Эти два разных снимка сделал один человек, Юрий Щенников. Во второй половине 60-х, учась в Корабелке, Щенников снимал для многотиражки «За кадры верфям». Там же трудился и Довлатов.
«У нас в комнатке, где ютилась редакция многотиражки, на столе стояла старая пишущая машинка. Я попросил Довлатова сесть за нее, что-нибудь попечатать и сделал несколько кадров. Сергей был человеком редкого обаяния, у него глаза прямо-таки лучились».
Второй снимок Щенникова датирован 1964 годом. Фото пронзительное и очень ленинградское (хотя в кадре никаких опознавательных знаков нет).
«Это было в 1964 году, зимой, я шел ночью по Невскому и на перекрестке с каналом Грибоедова увидел эту женщину. Я спросил: «Зачем вы это делаете? Зря тратите время?», а она ответила: «А что, сыночек, делать мне все равно нечего. Живу одна – чем дома сидеть, поработаю лучше». Я спросил: «А вы еще минут сорок здесь будете?» Она: «Буду, куда я денусь». Я сбегал домой за фотоаппаратом и отснял всю пленку. Четким получился только один кадр…"
«У нас в комнатке, где ютилась редакция многотиражки, на столе стояла старая пишущая машинка. Я попросил Довлатова сесть за нее, что-нибудь попечатать и сделал несколько кадров. Сергей был человеком редкого обаяния, у него глаза прямо-таки лучились».
Второй снимок Щенникова датирован 1964 годом. Фото пронзительное и очень ленинградское (хотя в кадре никаких опознавательных знаков нет).
«Это было в 1964 году, зимой, я шел ночью по Невскому и на перекрестке с каналом Грибоедова увидел эту женщину. Я спросил: «Зачем вы это делаете? Зря тратите время?», а она ответила: «А что, сыночек, делать мне все равно нечего. Живу одна – чем дома сидеть, поработаю лучше». Я спросил: «А вы еще минут сорок здесь будете?» Она: «Буду, куда я денусь». Я сбегал домой за фотоаппаратом и отснял всю пленку. Четким получился только один кадр…"
Кстати, Юрий Щенников стал героем статьи, написанной Довлатовым и опубликованной в первом номере "Авроры" (1969).
Щенников рассказывал, что ему позвонил C.Д., сообщил, что вот, мол, планируется выход нового журнала, есть возможность там опубликоваться, и нужно ему помочь - поделиться воспоминаниями о походном прошлом. Щенников поделился, а Довлатов соорудил из этого фельетонистый текст, обстебывающий романтиков-шестидесятников. Был в этой статье такой пассаж.
«Десять лет назад по страницам наших молодёжных журналов потянулись толпами и в одиночку бородатые туристы с томиком Хемингуэя в рюкзаке и неизменной гитарой. Они бродили по лесам, горам и весям, бойко утверждая на земле романтику дальних дорог, пафос комариного укуса и острые принципы боксёрской морали. Они разговаривали с лёгким голливудским акцентом и были неизменно остроумны: «Интересно, что у него в голове», – задумчиво промолвил Стас. «Я знаю, что у него в голове, – откликнулся Давид, – у него в голове перхоть»...
Последнее вообще отлично.
Щенников рассказывал, что ему позвонил C.Д., сообщил, что вот, мол, планируется выход нового журнала, есть возможность там опубликоваться, и нужно ему помочь - поделиться воспоминаниями о походном прошлом. Щенников поделился, а Довлатов соорудил из этого фельетонистый текст, обстебывающий романтиков-шестидесятников. Был в этой статье такой пассаж.
«Десять лет назад по страницам наших молодёжных журналов потянулись толпами и в одиночку бородатые туристы с томиком Хемингуэя в рюкзаке и неизменной гитарой. Они бродили по лесам, горам и весям, бойко утверждая на земле романтику дальних дорог, пафос комариного укуса и острые принципы боксёрской морали. Они разговаривали с лёгким голливудским акцентом и были неизменно остроумны: «Интересно, что у него в голове», – задумчиво промолвил Стас. «Я знаю, что у него в голове, – откликнулся Давид, – у него в голове перхоть»...
Последнее вообще отлично.
Forwarded from Издательство Ивана Лимбаха
Друзья, публикуем замечальный рассказ Андрея Битова «Люди, побрившиеся в субботу», который он написал в 21 год:
https://zen.yandex.ru/media/limbakh/liudi-pobrivshiesia-v-subbotu-rasskaz-andreia-bitova-iz-pervoi-knigi-avtora-6290d514b6c7c75984b7fc5b
«Рано утром. Мужчины, побрившиеся в субботу, ждали троллейбус. Над женщинами торчали зонтики. От дождя у мужчин поднялись воротники, а по спинам скатывались серые капли. Шляпы уныло опустили крылья. Передо мной стояли спины с опущенными руками, и на спинах был понедельник.
