Еще один сексуальный привет из сакральных дебрей советской литературы для «sex is pure»!
«ПЕЧАЛЬНЫЙ АВГУСТ» ИЛИ ПЕРВЫЙ СЕКС С БУФЕТЧИЦЕЙ
История соблазнения старшеклассника Славика в повести Эдуарда Бурмакина
Продолжая тему секса в советской литературе, невозможно не вспомнить повесть «Печальный август», написанную в 1973 году писателем и заслуженным культурологом Эдуардом Бурмакиным.
Произведение относится к текстам, посвященным нравственному становлению советской молодежи. В нем рассказывается про уголовное преступление старшеклассника, его любовь, появившуюся на студенческой стройке к семнадцатилетней Маше, и отравляющий душу первый секс с буфетчицей Тоней, у которой есть еще и муж-вор по кличке Рыжий. Склонный к размышлениям о космизме и месте человека в мире подросток оказывается перед сложным выбором. Первая сексуальная связь влечет за собой катастрофические последствия – Славика втягивают в кражу, ему грозит суд.
Между тем за ширмой морали автор уделяет первому сексу Славика целую главу. Это увлекательное и прагматическое повествование невольно заставляет сопереживать подростку и его первому влечению.
goo.gl/jEid19
Бурмакин, Эдуард Владимирович.
Печальный август Текст : Повесть. - Новосибирск : Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1973. - 159 с. : ил.; 20 см.
#советская_литература #sip
«ПЕЧАЛЬНЫЙ АВГУСТ» ИЛИ ПЕРВЫЙ СЕКС С БУФЕТЧИЦЕЙ
История соблазнения старшеклассника Славика в повести Эдуарда Бурмакина
Продолжая тему секса в советской литературе, невозможно не вспомнить повесть «Печальный август», написанную в 1973 году писателем и заслуженным культурологом Эдуардом Бурмакиным.
Произведение относится к текстам, посвященным нравственному становлению советской молодежи. В нем рассказывается про уголовное преступление старшеклассника, его любовь, появившуюся на студенческой стройке к семнадцатилетней Маше, и отравляющий душу первый секс с буфетчицей Тоней, у которой есть еще и муж-вор по кличке Рыжий. Склонный к размышлениям о космизме и месте человека в мире подросток оказывается перед сложным выбором. Первая сексуальная связь влечет за собой катастрофические последствия – Славика втягивают в кражу, ему грозит суд.
Между тем за ширмой морали автор уделяет первому сексу Славика целую главу. Это увлекательное и прагматическое повествование невольно заставляет сопереживать подростку и его первому влечению.
goo.gl/jEid19
Бурмакин, Эдуард Владимирович.
Печальный август Текст : Повесть. - Новосибирск : Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1973. - 159 с. : ил.; 20 см.
#советская_литература #sip
Неделя наконец кончилась и я могу вернуться к "Евстратовой скрытне" — советской антисектантсткой книге в жанре backwoods horror.
_
К полночи высветило совсем, прижало и приморозило крепко: снег на лыжне скрипел, иногда деревья по сторонам постреливали, как будто предупреждали кого-то:
«Идут... Гляди!»
#советская_готика #советская_литература
_
К полночи высветило совсем, прижало и приморозило крепко: снег на лыжне скрипел, иногда деревья по сторонам постреливали, как будто предупреждали кого-то:
«Идут... Гляди!»
#советская_готика #советская_литература
Небольшое советское стихотворение В. Шефнера в жанре memento mori о бренности и мимолетности жизни. Священное желание праздника здесь оборачивается не раблезианским буйством, а трансгрессивным вуайеристским желанием заглянуть не отсюда туда, а самым страшным и бесчеловечным образом оттуда сюда. Вот почему у придорожных цветов взгляд как с могил.
«Новый мир» №4, 1962.
#советская_литература #русская_культура_смерти
«Новый мир» №4, 1962.
#советская_литература #русская_культура_смерти
В рассказе дети дружат с аутичным инвалидом-странником, но однажды он исчезает и когда появляется вновь, дети понимают, что перед ними оборотень. Обожаю ужасы гиперсемиотизации!
Иллюстрация из книги «Миллионы глаз» (1939).
#ужас_в_русской_культуре #советская_литература
Иллюстрация из книги «Миллионы глаз» (1939).
#ужас_в_русской_культуре #советская_литература
Он присел к столу, вынул из плетеной корзиночки, которую держал, бутылку водки и банку маринованных помидоров. Зина поставила большое блюдо со свежими нарезанными огурцами и луком, политыми подсолнечным маслом, блюдо вареной молодой картошки, пересыпанной шипящими шкварками, и нарезанное толстыми ломтями светло-коричневое копченое сало. Они выпили по первой за Зину. Юрий Дмитриевич закусывал всем вперемежку: пожевал кусочек сала, пару ломтиков огурцов, две картофелины. Он быстро охмелел, а после второй рюмки уже запросто подвинулся к Аким Борисычу и спросил:
– Вы слепорожденный?
– Да, – сказал Аким Борисыч, движения которого потеряли четкость, – я часто думал про вас, – он презрительно усмехнулся, – про зрячих… Несчастные вы… Я ваши книги читаю… Специального чтеца нанимаю… Все несчастья ваши оттого, что вы видите… Глаза – это орган порабощения человека внешним пространством… Вот, например, такое понятие – красота… Недоступна она вам… Вы ей принадлежите, а не вам она… Красоту взять только на ощупь можно…
– А зачем ее брать, слепорожденный, – сказал Юрий Дмитриевич, начавший испытывать почему–то сильное сердцебиение, как при оскорблении национальной чести, – может, потому она и красота, что недоступна… И как только доступна станет, – испарится… Вы когда-нибудь видали… Вернее, вы когда-нибудь представляли себе звезды… Не в январе, когда они маленькие и неприятные, а в августе, когда они густо висят? – Он понимал, что задавать подобный вопрос жестоко, и все-таки задал его, потому что слепорожденный его сильно раздражал. Однако слепорожденный в ответ только весело рассмеялся.
