на фоне многих прославленных современников.

О Хросвите из Гандерсгейма известно мало. Скорее всего, она родилась в Саксонии в знатном семействе примерно в 938 году. Она получила прекрасное по тем временам образование: помимо базового «тривия», куда входили грамматика, логика и риторика, она также освоила и «квадривий», т.е. арифметику, геометрию, астрономию и музыку. Ее творческая деятельность началась во время Оттоновского возрождения – культурного подъема в Священной Римской империи. Хросвита писала стихотворения на высокой латыни, подражая великим поэтам Античности, сочиняла пьесы – в Европе до нее никто этого не делал со времен крушения Западной Римской империи! – а также стала автором двух эпических поэм на исторические темы: правление императора Оттона I и история ее родной обители. Как стихотворения, так и пьесы проникнуты духом благочестия и христианских добродетелей. Сюжеты для них Хросвита черпала из житийной литературы, а образцом стиля для нее был древнеримский писатель Теренций.

(продолжение следует)

#history #literature

​​(продолжение)

Кристину Пизанскую сейчас модно считать одной из первых феминисток в истории Европы. На это есть причины. Кристина родилась в Венеции, на тот момент – процветающей морской республике. Ее отец был врачом и вскоре поступил на службу к французскому королю. Она получила прекрасное образование, в 25 лет стала вдовой и решила посвятить себя писательству, дабы прокормиться. Кристина хорошо знала труды Овидия, Боэция, Боккаччо, а также обладала незаурядным умом, позволившим ей вступить в литературную полемику с писателями-современниками. Предметом спора стал аллегорический «Роман о Розе», а точнее его вторая часть, написанная около 1275 года Жаком де Мёном и содержавшая женоненавистнические пассажи. Итогом полемики, длившейся несколько лет, стало написанное к 1405 году произведение «О Граде Женщин» (зацените отсылочку в названии!). Кристина отстаивала благочестие женщин и приводила соответствующие примеры из истории. Вывод простой: добродетельность и господствующее положение в обществе не определяются полом. Она гневно обличала стремление мужчин принизить заслуги женщин и приписать им порочность натуры. В другом сочинении, «О трёх добродетелях», она последовательно описала предназначение каждой женской социальной группы (королевы, придворные дамы, крестьянки, торговки) и давала практические советы: как содержать себя, как принимать решения и как оградить себя от мужской несправедливости.

Ближе к концу жизни Кристина ушла в монастырь, где в 1429 году написала поэму о Жанне д’Арк, незадолго до этого изгнавшей англичан из Орлеана. Это была первое произведение об Орлеанской деве и последнее, написанное Кристиной Пизанской. Скончалась она в 1430 году.

#history #literature

​​Святой Брендан Мореплаватель: в поисках Острова Блаженных

Море издавна манит людей к себе. Желание отправиться в плавание к неизвестным землям, узреть чудеса и диковины этого мира, столкнуться с великими опасностями бушующей стихии – то, что роднит нас с людьми прошлого. До нас дошли имена путешественников Одиссея и Ганнона, Пифея и Эвдокса, Эрика Рыжего и Козьмы Индикоплова. Особое место среди них занимает и ирландский святой Брендан по прозвищу Мореплаватель.

Св. Брендан родился в конце V века на юго-западе Ирландии. Пройдя обучение в монастыре, он стал священником и в течение нескольких лет строил кельи для иноков. Есть две легендарные версии, почему он решил отправиться в плавание. Согласно первой, ему было видение голубя, который повелел пересечь море и найти легендарный «Остров Блаженных» (ирл. Тир на Ног), царство вечной юности. Согласно второй, в монастырской библиотеке Брендану попалась книга с описанием чудес и фантастических тварей, обитавших в этом мире. Приняв написанное за вымысел, инок с презрением бросил книгу в огонь. Тотчас ему явился ангел, повелевший отправиться в путешествие и воочию убедиться во всемогуществе Творца. Это было примерно в 530 году.

