​Ковер из Байё: история одного клятвопреступления

В ряду средневековых ковров и гобеленов особенно выделяется знаменитый ковер из Байё, чье 70-метровое полотно в подробностях изображает завоевание Англии нормандским герцогом Вильгельмом. Вот уже двести лет историки черпают в нем бесценные сведения о политической, военной, повседневной истории второй половины XI века. Однако изначальная цель его создания была, конечно, иной — обосновать и узаконить состоявшееся вторжение.

Центральной сценой ковра является сцена принесения клятвы верности англосаксонским эрлом Гарольдом герцогу Вильгельму в благодарность за освобождение из плена в 1064 году. Церемония была проведена в церкви, в присутствии нормандской знати, и Гарольд клялся на святых мощах (это важная деталь). По этой клятве он должен был содействовать передаче власти над Англией Вильгельму после смерти бездетного английского короля Эдуарда Исповедника. В своих притязаниях герцог опирался не на генеалогическое родство, а на некое «обещание», данное ему Эдуардом. Однако в 1066 году, когда король скончался, на престол взошел именно Гарольд. И это было ожидаемо: новоиспеченный король принадлежал к могущественному роду Годвинов, чьи представители крепко держали нити власти в своих руках еще при Исповеднике. Вильгельм же обвинил Гарольда в клятвопреступлении и нарушении вассальной чести (хм, как будто тогдашняя английская знать вообще что-то понимала в тонкостях феодальных отношений) и начал подготовку к силовому решению вопроса.

Вильгельм проделал огромную дипломатическую работу и обеспечил себе нейтралитет соседних государств и идейную поддержку папы римского. Ситуация была обрисована так, будто Гарольд не просто нарушил данное слово, а оскорбил самого Господа и тех святых, на чьих мощах он дал клятву. И ковер из Байё иллюстрирует то, как обман и предательство запускают цепочку неизбежных событий, итог которых — смерть Гарольда и торжество справедливого воздаяния. Символично, что в сцене с коронацией авторы ковра поместили изображение кометы*, которая в ту эпоху считалась дурным предзнаменованием. Поэтому Вильгельм в своем предприятии представлен орудием Божьего Промысла, а вторжение являлось ни чем иным, как священной войной с целью восстановить «справедливый» порядок вещей. Можно сказать, что это была «генеральная репетиция» другой священной войны, которая через три десятилетия захватит умы всей Европы — крестового похода в Святую Землю.

Конечно, сейчас уже очевидно, что частная клятва никак не могла стать должным обоснованием для войны. Да и сам факт этой клятвы подвергается сомнению и до сих пор считается одним из темных пятен английской истории. Однако для своего времени она стала той костяшкой домино, которая привела к масштабным социально-политическим изменениям на севере Европы. А ее дидактическое осмысление отразилось в композиции ковра из Байё.

*Это самое раннее дошедшее до нас изображение кометы Галлея.

#art #history #England

Одним из крупнейших собраний англосаксонской поэзии считается Эксетерская книга, составленная предположительно в середине – второй половине X века. Свое название кодекс получил от места хранения в библиотеке Эксетерского собора, куда в 1072 году ее преподнес епископ Леофрик. Его внешнее состояние довольно удручающее: многие листы повреждены или утеряны, а часть даже залита то ли пивом, то ли элем (судя по всему, книга служила «подставкой для кружки пьяницы», цитируя одного из английских исследователей рукописи). Данное собрание содержит 126 произведений, из них наибольший интерес у исследователей вызывают загадки, коих 95.