– Я знаю из учебника астрономии, – сказал он, – звезды – это тоже жара или холод… Внешний вид – обман… Реальность – это прикосновение… Иногда я вижу сны, и мне снятся только прикосновения… Мне снится твердое или мягкое, жаркое или холодное, мокрое или сухое…
– А форма, – спросил Юрий Дмитриевич, испытавший уже совсем новое чувство, вернее, предчувствие чего–то неизведанного, хоть и находящегося рядом, – вы ведь ощущаете линию плоскости…
– Вы путаете меня с ослепшим, – сказал Аким Борисыч. – Это совершенно жалкие люди… Хуже зрячих… Они тоскуют по своему рабству… Меня воспитала мать, которая тоже была слепорожденной… А отец мой был ослепший… Это был жалкий человек… Просыпаясь утром, он ругался и плакал… Он кричал, что ненавидит темноту, а напившись пьяным, путал меня вечной темнотой… Глупец… Единственное, что я не могу себе представить даже приблизительно, это темноту… Форму же я представляю себе, линию, выпуклость, но всегда она должна быть либо теплой, либо острой, либо мокрой… Однажды я тяжело заболел и представил в бреду три линии, пересекающиеся между собой концами, и эти линии лишены были ощущений… Мне показалось, что они с трех сторон сдавили мне голову… И мне показалось, что я либо умер, либо разом понял нечто великое…
Фридрих Горенштейн «Ступени» (1966)
#советская_литература
– Вы слепорожденный?
– Да, – сказал Аким Борисыч, движения которого потеряли четкость, – я часто думал про вас, – он презрительно усмехнулся, – про зрячих… Несчастные вы… Я ваши книги читаю… Специального чтеца нанимаю… Все несчастья ваши оттого, что вы видите… Глаза – это орган порабощения человека внешним пространством… Вот, например, такое понятие – красота… Недоступна она вам… Вы ей принадлежите, а не вам она… Красоту взять только на ощупь можно…
– А зачем ее брать, слепорожденный, – сказал Юрий Дмитриевич, начавший испытывать почему–то сильное сердцебиение, как при оскорблении национальной чести, – может, потому она и красота, что недоступна… И как только доступна станет, – испарится… Вы когда-нибудь видали… Вернее, вы когда-нибудь представляли себе звезды… Не в январе, когда они маленькие и неприятные, а в августе, когда они густо висят? – Он понимал, что задавать подобный вопрос жестоко, и все-таки задал его, потому что слепорожденный его сильно раздражал. Однако слепорожденный в ответ только весело рассмеялся.
– Я знаю из учебника астрономии, – сказал он, – звезды – это тоже жара или холод… Внешний вид – обман… Реальность – это прикосновение… Иногда я вижу сны, и мне снятся только прикосновения… Мне снится твердое или мягкое, жаркое или холодное, мокрое или сухое…
– А форма, – спросил Юрий Дмитриевич, испытавший уже совсем новое чувство, вернее, предчувствие чего–то неизведанного, хоть и находящегося рядом, – вы ведь ощущаете линию плоскости…
– Вы путаете меня с ослепшим, – сказал Аким Борисыч. – Это совершенно жалкие люди… Хуже зрячих… Они тоскуют по своему рабству… Меня воспитала мать, которая тоже была слепорожденной… А отец мой был ослепший… Это был жалкий человек… Просыпаясь утром, он ругался и плакал… Он кричал, что ненавидит темноту, а напившись пьяным, путал меня вечной темнотой… Глупец… Единственное, что я не могу себе представить даже приблизительно, это темноту… Форму же я представляю себе, линию, выпуклость, но всегда она должна быть либо теплой, либо острой, либо мокрой… Однажды я тяжело заболел и представил в бреду три линии, пересекающиеся между собой концами, и эти линии лишены были ощущений… Мне показалось, что они с трех сторон сдавили мне голову… И мне показалось, что я либо умер, либо разом понял нечто великое…
Фридрих Горенштейн «Ступени» (1966)
#советская_литература
Что же, рассказ про собаку-шпиона нашелся и называется «Тайна полигона», а автором оказался С. Арефьев. В честь этого веселый коуб из великого магического фильма «Веселое волшебство» (1969).
Под видом дворника он поселился в городе, близ которого находился полигон. Познакомившись с болтливым двориком полигона, Сидоров узнал о дне испытаний военной техники. У предателя созрел план, как получить секретные сведения, интересовавшие его хозяев. Он решил ставить собаке глаз с микрофотоаппаратом с пустить ее на полигон.
С этой целью Сидоров выпросил у бригадира, руководившего вылавливанием бродячих собак, лохматого черного пса. Он удалил у собаки один глаз, а когда рана зажила, вставил приготовленный протез с фотоаппаратом, объектив которого открывался и закрывался автоматически. Стеклянный глаз внешне не отличался от естественного, и никто не заметил перемены в собаке. В день испытаний собака была выпущена на полигон. Она безобидно бродила по полю, а включенный фотоаппарат фотографировал новое оружие. После Сидоров заманил пса и безлюдный тупик и вынул протез. Пленку он передал резиденту иностранной разведки.
#советская_литература
Под видом дворника он поселился в городе, близ которого находился полигон. Познакомившись с болтливым двориком полигона, Сидоров узнал о дне испытаний военной техники. У предателя созрел план, как получить секретные сведения, интересовавшие его хозяев. Он решил ставить собаке глаз с микрофотоаппаратом с пустить ее на полигон.
С этой целью Сидоров выпросил у бригадира, руководившего вылавливанием бродячих собак, лохматого черного пса. Он удалил у собаки один глаз, а когда рана зажила, вставил приготовленный протез с фотоаппаратом, объектив которого открывался и закрывался автоматически. Стеклянный глаз внешне не отличался от естественного, и никто не заметил перемены в собаке. В день испытаний собака была выпущена на полигон. Она безобидно бродила по полю, а включенный фотоаппарат фотографировал новое оружие. После Сидоров заманил пса и безлюдный тупик и вынул протез. Пленку он передал резиденту иностранной разведки.
#советская_литература
Coub
Ээээх! Держись!
Дочитал «Товарища Кислякова» Пантелеймона Романова — хороший, ясный и осмысленный текст. Есть много тонких моментов, как это часто бывает у Романова. Например, этот, когда пьешь водку с женой коллеги.
Все дамы пили водку, и даже кукольная брюнетка, когда Кисляков вопросительно поднял над ее рюмкой графин, с улыбкой единомышленника кивнула ему в знак согласия головой.
— Мы, кажется, поймем друг друга, — сказал ей тихо Кисляков, и она интимно наклонила к нему голову, чтобы расслышать его фразу, потом взглянула на него, улыбнувшись только ему одному в знак полного совпадения их настроений.
#советская_литература
Все дамы пили водку, и даже кукольная брюнетка, когда Кисляков вопросительно поднял над ее рюмкой графин, с улыбкой единомышленника кивнула ему в знак согласия головой.
— Мы, кажется, поймем друг друга, — сказал ей тихо Кисляков, и она интимно наклонила к нему голову, чтобы расслышать его фразу, потом взглянула на него, улыбнувшись только ему одному в знак полного совпадения их настроений.