В этом предприятии Брендана сопровождало несколько товарищей-иноков. На утлой кожаной лодочке под названием куррах они отправились на запад, через Атлантику. Их плавание продолжалось девять лет. Мореплаватели видели великанов и сирен, огромных китов и карликов, бушующие водовороты и подводные вулканы. Они даже приблизились к границе Ада и преодолели искушения сатаны. В конце концов они добрались до Острова Блаженных, над которым возвышался дивный хрустальный замок. Вернувшись в Ирландию, Брендан обрел известность и многочисленных учеников.

Приключения ирландского инока описаны в «Путешествии святого Брендана-Мореплавателя», составленном в IX-X веке. Это произведение на стыке жанров фантастического романа, паломнического хождения и ирландского иммрама. Его популярность в Средневековье была огромной. В XII веке «Путешествие» было переведено на европейские языки, а рукописи украшались многочисленными миниатюрами. Как и другие подобные произведения, «Путешествие святого Брендана-Мореплавателя» удовлетворяло жажду средневековых людей к познанию чудес мира, в которые они верили, но не могли увидеть воочию.

#longread #culture #literature

​​Наше представление о «прекрасном» Средневековье чаще всего берет начало из книг и кинематографа. Они, в свою очередь, подпитывались средневековым искусством и литературой. Прекрасные дамы, рыцари на резвых скакунах, турниры... Центральное место в этом представлении занимает т.н. куртуазная любовь.

Сам термин возник в конце XIX века. Его ввел французский историк Гастон Пари, дабы обозначить им то новое «искусство любить», которое появилось в XII в. в провансальской и северофранцузской литературе. Средневековые авторы предпочитали термины вроде bonne amor, vraie amor (прекрасная, истинная любовь). Наиболее распространенным был термин fin'amors – утонченная любовь. В широком смысле это любовь, основанная на преклонении и служении Даме. Она следует модели феодальных ритуалов, в частности принесении клятвы верности своему вассалу. Применительно к куртуазной любви роль сеньора играет дама. Чаще всего ею становится супруга сеньора того двора, к которому принадлежит влюбленный. Отсюда можно вывести две важные черты куртуазной любви – во-первых, объект поклонения теоретически недоступен, во-вторых, это любовь элитарная, аристократическая.

Исследователи выделяют различия между образами куртуазной любви у провансальских трубадуров и северофранцузских романистов. Для первых это практически религиозное служение, основанное на абсолютном превосходстве дамы над влюбленным. Он не уверен в вознаграждении и вынужден жить в этой неопределенности, совершенствуя себя и надеясь на милость дамы. Ее образ предельно размыт, т.к. не имеет значения: важно само чувство, что зачастую приводит поэта к парадоксальному состоянию влюбленности в саму влюбленность. Для романистов Северной Франции любовь имеет не такие экстатичные черты. Плотское наслаждение, т.е. конечная цель служения, занимает куда более значительное место. Благодаря этому образ дамы более конкретен и отчетлив, нежели у трубадуров. Хотя и здесь он соткан практически из одних и тех же штампов.

#culture #literature #France

​​Облик персонажа в рыцарских романах и поэзии трубадуров трактовался с платонических позиций. Согласно им, доброе и благородное равносильно прекрасному. Поэтому если дама совершенна и добродетельна – а иначе в куртуазной любви и быть не могло, – то она обязательно обладает несравненной красотой. Вот как описывает идеальную даму в одном из своих лэ Мария Французская, поэтесса XII века:

«Она хорошо сложена, у нее узкие бедра и шея белее снега. У нее серо-голубые глаза, светлая кожа, приятный рот и правильный нос. У нее темные брови, чистый лоб и светлые волнистые волосы. При свете дня они переливаются подобно золотым нитям».

Или вот описание Эниды из романа Кретьена де Труа «Эрек и Энида»:

«Девушка была необыкновенно красива. Породив столь исключительное создание, природа, казалось, сама удивлялась себе, поскольку ничего подобного ей более не удавалось. Можете мне поверить: какими бы блестящими и красивыми ни были волосы белокурой Изольды, локоны Эниды были несравнимо прекраснее. Ее кожа была чище и белее самой лилии, а щеки отливали нежным румянцем. Никогда еще Бог не создавал ничего совершеннее прекрасных черт ее лица и глаз, сверкавших, как звезды. Возможно ли описать всю ее красоту? Она действительно достойна восхищения, на нее можно было смотреть, как в зеркало».