Вообще жанр дидактических загадок был популярен в средневековой словесности VII – VIII веков, особенно на Британских островах. В качестве образца для подражания служили загадки африканского поэта Симфосия (V – VI вв.), написанные гекзаметром в форме трехстишия. В Эксетерском кодексе встречаются как более современные, так и более древние по происхождению загадки. Почти все они написаны на древнеанглийском, одна – на латыни. Имена их автора или, что вероятнее, авторов неизвестны. Загадки объединены в несколько категорий: космологические (о солнце, буре, Творении), зоологические, эротические, о музыкальных и бытовых инструментах. Мне очень понравилась Седьмая загадка о Лебеде. В ней отразилось средневековое представление, что перья лебедя во время полета порождают музыкальную мелодию. Ниже – перевод загадки на современный английский и русский языки:

Silent is my garment when I tread the earth (Платье мое безгласно, пока я по земле ступаю)

or dwell in the towns or stir the waters (пока я тревожу воды, пребываю в селениях).

Sometimes my trappings lift me up over (Но над краем героев порой меня возносят)

the habitations of heroes and this high air (белые мои доспехи и поднебесный воздух),

and the might of the welkin bears me afar (и тут я улетаю, тучами увлекаемый)

above mankind. Then my adornments (прочь от земного народа. И наряд мой белый)

resound in song and sing aloud (звучным и певучим звоном полнится)

with clear melody — when I do not rest (чистым звучанием — когда я разлучаюсь)

on land or water, a moving spirit (с водой и берегом, дух блуждающий).

#culture #literature #England

Признанным мэтром жанра загадок в англосаксонской литературе считается св. Альдхейм Малмсберийский (ок. 639/640 – 709 гг.). Седьмой век, на который пришлась жизнь прославленного аббата и епископа, был для Англии временем активного приобщения к традициям позднеантичной культуры и учености. Альдхейм уже при жизни считался выдающимся писателем и книжником, сведущим как в религиозной, так и в светской литературе на латыни и греческом языке; кроме того, он мог читать и на иврите. Он также изучал юриспруденцию, астрономию, астрологию, принципы стихосложения. Приняв постриг в 661 году, в 675 году он стал настоятелем Малмсберийского аббатства. Эта обитель знаменита тем, что в ней появился первый в Англии церковный орган.

Самое знаменитое произведение Альдхейма, составленное им примерно в 670-х гг. – это сборник из ста загадок, «Aenigmata». В отличие от загадок Эксетерской книги, они написаны на латыни и рассматривались самим автором как иллюстрация принципов латинского стихосложения и демонстрация собственного уровня владения этими принципами. Стихотворная форма загадок позаимствована у упоминавшегося в предыдущем посте писателя Симфосия. Однако это не было пустым подражательством. Загадки для англосаксонского писателя служили средством познания и своеобразным «зеркалом» мира. В их рамках Альдхейм отразил раннесредневековые представления о природе и универсуме, руководствуясь трактатами вестготского энциклопедиста св. Исидора Севильского «О природе вещей» и «Этимологии», а также «Шестодневом» св. Василия Великого и «Естественной историей» древнеримского писателя Плиния Старшего. Через структуру сборника четко прослеживается иерархия универсума: космологические объекты (природа, Луна и Солнце, фортуна, круговорот неба), стихии (земля, вода, огонь, ветер), метеорологические явления (туча, радуга и др.), минералы (адамант, соль, магнит). Затем представлен земной мир: растения, животные, предметы человеческого быта и хозяйства (котел, кузнечные мехи, весы, подушка, писчее перо, броня, кинжал). Последняя сотая загадка посвящена Творению в целом.

Как видно, «Загадки» Альдхейма Малмсберийского представляют собой уникальный сплав различных культурных традиций – римской, византийской, вестготской и собственно англосаксонской. Неудивительно, что позднейшие загадки Эксетерской книги были вдохновлены сборником этого первого англосаксонского интеллектуала Средневековья.