#советская_литература
Образ Ренфилда в советской детективно-мистической повести Александра Шейнина «Вурдалак из Заозерного» (1966). Повесть, кстати говоря, — яркий образец советской готики.
#советская_литература #советская_готика #ужас_в_русской_культуре
#советская_литература #советская_готика #ужас_в_русской_культуре
Старик еще сердился на дочь и молчал.
Он всем существом любил свою Минодору и, посердившись, обычно прощал ей любые издевки над собой, может быть, потому, что в пятидесятилетней женщине все еще видел подростка. Чаще всего гнев старика проходил при воспоминаниях о детстве Минодоры, когда он, потехи ради, учил дочь вешать на нитке новорожденных котят или подбрасывать собакам хлеб, начиненный иголками и толченым стеклом. Глядя, как подыхают животные, девочка звонко смеялась и от удовольствия обильно потела, что до слез умиляло отца. Иногда Прохор Петрович с улыбкой вспоминал, как еще школьницей Минодорочка заставила старуху-нищенку съесть пирожок с крошеным мылом, а нищему-слепцу облила керосином кудлатую бороду и подпалила ее лучинкой. Каждый раз в подобных случаях шалунья получала от отца серебряный полтинник за выдумку и смелость. Набитая дареными полтинниками копилка-совушка до сих пор хранилась в сундуке Минодоры как память о ее детских проделках и родительской доброте.
Макаров Александр «Паутина» (Пермское книжное издательство, 1963)
#советская_литература #советская_готика #ужас_в_русской_культуре
Он всем существом любил свою Минодору и, посердившись, обычно прощал ей любые издевки над собой, может быть, потому, что в пятидесятилетней женщине все еще видел подростка. Чаще всего гнев старика проходил при воспоминаниях о детстве Минодоры, когда он, потехи ради, учил дочь вешать на нитке новорожденных котят или подбрасывать собакам хлеб, начиненный иголками и толченым стеклом. Глядя, как подыхают животные, девочка звонко смеялась и от удовольствия обильно потела, что до слез умиляло отца. Иногда Прохор Петрович с улыбкой вспоминал, как еще школьницей Минодорочка заставила старуху-нищенку съесть пирожок с крошеным мылом, а нищему-слепцу облила керосином кудлатую бороду и подпалила ее лучинкой. Каждый раз в подобных случаях шалунья получала от отца серебряный полтинник за выдумку и смелость. Набитая дареными полтинниками копилка-совушка до сих пор хранилась в сундуке Минодоры как память о ее детских проделках и родительской доброте.
Макаров Александр «Паутина» (Пермское книжное издательство, 1963)
#советская_литература #советская_готика #ужас_в_русской_культуре
Золотые строки порнографической премудрости из архивов «колхозной готики».
Незаменимой оказалась Варёнка и как потешница. Еще в доме инвалидов какой-то негодяй научил девушку непристойным частушкам. Очутившись в узарской обители, она, на свою беду, спела одну из них в присутствии хозяйки. Любительница «остренького», Минодора заставила дурочку петь перед собой. Варёнка получила кусочек сахару и похвасталась, что она знает еще «припевки с картинками». Минодора положила на стол другой кусочек сахару, и дурочка запела с приплясом. Это были частушки с дикарскими кривляниями, насмешившие странноприимицу до икоты. Необычный хохот дочери возбудил любопытство Прохора Петровича. Он приоткрыл дверь из горницы в комнату и долго стоял против щели, пожирая вихляющуюся девушку похотливым взглядом. С тех пор Варёнка превратилась в потешницу для Минодоры и в усладу для старика: странноприимица развлекалась частушками обоего сорта, странноприимец же предпочитал «припевки с картинками». Однако пение и пляска Варёнки для хозяина отличались от развлечения для хозяйки. Если Минодора, натешившись и пропотев до мозга костей, приказывала дурочке тотчас позвать Калистрата, то Прохор Петрович и начинал и кончал дело более тонко. Он выжидал, когда дочь отправлялась на работу, а братство и сестринство — на послух, запасался куском сахару или ломтем смазанного медом хлеба, заманивал Варёнку в молельню, заставлял «играть картинки». Девушка смутно помнила предыдущую игру и сперва отлынивала, затем пыталась напугать старика медведем и даже рычала, ощерив крепкие зубы; но страсть к меду и сахару была в ней сильнее боязни, и она принималась «играть».
Когда дурочка уже еле держалась на ногах, наступала очередь Прохора Петровича. Он бросал сласти на аналой, валил девушку на пол и принимался щекотать, как щекотал кота в горнице и овец в хлеву. Затем он поднимал оцепеневшую девушку на руки и, с трудом шепча молитву, относил в чью-либо келью.
Минодора давно знала о нечеловеческой похоти отца — недаром же в ее родном селе поговаривали, что мать странноприимицы погибла, защекотанная мужем в жаркой деревенской бане, — догадывалась о его «игре» с Варёнкой; но стоило ли шуметь об этом без видимой пользы: пускай потешится старик, дурочки не жалко.
Макаров Александр «Паутина» (Пермское книжное издательство, 1963)
#советская_литература #советская_готика #ужас_в_русской_культуре
Незаменимой оказалась Варёнка и как потешница. Еще в доме инвалидов какой-то негодяй научил девушку непристойным частушкам. Очутившись в узарской обители, она, на свою беду, спела одну из них в присутствии хозяйки. Любительница «остренького», Минодора заставила дурочку петь перед собой. Варёнка получила кусочек сахару и похвасталась, что она знает еще «припевки с картинками». Минодора положила на стол другой кусочек сахару, и дурочка запела с приплясом. Это были частушки с дикарскими кривляниями, насмешившие странноприимицу до икоты. Необычный хохот дочери возбудил любопытство Прохора Петровича. Он приоткрыл дверь из горницы в комнату и долго стоял против щели, пожирая вихляющуюся девушку похотливым взглядом. С тех пор Варёнка превратилась в потешницу для Минодоры и в усладу для старика: странноприимица развлекалась частушками обоего сорта, странноприимец же предпочитал «припевки с картинками». Однако пение и пляска Варёнки для хозяина отличались от развлечения для хозяйки. Если Минодора, натешившись и пропотев до мозга костей, приказывала дурочке тотчас позвать Калистрата, то Прохор Петрович и начинал и кончал дело более тонко. Он выжидал, когда дочь отправлялась на работу, а братство и сестринство — на послух, запасался куском сахару или ломтем смазанного медом хлеба, заманивал Варёнку в молельню, заставлял «играть картинки». Девушка смутно помнила предыдущую игру и сперва отлынивала, затем пыталась напугать старика медведем и даже рычала, ощерив крепкие зубы; но страсть к меду и сахару была в ней сильнее боязни, и она принималась «играть».