Как видно, в этих описаниях повторяются одни и те же стереотипы красоты, модные в ту эпоху. Кроме того, важна не сама красота, а тот эффект, что она производит на смотрящего. Поэтому восторженные восклицания, за которыми не видно конкретных черт, также характерны для подобных пассажей.

#culture #literature #France

Еще немного о Петрарке

В творческом наследии «светоча Тосканы» особняком стоит его текст, озаглавленный как «Моя тайна, или Книга бесед о презрении к миру». Это своеобразная исповедь в форме диалога, в которой Петрарка в лице двух участников, Августина и Франциска, пытается разрешить противоречие между традиционными христианскими ценностями, устремленным к небесам (которые олицетворяет Августин), и привязанностью к земным вещам и земной любви (это выражает Франциск). Он сомневается в прежних ценностях и переживает духовный раздрай и внутреннюю борьбу. Это становится предметом его пристального внимания и изучения.

«Моя тайна» — одно из первых произведений европейской литературы, где внутренние противоречия и неуверенность не только не осуждаются, но и признаются неотъемлемой частью всякой личности. Важно, что Петрарка не порывал с Августином, в чьем творчестве он видел источник духовного наставления. Диалог наследует его «Исповеди», как и практически любое «автобиографическое» произведение Средневековья. Но с другой стороны, «Моя тайна» гораздо глубже раскрывает именно эволюцию духа, рожденную в противоречиях. Для Августина весь его духовный опыт, изложенный в «Исповеди», не имеет значения. Для него это лишь бесплодный поиск, подобно блужданию в потемках неведения. И оно продлилось до тех пор, пока Господь не «озарил» его. «Обращение» Августина, как он сам мыслил его — не результат духовной работы, а милость Божья, своего рода чудо. Для Петрарки мучения и противоречия духа были сладостны, он упивался ими и видел в них объект для изучения и источник своей творческой исключительности. В этом смысле поэт наследовал и средневековому мистицизму XIII века, для которого эволюция духа, т.е. постепенный и непрерывный процесс трансформации составляет объект внимания во всех деталях. Посему П. М. Бицилли называл св. Франциска Ассизского, великого мистика XIII века и тезку Петрарки, чью духовную эволюцию так тонко передал его агиограф св. Бонавентура, «первым человеком Ренессанса». Ибо Ренессанс — это не только про мирские радости и красоту земных вещей, но и про утверждение Души со всеми ее противоречиями и сомнениями как того, что присуще Человеку.

#culture #literature #thoughts

​Трудно себе представить современного туриста, приехавшего в незнакомый город, без путеводителя. В нем он может получить всю необходимую информацию о городе: от описания достопримечательностей до списка недорогих баров. В Средние века с его страстью к паломничествам потребность в текстах с описанием маршрутов и указанием главных святынь также была достаточно большой. На христианском Западе такие тексты назывались итинерариями (об одном из них я писал в прошлом посте), в Византии – проскинитариями. Все они ведут происхождение из античной литературной традиции.

Взять тот же Рим, чьи руины уже с раннего Средневековья стали обрастать различными легендами и поверьями. Наиболее известным итинерарием, содержавшим топографическое описание города и его построек, а также всякие городские байки, считается анонимный текст Mirabilis urbis Romae (лат. Чудеса города Рима). Он был написан на латыни в середине – второй половине XII века и сразу же стал своего рода бестселлером: возникло множество копий и переводов рукописи (порой довольно сильно искажавших оригинал), а пилигримы активно использовали его в своих паломничествах аж до XV века. Такой популярности отчасти способствовал и незамысловатый, а иногда попросту примитивный язык итинерария, понятный любому мало-мальски образованному пилигриму.