В качестве примера – одна из загадок Альдхейма, посвященная ночи (цит. по: Памятники средневековой латинской литературы IV-VII веков / Отв. ред. С.С. Аверинцев, М.Л. Гаспаров. Сост. О.Е. Нестерова - М., 1998):

Черное тело мое — цветоносной земли порожденье,
Плодного я ничего не рожаю утробой неплодной,
Хоть и вещают певцы в стихах своих, будто бы мною
Порождено Евменид преисподнее, мрачное племя.
Вовсе мне не под стать воплощенье вещественных тварей,
Только я тьмою своей объемлю все мирозданье.
Вечно враждебно мне то, что всем на радость — сиянье
Солнечных Феба лучей, озаряющих все поколенья.
Злобным разбойникам я всегда пребываю любезна,
Ибо стараюсь укрыть в своем их сумрачном лоне.
Мне дорогую сестру воспел, как известно, Вергилий:
«Всюду идя по земле, она голову в тучах скрывает.
Чудище, страшное всем, у которого сколько всех перьев,
Столько ж и бдительных глаз, а под ними (и вымолвить дивно)
Столько же и языков; столько уст и ушей у ней столько ж.
Ночью меж небом она и землею летает во мраке»

#culture #literature #England

​14 октября 1066 года произошло сражение при Гастингсе, одно из наиболее важных событий средневековой истории Европы. По его итогам англосаксонский король Гарольд был убит; его войско, ослабленное после недавнего столкновения с норвежцами во главе с Харальдом Суровым, было разбито войском нормандского герцога Вильгельма. До конца года он почти без сопротивления покорил юг страны с такими городами, как Кентербери, Дувр, Винчестер, Лондон и на Рождество короновался в Вестминстере. Однако полное подчинение Англии растянулось еще на пятнадцать лет.

На фото – сцена смерти Гарольда на т.н. ковре из Байё.

#on_this_day #England

Коронация в Вестминстере на Рождество 1066 года позволяла Вильгельму позиционировать себя уже не сугубо как завоевателя, а как легитимного монарха и наследника англосаксонских королей, а движение сопротивления расценивать как бунт против законной власти. Однако сам герцог не стремился к этническому противостоянию «нормандцы против англосаксов»: для него верность была важнее этнической принадлежности. Многие представители английской знати присягнули ему и сохранили свои земли. Те же районы, что стали очагами сопротивления, испытали на себе все прелести разорения и опустошения.

Больше всего пострадал традиционно вольный Север, в частности Нортумбрия, где в 1069 году вспыхнуло крупнейшее антинормандское восстание. Оно носило более «народный» характер в том смысле, что местное население поддержало лидеров из аристократии и пришедших им на помощь датчан. Это можно объяснить более патриархальным социальным устройством Севера: местная элита была близка по своему уровню благополучия к зажиточному крестьянству, а оно, в свою очередь, было более политически активным, чем крестьянство других областей. Однако их «патриотизм» не носил общеанглийского характера, оставаясь сугубо локальным.

Но даже датская помощь и поддержка простого населения не помогли, так что Северное восстание потерпело неудачу. Зимой 1070 года Вильгельм устроил настоящую карательную операцию: из Йорка были разосланы отряды, которые убивали всех без разбора, сжигали поселения и уничтожали посевы. Нортумбрия на несколько десятилетий превратилась в «выжженную землю» и навсегда утратила былую вольность, став частью королевства Вильгельма.

#longread #history #England

​Как поссорились Ричард Генрихович с Леопольдом Генриховичем

Конец XII века в восточной части Средиземноморья выдался насыщенным на события: очередной переворот в Византии и воцарение новой династии Ангелов, возрождение Болгарского царства, успехи Саладина в Палестине и, наконец, Третий крестовый поход, в котором схлестнулись амбиции нескольких венценосных особ. Прежде всего – французского короля Филиппа II Августа, английского короля Ричарда I и австрийского герцога Леопольда V.

Еще не добравшись до Палестины, Ричард успел захватить Кипр, где правил т.н. «император Кипра» Исаак Комнин, которого король даже взял в плен вместе с дочерью. Исаак, между тем, приходился родственником Леопольду по линии матери. Данная военная акция стала поводом для противоречий: Леопольд посчитал, что Ричард оскорбил его род, а Филипп Август предъявил претензии на половину острова – впрочем, бессмысленные.