Когда дурочка уже еле держалась на ногах, наступала очередь Прохора Петровича. Он бросал сласти на аналой, валил девушку на пол и принимался щекотать, как щекотал кота в горнице и овец в хлеву. Затем он поднимал оцепеневшую девушку на руки и, с трудом шепча молитву, относил в чью-либо келью.
Минодора давно знала о нечеловеческой похоти отца — недаром же в ее родном селе поговаривали, что мать странноприимицы погибла, защекотанная мужем в жаркой деревенской бане, — догадывалась о его «игре» с Варёнкой; но стоило ли шуметь об этом без видимой пользы: пускай потешится старик, дурочки не жалко.
Макаров Александр «Паутина» (Пермское книжное издательство, 1963)
#советская_литература #советская_готика #ужас_в_русской_культуре
Сыпнотифозный бред из рассказа В. П. Катаева «Сэр Генри и чёрт».
А дальше случилось вот что. От жары и духоты у меня в ухе завелись крысы — целое вонючее крысиное гнездо. Маленькие крысята возились и царапались, а большие крысы тяжело и мягко лежали на дне гнезда. Это было отвратительно. Я изнемогал от жары. Сколько времени возились у меня в ухе крысы, я не знал. Много раз волшебные стёкла загорались и меркли. Лампочка на потолке много раз наливалась калёной краснотой, сияла, гасла, и косматая папаха, висящая над моим изголовьем, продолжала цвести такой же чёрной громадной хризантемой, распространяющей запах козла. А крысы всё копошились и копошились, и с каждым часом их становилось всё больше и больше.
#советская_литература #ужас_в_русской_культуре
А дальше случилось вот что. От жары и духоты у меня в ухе завелись крысы — целое вонючее крысиное гнездо. Маленькие крысята возились и царапались, а большие крысы тяжело и мягко лежали на дне гнезда. Это было отвратительно. Я изнемогал от жары. Сколько времени возились у меня в ухе крысы, я не знал. Много раз волшебные стёкла загорались и меркли. Лампочка на потолке много раз наливалась калёной краснотой, сияла, гасла, и косматая папаха, висящая над моим изголовьем, продолжала цвести такой же чёрной громадной хризантемой, распространяющей запах козла. А крысы всё копошились и копошились, и с каждым часом их становилось всё больше и больше.
#советская_литература #ужас_в_русской_культуре
Яркая цитата революционного времени из рассказа Ефима Вихрева «Эпизоды двадцатого года». В рассказе описывается обыск буржуазных квартир — в одной хозяин оказывается коллекционером (и производителем) порнографии, в другой разыгрывается обэриутская сцена с дочками попадьи и пудрой.
Мы приступаем к работе. И странное дело: первое, что попадается под руку Насте, — это пятьдесят коробок пудры, извлеченные из комода. Пятьдесят коробок пудры. Настя выкладывает их из комода на стол. Старшая девочка, двадцатипятилетняя невеста, испуганно обращается к матери:
— Мамочка, они пудру берут...
Вторая девочка:
— Пудру?..
Третья:
— И куда им пудра?
Четвертая, обидчиво, с надутыми губками:
— Теперь такой пудры не продают...
Пятая, строго:
— Пудру мы не отдадим...
Шестая, самая маленькая, приплясывая:
— Пудлу мы не отдадим... Пудлу мы не отдадим...
Тетушка, обращаясь к Насте:
— Вот вы женщина. Когда вы были моложе, вы пудрились, а почему же им нельзя?
Настя:
— Я, милая моя, пудрилась фабричным чадом. Ты меня с собой не равняй...
Тетушка:
— Ничего, ничего. Я только спросила.
Уварыч:
— Ну, Ефим, попали мы в переплет...
Шестая девочка, продолжая приплясывать:
— Пудлу мы не отдадим... Пудлу мы не отдадим...
Все деввчки, вразнобой, наступая на нас:
— Отдайте нам пудру!
— Ну, отдайте...
— Ну, что вам в пудре?
— Ну, не берите же...
— Теперь такой пудры не продают...
— Хоть по коробочке оставьте...
— Хоть по колобоське...
Над нашими головами летает встревоженная канарейка. Девочки прыгают вокруг нас. Попадья шепчет что-то тетушке. Батюшка сидит в кресле — лиловый его подрясник скрипит. На коробках с пудрой изображены миловидные девичьи личики. Канарейка пересчитывает коробки пудры, хвастливо взмахивая крылышками: вот сколько у меня пудры! Но тут подходит к нам, протягивая дрожащую руку, долго молчавшая старуха:
— Возьмите, болезные, возьмите пудру-то... Мы, бывало, никакой пудры не знали... Нонешняя-то молодежь только и знает пудриться...
Попадья хватает старуху за рукав:
— Ты, мамаша, иди. Это дело не твое...
— Давай, Уварыч, — говорю я, — нарушим инструкцию. Пускай пудрятся.
— И то сказать: пускай пудрятся...
Девицы смотрят на нас с благодарностью. Девицы разбирают коробки и разноголосо кружатся вокруг матери.
Первая:
— Вот видишь, мамочка, и опять мы с пудрой.
Тетушка:
— Как же можно без пудры таким красоткам да таким невестам?!
Настя:
— А вот так и можно бы...
Тетушка:
— Ничего, ничего... Я только спросила...
Вторая девочка:
— Мамочка, а пудра-то опять у нас!
Третья, рассудительно:
— Да ведь она им и не нужна.
Четвертая, торжествующе, держа две коробки:
— Теперь такой пудры не продают...
Пятая:
— Пудра наша! Пудра наша!
Шестая:
— Пудла наса! Пудла наса!
Попадья строго:
— Ну и замолчите!
#советская_литература
Мы приступаем к работе. И странное дело: первое, что попадается под руку Насте, — это пятьдесят коробок пудры, извлеченные из комода. Пятьдесят коробок пудры. Настя выкладывает их из комода на стол. Старшая девочка, двадцатипятилетняя невеста, испуганно обращается к матери:
— Мамочка, они пудру берут...
Вторая девочка:
— Пудру?..
Третья:
— И куда им пудра?
Четвертая, обидчиво, с надутыми губками:
— Теперь такой пудры не продают...
Пятая, строго:
— Пудру мы не отдадим...
Шестая, самая маленькая, приплясывая:
— Пудлу мы не отдадим... Пудлу мы не отдадим...
Тетушка, обращаясь к Насте:
— Вот вы женщина. Когда вы были моложе, вы пудрились, а почему же им нельзя?
Настя:
— Я, милая моя, пудрилась фабричным чадом. Ты меня с собой не равняй...