Интересно, что в тексте перечислено довольно много языческих памятников: в XII веке многократно вырос интерес к древнеримским древностям. Немецкий ученый XIX века Фердинанд Грегоровиус связывал это с борьбой горожан против папского гнета и недолгим существованием Римской республики (1143 – 1155 гг.), создатели которой как бы вспомнили о величественных сооружениях Древнего Рима. Описания древних строений перемешаны с фольклорными и агиографическими легендами, а также сведениями из древнеримской истории. Для примера приведу небольшой кусочек из текста:

«Здесь (близ форума) находится храм Весты, в котором, по преданию спал Дракон; об этом можно прочесть в житии св. Сильвестра; а там – храм Паллады, и форум Цезаря, и храм Януса, который, как утверждает Овидий в своих Fasti, предвидел все совершающееся в году от его начала и до конца; ныне этот храм называется башней Ченчия Франджипане».

Целью автора, по его собственным словам, было «дать на память потомству возможно ясное описание этих и многих других храмов и дворцов, существовавших в золотом городе в языческие времена и принадлежавших императорам, консулам, сенаторам и префектам, и все эти здания, блиставшие своими украшениями из золота, серебра и бронзы, из слоновой кости и драгоценных камней, мы описали так, как читали о них в древних хрониках, видели собственными глазами и слышали в преданиях». В итоге Mirabilia urbis Romae стал ценным источником именно по средневековой топографии Вечного города и фактически универсальным «гидом» для многих поколений паломников. Что тоже неплохо, согласитесь.

#culture #literature #Italy

Одним из крупнейших собраний англосаксонской поэзии считается Эксетерская книга, составленная предположительно в середине – второй половине X века. Свое название кодекс получил от места хранения в библиотеке Эксетерского собора, куда в 1072 году ее преподнес епископ Леофрик. Его внешнее состояние довольно удручающее: многие листы повреждены или утеряны, а часть даже залита то ли пивом, то ли элем (судя по всему, книга служила «подставкой для кружки пьяницы», цитируя одного из английских исследователей рукописи). Данное собрание содержит 126 произведений, из них наибольший интерес у исследователей вызывают загадки, коих 95.

Вообще жанр дидактических загадок был популярен в средневековой словесности VII – VIII веков, особенно на Британских островах. В качестве образца для подражания служили загадки африканского поэта Симфосия (V – VI вв.), написанные гекзаметром в форме трехстишия. В Эксетерском кодексе встречаются как более современные, так и более древние по происхождению загадки. Почти все они написаны на древнеанглийском, одна – на латыни. Имена их автора или, что вероятнее, авторов неизвестны. Загадки объединены в несколько категорий: космологические (о солнце, буре, Творении), зоологические, эротические, о музыкальных и бытовых инструментах. Мне очень понравилась Седьмая загадка о Лебеде. В ней отразилось средневековое представление, что перья лебедя во время полета порождают музыкальную мелодию. Ниже – перевод загадки на современный английский и русский языки:

Silent is my garment when I tread the earth (Платье мое безгласно, пока я по земле ступаю)

or dwell in the towns or stir the waters (пока я тревожу воды, пребываю в селениях).

Sometimes my trappings lift me up over (Но над краем героев порой меня возносят)

the habitations of heroes and this high air (белые мои доспехи и поднебесный воздух),

and the might of the welkin bears me afar (и тут я улетаю, тучами увлекаемый)

above mankind. Then my adornments (прочь от земного народа. И наряд мой белый)

resound in song and sing aloud (звучным и певучим звоном полнится)

with clear melody — when I do not rest (чистым звучанием — когда я разлучаюсь)

on land or water, a moving spirit (с водой и берегом, дух блуждающий).

#culture #literature #England

Признанным мэтром жанра загадок в англосаксонской литературе считается св. Альдхейм Малмсберийский (ок. 639/640 – 709 гг.). Седьмой век, на который пришлась жизнь прославленного аббата и епископа, был для Англии временем активного приобщения к традициям позднеантичной культуры и учености. Альдхейм уже при жизни считался выдающимся писателем и книжником, сведущим как в религиозной, так и в светской литературе на латыни и греческом языке; кроме того, он мог читать и на иврите. Он также изучал юриспруденцию, астрономию, астрологию, принципы стихосложения. Приняв постриг в 661 году, в 675 году он стал настоятелем Малмсберийского аббатства. Эта обитель знаменита тем, что в ней появился первый в Англии церковный орган.