Бензина в пламя вражды добавил и штурм Акры. Леопольд, который командовал имперскими силами, первым взобрался на стену города и водрузил свой австрийский штандарт. Это оскорбило уже самого Ричарда: герцог в феодальной иерархии стоял ниже короля. Люди английского короля немедленно сорвали штандарт и бросили в ров, а на его место водрузили штандарт Ричарда.

Наконец, конфликт усугубил спор из-за трона Иерусалимского королевства (которое еще предстояло отвоевать). Ричард поддерживал небезызвестного Ги де Лузиньяна, который правил с 1186 года, когда скончался Балдуин V. Лузиньян был также вассалом Ричарда и участвовал в захвате Кипра. Однако в 1192 году королем был выбран Конрад Монферратский, двоюродный брат Леопольда. Ричарду пришлось смириться, а обделенному Лузиньяну он передал права на Кипр.

Однако и самому Конраду не повезло: в том же году, еще до своей коронации, он был убит ассасинами. Заказчик остался неизвестным, но Леопольд сразу заявил, что это дело рук Ричарда. Подозрения были обоснованными: после убийства Конрада королем Иерусалима был признан родственник Ричарда, граф Генрих II Шампанский. Вражда между двумя лидерами крестоносцев достигла пика. Естественно, Леопольд не преминул доложить обо всем своему сюзерену, императору Генриху VI, а также французскому королю Филиппу Августу. Теперь добрая половина Европы была настроена против английского короля-рыцаря. Апогеем стало пленение Ричарда герцогом неподалеку от Вены, произошедшее 21 декабря 1192 года, когда король возвращался из Святой Земли. Сам Ричард хотел обогнуть австрийские владения и пройти через Венгрию и Богемию. Но, видимо, заблудился. Или просто вновь играл с судьбой, как уже не раз это делал.

Леопольд выдал венценосного пленника императору Генриху VI, который предъявил ему следующие обвинения: незаконный захват Кипра и пленение Исаака Комнина, сговор с Саладином, убийство Конрада Монферратского, попытка отравить Филиппа Августа. Ричард отвечал на них с королевским достоинством и даже был готов доказать свою невиновность в поединке. В результате стороны сошлись на выкупе в сто тысяч фунтов серебра – двухгодовой доход всей Англии. Деньги Генрих хотел употребить на завоевание Южной Италии и Сицилии. Англия вновь была обложена непомерными налогами, и в феврале 1194 года Ричард был отпущен на свободу.

На фото – изображение Ричарда, молящего императора о помиловании. Миниатюра из Liber ad honorem Augusti Петра Эболи (кон. XII века).

#history #on_this_day #England

​Флорентиец Джованни Виллани в своей «Новой хронике» приводит одну любопытную историю. На Рождество 1259 года в Париж к королю Людовику IX прибыл английский король Генрих III. Два короля решили положить конец бесконечным военным столкновениям и после ряда переговоров подписали мирное соглашение. Внутренние неурядицы в Англии вынудили Генриха отказаться от континентальных владений в обмен на денежную компенсацию. В его руках осталась лишь Гасконь, за которую он принес оммаж Людовику. Это событие сопровождали торжественные церковные службы и не менее торжественные пиры, на которых присутствовали и жены венценосных особ: Маргарита, жена Людовика, Элеонора, жена Генриха, Санча, жена Ричарда Корнуэлльского, младшего брата Генриха и по совместительству германского короля, и Беатриса, жена Карла Анжуйского, младшего брата Людовика.

Этих женщин объединяло общее родство: они были дочерями последнего графа Прованса Раймунда Беренгера IV. Трех первых дочерей он выдал замуж еще при своей жизни, а младшую, Беатрису, незадолго до смерти в 1245 году объявил единственной наследницей всего своего графства. Это очень не понравилось остальной родне, особенно матери Беатрисе Савойской и старшей сестре Маргарите. Однако если первая к 1259 году уже два года как прекратила борьбу в обмен на весьма солидную денежную компенсацию, то Маргарита не была намерена отступать. Для демонстрации своих намерений она воспользовалась праздничным банкетом. По ее настоянию Беатриса была посажена отдельно от сестер за более низкий стол, так как она, в отличие от них, не являлась королевой. Маргарита явно стремилась указать младшей сестре ее место и, возможно, спровоцировать на опрометчивые действия. После пира уязвленная Беатриса излила свою обиду мужу Карлу, а тот, смеясь, ответил: «Успокойся, ибо я скоро сделаю тебя более великой королевой, чем они». Провокация не удалась.