Тетушка:
— Ничего, ничего. Я только спросила.
Уварыч:
— Ну, Ефим, попали мы в переплет...
Шестая девочка, продолжая приплясывать:
— Пудлу мы не отдадим... Пудлу мы не отдадим...
Все деввчки, вразнобой, наступая на нас:
— Отдайте нам пудру!
— Ну, отдайте...
— Ну, что вам в пудре?
— Ну, не берите же...
— Теперь такой пудры не продают...
— Хоть по коробочке оставьте...
— Хоть по колобоське...
Над нашими головами летает встревоженная канарейка. Девочки прыгают вокруг нас. Попадья шепчет что-то тетушке. Батюшка сидит в кресле — лиловый его подрясник скрипит. На коробках с пудрой изображены миловидные девичьи личики. Канарейка пересчитывает коробки пудры, хвастливо взмахивая крылышками: вот сколько у меня пудры! Но тут подходит к нам, протягивая дрожащую руку, долго молчавшая старуха:
— Возьмите, болезные, возьмите пудру-то... Мы, бывало, никакой пудры не знали... Нонешняя-то молодежь только и знает пудриться...
Попадья хватает старуху за рукав:
— Ты, мамаша, иди. Это дело не твое...
— Давай, Уварыч, — говорю я, — нарушим инструкцию. Пускай пудрятся.
— И то сказать: пускай пудрятся...
Девицы смотрят на нас с благодарностью. Девицы разбирают коробки и разноголосо кружатся вокруг матери.
Первая:
— Вот видишь, мамочка, и опять мы с пудрой.
Тетушка:
— Как же можно без пудры таким красоткам да таким невестам?!
Настя:
— А вот так и можно бы...
Тетушка:
— Ничего, ничего... Я только спросила...
Вторая девочка:
— Мамочка, а пудра-то опять у нас!
Третья, рассудительно:
— Да ведь она им и не нужна.
Четвертая, торжествующе, держа две коробки:
— Теперь такой пудры не продают...
Пятая:
— Пудра наша! Пудра наша!
Шестая:
— Пудла наса! Пудла наса!
Попадья строго:
— Ну и замолчите!
#советская_литература
Вернувшись из местной командировки в Подольск, стал разбирать сканы обложек книг из библиотеки. Внезапно наткнулся на книгу А. Бердника «Призрак идёт по земле», которая оказалась мне незнакома. На обложке книги был действительно изображен призрак, проходящий сквозь стену. Подумал, ну раз я сканировал обложку, значит, я наверняка держал ее в руках и она лежит где-то в шкафу. Стал вспоминать, когда и где я мог ее купить, в какой стопке книг она могла затеряться. После ряда проб и ошибок все же выяснил и вспомнил, что купил ее прошлой весной в букинисте на Пролетарской. На целый час эта неузнанная и забытая книга сама сделалась для меня призраком как мистическая история на излете августа.
Книга была издана в Ташкенте в 1962 году, а из аннотации можно узнать следующее:
Научно-фантастическая повесть А. Бердника рассказывает о судьбе молодого человека в франкистской Испании. В силу социальных причин герой становится на путь преступлений, попадает в тюрьму и там знакомится с французским коммунистом-ученым. После побега ему удается стать обладателем величайшего открытия и получить в руки средство, дающее возможность человеку беспрепятственно проходить сквозь твердые тела. Герой хочет использовать чужое изобретение для достижения личной власти. В столкновении с обществом раскрывается трагическая судьба новоявленного претендента в диктаторы.
#советская_литература #орпк
Книга была издана в Ташкенте в 1962 году, а из аннотации можно узнать следующее:
Научно-фантастическая повесть А. Бердника рассказывает о судьбе молодого человека в франкистской Испании. В силу социальных причин герой становится на путь преступлений, попадает в тюрьму и там знакомится с французским коммунистом-ученым. После побега ему удается стать обладателем величайшего открытия и получить в руки средство, дающее возможность человеку беспрепятственно проходить сквозь твердые тела. Герой хочет использовать чужое изобретение для достижения личной власти. В столкновении с обществом раскрывается трагическая судьба новоявленного претендента в диктаторы.
#советская_литература #орпк
Юрий Дмитриевич пошел в другой конец зоопарка, где располагался змеиный террарий. Кормили удава. Живой кролик, упираясь изо всех сил, полз сам к удаву.
— Это удав его гипнотизирует.
— А закрыл бы глаза и в сторону сиганул бы, — сказал какой-то белобрысый парень.
— Ему невыгодно, — сказал Юрий Дмитриевич. — У кролика и удава общая идеология, и это ведет к телесному слиянию... Кролику даже лестно иметь общую идеологию с удавом. Кролик перестает быть кроликом и превращается в удава... За исключением, разумеется, физиологических отходов...
«Ступени» (1966) Ф. Н. Горенштейн
#советская_литература
— Это удав его гипнотизирует.
— А закрыл бы глаза и в сторону сиганул бы, — сказал какой-то белобрысый парень.
— Ему невыгодно, — сказал Юрий Дмитриевич. — У кролика и удава общая идеология, и это ведет к телесному слиянию... Кролику даже лестно иметь общую идеологию с удавом. Кролик перестает быть кроликом и превращается в удава... За исключением, разумеется, физиологических отходов...
«Ступени» (1966) Ф. Н. Горенштейн
#советская_литература
Знаменитая фраза из моего любимого романа Горького: «Был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?», которая как мем крутится в голове главного героя на протяжении всего повествования, описывает страшную сцену смерти двух подростков, провалившихся под лед. Девочку в итоге выловили, а мальчика нет.
___
Встречу непонятно, неестественно ползла, расширяясь, темная яма, наполненная взволнованной водой, он слышал холодный плеск воды и видел две очень красные руки; растопыривая пальцы, эти руки хватались за лед на краю, лед обламывался и хрустел. Руки мелькали, точно ощипанные крылья странной птицы, между ними подпрыгивала гладкая и блестящая голова с огромными глазами на окровавленном лице; подпрыгивала, исчезала, и снова над водою трепетали маленькие, красные руки. Клим слышал хриплый вой:
— Пусти! Пусти, дура… Пусти же!
Не более пяти-шести шагов отделяло Клима от края полыньи, он круто повернулся и упал, сильно ударив локтем о лед. Лежа на животе, он смотрел, как вода, необыкновенного цвета, густая и, должно быть, очень тяжелая, похлопывала Бориса по плечам, по голове. Она отрывала руки его ото льда, играючи переплескивалась через голову его, хлестала по лицу, по глазам, все лицо Бориса дико выло, казалось даже, что и глаза его кричат: «Руку… дай руку…»
— Сейчас, сейчас, — бормотал Клим, пытаясь расстегнуть жгуче холодную пряжку ремня. — Держись, сейчас…
Был момент, когда Клим подумал — как хорошо было бы увидеть Бориса с таким искаженным, испуганным лицом, таким беспомощным и несчастным не здесь, а дома. И чтобы все видели его, каков он в эту минуту.