Самое знаменитое произведение Альдхейма, составленное им примерно в 670-х гг. – это сборник из ста загадок, «Aenigmata». В отличие от загадок Эксетерской книги, они написаны на латыни и рассматривались самим автором как иллюстрация принципов латинского стихосложения и демонстрация собственного уровня владения этими принципами. Стихотворная форма загадок позаимствована у упоминавшегося в предыдущем посте писателя Симфосия. Однако это не было пустым подражательством. Загадки для англосаксонского писателя служили средством познания и своеобразным «зеркалом» мира. В их рамках Альдхейм отразил раннесредневековые представления о природе и универсуме, руководствуясь трактатами вестготского энциклопедиста св. Исидора Севильского «О природе вещей» и «Этимологии», а также «Шестодневом» св. Василия Великого и «Естественной историей» древнеримского писателя Плиния Старшего. Через структуру сборника четко прослеживается иерархия универсума: космологические объекты (природа, Луна и Солнце, фортуна, круговорот неба), стихии (земля, вода, огонь, ветер), метеорологические явления (туча, радуга и др.), минералы (адамант, соль, магнит). Затем представлен земной мир: растения, животные, предметы человеческого быта и хозяйства (котел, кузнечные мехи, весы, подушка, писчее перо, броня, кинжал). Последняя сотая загадка посвящена Творению в целом.

Как видно, «Загадки» Альдхейма Малмсберийского представляют собой уникальный сплав различных культурных традиций – римской, византийской, вестготской и собственно англосаксонской. Неудивительно, что позднейшие загадки Эксетерской книги были вдохновлены сборником этого первого англосаксонского интеллектуала Средневековья.

В качестве примера – одна из загадок Альдхейма, посвященная ночи (цит. по: Памятники средневековой латинской литературы IV-VII веков / Отв. ред. С.С. Аверинцев, М.Л. Гаспаров. Сост. О.Е. Нестерова - М., 1998):

Черное тело мое — цветоносной земли порожденье,
Плодного я ничего не рожаю утробой неплодной,
Хоть и вещают певцы в стихах своих, будто бы мною
Порождено Евменид преисподнее, мрачное племя.
Вовсе мне не под стать воплощенье вещественных тварей,
Только я тьмою своей объемлю все мирозданье.
Вечно враждебно мне то, что всем на радость — сиянье
Солнечных Феба лучей, озаряющих все поколенья.
Злобным разбойникам я всегда пребываю любезна,
Ибо стараюсь укрыть в своем их сумрачном лоне.
Мне дорогую сестру воспел, как известно, Вергилий:
«Всюду идя по земле, она голову в тучах скрывает.
Чудище, страшное всем, у которого сколько всех перьев,
Столько ж и бдительных глаз, а под ними (и вымолвить дивно)
Столько же и языков; столько уст и ушей у ней столько ж.
Ночью меж небом она и землею летает во мраке»

#culture #literature #England

Эннодий был одним из видных деятелей и интеллектуалов эпохи Остготского Возрождения. Он получил классическое римское образование, преподавал риторику, затем стал служителем Церкви и умер в статусе епископа Тицина (совр. Павия). Среди его многочисленных сочинений (житий, наставлений, речей и др.) особое место занимает «Панегирик королю Теодориху», произнесенный перед королем весной 507 года.

Произведение отражает представления образованного галло-римлянина о жизни и свершениях нового короля Италии, а также обосновывает его легитимность в глазах римских элит. Автор старательно избегал упоминаний о готском происхождении Теодориха, которое справедливо могло показаться чуждым римскому народу. Он не столько король по своему варварскому происхождению, сколько «прирожденный король», что проявляется в его прекрасном физическом облике и моральных качествах, символически трактуемых Эннодием. Фактически Теодорих олицетворяет собой короля par excellence. Поход в Италию становится исполнением его предназначения, а дальнейшая деятельность на благо страны – раскрытием его королевского потенциала. Под пером Эннодия король становится новым Энеем, новым родоначальником Италии, пришедшим с Востока и победившим узурпатора Одоакра. Этот образ конструируется в том числе благодаря скрытым цитатам из Вергилия, вплетенным в текст «Панегирика». Новый король несет новое, омолаживающее начало – и вот уже сам Рим, «отбрасывая одряхлевшие от старости члены», возвращает себе былой блеск.