Вряд ли Карл Анжуйский действительно произнес такую фразу: тогда он еще не мог знать с уверенностью, что спустя семь лет завоюет Сицилийское королевство, победив в схватке последних Гогенштауфенов. Так что можно считать эту фразу литературным приемом хрониста для раскрытия честолюбия Карла. Впрочем, в истории нельзя обходить стороной фактор женского влияния на мужчин, тем более если речь о четырех «дамах из Прованса». Про них даже книги написаны, например «Четыре королевы» Нэнси Голдстоун, переведенная на русский язык.

#history #France #England

​Это – кусочек рукописи Англо-Саксонской хроники (Corpus Christi College, Cambridge MS 173, f. 27r) с записью от 942 года. Она посвящена освобождению английским королем Эдмундом т.н. Пяти бургов (англ. Five Boroughs): Дерби, Линкольна, Ноттингема, Стамфорда и Лестера. История этих укрепленных крепостей тесно связана с возникновением Дэнло в результате договоров короля Уэссекса Альфреда Великого и датского предводителя Гутрума в 878 и 886 годах. В крепостях первоначально разместились пять датских армий, а управляли ими скандинавские ярлы. В ходе военных кампаний 917 и 918 годов, предпринятых правительницей Мерсии Этельфлед и ее братом, королем Уэссекса Эдуардом, эти крепости были отвоеваны. Спустя 30 с небольшим лет они вновь оказались под контролем данов, а в 942 году были окончательно «освобождены» королем Эдмундом. Эта запись примечательна тем, что представляет собой особую поэму из семи строк – одну из пяти, входящих в состав Англо-Саксонской хроники. Ниже – перевод на современный английский:

«Here King Edmund, leader of the English, protector of kin (and men, and maidens), a dear deed-doer, overran Mercia, bounded as far as Dore, and Whitwell’s Gap, and the Humber River – that broad, brimming stream. The five boroughs – Leicester, and Lincoln, and Nottingham, likewise Stamford, also Derby – the Danes [there] were before bowed with need under the Northmen, were in the heathens’ bondage of captivity for a long time, until they after were freed by His Worship, the protector of warriors, Edward’s son, King Edmund»

#history #manuscripts #England

Еще одной интересной «поэмой» в составе Англо-Саксонской хроники считается текст, повествующей о битве при Брунанбурге 937 года. В этой битве король Этельстан вместе с братом Эдмундом разбил объединенное войско бриттов, скоттов и норманнов и сумел сохранить единство королевств Уэссекса, Мерсии и Нортумбрии. Сражение унесло множество жизней: пали пятеро шотландских вождей, семеро норманнских ярлов, сын шотландского короля Константина II; норманнский предводитель Анлаф Гутфритссон был вынужден бежать на ладье, бросив большинство своих людей. Благодаря этому победа при Брунанбурге считается одной из наиболее славных страниц в раннесредневековой истории Англии, хотя стратегически эта победа оказалась пирровой. Спустя два года Этельстан скончался, и Нортумбрия была вновь захвачена норманнами во главе с Анлафом. Впрочем, это не мешает восхищаться художественным достоинствам поэмы, которая составлена в лучших традициях героического эпоса и наполнена яркими художественными образами. Победитель Этельстан предстает здесь достойным наследником своих предков, побеждавших как викингов, так и бриттов. Ее перевод можно прочитать здесь, а древнеанглийский текст можно посмотреть здесь (f. 26r–27r).