Но он подумал об этом сквозь испуг, стиснувший его обессиливающим холодом. С трудом отстегнув ремень ноющей рукой, он бросил его в воду, — Борис поймал конец ремня, потянул его и легко подвинул Клима по льду ближе к воде, — Клим, взвизгнув, закрыл глаза и выпустил из руки ремень. А открыв глаза, он увидел, что темнолиловая, тяжелая вода все чаще, сильнее хлопает по плечам Бориса, по его обнаженной голове и что маленькие, мокрые руки, красно поблескивая, подвигаются ближе, обламывая лед. Судорожным движением всего тела Клим отполз подальше от этих опасных рук, но, как только он отполз, руки и голова Бориса исчезли, на взволнованной воде качалась только черная каракулевая шапка, плавали свинцовые кусочки льда и вставали горбики воды, красноватые в лучах заката.
Клим глубоко, облегченно вздохнул, все это страшное продолжалось мучительно долго. Но хотя он и отупел от страха, все-таки его удивило, что Лидия только сейчас подкатилась к нему, схватила его за плечи, ударила коленом в спину и пронзительно закричала: — Где… где они?
Клим смотрел, как вода, успокаиваясь, текла в одну сторону, играя шапкой Бориса, смотрел и бормотал:
— Она его утопила… Он кричал — пусти, ругал ее. Ремень он вырвал…
Лидия, взвизгнув, упала на лед.
Лед скрипел под коньками, черные фигуры людей мчались к полынье, человек в полушубке совал в воду длинный шест и орал:
— Разойдись! Провалитесь. Тут глыбко, господа, тут машина работала, али не знаете!
Клим стал на ноги, хотел поднять Лиду, но его подшибли, он снова упал на спину, ударился затылком, усатый солдат схватил его за руку и повез по льду, крича:
— Разгоняй всех!
А мужик, размешивая шестом воду, кричал другое:
— Образованные господа, распоряжаитись, а закону не знайте…
И особенно поразил Клима чей-то серьезный, недоверчивый вопрос:
— Да — был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?
Максим Горький «Жизнь Клима Самгина. Часть первая»
#русская_культура_смерти #советская_литература
___
Встречу непонятно, неестественно ползла, расширяясь, темная яма, наполненная взволнованной водой, он слышал холодный плеск воды и видел две очень красные руки; растопыривая пальцы, эти руки хватались за лед на краю, лед обламывался и хрустел. Руки мелькали, точно ощипанные крылья странной птицы, между ними подпрыгивала гладкая и блестящая голова с огромными глазами на окровавленном лице; подпрыгивала, исчезала, и снова над водою трепетали маленькие, красные руки. Клим слышал хриплый вой:
— Пусти! Пусти, дура… Пусти же!
Не более пяти-шести шагов отделяло Клима от края полыньи, он круто повернулся и упал, сильно ударив локтем о лед. Лежа на животе, он смотрел, как вода, необыкновенного цвета, густая и, должно быть, очень тяжелая, похлопывала Бориса по плечам, по голове. Она отрывала руки его ото льда, играючи переплескивалась через голову его, хлестала по лицу, по глазам, все лицо Бориса дико выло, казалось даже, что и глаза его кричат: «Руку… дай руку…»
— Сейчас, сейчас, — бормотал Клим, пытаясь расстегнуть жгуче холодную пряжку ремня. — Держись, сейчас…
Был момент, когда Клим подумал — как хорошо было бы увидеть Бориса с таким искаженным, испуганным лицом, таким беспомощным и несчастным не здесь, а дома. И чтобы все видели его, каков он в эту минуту.
Но он подумал об этом сквозь испуг, стиснувший его обессиливающим холодом. С трудом отстегнув ремень ноющей рукой, он бросил его в воду, — Борис поймал конец ремня, потянул его и легко подвинул Клима по льду ближе к воде, — Клим, взвизгнув, закрыл глаза и выпустил из руки ремень. А открыв глаза, он увидел, что темнолиловая, тяжелая вода все чаще, сильнее хлопает по плечам Бориса, по его обнаженной голове и что маленькие, мокрые руки, красно поблескивая, подвигаются ближе, обламывая лед. Судорожным движением всего тела Клим отполз подальше от этих опасных рук, но, как только он отполз, руки и голова Бориса исчезли, на взволнованной воде качалась только черная каракулевая шапка, плавали свинцовые кусочки льда и вставали горбики воды, красноватые в лучах заката.
Клим глубоко, облегченно вздохнул, все это страшное продолжалось мучительно долго. Но хотя он и отупел от страха, все-таки его удивило, что Лидия только сейчас подкатилась к нему, схватила его за плечи, ударила коленом в спину и пронзительно закричала: — Где… где они?
Клим смотрел, как вода, успокаиваясь, текла в одну сторону, играя шапкой Бориса, смотрел и бормотал:
— Она его утопила… Он кричал — пусти, ругал ее. Ремень он вырвал…
Лидия, взвизгнув, упала на лед.
Лед скрипел под коньками, черные фигуры людей мчались к полынье, человек в полушубке совал в воду длинный шест и орал:
— Разойдись! Провалитесь. Тут глыбко, господа, тут машина работала, али не знаете!
Клим стал на ноги, хотел поднять Лиду, но его подшибли, он снова упал на спину, ударился затылком, усатый солдат схватил его за руку и повез по льду, крича:
— Разгоняй всех!
А мужик, размешивая шестом воду, кричал другое:
— Образованные господа, распоряжаитись, а закону не знайте…
И особенно поразил Клима чей-то серьезный, недоверчивый вопрос:
— Да — был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?
Максим Горький «Жизнь Клима Самгина. Часть первая»
#русская_культура_смерти #советская_литература
Любимая цитата про блиноедство из романа Горького «Жизнь Клима Самгина».
#советская_литература #русская_культура_смерти
#советская_литература #русская_культура_смерти
Из груды купленного мяса Капелов на рассвете, в холодный ноябрьский день, стал лепить человека. Правда, он торопился, и ошибки были слишком уж грубы. Но все-таки работа продвигалась. Дыхание, кровообращение, пищевод были им вставлены правильно. Он в этом был убежден. Маленькие затруднения были с печенью, но и ее он вставил в соответствующее место. Остальные органы человека, как главные, так и второстепенные, тоже были прилажены, как надо.