Подобная экспрессия не была лишь разновидностью придворной лести, хотя и без нее вряд ли обошлось. Эннодий искренне любил Теодориха, о чем писал в других своих сочинениях, и действительно считал его спасителем своей родины. А сам король поначалу явно отвечал чаяниям как самого Эннодия, так и тех кругов, которым принадлежал автор «Панегирика».

#history #literature #Italy

Сын Люцифера и падуанский предгуманизм: «Эцеринида» Альбертино Муссато

Эццелино да Романо (1194–1259) можно смело назвать самым одиозным итальянским правителем Средневековья. Он правил Вероной, Падуей и Виченцей и возглавлял партию итальянских гибеллинов в эпоху Фридриха II Гогенштауфена. Эццелино обрел мрачную славу бескомпромиссного правителя и полководца, чуждого всякого сострадания. Он сжигал тысячи людей заживо, отрезал носы и выкалывал глаза, морил голодом целые семьи, устраивал многодневные пытки в своих тюрьмах — в общем, настоящий демон из преисподней, даже на смертном одре не покаявшийся перед Господом.

Складыванию такого образа способствовала не только его политическая деятельность, но и позднейшие литературные произведения. «Он был наихудшим человеком в мире. Я действительно не верю, что от начала мира вплоть до наших дней был еще столь же дурной человек… Ни Нерон, ни Деций, ни Диоклетиан, ни Максимиан не были подобны ему в злодействе, и ни Ирод, ни Антиох, которые были худшими в мире людьми», — красноречиво писал о нем Салимбене де Адам, автор знаменитой «Хроники». Но наиболее законченную форму демонический образ Эццелино принял в «Эцериниде» — трагедии падуанского поэта Альбертино Муссато (1261–1329). Он принадлежал к кругу т.н. падуанских предгуманистов, занимавшихся поиском и комментированием рукописей древнеримских авторов еще до того, как Франческо Петрарка сделал это мейнстримом. При написании «Эцериниды» Муссато вдохновлялся трагедиями Сенеки, который до этого был известен исключительно как философ, но не как трагик. Свое произведение он представил согражданам в 1315 году и был награжден за нее венком из плюща и мирта.

В «Эцериниде» представлен весь жизненный путь Эццелино да Романо от рождения до смерти. Зачатый от Люцифера в результате преступной связи, он осознает себя сыном «князя мира сего» и носителем особой миссии: «Я верю, что господь меня послал в сей мир казнить грехи народа». Эццелино отрицает искупительную жертву Христа и считает Крест вражеским символом. Под пером Муссато он обретает черты Антихриста: место Святого Духа занимает Люцифер, вместо непорочного зачатия в сюжете представлено прелюбодеяние, а казни тысяч невинных на крестах представляют собой кровавую карикатуру на Голгофу.

«Эцеринида» — это трагедия в средневековом ее понимании. Ей обозначали и эпические, и лирические произведения, не только и не столько предназначенные для сцены. Муссато изначально создавал свое произведение для публичной декламации, как стилизованный под античные поэтические формы эпос. Для автора «Эцеринида» была также тираноборческим манифестом. В образе тирана прошлого угадывался противник в настоящем — правитель Вероны Кан Гранде делла Скала (1291–1329). На протяжении многих лет он пытался подчинить Падую и в сентябре 1328 года добился своего. Его правление было недолгим: 22 июля следующего года он скончался. Незадолго до этого, 31 мая умер и Альбертино Муссато.