#history #manuscripts #England

Недавно закончил читать книгу Себа Фалька «Светлые века: Путешествие в мир средневековой науки». Название как бы намекает, что автор не разделяет распространенный стереотип (а для некоторых – даже аксиому) о невежестве средневекового общества под железным колпаком Церкви. И действительно, как убедительно показывает Фальк, Средние века были временем захватывающих научных поисков и открытий, легших в основу современной науки. Религия и наука не были безусловными антагонистами, а Церковь также была заинтересована в развитии астрономии, естествознания, оптики, механики и других дисциплин. Этот посыл мне очень близок, поэтому чтение было вдвойне интересным, хотя и временами непростым из-за наличия пространных описаний астрономических законов и устройства механических приспособлений. В центре повествования находится биография англичанина Джона Вествика, монаха монастыря Сент-Олбанс и автора астрономического трактата об экваториуме, вычислителе точного положения планет. Именно он является «типичным» представителем средневековой науки и через него Фальк раскрывает ее связь со многими сферами жизни: сельскохозяйственным циклом и календарем, монастырским укладом и университетской жизнью, астрологией и механикой, крестовыми походами и географическими представлениями и т.д. Книга просто напичкана интересными фактами и именами, благодаря чему у меня теперь есть несколько идей для постов. А если я до сих пор не убедил вас прочесть эту книгу, то вот финальный аргумент: перевод выполнен под чутким взором Олега Воскобойникова, что само по себе знак качества.

#books #England

​XII век ознаменовал собой начало великой эпохи переводов на латинском Западе. Рецепция богатого научного и философского наследия Античности и основанных на нем трудов арабских ученых VIII–XI веков справедливо считается ключевым фактором развития европейской науки Средневековья. Без переводов Аристотеля и Аль-Фараби, Гиппократа и Ибн-Сины, Птолемея и Аль-Хорезми ее прогресс шел бы значительно медленнее.

Сейчас это звучит практически как избитая банальность, т.к. она многократно повторялась во множестве книг по Средним векам. У Фалька это тоже есть, однако для меня стало открытием, что переводческое движение не всегда рассматривалось его современниками исключительно положительно. В частности, ярым противником переводчиков Аристотеля был Роджер Бэкон. Английский францисканец и апологет экспериментального метода в науке считал, что их переводы содержат огромное количество ошибок, из-за чего ими попросту опасно пользоваться. В историю вошло его бескомпромиссное заявление, что будь его воля, он бы предал огню все переводы Аристотеля – настолько они бесполезны по вине некомпетентных переводчиков. Те же, кто пользовались ими, попадали под шквальный огонь его критики. Досталось даже Альберту Великому, учителю Фомы Аквинского. Бэкон искренне недоумевал, за какие заслуги этого доминиканца прозвали «Всеобъемлющим доктором» (Doctor universalis): он считал его знания поверхностными, а труды – вредительскими для изучения из-за недостаточной языковой выучки. Положительным примером для Бэкона был его старший коллега по ордену Роберт Гроссетест, который самостоятельно выучил древнегреческий для ознакомления с научными трудами великих предшественников. Именно глубокое освоение языков Бэкон называл одним из необходимых условий подлинного научного прогресса и краеугольным камнем новой системы образования, о которой он писал в своем труде Opus maius. Истинная мудрость, по его убеждению, могла быть получена только из оригинальных текстов, а некачественные переводы только плодят невежество и разрушают столпы христианской мудрости – теологию и философию. Так что эта критика, хоть зачастую и выглядела как безосновательная ламентация и анекдот про белое пальто, была частью более масштабной критики европейского образования, к реформе которой в 1260-е годы Бэкон призывал тогдашнего папу римского Климента IV.