Но это все же был не человек. Это было нечто явно несуразное. Оно лежало на верстаке и ожидало эликсира жизни. Капелов последний раз пощупал сердце, осмотрел всю бесформенную глыбу, но больше возиться он не мог и, поддавшись бурному порыву великого творческого нетерпения, влил чудесный эликсир.
Был самый разгар делового дня. С улицы доносился грохот трамвая. Гудели автомобили. С другой стороны, по лестнице, шло почти беспрерывное движение, раздавались чьи-то громкие голоса. Вообще было очень шумно, и только благодаря этому то, что произошло, не получило скандальной огласки.
Странное существо — первый опыт Капелова — поднялось с верстака, опустило ноги-обрубки на пол и в такой позе оставалось несколько минут. Оно мало походило на человека. Многого, очень многого не рассчитал и не учел Капелов. Ему казалось, что он наделил его всем необходимым, но это было жалкое заблуждение. Это был не человек.
Неизвестно, что это было. Один глаз, вставленный Капеловым, действовал, другой не открывался. Дара речи у несчастного существа не было. Капелов забыл об этом существеннейшем свойстве человека… Это было ужасно. Бесформенное, нелепое, как первая мысль о человеке, грубая масса, из которой скульптор только будет высекать фигуру. Одна рука у него тоже не действовала. Она неподвижно прилипла к боку. Очевидно, общая масса тела придавила ее к верстаку. Зато другая рука, пообезьяньи длинная и крепкая, свисала чуть не до пола. Ноги были слоновьи по толщине.
Первое, что сделал Капелов, это он повернулся, чтобы взять нож. Но, увы, ножа вблизи не было, он куда-то сунул его в творческой суматохе.
Первое явно неудачное существо жутко вглядывалось в него единственным красным глазом. Капелов замер. Он испытывал те же самые ощущения, какие ему пришлось пережить перед убийством. Было ясно, что произойдет несчастье. От такого «человека» могут исходить только сокрушающие действия. Почему неправильный человек не ласкает, а разрушает? В самом деле, раз это несовершенный человек, то почему не в сторону хороших действий, а обязательно вредных? В этом красном глазу было нечто, похожее на красивое лицо погромщика, убившего его. Очевидно, и тот, как и этот, был несовершенным человеком.
Но что делать? Оно поднимается. Оно становится на землю. Бежать? Но бежать некуда. Надо его обезвредить. Какой ужас! Сейчас может вернуться Латун. Кроме того, это страшное существо может разбить все препараты. Оно может вырваться на улицу. Ведь кто не знает, в чем дело, тот ужаснется. Можно Представить себе, что было бы на улице, если б появилось такое человекоподобное существо. Это была бы мировая сенсация! Никогда ничего подобного еще не было.
Капелов, обессилев от ужаса, отступил к стене. Можно сказать без преувеличения, что не только он — никто еще за время существования человечества не испытывал таких ощущений, какие выпали на долю бывшего скромного служащего чайной фирмы.
Между тем существо надвигалось. Оно не стояло посредине комнаты около верстака. Оно приближалось к Капелову.
Бедняга потерял сознание. Надо благодарить природу, наделившую человека этой чудесной способностью так радикально и просто отгораживаться от крупных неприятностей. Трудно сказать, что было бы с Капеловым, если бы он не потерял сознания.
Однако он очнулся. Сознание вернулось к нему от страшного удара, полученного в голову. Капелов открыл глаза и увидел, что над ним занесена жуткая рука содеянного им страшного человека для нанесения второго удара.
Ефим Зозуля «Мастерская человеков» (1930)
#ужас_в_русской_культуре #советская_литература
Но это все же был не человек. Это было нечто явно несуразное. Оно лежало на верстаке и ожидало эликсира жизни. Капелов последний раз пощупал сердце, осмотрел всю бесформенную глыбу, но больше возиться он не мог и, поддавшись бурному порыву великого творческого нетерпения, влил чудесный эликсир.
Был самый разгар делового дня. С улицы доносился грохот трамвая. Гудели автомобили. С другой стороны, по лестнице, шло почти беспрерывное движение, раздавались чьи-то громкие голоса. Вообще было очень шумно, и только благодаря этому то, что произошло, не получило скандальной огласки.
Странное существо — первый опыт Капелова — поднялось с верстака, опустило ноги-обрубки на пол и в такой позе оставалось несколько минут. Оно мало походило на человека. Многого, очень многого не рассчитал и не учел Капелов. Ему казалось, что он наделил его всем необходимым, но это было жалкое заблуждение. Это был не человек.
Неизвестно, что это было. Один глаз, вставленный Капеловым, действовал, другой не открывался. Дара речи у несчастного существа не было. Капелов забыл об этом существеннейшем свойстве человека… Это было ужасно. Бесформенное, нелепое, как первая мысль о человеке, грубая масса, из которой скульптор только будет высекать фигуру. Одна рука у него тоже не действовала. Она неподвижно прилипла к боку. Очевидно, общая масса тела придавила ее к верстаку. Зато другая рука, пообезьяньи длинная и крепкая, свисала чуть не до пола. Ноги были слоновьи по толщине.
Первое, что сделал Капелов, это он повернулся, чтобы взять нож. Но, увы, ножа вблизи не было, он куда-то сунул его в творческой суматохе.
Первое явно неудачное существо жутко вглядывалось в него единственным красным глазом. Капелов замер. Он испытывал те же самые ощущения, какие ему пришлось пережить перед убийством. Было ясно, что произойдет несчастье. От такого «человека» могут исходить только сокрушающие действия. Почему неправильный человек не ласкает, а разрушает? В самом деле, раз это несовершенный человек, то почему не в сторону хороших действий, а обязательно вредных? В этом красном глазу было нечто, похожее на красивое лицо погромщика, убившего его. Очевидно, и тот, как и этот, был несовершенным человеком.
Но что делать? Оно поднимается. Оно становится на землю. Бежать? Но бежать некуда. Надо его обезвредить. Какой ужас! Сейчас может вернуться Латун. Кроме того, это страшное существо может разбить все препараты. Оно может вырваться на улицу. Ведь кто не знает, в чем дело, тот ужаснется. Можно Представить себе, что было бы на улице, если б появилось такое человекоподобное существо. Это была бы мировая сенсация! Никогда ничего подобного еще не было.
Капелов, обессилев от ужаса, отступил к стене. Можно сказать без преувеличения, что не только он — никто еще за время существования человечества не испытывал таких ощущений, какие выпали на долю бывшего скромного служащего чайной фирмы.