#history #longread #literature #Italy

​Немного о «Книге чудес святой Фиды». Ее автор, Бернар Анжерский, был учеником епископа Фульберта, основоположника Шартрской школы. В какой-то момент до образованного схоластика дошли рассказы о чудесах, совершенных девочкой-мученицей. Поначалу он отнесся к ним довольно скептически: для образованного клирика они были не более чем простонародными баснями. Однако он заинтересовался и решил провести своего рода расследование. В 1013 году он совершил первое паломничество в Конк, а за последующее десятилетие совершил еще два, во время которых опрашивал местных жителей и свидетелей чудес святой. Результатом стала Liber miraculorum Sancte Fidis, а точнее, ее первые две книги: еще две были написаны позднее уже после смерти Бернара. Автор отправил свое произведение епископу Фульберту и сопроводил его письмом, в котором рассказал об истинности всех описанных им чудес. Из скептика Бернар стал горячим поклонником чудес святой Фиды и способствовал дальнейшему распространению ее культа.

На фото – начало письма Бернара Фульберту из Ms. Reg. lat. 467, f. 15r.

#saints #literature #France

Рассказы о чудесах помогают прочувствовать «нерв» народной жизни. Выше я упоминал, что X–XI века были трудным временем феодализации и нестабильности. В атмосфере развала центральной власти и засилья кастелянов, бывших по сути обыкновенными бандитами, крестьяне и монахи обращались к Богу и Его святым как к своей последней надежде. В «Книге чудес...» присутствует немало историй, в которых местный воин или феодал, злоупотребивший своей властью и притеснявший безоружных людей, получает по заслугам. В одной из них правитель замка Гай ослепляет Герберта, который помог бежать трем его пленникам. Благодаря святой Фиде Герберт вновь обретает зрение, а Гай умирает, источая страшное зловоние – верный знак, что его душа отправилась прямиком в ад. В другой некий Понса посягнул на земли монастыря – в него бьет молния и убивает на месте. В третьей кастелян Райнон захотел отобрать у монаха монастырских лошадей – его собственная лошадь сбросила его, так что он сломал шею. Эти истории объединяет мотив справедливого воздаяния тем, кто использовал свое могущество не для защиты, а для притеснения слабых и безоружных. Все это отголоски кризисного времени, зажатого между эпохой Каролингов и «ренессансом XII века».

#saints #literature #France

Решил немного углубиться в феномен автобиографии в Средние века. Появление наиболее ярких и интересных образцов этого жанра относится к концу XI – XII векам. Этому буму способствовал общий подъем учености и интереса к античному наследию, получившему названием «ренессанса XII века». Особняком в ряду автобиографий этого периода стоит известнейшая «История моих бедствий» Пьера Абеляра, написанная около 1132 года. Другим любопытным образцом является упомянутое выше произведение Гвиберта Ножанского. Называемое также «Монодией», оно было написано за два десятилетия до абеляровых «Бедствий» и состоит из трех книг. Собственно автобиографией считается первая из них, где речь идет о детстве Гвиберта. В ней можно обнаружить черты сходства с «Исповедью» Аврелия Августина: прежде всего это касается осмысления детских лет и периода ученичества.

Как и в жизни гиппонского епископа, в становлении юного Гвиберта особую роль сыграла мать. Его отец был рыцарем и скончался в плену, когда ребенку не было и года, и мать воспитывала его одна. Мысленно возвращаясь в те годы, Гвиберт осознает, что само его рождение отмечено печатью Божьего избранничества: он появился на свет в Пасхальное воскресенье и остался единственным ребенком в семье, пережившим младенчество. Мать еще до его рождения дала обет, что ребенок будет посвящен служению Господу, и вообще была крайне благочестивой женщиной. Это благочестие привело ее к уходу в монастырь, когда Гвиберту было двенадцать лет. Страх Божий от матери передался и ее сыну, и впоследствии он часто находил выражение в его видениях и кошмарных снах.