Подошел троллейбус. Он должен был перевезти этих людей окончательно из воскресенья в понедельник. На лице у троллейбуса была тупость работающего без воскресений. Один за другим пропадали в нем шляпы с опущенными крыльями и женщины вперед зонтиками...».
«Первая книга автора» на сайте издательства:
https://limbakh.ru/index.php?id=150
https://zen.yandex.ru/media/limbakh/liudi-pobrivshiesia-v-subbotu-rasskaz-andreia-bitova-iz-pervoi-knigi-avtora-6290d514b6c7c75984b7fc5b
«Рано утром. Мужчины, побрившиеся в субботу, ждали троллейбус. Над женщинами торчали зонтики. От дождя у мужчин поднялись воротники, а по спинам скатывались серые капли. Шляпы уныло опустили крылья. Передо мной стояли спины с опущенными руками, и на спинах был понедельник.
Подошел троллейбус. Он должен был перевезти этих людей окончательно из воскресенья в понедельник. На лице у троллейбуса была тупость работающего без воскресений. Один за другим пропадали в нем шляпы с опущенными крыльями и женщины вперед зонтиками...».
«Первая книга автора» на сайте издательства:
https://limbakh.ru/index.php?id=150
Вот здесь я писал про знаменитую ленинградскую рюмочную, которая находилась в доме 45 на Моховой. А потом оказалось, что в этом же доме жил режиссер Илья Авербах («Чужие письма», «Монолог»). На фото - реэвакуационная карточка мамы будущего режиссера; внизу - адрес. Моховая, 45.
Квартира номер 17 на пятом этаже - родительская, там Авербах жил в детстве и юности. Вот цитата из воспоминаний Эйбы Норкуте.
«В отличие от родительских комнат, стены которых были украшены гравюрами, плакетками, акварельными рисунками, картинками бисерного шитья, комната Ильи носила спартанский характер. Письменный стол, венский стул, железная кровать, тахта под вытертым ковром, книжная полка, некое подобие комода и голые стены.
В углу стояла круглая, обшитая металлическим крашеным листом печка, в которой было так славно сжигать неудавшиеся опусы. Единственным украшением комнаты был вид из окна на звонницу Земцовской церкви, стоящей на углу улиц Белинского и Моховой. В этой десятиметровой комнате могли разместиться с десяток людей.
В ней разговаривали, ели котлетки, пили сухое вино и читали стихи.
В ней перебывали многие, но постоянными гостями были Женя Рейн, Толя Найман, Дима Бобышев, Ося Бродский. Приходил Виктор Голявкин, был Толя Гладилин, бывали Миша Еремин и Додик Шраэр, какой-то поэт-милиционер Кондратьев, Сережа Вольф….
Никто из наших гостей тогда не публиковался, все они очень нуждались если не в читателях, то хотя бы в слушателях».
«В отличие от родительских комнат, стены которых были украшены гравюрами, плакетками, акварельными рисунками, картинками бисерного шитья, комната Ильи носила спартанский характер. Письменный стол, венский стул, железная кровать, тахта под вытертым ковром, книжная полка, некое подобие комода и голые стены.
В углу стояла круглая, обшитая металлическим крашеным листом печка, в которой было так славно сжигать неудавшиеся опусы. Единственным украшением комнаты был вид из окна на звонницу Земцовской церкви, стоящей на углу улиц Белинского и Моховой. В этой десятиметровой комнате могли разместиться с десяток людей.
В ней разговаривали, ели котлетки, пили сухое вино и читали стихи.
В ней перебывали многие, но постоянными гостями были Женя Рейн, Толя Найман, Дима Бобышев, Ося Бродский. Приходил Виктор Голявкин, был Толя Гладилин, бывали Миша Еремин и Додик Шраэр, какой-то поэт-милиционер Кондратьев, Сережа Вольф….
Никто из наших гостей тогда не публиковался, все они очень нуждались если не в читателях, то хотя бы в слушателях».
Эта картина, датированная 1937 годом - авторства Алисы Порет, ученицы Петрова-Водкина и Филонова, подруги Хармса. На картине - семейство Авербахов; младенец посередине - будущий кинорежиссер.
Его отец Александр Авербах - бывший актер, после - управленец на хороших должностях. Мать, Ксения Стракач (в первом браке - Куракина) - звезда ленинградской эстрады в 30-е, актриса, чтец, преподавала в Театральном институте (что находился в ста метрах от их дома).
Его отец Александр Авербах - бывший актер, после - управленец на хороших должностях. Мать, Ксения Стракач (в первом браке - Куракина) - звезда ленинградской эстрады в 30-е, актриса, чтец, преподавала в Театральном институте (что находился в ста метрах от их дома).
Александр Авербах, Илья Авербах (отец и сын очень похожи).
На третьем фото - режиссёр с мамой (в следующей их квартире - на Подрезова).
На третьем фото - режиссёр с мамой (в следующей их квартире - на Подрезова).
Старики и дети на снимках ленинградских фотографов (Подгорков, Китаев, Богданов, Снигиревская).
#вобъективе
#вобъективе