#longread #history #England

Трудно представить себе средневековую науку без астролябии, механического устройства для определения координат небесных тел. С ее помощью узнавали время, составляли гороскопы, вычисляли высоту зданий и длительность светового дня. Одним из тех, кто способствовал ее распространению в Европе, был монах из Райхенау Герман Расслабленный (1013–1054). Врожденная болезнь парализовала его тело и не позволяла внятно разговаривать — отсюда и прозвище. Физические недостатки не помешали ему сделать вклад в науку: в труде De Mensura Astrolabii Герман переработал известные до него сведения об астролябии и привел детальные инструкции по ее изготовлению. Предположительно, за основу монах взял описание, составленное до него Гербертом Орильякским. Заслуги Германа признавались спустя века: в рукописи середины XIII века хронист английского монастыря Сент-Олбанс Матвей Парижский изобразил его рядом с Евклидом (слева) с астролябией в руке.

MS Ashmole 304, fol. 2v.

#history #miniatures #England #Germany

​И снова Сент-Олбанс.

15 июля 1381 года после непродолжительного суда в монастыре был казнен священник Джон Болл, идейный вдохновитель крестьянского восстания Уота Тайлера. Он был «повешен, выпотрошен и четвертован» (hanged, drawn and quartered) — эта жуткая английская казнь предназначалась для изменников государства и королевской власти. Еще до событий 1381 года Болл на протяжении многих лет странствовал по Англии и проповедовал социальное и природное равенство всех людей. Его взгляды были созвучны учению его современника Джона Уиклиффа, а потому не нравились церковным и светским властям. После освобождения Болла повстанцами Тайлера из тюрьмы, где он был заточен за свои слова, тот обратился к ним с проповедью (см. миниатюру). В ней, в частности, прозвучали знаменитые слова Whan Adam dalf, and Eve span, wo was thane a gentilman? — «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто тогда был дворянином?». После убийства Тайлера Болл на протяжении месяца скрывался и рассылал письма повстанцам, призывая их завершить начатое богоугодное дело. В конце концов он был схвачен. Казнь в Сент-Олбансе происходила в присутствии юного короля Ричарда II, после которой голова Болла была насажена на пику и выставлена на Лондонском мосту на всеобщее обозрение.

MS Royal 18 E. I, f. 165v

#on_this_day #England

В автобиографии «О моей жизни в трех книгах» (De vita sua Monodiarium libri tres) Гвиберт Ножанский рассказывает о поездках, предпринятых монахами пикардийского города Лан в 1112–1113 годах. С собой монахи взяли шкатулку со святыми реликвиями, в которой лежали частицы Животворящего Креста и губки, которой смочили уста распятого Христа, и фрагмент одежды и волос Девы Марии. Целью поездки был сбор пожертвований с благочестивых жителей, которые бы пошли на восстановление Лана и его собора Нотр-Дам после недавнего коммунального восстания. Монахи совершили несколько поездок по северу современной Франции, а в апреле 1113 года переправились через Ла-Манш и провели полгода в Англии. Во время плавания они наткнулись на пиратов, которых смогли отпугнуть силой святых реликвий. В английских городах и деревнях мощи явили множество чудес исцеления, о которых Гвиберт не рассказывает, но зато останавливается на более назидательных историях. В одной из них двое англичан стояли напротив церкви, куда привезли ланские мощи. Им хотелось выпить в таверне, но денег не было. Один из них вошел в церковь, наклонился к мощам и буквально всосал в рот несколько монет из пожертвований. Второму такой способ не пришелся по душе, но жажда выпивки заглушила глас совести: приятели развлекались в таверне до самого заката. После этого укравший монеты сел на лошадь, поскакал в направлении ближайшего дерева и там повесился. «Так и умер ужасной смертью, заплатив штраф за кощунственные губы», заканчивает историю Гвиберт.

Традиционная роль святых как защитников «своей» коммуны, сложившаяся в раннее Средневековье и усилившаяся в период феодальной раздробленности, на рубеже XI–XII вв. начала постепенно уступать место роли святых как универсальных целителей, чья сила не распространяется исключительно на членов локального сообщества. Однако Гвиберт в своем повествовании акцентирует внимание именно на традиционных проявлениях святой силы мощей – защита от врагов и «месть» за богохульство, а чудеса исцеления оставляет в стороне.

#stories #saints #France #England