С шести лет Гвиберт начал обучаться грамоте и наукам, и этому периоду он также посвящает страницы «Монодиии». Учитель держал Гвиберта в постоянной умственной работе и бил за недостаточное прилежание. Пользы от таких методов было мало: учителю самому недоставало знаний, и «так как он выражался с трудом, то часто и сам не понимал того, что силился объяснить». На примере своего учителя ножанский аббат рассуждает о несовершенстве традиционных для Средневековья методов обучения. Но Гвиберт все равно отдает учителю должное: недостаток педагогического таланта тот компенсировал высокими нравственными качествами, которые передались и его подопечному: «по части скромности, стыдливости, хороших манер он употребил весь труд, всю нежность, чтобы я проникся этими добродетелями». Кроме того, он всячески ограждал его от опасностей и вообще во многом заменил ему отца.

Для подробного ознакомления с «Монодией» прикреплю к посту сокращенный текст ее первой книги из издания «История субъективности: Средневековая Европа» (сост. Ю.П. Зарецкий. М., 2009).

#literature #culture #France

​Интересна связь между «Исповедью» блаженного Августина и последующими автобиографиями Средневековья. На первый взгляд, эта связь довольно очевидна: произведение и по сей день поражает глубиной анализа душевной борьбы и жизненного поиска, а абсолютный авторитет его автора обеспечен статусом Отца Церкви. Но если пристальнее взглянуть на историю автобиографии на протяжении тысячи лет после написания «Исповеди», окажется, что прямых подражателей или последователей у Августина нет. И тот же Гвиберт Ножанский, хотя его труд содержит немало схожих с «Исповедью» элементов, таковым не являлся. Произведение гиппонского епископа было общепризнано, но не как собственно автобиография, а как наилучшее описание пути к Богу и назидательный пример бесплодности попыток человека обрести благодать без Его помощи. Оно стало непревзойденным образцом внутреннего монолога (soliloquium) и задало планку, которую никто в Средние века не достиг. В этой связи можно говорить только о вероятном использовании формы и схемы «Исповеди» некоторыми авторами (теми же Гвибертом или Абеляром) для организации своего собственного материала.

В то же время и «Исповедь», и другие автобиографии эпохи имеют и некоторое сущностное сходство. Оно выражается в том, что их авторы рассматривают события своей жизни как:
- поучительный для читателя пример, иллюстрирующий общепринятые постулаты о греховности человека, тщетности земного бытия, Божественном всемогуществе и т.д.,
- путь к жизненной «сверхцели», вокруг которой выстроено все повествование и события. Личность автора не самоценна, и обращение к ней является промежуточным звеном на пути к этой цели – будь то Господь, как у Августина, или епископский сан, как у Гвиберта, или служба, род, семья, как у светских авторов. Как только цель достигнута – повествование о себе заканчивается или даже резко обрывается. Это также связано с представлениями об идеальном предназначении человека в зависимости от занимаемого положения в обществе. Для клирика или монаха это духовное совершенствование, для рыцаря – служба сюзерену, а для купца – процветание своей «фамилии».

#culture #literature

​Данте Алигьери в своем трактате «Пир» приводит, если можно так выразиться, теорию средневековой автобиографии, письменно фиксируя взгляды и положения, которые господствовали в культуре на протяжении столетий. В целом их можно свести к одному главному: говорить о себе без настоятельной необходимости непристойно. Этих необходимостей Данте насчитывает всего две:

- когда человек вынужден писать о себе, чтобы избежать бесчестья, и в таком случае это автобиография-апология;
- когда рассказ о жизни человека может принести моральную и дидактическую пользу современникам и потомкам, и тогда получается автобиография-нравоучение.

Идеальная автобиография в форме апологии для Данте – это «Об утешении философией» Северина Боэция, написанная в VI веке; в форме поучительного примера – разумеется, «Исповедь» Августина. Отечественный медиевист П.М. Бицилли утверждает, что Данте одним из первых обратил внимание на автобиографическую ценность трактата Боэция, т.к. традиционно его читали именно как философское сочинение о презрении к миру (лат. contemptus mundi). Но даже несмотря на это, в схеме Данте практически нет места интересу к личности человека, его порокам и достоинствам. Как он пишет, о собственных пороках приличествует сокрушаться в своей душе, а самовосхвалений вообще избегать.

#culture #literature