Между тем существо надвигалось. Оно не стояло посредине комнаты около верстака. Оно приближалось к Капелову.
Бедняга потерял сознание. Надо благодарить природу, наделившую человека этой чудесной способностью так радикально и просто отгораживаться от крупных неприятностей. Трудно сказать, что было бы с Капеловым, если бы он не потерял сознания.
Однако он очнулся. Сознание вернулось к нему от страшного удара, полученного в голову. Капелов открыл глаза и увидел, что над ним занесена жуткая рука содеянного им страшного человека для нанесения второго удара.
Ефим Зозуля «Мастерская человеков» (1930)
#ужас_в_русской_культуре #советская_литература
Советская литература имеет множество глубинных пластов, малоизвестных современному читателю. Среди забытых региональных изданий зачастую можно встретить книги, которые могут удивить своим содержанием. Одним из таких направлений является то, что я в своих текстах и публичных выступлениях отношу к советской готической литературе.
В этих книгах мир поделен на неустанную борьбу света и тьмы, где соцреализм преодолевает хтоническое зло. Одним из таких примечательнейших текстов является повесть волгоградского писателя Александра Михайловича Шейнина (1913–1987) — «Вурдалак из Заозерного» (1966).
В этой небольшой повести мы можем увидеть все элементы мистического рассказа — вернувшегося с того света мертвеца, иррационального кровососа, множество предзнаменований прорывающейся в мир тьмы. Есть в повести и безумный старик, напоминающий Ренфилда, с длинными ногтями и воплями о крови.
Детективное содержание не должно вводить читателя в заблуждение. Сцены с описанием зла, которое причинили фашисты и коллаборационисты, возвращаются в шестидесятые уже не как живая и страшная история войны, а как отголосок проникновения в мир истинного зла.
Также стоит обратить внимание на небольшой детективный рассказ «Зеленый прутик», посвященный убийству кассирши и мрачному обнаружению ее тела.
https://orpk.org/books/83
#советская_литература #советская_готика #ужас_в_русской_культуре
В этих книгах мир поделен на неустанную борьбу света и тьмы, где соцреализм преодолевает хтоническое зло. Одним из таких примечательнейших текстов является повесть волгоградского писателя Александра Михайловича Шейнина (1913–1987) — «Вурдалак из Заозерного» (1966).
В этой небольшой повести мы можем увидеть все элементы мистического рассказа — вернувшегося с того света мертвеца, иррационального кровососа, множество предзнаменований прорывающейся в мир тьмы. Есть в повести и безумный старик, напоминающий Ренфилда, с длинными ногтями и воплями о крови.
Детективное содержание не должно вводить читателя в заблуждение. Сцены с описанием зла, которое причинили фашисты и коллаборационисты, возвращаются в шестидесятые уже не как живая и страшная история войны, а как отголосок проникновения в мир истинного зла.
Также стоит обратить внимание на небольшой детективный рассказ «Зеленый прутик», посвященный убийству кассирши и мрачному обнаружению ее тела.
https://orpk.org/books/83
#советская_литература #советская_готика #ужас_в_русской_культуре
Бдительный следователь и обнаружение фрагментов детского тела в печке.
Цитата из редкого владивостоксого издания о работниках милиции.
Марченко, Павел Федосеевич. Люди в синих шинелях : [Очерки] / П. Ф. Марченко, В. С. Куцый. — Владивосток : Примор. кн. изд-во, 1959. — 155 с.; 17 см.
#советская_литература #ужас_в_русской_культуре
Цитата из редкого владивостоксого издания о работниках милиции.
Марченко, Павел Федосеевич. Люди в синих шинелях : [Очерки] / П. Ф. Марченко, В. С. Куцый. — Владивосток : Примор. кн. изд-во, 1959. — 155 с.; 17 см.
#советская_литература #ужас_в_русской_культуре
Т. С. отсканировал очередную книгу из моей антисектантской коллекции, повесть Ю. Д. Полухина «Омут». В этом небольшом тексте есть множество элементов, достойных внимания.
По сюжету девушка Нина уезжает из Москвы после смерти матери и отправляется в Сибирь. Там у далеких родственников она попадает в паутину, расставленную для нее сектантами пятидесятниками. В книге зло сектантов описано жестко и реалистично, особенно впечатляет сцена массовой галлюцинации на одной из сектантских встреч, где из-за горизонта поднимается огромный страшный глаз неведомого божества. Сцена написана в лучших традициях литературы ужаса и лавкрафтовской мифологии.
Отдельно стоит упомянуть, что в Москве Нина жила в Филях, районе, где живу я сам и который очень люблю. Именно там, возможно где-то недалеко от моего дома, Нина, купаясь в реке, переживает страшный опыт и едва не тонет. Описания прекрасного летнего дня и нежности сменяются неумолимой волей воды, беспощадно влекущей девушку на дно. Омут!
Одно время я был очень увлечен темой утопленников и отражением в культуре их образа. Тогда же Влад Добровольский предложил мне прочесть какой-нибудь свой текст и я выбрал именно эту тему. Все повествование состояло из выдержек смертей на воде и лишь эпиграф и послесловие были цитатами. Для эпиграфа я взял именно эту сцену с Ниной и ее страшным опытом.
Скачать книгу можно на сайте ОРПК
Послушать то выступление здесь
#советская_литература #ужас_в_русской_культуре
По сюжету девушка Нина уезжает из Москвы после смерти матери и отправляется в Сибирь. Там у далеких родственников она попадает в паутину, расставленную для нее сектантами пятидесятниками. В книге зло сектантов описано жестко и реалистично, особенно впечатляет сцена массовой галлюцинации на одной из сектантских встреч, где из-за горизонта поднимается огромный страшный глаз неведомого божества. Сцена написана в лучших традициях литературы ужаса и лавкрафтовской мифологии.
Отдельно стоит упомянуть, что в Москве Нина жила в Филях, районе, где живу я сам и который очень люблю. Именно там, возможно где-то недалеко от моего дома, Нина, купаясь в реке, переживает страшный опыт и едва не тонет. Описания прекрасного летнего дня и нежности сменяются неумолимой волей воды, беспощадно влекущей девушку на дно. Омут!
Одно время я был очень увлечен темой утопленников и отражением в культуре их образа. Тогда же Влад Добровольский предложил мне прочесть какой-нибудь свой текст и я выбрал именно эту тему. Все повествование состояло из выдержек смертей на воде и лишь эпиграф и послесловие были цитатами. Для эпиграфа я взял именно эту сцену с Ниной и ее страшным опытом.
Скачать книгу можно на сайте ОРПК
Послушать то выступление здесь
#советская_литература #ужас_в_русской_культуре